New Circle of Life (джен)

Всё происходило именно в этот солнечный день. День как день. Ничто не предвещало беды, но кто мог знать, что сегодня начнётся чёрная полоса в жизни королевства Муфасы? Беда — как лев-аутсайдер, приходит внезапно. События развивались быстро и по плану, как и желал Шрам, коварный брат Муфасы. Он был уверен, что свидетелей нет и быть не может — этот план он готовил уже давно. Ему было на кого положиться.

Из ущелья, пересекавшего обширные владения Муфасы, доносился странный гул, а над самим ущельем поднимались в воздух клубы пыли. Со Скалы Предков можно было заметить лишь тёмное облако, а рядом с ущельем дрожала земля, подпрыгивали мелкие камушки и тряслись редкие мелкие кустарники. Тому, кто мог бы всё это наблюдать, стало бы понятно, что это именно за звук и откуда поднималась клубами рыже-бурая пыль. С огромного пастбища в ущелье быстро стекало, словно поток грязной воды, стадо антилоп. А там в это время разворачивалась настоящая драма. Огромное стадо рогатых животных оббегало маленькое деревце, в результате чего оно было похоже на камень, который обтекала разбухшая в половодье река. На этом деревце застыл в ужасе маленький львёнок, отчаянно цепляясь лапками за дрожавшую от грохота копыт массу. Среди грохота раздался отчаянный рёв:

— Держись, Симба! Я иду!

Львёнок, чьи глаза были расширены в безумном страхе, обернулся на звук. Но ничего не было видно в плотной завесе пыли, только мелькали по бокам дерева мчащиеся антилопы. Поднятый стадом ветер трепал шерсть львёнка, пыль порошила глаза. В ожидании обладателя голоса малыш лишь крепче вцепился в деревце, сгорбившись и зажмурившись. Через мгновение от выступа отделилась крупная светлая фигура и через несколько минут показалась уже внизу. Это и был король Муфаса, который примчался сюда спасать именно этого львёнка — своего сына Симбу, своего наследника.

Грохот копыт бегущего стада, слившийся в невообразимый гул, заглушил крик Муфасы. Симба в ожидании отца приоткрыл один глаз и увидел недалеко от себя большое светлое пятно. Через несколько мгновений одна из антилоп врезалась в дерево. Раздался треск, затем отчаянный вопль львёнка — Симба по инерции подлетел в воздух. Маленькое тельце, крутясь и извиваясь, описало в воздухе дугу, затем стало неуклонно падать на землю. Видя это, Муфаса в несколько рывков преодолел разделявшее его и сынишку расстояние и, подпрыгнув, схватил Симбу пастью. Крепко, но осторожно сжимая львёнка, он устремился было обратно к каменной стене, но тут Муфасу сбил на землю мощный удар.

Симба вылетел из пасти отца и откатился в сторону. Львёнок, оказавшись в пределах досягаемости, сжался от ужаса, каждую секунду ожидая страшную смерть под копытами антилоп. Любая из них могла наступить на него, пнуть, раздавить, смертельно изувечить. Еле слышный в этой какофонии, вырвался из маленькой пасти писк — Симба звал отца. Муфаса потряс головой и осмотрелся по сторонам в поисках сына. Глаза слезились от боли, сухая земля гудела и дрожала под ним. «Нет!» — мелькнуло в голове, но тут он увидел светлое пятнышко посреди клубов пыли и прочего хаоса и метнулся туда. Вновь ухватив сына за загривок, Муфаса чудом проскользнул к стене ущелья и прижался к нему боком. Опустив сына наземь, он прикрыл его своей огромной лапой.

— Ты цел? — прокричал Муфаса, наклонившись к нему.

Симба что-то прокричал, но отец не услышал из-за громкого мычания антилоп.

Всё это время сверху за мечущимся Муфасой наблюдали два горящих и больших зелёных глаза, которые принадлежали его единокровному брату Шраму. Худощавый лев с рыже-коричневой шерстью и красивой иссиня-чёрной гривой внимательно следил за братом и племянником, ожидая нужного момента. Пока гиены сделали всё правильно, только старший брат и его сын чудом ещё живы. Каждый удар сердца Шрама приближал развязку, но он сам опасался её отдаления. Хотя, если что, он всегда может вмешаться сам…

— Потерпи, малыш, сейчас выберемся!

Снова ухватив Симбу за шкирку, Муфаса собрался с силами и быстро пробежал сквозь тёмный, стремительно несущийся поток. До этого Муфаса увидел небольшой выступ на другой стороне ущелья, на который он мог бы взобраться вместе с сыном. Оказавшись там, Муфаса поднял Симбу на край выступа. Там львёнок находился пусть и не в полной, но всё же в безопасности. Но едва Король оставил сына, как быстро исчез среди бушующего потока. Раздался короткий рёв боли, и стадо поглотило Муфасу.

— Папа! — выкрикнул львёнок, дрожа от ужаса.

Конечно, ответа не последовало! Встревоженный взгляд Симбы метался по сторонам, пытаясь выхватить что-либо из творящегося безумия. Вдруг мелькнёт огромное светлое пятно, и самый близкий ему лев окажется перед ним. Но отца всё не было… Время улетало со стремительным биением маленького сердечка…

И вдруг…

Это случилось! С громким рычанием Муфаса возник посреди бегущего стада и, выпрыгнув, уцепился мощными лапами за каменную стену. Симба подпрыгнул от радости и стал следить за Муфасой, который тем временем карабкался по стене ущелья вверх. Но с каждым мгновением Королю было всё сложнее подниматься по каменной вертикали. Когти могучих лап с силой цеплялись за тёмно-коричневую твердь, вниз падали мелкие камушки. А до края обрыва оставалось немного. Наверху сидел Шрам и внимательно следил за усилиями Муфасы. Тот уже из последних сил карабкался по отвесной стене. В любой момент он мог сорваться и упасть с большой высоты прямо под копыта антилоп. Шрам не без страха смотрел на брата, на щеке которого темнели несколько ссадин, а правая передняя лапа была рассечена ударом.

— Шрам! — в отчаянии взмолился измученный подъёмом Муфаса, с мольбой глядя на брата. — Брат! Помоги!

Несколько мгновений черногривый лев сидел, даже не пошевелившись. Помочь? Какое бесполезное слово! Помочь с другой целью. С этой мыслью Шрам резко впился когтями передних лап в передние лапы брата, уже приблизившиеся к самому верху обрыва.

Муфаса взревел от резкой боли, но приготовился к тому, что брат его сейчас вытащит. Но что-то было не так — когти Муфасы ещё соскользнули вниз. Вдруг он всё понял, едва увидев взгляд горящих ненавистью зелёных глаз Шрама. В них не было ни блеска тревоги. Только торжество и предвкушение победы. Шрам, приблизив к Муфасе свою морду, украшенную шрамом, пересекавшим левый глаз, и злобно прошипел:

— Да здравствует Король!

Вслед за этими словами последовало резкое движение — и несчастный Муфаса полетел вниз, прямо в несущееся под ним стадо. Тело его страшно изгибалось в воздухе, густая грива обвила голову, а воздух сверлил дикий рёв падающего Короля, смешиваясь с отчаянным криком находившегося внизу Симбы:

— НЕ-Е-Е-ЕТ!!!

Шрам не услышал звука упавшего тела. Лишь крик звучал в собственных ушах. Но этого было достаточно. И Шрам медленно улыбнулся, но это была улыбка жестокости победителя. Он увидел, как Муфаса исчез посреди антилоп.

…Еще долго в воздухе летала пыль, постепенно оседая на дно ущелья. Симба осторожно спустился вниз, когда стадо уже пробежало. Львёнок встревоженно оглядывался по сторонам, готовый в случае опасности снова бежать, и изредка кашлял от пыли. В его голове стучала лишь одна мысль — отец!

— Папа! — позвал Симба, вглядываясь в завешенный пылью воздух.

Ответа не последовало. Сзади раздался громкий звук, Симба резко обернулся и увидел отставшую от стада антилопу. Животное резво проскакало по дну ущелья и вскоре исчезло в пыли. Но Симбе сейчас было не до этого — проследив за бегом антилопы, он увидел то, что его тревожило больше всего на свете.

— Папа!

Симба с радостным вскриком побежал к огромной фигуре, неподвижно лежавшей на земле. В нескольких метрах от Муфасы Симба остановился и присмотрелся к нему. Радостная улыбка львёнка постепенно сменилась выражением недоумения — огромный лев лежал совершенно неподвижно, глаза его были закрыты.

— Папа! — ближе подошёл к отцу Симба, затем начал толкать его лапками. — Пап, вставай

Никакой реакции.

— Ну, вставай же! — тормошил Симба не подававшего признаков жизни Муфасу. — Идём домой!

Львёнок быстро оббежал крупную голову Муфасы и, ухватив за ухо, потянул на себя. Голова льва лишь безжизненно откинулась. Ещё несколько мгновений Симба смотрел на недвижимого отца — и понял, что произошло непоправимое.

— Эй! — Тоненький панический голос львёнка разнёсся по ущелью. Эхо несколько раз печально подхватило этот звук.

— Кто-нибудь! — Львёнок отбежал от отца и осмотрелся — не идёт ли кто на помощь? Но лишь подхватывало панический крик эхо, равнодушно передразнивая Симбу.

— Помогите! — уже безнадёжно прошептал львёнок. Из глаз потекли слёзы. Он понял, что его папа уже не встанет. Больше его некому защитить, некому с ним играть и учить…

Симба, всхлипывая, подошёл к телу отца и подлез под его огромную лапу. На малыша всё тяжелее наваливалось понимание случившегося. Мир разом раскрошился на осколки, и в голове билось острое — это из-за тебя! Симба прятался под ещё тёплой отцовской лапой, будто защищаясь от наваливающегося чувства вины. Не окажись он здесь, отец бы не пришёл сюда. Ну, хоть какая-нибудь надежда!

Со стороны было похоже, что Муфаса спит, обняв маленького сына, и только Симба знал, что на самом деле произошло с отцом. Только он и тот, чьи очертания стали появляться из пыли.

— Симба… — послышался тихий голос дяди.

Львёнок высунулся из-под могучей лапы отца. Глаза его были полны слёз.

— Что ты наделал? — театральным шёпотом спросил Шрам.

— Там… там было стадо… Он… спасал меня… Я… я не хотел этого! — всхлипывая, зачастил Симба. Слёзы пролились рядом с телом Муфасы.

— Нет, нет! — с фальшивым сочувствием произнёс дядя. — Конечно же, никто этого не хотел! Но — Король умер.

Последние два слова ударили львёнка по голове, словно камень. Нет, не может быть… Слабые зачатки надежды мгновенно увяли.

— А если бы не ты, — продолжал Шрам, — он сейчас был бы жив.

Слова могут бить сильнее камней, царапать больнее когтей. Ум маленького Симбы прощупывал услышанное. Да, всё так и есть. Да, из-за Симбы Муфаса оказался здесь. И расстался с жизнью — тоже.

— Что же мне делать? — всхлипнул Симба.

— Бежать, Симба! — прорычал Шрам. — Беги — и никогда не возвращайся!

По-прежнему всхлипывая, львёнок зигзагами побежал по дну ущелья. Шрам равнодушно следил за убегавшим племянником. Очень быстро он растворился в пыльном тумане, всхлипывания затихли. Тут сзади к нему подошли три гиены, им Шрам и отдал приказ. Всего одно слово:

— Убить!

С рычанием тройка гиен сорвалась с места и устремилась за Симбой. А Шрам удовлетворённо выдохнул. Главные проблемы решились, а до Симбы теперь не было никакого дела, как и любви к нему с его рождения. Шрам опять вздохнул с фальшивым сочувствием и посмотрел на изувеченное тело брата.

— Видишь, Муфаса — побеждает не сильнейший, а умный. Думаю, ты это усвоил, — тихо и со злостью произнёс черногривый лев. — Я тебе и раньше говорил это. Радостной тебе встречи с сыном!

Вскоре вернулись Банзай, Эд и Шензи с сообщением о том, что они расправились с Симбой. Всё это время Шрам, наслаждаясь своей победой, с плохо скрываемым торжеством смотрел на брата. На слова гиен лишь коротко кивнул и велел:

— Идёмте на Скалу. Шензи, зови гиен.

Гиены пошли вслед за львом. Наверху Шензи помчалась в другую сторону. Едва они оказались недалеко от ущелья, как медленно и тяжело расширилась в неглубоком вдохе массивная грудь Муфасы. Пыльный воздух рассёк тихий стон… Вскоре над Прайдлендом Муфасы нависла огромная серая туча. С неба хлынул ливень, и львицы, узнавшие о случившемся от Шрама, говорили одно и то же — даже природа, казалось, оплакивала Муфасу. По дну ущелья текли ручьи, косые струи дождя падали на массивное тело льва. В чувство Муфаса больше не приходил. Но по-прежнему в его широкой груди билось сердце, отказываясь останавливаться, и он очень слабо дышал, но дышал назло судьбе.

Когда ливень закончился, уже наступил вечер. Солнце величаво плыло над горизонтом. Саванна, омытая освежающим ливнем, дивно посвежела. Но никого из животных не было в округе — обитатели земель узнавали о случившемся и впадали в ужас. Лишь редкие гну или чороа сновали вдалеке, а по самому ущелью, где разыгралась драма, проходили три льва. Двое из них были молодыми, а третий — существенно старше них. Они были крупными и здоровыми, но, судя по выступающим под шкурой рёбрам, давно не ели как следует. Вся троица о чём-то довольно мирно спорила под чавканье грязи под их лапами.

— Я же говорил, что там нет ничего, — проворчал один молодой лев. — Какой смысл был сюда тащиться? Грязные, как…

— Заткнись, Кибури! — оборвал его старший. — Можно подумать, ты что-то сделал!

— Я хоть что-то искал, Зунгу! — взвился тот, кого звали Кибури. — Кто виноват, что нам нужно для пропитания так далеко забираться?

— Так, тихо все! — рявкнул Джуви, третий лев. — Я что-то вижу.

— Где? — повернулся к нему Зунгу.

— Вон там! — Джуви указал в сторону какой-то тёмной массы. Все трое устремились туда, и Зунгу, оказавшись рядом, с удивлением воскликнул:

— Это же лев!

— Вижу, что не зебра! — ощерился Кибури. — Что с ним?

Джуви внимательно пригляделся к Муфасе — а это был именно он — и протянул:

— Судя по всему, здесь произошло что-то серьёзное. Ты посмотри на этого льва. Его либо били, либо топтали, вон кровь из носа!

Зунгу подошёл к Муфасе и положил лапу на его мускулистую шею. Подушечки сквозь вымоченную ливнем гриву ощутили тепло и очень слабое дыхание.

— Эй, ребята, он живой вообще-то!

Джуви и Кибури удивились. Тут где-то вдалеке раздался грохот и странный гул. Все трое навострили уши и вытянулись, затем Кибури произнёс:

— Ребята, помните, мы видели по пути сюда плотину?

— Да, а что? — спросил Зунгу.

— То, что там воды уже было по самый край ещё до ливня, брёвна трещали и падали! — ответил Джуви. — Она долго не продержится в таком случае.

Несколько секунд львы помолчали, затем Зунгу распорядился:

— Так, давайте-ка, хватаем этого, — и указал на Муфасу, — и как можно быстрее топаем отсюда. Если плотину прорвёт — нас смоет, нам всем конец!

Кибури с Джуви с помощью Зунгу аккуратно подняли бесчувственного Муфасу к себе на спины и со всей возможной осторожностью, но быстрыми шагами двинулись дальше по ущелью. Они шли не так долго, до заката солнца, периодически меняясь при несении массивного Муфасы — от голода и усталости они ослабели. И именно в этот момент далеко от группы плотина, сдерживавшая натиск гигантской массы воды, не выдержала.

Сначала совсем недолго — будто молния сверкнула — стояла звенящая тишина, которая была настолько плотной, что казалась осязаемой. Затем раздался жуткий треск, за которым последовал раскатистый грохот — точно удар грома. Плотина, которая состояла из наваленных в беспорядке друг на друга брёвен, уже не в силах была сдержать давление гигантского объёма воды. Сначала сверху покатились несколько брёвен, которые были мокрыми — вода доходила до самого верха ещё перед ливнем. Через несколько мгновений уже вся громада не выдержала, мощный натиск победил, и невообразимые тонны воды буквально разнесли плотину из брёвен на части — налетела буря. Моментально ущелье стала заполняться и между скалистыми стенами понеслась гигантская смертоносная стена — поток грязной воды, несущий массивные брёвна, комья земли и грязи, клочья травы. Зунгу, быстро идущий с остальными львами, обернулся через плечо.

— Зунгу, не останавливайся! — окрикнул его Кибури. — Надо торопиться!

— А я, можно подумать, на месте стою! — вызверился Зунгу. — Не хочу, чтобы нас накрыло.

— Да вроде далеко ещё, — ответил Кибури.

— Далеко-то далеко, — вздохнул Джуви, — но поторопиться надо. Мы не налегке!

Последние слова Джуви заглушил грохот. Львы, несущие на спинах Муфасу, продолжали идти по ущелью. Каменные стены постепенно становились ниже, а вдалеке, между ними открывался просвет. В просвете между обрывами виднелось вечернее небо, ещё заливаемое солнечным сиянием. Увидев, что стены ущелья постепенно расступаются, львы прибавили шагу. Джуви сглотнул и услышал глухое бурчание в животе у Кибури — львы были голодны. «Где бы еду найти…» — мечтательно подумал он, когда наткнулся взглядом на труп антилопы, с переломанными ногами и покрытый песком и пылью. Короткий грохот сменился постепенно нарастающим гулом. Становясь громче, он подгонял львов. В какой-то момент Зунгу обернулся и увидел это. Прямо на них неслась стена воды. Волны вздымались одна на другую, и эта громада, несущая смерть, неумолимо приближалась.

— Бежим! — взревел Зунгу.

Кибури с Джуви быстро, насколько им позволяло каменно-тяжёлое тело Муфасы на их спинах, направились к просвету. Расстояние между ними и спасением сокращалось, но намного медленнее расстояния между львами и потоком мутной воды. Смерть настигала их, и тут Кибури увидел впереди, с левой стороны, подъём из ущелья — рядом со львами, но далеко от просвета.

— Эй, ребята, туда! — он указал лапой в эту сторону, где они могли спастись.

Львы со всей возможной скоростью направились туда. Но вода неслась за ними гораздо быстрее, и в результате львы не успели взбежать на самый верх. На этом уклоне удар воды был не таким сильным, но всё же ощутимым. Сильным ударом холодной и мутной массы всех четверых сбило с лап. Кибури и Джуви, напрягая все силы, смогли выбраться на сушу, а вот Муфасе и Зунгу повезло меньше — обоих унесло бушующим потоком.

— Нет! — взревел Кибури. — Зунгу!

Он и Джуви бросились по уклону параллельно потоку. Громадная масса грязной воды, несущая брёвна и несколько тел антилоп, продолжала с шумом нестись по ущелью. Остановившись, Кибури и Джуви осмотрелись в поисках Зунгу и Муфасы. Но повсюду бушевала вода, и увидеть что-либо было невозможно — поток был быстрее скорости бегущих львов.

— Кибури! — внезапно раздался откуда-то издалека голос. — Джуви!

— Где они? — подскочил Кибури.

— Не вижу! — дрожащим голосом простонал Джуви. Он с напряжением вглядывался в могучую бурлящую воду и сгущающийся мрак надвигающейся ночи.

— Вон они! — вдруг куда-то указал лапой Кибури.

Джуви проследил за лапой льва и кое-что увидел. Подъём был широким, но на смену ему снова приходила скалистая стена. Из воды высовывалась лапа льва, судорожно цеплявшаяся когтями за камни, а недалеко от неё высовывалась голова Зунгу, отфыркивающегося от попадавшей в нос грязной воды.

— Держись, Зунгу! — крикнул ему Кибури.

— Помогите, ребята! — проревел Зунгу, которого вода в любой момент могла оторвать от скалы и унести неизвестно куда.

Кибури мгновенно бросился в воду. Работая лапами, он быстро поплыл к Зунгу и увидел, что тот, держась одной лапой за каменную стену, обхватывает поперёк тела Муфасу второй лапой. Зунгу, напрягаясь из последних сил, удерживался когтями за камень и в то же время опасался отпустить бесчувственного Муфасу. В отчаянии он и в его бок вцепился когтями, а они вонзились в тело. Поток вырывал Муфасу из захвата Зунгу, когти глубже погружались в живот льва.

— Эй, держись, Зунгу, и этого держи! — выкрикнул Джуви, но закончить не успел — скребнув когтями по камню, лапа исчезла в потоке воды.

Несколько раз мелькнули в воде крупные тела львов, затем исчезли. Кибури и Джуви, недолго думая, быстро поплыли по течению образовавшейся реки, пытаясь обнаружить пропавших львов. Вода заливалась им в носы и глотки. Джуви опередил Кибури, отплыв вперёд на полтора десятка ярдов. В темноте Кибури не заметил сбоку бревна, и оно с силой ударило его в плечо. Он скрылся в толще воды.

Тут Джуви услышал нарастающий гул, затем оба льва увидели, что течение потока резко обрывается прямо в просвете. Дальше было видно лишь небо, но земля в поле зрения не попадала. В уши попала вода, но сквозь неё Джуви различил мощный грохот. И он понял, что это был за просвет — ущелье резко обрывалось, и поток, резко ускоряясь, огромным водопадом низвергался вниз с неизвестно какой высоты. Поток отнёс всех четверых от скалистой стены, подплыть и ухватиться не было никакой возможности. Джуви понял, что это — смерть, и приготовился к встрече с ней. Через несколько мгновений он услышал крик вынырнувшего Кибури, который тоже понял размеры грядущего препятствия:

— Джуви, вон они! Они же погибнут!

Джуви всмотрелся вперёд — и вовремя, чтобы увидеть, как Муфаса и Зунгу исчезают за краем обрыва. Джуви с Кибури быстро заработали лапами, пытаясь доплыть до каменной стены, но всё было напрасно. Стихия воды была намного сильнее, и через несколько мгновений оба льва последовали за друзьями по несчастью. Джуви не мог сказать, сколько длилось для него падение — в ожидании смерти он наслаждался последними, как был уверен, ударами своего сердца, — и закончилось потрясающей силы ударом о воду. Крупное тело льва пронзила боль, и свет померк.

* * *

Открыв глаза, Джуви сразу закашлялся, освобождая от воды лёгкие. Он лежал на сыром песке, недалеко от воды. Всё тело мигом наполнилось болью, заставив Джуви застонать. Он медленно и осторожно — опасаясь переломов — приподнялся и осмотрелся по сторонам. Он был окружён травой, мокрой, грязной, пригнутой к земле. Уже наступила ночь — на небе серебрились точечки звёзд, их беспорядочный разброс окружал желтоватый полумесяц. Дул лёгкий ветерок, холодя мокрую шерсть и гриву Джуви. Он моргнул несколько раз — в глаза попала вода, смешанная с землёй. Джуви протёр лапой морду.

— Джуви! — услышал он слабый оклик.

Обернулся. Двинулся на зов. Сделав несколько шагов, наткнулся на Кибури. Он, как видно, тоже только что очнулся.

— Ты в порядке? — хрипло спросил он у Кибури.

— Да, — ответил Кибури, поднялся и закашлялся. — Ты цел, брат?

Джуви кивнул, затем снова осмотрелся и увидел, что кое-кого не хватает.

— А где Зунгу? — спросил он. — И этот тяжёлый здоровяк?

— Их нет? — испугался Кибури и со стоном поднялся.

— Не знаю, — покачал головой Джуви. — Я только тебя нашёл, никого больше не видел.

— О нет! — потряс головой Кибури. — Надо найти их, вроде вся вода уже пронеслась.

— Зунгу! — позвал Джуви. — Зунгу, брат, ты где?

— Зунгу! — присоединился к брату Кибури. — Отзовись!

Но никто не откликался. Не раздавались стоны, никто не звал на помощь. Лишь слабо шелестела на ветру трава да где-то вдалеке раздавалось визгливое похохатывание гиен. Братья испугались за Зунгу.

— Похоже, что нас унесло далеко, — резюмировал Кибури, пытаясь задавить нарастающую тревогу — Зунгу приходился ему и Джуви старшим братом.

— Могло и убить, — буркнул Джуви.

Кибури ничего не ответил, лишь кивнул в знак согласия.

— Идём, — велел Джуви. — Надо найти Зунгу. Можешь идти?

Снова кивок в ответ.

Довольно долгое время они шли вдоль по берегу реки, которая протекала как раз под тем местом, с которого низвергнулась вода из-за плотины. Но то место и львов разделяло уже немало миль. Река, получившая в своё русло огромное пополнение, ещё не вошла в свои берега и довольно быстро текла. Мутные волны касались тянувшихся вдоль широкой ленты кустарников. Львы шли, наступая на многочисленные щепки и сломанные ветки. Под лапами чавкала грязь, изредка в звонкие противные звуки вплеталось бурчание в пустых желудках львов. Изредка они звали Зунгу, заглядывали под кустарники, за валуны…

— Боги, где же Зунгу?! — едва не взвыл Джуви, когда они взглянули на восток, на наливающееся предрассветной бледностью небо.

Когда ночная темень начала рассеиваться, братья нашли Зунгу. Возле небольшого дерева, наполовину в воде и наполовину на земле, лежало крупное тело льва. Кибури и Джуви бросились к нему.

— Зунгу! — подбежав к лежащему на боку льву, выкрикнул Джуви. — Зунгу, ты слышишь? Очнись!

Зунгу не реагировал. Кибури и Джуви оттащили его тяжёлое тело от реки и осторожно перевернули на спину. Кибури протянул было лапу к его шее, чтобы проверить пульс, как Зунгу закашлялся. Из пасти на землю хлынула вода, он перевернулся на живот, чтобы было легче дышать. Придя в себя, он поднялся и повернулся к братьям:

— Вы живы…

— Живы, живы, брат, — закивал Кибури и вместе с Джуви ткнулся головой в шею брата. — Долго тебя не могли найти.

— Я сильно ударился о воду, — сообщил Зунгу. — Сначала хотел было ухватить этого здоровяка, но не успел — тьма вокруг…

Он осмотрелся по сторонам, вспомнив о Муфасе.

— Кстати, а где тот лев, которого мы нашли? — спросил он, повернувшись к Кибури и Джуви.

Оба льва промолчали, они сами не знали, куда Муфаса исчез. Зунгу переспросил:

— Где он, ребята?

— Мы его видели недалеко от тебя перед падением, — ответил Кибури. — Ты же вроде его пытался вытащить.

— А ты думаешь, у меня получилось? — огрызнулся Зунгу и снова закашлялся. — Сам бы попробовал его в таком потоке поймать!

— Он, может быть, погиб! — взвился Кибури. — Где теперь его искать?

— Там самим бы спастись… — обронил Джуви, за что получил толчок от Зунгу.

— Да, бросить его, израненного, тонуть! Умно, Джуви, умно!

Джуви поморщился и не ответил.

— Давайте его поищем, — предложил Кибури. — Может, найдём хоть немного еды. Я видел, как тем потоком несло мёртвых антилоп…

Понемногу оправляясь от случившегося и радуясь, что избежали смерти, братья двинулись вдоль реки. Все трое были измотаны опасным приключением, их тела болели, лапы ныли от усталости. Они вяло переговаривались, гадая, куда могло унести их бесчувственного попутчика. Зунгу, пытавшийся спасти Муфасу, с каждым шагом терял веру в то, что незнакомец мог выжить. Он ни разу не приходил в сознание, пока они его несли, даже в воде не очнулся. Наверняка он, будучи беспомощным, утонул…

— Там что-то лежит, — сказал Джуви, когда они ушли от места встречи далеко, когда небосвод на востоке начал золотиться солнцем.

На мгновение Зунгу подумал, что они нашли раненого льва, но тут Джуви ускорил шаг. В рассеивающейся темноте он различил очертания мёртвой антилопы, лежавшей животом на большом камне. Она была вся в грязи и вырванной потоком тине, одна из ног была сломана. Братья стащили антилопу с камня и, отбросив брезгливость, быстро съели половину.

— Чувствую себя гиеной, — пробурчал Джуви, жуя холодное мясо вместе с частицами меха и скрипящей на зубах землёй.

* * *

Муфасу всю ночь несло течением в неизвестном направлении. Была уже глубокая ночь, когда преданный братом лев пришёл в себя совсем ненадолго. Открыв глаза, Муфаса сразу почувствовал сильную боль во всём теле и застонал. Он не мог даже пошевелить лапой — настолько он был слаб. Он лежал грудью на бревне и чувствовал, что соскальзывает. Кое-как Муфаса поднял голову и напряг силы, чтобы подтянуться. Тело вновь пронзила боль, настолько сильная, что даже после слабых попыток выбраться из воды он потерял сознание. Очнулся уже на рассвете, в воде. Бревно, за которое он цеплялся, врезалось в другое. Толчок сбросил Муфасу в холодную воду, и он пришёл в себя. Лапы инстинктивно дёрнулись, чтобы уцепиться за бревно, но оно было уже далеко, а сил у Муфасы не было. Проклятая боль опять накрыла его.

«Давай, выбирайся!» — пронёсся в голове слабый призыв к действиям. Муфаса стиснул зубы со стоном, задрал голову, чтобы в нос не заливалась вода и, собрал остатки сил, начал работать лапами. Медленно, но верно Муфаса приближался к берегу. Рывками лап он подталкивал своё мощное тело всё ближе и ближе. Но от изнеможения, усталости и боли он быстро начал сдавать. Очень сильно болела левая передняя лапа, стоило лишь немного пошевелить ей. Шум в голове, тяжёлая боль обессиливали льва, и лишь силой воли Муфаса удерживал уплывающее, как вода вокруг него, сознание. После довольно серьёзных усилий он оказался, наконец, на берегу и тяжело рухнул передней половиной тела на землю, а остальным телом — в воду. Из его пасти вырывалось тяжёлое дыхание, смешанное со стонами — тело могучего льва вовсю сжимали обручи боли. Он чувствовал только её, она не давала ему ощущать под животом холод земли, — боль занимала собою всё. Наконец, Муфаса решил полностью выбраться из воды. С великими усилиями он поднялся и почувствовал, что левая лапа словно загорелась. Он зарычал от боли и перевёл взгляд на лапу. Она была вывернута под углом, и Муфаса понял, что она сломана. Дрожа от холода, он видел высокую траву, заливаемую светом первых солнечных лучей. В голове билась одна мысль — тепло. Измученный Муфаса, хромая, тяжело подошёл к траве, оказавшись на солнечном свету. Тут голова у несчастного льва закружилась, земля понеслась ему навстречу. Лапу и остальное тело опять окатили болевые потоки, но это Муфаса перестал чувствовать — он потерял на время связь с действительностью.

Очнулся Муфаса на этом же месте. Солнце уже стояло высоко, лаская своим теплом огромное тело льва, ещё мокрую от воды и вымазанную грязью гриву. Он медленно приподнял голову, и тут его мозг пронзил вопрос, который он тут же озвучил вслух:

— Где я?

Из горла вырвался придавленный хрип. Ответом, естественно, послужило молчание. Муфаса с трудом огляделся, словно надеясь, что ответ сам прилетит к нему. Но вместо него в голову прилетел очередной вопрос:

— Что со мной произошло? — снова тихо произнёс Муфаса, откидываясь на землю.

Он попытался сгрести мысли в кучу, но у него почему-то это плохо получалось. Тело вновь наливалось болью. Муфаса ничего не смог вспомнить из того, что произошло с ним, перед его глазами была лишь одна картина — его тело несёт грязный поток, и больше ничего. Это всё, что он запомнил из коротких промежутков просветления. Закрыв глаза, он провёл языком по нёбу, по зубам и обнаружил беспорядок — одного зуба не хватало. Ещё один зуб, с другой стороны, шатался, выбитый, видимо, ударом. Муфаса поморщился — зуб заболел сильнее, когда его коснулся язык. Солоноватый привкус крови расползался в пасти.

Муфаса, стараясь не дышать глубоко — грудь сдавливала боль, — опять слабо приподнялся и потряс головой, чтобы хоть немного прояснить сознание. Ничего ему не вспоминалось — ничего и никто. Он даже не смог вспомнить собственное имя. Теперь боль заливалась и в голову.

Лишился Муфаса чувств или нет — он сказать не мог. Он не помнил, сразу или спустя время послышался тихий шорох и совершенно незнакомый голос. К нему примешались чьи-то шаги. Кто-то явно приближался сюда.

— Опять, что ли, дождь где-то был? Река из берегов вышла!

Голос, принадлежавший, похоже, кому-то молодому, ударил в голову, будто камень. Напрягая жалкие остатки сил, Муфаса оторвал голову от земли.

— Помогите! — прохрипел он, силясь подняться, насколько ему позволила не покидающая его боль. — Помогите, кто-нибудь!

Он с напряжением вслушивался в шорох травы и шаги, слышал неуверенные удары сердца. После трёх или четырёх ударов у Муфасы распростёрся перед глазами серый туман, льву стало опять плохо.

— Прошу… — хрипел Муфаса. — Сюда!..

— Кто здесь? — испуганно спросил голос. — Отец, иди сюда!

Тут Муфаса почувствовал, что в который раз теряет сознание. Перед глазами его начала сгущаться тьма, и последним, что он увидел рядом с собой, была светлая морда молодой львицы. На мгновение их взгляды встретились, затем Муфаса прошептал:

— Помоги, мне плохо… — И сразу лишился чувств, будто провалился в густой мрак — гуще минувшей ночи.

— Эй-эй, очнись! — испуганно зашептала львица, тормоша Муфасу. Но он не реагировал — настолько сильно он изнемог от боли и мучительного путешествия. — Эй, давай вставай!

Муфаса не очнулся даже тогда, когда львица начала тереть лапой его уши. Тут она испугалась ещё больше — неужели умер? Сзади послышался ещё один шорох, быстрые шаги — и возле бесчувственного Муфасы через несколько мгновений оказался крепкий пожилой лев с косматой чёрной гривой. Его широкую морду пересекали два длинных шрама, также рубцами были покрыты и лапы с телом. Этот лев явно имел серьёзный боевой опыт, о чём уверенно говорил его вид, а некоторые шрамы получил не так давно. Самые свежие и крупные из них покрывали его сильные передние лапы. Подозрительно сощурившись, он склонился над неподвижным телом нежданного гостя, тщательно обнюхал, прислушался к биению сердца и дыханию. Осмотрев его, задумчиво сообщил:

— Он живой.

Львица подпрыгнула при этих словах, но задала свой вопрос:

— Кто это вообще?

— Не знаю, Киджана, — ответил лев. — Посмотри на него, у него лапа сломана…

Львица, к которой он обращался, вслед за отцом осмотрела его. Когда выпрямилась, её светлая морда выражала уже меньше испуга, но больше удивления.

— Да и не только лапа, — закончил лев, продолжая смотреть на безвольного Муфасу. — У него вообще такой вид, как будто он долго катился по острым камням, а потом упал в воду. Как-то у него получилось выбраться из воды, но и только. Вот ещё, смотри, — лев подозвал Киджану и указал на лапы Муфасы. — Это следы от когтей. В бок тоже впивались когтями, и сильно, раны до сих пор кровоточат. Его либо откуда-то сбросили, либо пытались спасти. И…

Отец замолчал, но дочь поняла его по-своему.

— Но безуспешно — он упал, и его унесло потоком, — закончила она. — Что же нам с ним делать?

— Как — что? — удивился отец. — Киджана, ты сама посмотри на него — он серьёзно ранен! Как он куда-либо пойдёт? Ему нужна помощь!

Через пару мгновений Киджана произнесла:

— Да, папа, ты прав. Не бросать же его одного в таком состоянии.

— Тогда помоги! — распорядился лев.

Молодая львица помогла погрузить на спину отца тяжёлое тело Муфасы, а сама встала рядом, так, чтобы он лежал животом на её спине. Несчастный тихо застонал, но и только. Отец с дочерью и Муфасой на своих спинах пошли в сторону от реки, уже начавшей возвращаться в привычное русло.

До их дома было ещё далеко, когда уставший лев выдохнул:

— Ну и тяжёлый он… Как всегда некстати!

— Снова лапы заболели? — насторожилась Киджана.

Отец только поморщился, что Киджана поняла как согласие.

— Отец, Киджана, это кто? — внезапно раздался молодой голос.

Киджана подняла голову. К отцу и дочери спешил молодой лев, очень похожий на отца. Он был немного выше его, но менее плотным. Правый глаз его, будто слегка прищуренный, несколько раз моргнул, когда лев остановился. Удивлённый взгляд его упал на Муфасу.

— Это кто такой? — нахмурился пришедший.

— Худжума, лучше помоги, — коротко велел отец. — Все вопросы потом.

— А если чужак какой?

— Я сказал — потом! — отрезал отец. — Имей терпение. Смени меня.

Недовольно фыркнув, Худжума подлез под тяжёлое тело сородича. Его отец отошёл в сторону и сел. Иногда он поднимал попеременно передние лапы и слегка морщился.

— Отнесите его домой, — велел отец.

— Ну и откуда это грязное и тяжёлое явление? — негромко спросил Худжума у сестры, когда они вновь двинулись к дому.

Киджана коротко рассказала о находке. С каждым словом сестры Худжума хмурился, а под конец рассказа выражение его морды стало и вовсе пугающим.

— Ничего тебе не напоминает, а, Киджана? — нехорошим тоном спросил он. — Кто к нам так попал в прошлый раз? И чем всё закончилось?

— Я знаю, чем всё закончилось, — раздражённо выпалила Киджана. — Не начинай, Худжума!

— Он на тебя вскоре напал, потом атаковали нас, отец чуть не погиб, — словно не услышал сестру Худжума. — Только не говори, что этот лев не опасен.

— Почём мне знать? Ты видел, в каком он состоянии?

— Гаиди тогда тоже притворялся!

— А этот — не притворяется! У него лапа сломана, и вид такой, будто его топтали.

— Ой! — Худжума махнул лапой. — Глупая ты ещё, сестра. Не умеешь врагов отличать.

— Замолчи, Худжума, — огрызнулась Киджана. — Ведёшь себя как идиот.

— Назови меня так ещё раз — скину его с себя, — пригрозил брат. Киджана сощурилась — брат не шутил.

— Только посмей! Ему хуже сделаешь!

— Сама тащи его, если опасаешься! — С этими словами Худжума склонился, чтобы выскользнуть из-под тела Муфасы.

— Я велел его донести, а не бросать на полпути! — раздался сзади гневный голос отца. — Мои слова непонятны вам?

Со своими подозрениями Худжума, уже выпрямившийся, перекинулся на отца. Но у того терпения было меньше — едва услышав слово «аутсайдер», он грозно оскалился:

— Прекрати чушь нести! Пойдёшь за Махири, когда вернёмся, он его осмотрит.

— Но…

Отец рыкнул ещё громче, Худжума пригнул голову к земле, скалясь от злости. Вернув морде нормальное выражение, он быстро зашагал к видневшейся вдали невысокой и продолговатой скале. Киджана только фыркнула от возмущения, провожая брата взглядом. Нервно дёргающийся хвост, опущенная голова и напряжённая спина выдавали раздражение молодого льва. Несколько львиц уже вышли на длинный выступ скалы и смотрели на приближающихся.

* * *

Почти весь день, с этого самого утра и до вечера, Муфаса пролежал без сознания в пещере, куда его принесли лев, оказавшийся местным правителем, с дочерью и сыном. После этого Киджана отправилась на охоту, к матери и остальным львицам. Вожак ушёл в тень скалы вместе с сыном — для серьёзного разговора. Громкое рычание из-за скалы говорило о том, что разговор не заладился, после него отец и сын разошлись в разные стороны.

День продолжал перекипать в зное и суете прайда — охота, принос добычи, обед. Мсанифу — так звали отца Киджаны и Худжумы — как всегда, ел первым, потом уступал остатки еды остальным. Только Худжума увидел, что небольшой кусок мяса Мсанифу унёс Муфасе. Лежа недалеко от выступа скалы, он сделал вид, что не заметил выходящего оттуда отца, но когда тот скрылся за каменным массивом — вскочил, взбежал на выступ и вошёл в пещеру.

Проход внутри этой скалы был сквозным. В жару здесь было прохладно, а при небольшом ветре — облегчающий сквозняк. Муфаса лежал в дальнем углу, возле выхода. Лёгкий ветерок трепал его подсохшую, потемневшую от грязи гриву, а грудь медленно-медленно вздымалась. Кусок мяса лежал рядом с носом — Мсанифу положил его с таким расчётом, чтобы льва привёл в чувство запах еды.

«Нет уж!» — коварно усмехнулся про себя Худжума. Осторожно — не очнётся ли? — он подкрался к Муфасе шаг за шагом. Но тот будто и не собирался приходить в себя.

Нападать на него он не собирался, Худжума смотрел вовсе не на Муфасу, а на вкусное мясо. Он вновь злобно прищурился и утащил кусок мяса прямо из-под носа гостя. Когда он дожёвывал его, услышал шаги отца.

— Худжума, ты что здесь делаешь? — появился из-за поворота Мсанифу.

Сын не растерялся и, сглотнув, быстро ответил:

— Решил этого, — он ткнул лапой в Муфасу, — проведать. — И соврал: — Только очнулся, придя в себя, а мясо съел — и дальше спать.

Мсанифу сразу не поверил сыну. Он видел, как сын был настроен против «аутсайдера», ничего о нём, как Киджана и отец, не зная. Мяса рядом с Муфасой не было, но, когда Худжума оправдывался, Мсанифу уловил долетающий до него носа запах. Пожилой лев сдвинул брови.

— Съел, говоришь, мясо? — нехорошо хмурясь, спросил он.

В итоге Худжума был наказан отцом — Мсанифу отправил его на одиночную охоту и велел принести раненому «гостю» кусок мяса больше. Вернувшейся вскоре Киджане отец рассказал о непослушном брате, но удивляться она не стала — покладистостью Худжума никогда не отличался.

Лишь только тогда, когда край солнца начал уже касаться горизонта, прощаясь на ночь с бескрайней саванной, Муфаса наконец-то пришёл в себя. Первое, что он почувствовал — то, что он лежит на прохладной каменной поверхности. Муфаса вздохнул, тихо застонал и попытался перелечь на другой бок, но не смог — тело словно обрело тяжесть камня. Кое-как разлепив веки, он увидел над собой каменный и тёмный свод пещеры. Муфаса понял, что лежит неподалёку от выхода — в пещеру пробивались слабое сияние закатного солнца и слабый прохладный ветерок. Как и на берегу, он не смог подняться — к нему вернулась боль от полученных ран и ударов. Самое большее, что Муфаса смог сделать — лишь слегка повернуть голову к выходу из пещеры. До его ноздрей долетел запах мяса — рядом лежал тот самый кусок, который Худжуме велел принести отец. В желудке льва давно не было никакой еды, но боль отбивала аппетит.

— Есть здесь кто-нибудь? — тихо спросил он. — Где я?

Откуда-то сбоку послышался слабый шорох, сменившийся тихой поступью лап, и перед глазами Муфасы возникла молодая львица — та самая Киджана, нашедшая его с отцом. Она с тревогой посмотрела на Муфасу и спросила:

— Здравствуй, незнакомец. Ты как себя чувствуешь?

— Ты кто? — слабо удивился Муфаса.

— Меня зовут Киджана, — с улыбкой представилась молодая львица. — Я — дочь местного Короля, его зовут Мсанифу.

— Рад знакомству… как могу, — со стоном моргнул Муфаса. — Меня зовут…

На последнем слове он остановился. Он попытался вспомнить своё имя, но не выходило.

— Меня зовут… меня зовут… — бормотал Муфаса. — Я не помню, как меня зовут!

— То есть? — широко раскрыла глаза Киджана. Ей даже стало смешно. — Ты прикидываешься, что ли? Или разыгрываешь меня?

— Разыгрываю? — закрыв глаза, переспросил Муфаса. — Я не уверен. Я действительно не помню ничего. Разве я не дома?

— Нет, точно нет, — кивнула Киджана. — Ты издалека. Мы тебя обнаружили на берегу реки, полумёртвого. Думали, что ты не выживешь, ты был здорово потрёпан. Ты сам-то откуда?

— Не помню, Киджана, — с вернувшейся болью выдохнул Муфаса. — Я ничего не помню, только вода, холод, мокрый песок… И боль. И темнота… Больше ничего.

— Ну и чудеса! — фыркнула молодая львица. — Ты хотя бы своё имя помнишь?

Муфаса снова мучительно напрягся в попытках извлечь что-либо из памяти, но успехом это опять же не увенчалось. Даже такие усилия усиливали вернувшуюся боль. Ну, хоть что-нибудь, пожалуйста…

— Ну, ладно, не напрягайся, неизвестный, — вздохнула Киджана и легко коснулась шеи Муфасы. — Когда вспомнишь, тогда скажи. Я, если что, недалеко буду.

В голове царил настоящий водоворот. Хаотичные мысли, неожиданные впечатления от встречи, странная заминка… Тут в голове всплыло только одно слово.

— Меня, по-моему, зовут Муфаса, но я не уверен, — тихо произнёс Муфаса сквозь очередной болевой наплыв.

— Хорошее имя, мне нравится, — улыбнулась Киджана, глядя Муфасе в глаза. — Ну, отдыхай, Муфаса!

Тут в пещеру вошёл Мсанифу. Увидев, что Муфаса очнулся, он подошёл к нему.

— Эй, ты как себя чувствуешь?

— Не очень, — честно признался Муфаса. — А как я сюда попал?

— Течением реки принесло, — ответил Мсанифу. — Где-то далеко отсюда был сильный ливень. Очень сильный, раз до потопа почти дошло. Думали, что ты погиб. Вот, лапу твою обработали — она сломана была.

Муфаса с трудом обратил взгляд на лапу. Теперь её сжимали несколько крепко обмотанных палок — ветвей какого-то старого дерева. Лапа до сих пор болела, но общая боль пересиливала.

— Кстати, а как тебя зовут? — словно издалека донёсся очередной вопрос Мсанифу.

— Муфаса, кажется, — пробормотал Муфаса, едва отняв язык от нёба.

— «Кажется»? — переспросил Мсанифу. — Ты своего имени не помнишь?

— Папа, — вмешалась Киджана под стон Муфасы вместо ответа, — он ничего не помнит, сам только что сказал. Своё имя и то с трудом вспомнил, а как сюда попал — уже нет.

— Ну и дела! — изумлённо протянул Король. — И откуда ты — тоже не помнишь?

— Я ничего не помню, — набравшись сил, чётко и по слогам произнёс Муфаса. — Что со мной произошло?

— Честно говоря, обнаружили мы тебя в плачевном состоянии, Муфаса, — сказал Мсанифу. — Ты весь день в себя не приходил, думали, что ты не выживешь. У тебя было сломано немало рёбер, раны, ушибы… К тому же ты и лапу здорово повредил, вдруг ещё срастётся неправильно! Махири тебя осмотрел. Немало же ты нам хлопот доставил, приятель!

— Я точно не умер? — тихо поинтересовался Муфаса, которому было не до очередного нового имени.

— Точно, точно, — ухмыльнулась Киджана. — Главное, что ты сейчас жив, так радуйся!

— Рад был бы, — хмыкнул Муфаса. — Извините, мне не совсем хорошо…

— Ты же весь день провалялся! — хихикнула Киджана. — Хорош дрыхнуть! Или поешь хотя бы, а то испортится. Вот, зебра, — Киджана указала на мясо и подтолкнула ближе к носу гостя.

— Не хочется… — закрыл глаза Муфаса.

— Перестань, Киджана, он и вправду не настолько в хорошей форме. Если захочет — съест, — одёрнул дочь отец, когда измученный Муфаса потерял связь с действительностью.

Мсанифу и Киджана что-то ещё говорили, но их голоса растворялись в тяжком чаду боли и усталости, и смысла Муфаса не понимал. Через несколько мгновений он опять провалился во тьму — до утра.

Ночь для Муфасы прошла почти так же, как весь день. Два или три раза он просыпался — будила сломанная лапа, остальное тело болело уже чуть меньше. Когда небо на востоке начало светлеть, Муфаса вновь был в сознании. Он вновь попробовал осмотреться, поднял голову и посмотрел по сторонам. Снаружи доносился слабый шелест травы и жужжание мошек, изнутри пещеру наполняло мерное дыхание спящих львов и львиц. Недалеко от выхода спала Киджана, напротив неё — Худжума. Муфаса вновь лёг. Кусок мяса зебры по-прежнему лежал рядом с его носом. Муфаса несколько раз лизнул уже засыхающее мясо и осторожно откусил от него. Приятный вкус разлился внутри пасти, Муфаса осторожно жевал мясо. Но из-за нового всплеска боли он чуть не выронил его — он забыл о повреждённом зубе. Кое-как дожевав мясо, он вновь приготовился заснуть — даже небольшие усилия вызывали усталость.

Окружённый незнакомыми львами и львицами, Муфаса вновь провалился глубоко в сон. Как только он бессильно опустил голову, лежащий неподалёку Худжума приподнялся и внимательно и злобно посмотрел на Муфасу. Сам Муфаса запомнил имена приютившего его местного правителя и его дочь, остальных, как и Худжуму, он ещё не знал. До этого утра.

* * *

Пробуждение было вновь поздним, но резким и неожиданно больным. Над саванной уже высоко плыло солнце в окружении яркой небесной синевы, когда кто-то с силой несколько раз толкнул Муфасу, быстро вырвав его из сладких объятий сна. Удар в живот заставил его поднять голову, а сильная боль, поразившая лапу после больного удара, — зарычать. Муфаса удивлённо воззрился на того, кто так грубо разбудил его — на молодого льва, морда которого была искажена злостью. Он смотрел прямо на него и прижимал его мощную лапу к каменному полу пещеры.

— А ну-ка, быстро отвечай, кто ты такой? — прорычал молодой лев. — И зачем ты прикидываешься потерявшим память? Ты же аутсайдер, признавайся! Ну ничего, я тебя в чувство приведу, тварь!

Потеря памяти — не потеря инстинктов. Резко дёрнув головой, он попытался всадить клыки в лапу враждебно настроенного к нему молодого незнакомца. Но сделал он это недостаточно быстро — тот отдёрнулся и резко ударил Муфасу по голове.

— О, задёргался, герой-склеротик! — восхитился лев. — Сейчас долечим! А вот это, — он окинул коротким взглядом слегка обкусанное мясо, — ни к чему! Хватит, наелся!

Удар лапой — и мясо полетело из пещеры наружу, на траву. Негодяй опять — сильнее — прижал сломанную лапу Муфасы к камню. Второй передней лапой он прижал его голову, а задними лапами — его задние лапы, в результате чего Муфаса не мог пошевелиться для защиты. Он понял, что сейчас его сил не хватит, чтобы сбросить с себя льва. Но будь Муфаса сейчас не в таком плохом состоянии — из-за нападения в который раз его тело окатило болью, — он бы одним рывком сбросил с себя этого мерзавца. Возомнил о себе невесть что, решил, что может нападать на беззащитного и раненого! Но сейчас и самочувствие, и неприятное положение Муфасы лишили его свободы действий, поэтому он был не в силах противостоять противнику.

— Отпусти меня! — прорычал Муфаса, пытаясь освободиться от довольно сильного льва.

— Ах, тебя отпустить? — насмешливо переспросил лев. — Не дождёшься, аутсайдер! Быстро назвал своё имя! Кто послал?

— Меня никто не посылал, я не знаю, откуда сам здесь! — взвился Муфаса. — Отпусти меня, ты вообще кто такой?

— Кто я такой? — рявкнул лев. — Я — сын Короля, а вот кто ты такой — я сейчас узнаю! Лучше отвечай по-хорошему!

— Меня зовут Муфаса! — отчётливо сказал Муфаса. — Это всё, что я могу сказать, поскольку я ничего не помню! Слезь с меня!

— Врёшь, падаль! — прошипел лев и с маху ударил Муфасу по сломанной лапе. Одна из палок, фиксировавших конечность, треснула, боль резко заполнила многострадальную лапу, заставив Муфасу зарычать громче прежнего. От боли на глазах выступили слёзы.

— Отвечай немедленно — тебя послал Мхалифу?

— Кто это такой? — недоумённо протянул Муфаса, и тут последовал новый удар. Сын Короля больно надавил Муфасе на шею и зловеще произнёс:

— Слушай, чужак, лучше признайся по-хорошему, что ты — чужак. И что тебя послал сюда Мхалифу! Тебе же будет лучше!

— Да не знаю я никакого Мхалифу! — потеряв терпение, взревел Муфаса. — Я клянусь тебе — я ничего не помню! Не знаю никого здесь, кроме тех, кто меня вчера спас! Знаю Мсанифу и Киджану! Честно!

— Тебя вчера спасли мой отец и моя сестра, чужак! — немного успокоился лев, но Муфасу по-прежнему не отпускал. — Ты и так их имена знаешь! Я — Худжума, напомню, если не забыл!

— Я их-то помню, а вот тебя не видел, — пропыхтел Муфаса, жмурясь от боли. С ней вернулся разум. — Согласись, если бы я был чужаком, подосланным к вам, я бы кое-что знал о вас. Знал бы вас всех по именам! Самого как зовут?

По-видимому, Худжума подумал о том же, и приготовился, пусть и неохотно, отпустить Муфасу, но тут раздался топот бегущих лап, и в пещеру влетели Мсанифу и Киджана. Король моментально бросился к сыну и буквально сбил его с мощного тела Муфасы с криком:

— Ты что делаешь, Худжума?

Вбежавшая за отцом Киджана заголосила:

— Ему только стало лучше после таких травм, придурок! Зачем ты напал на него?

— Киджана, всё в порядке, — тихо произнёс Муфаса, измученно дыша.

Молодая львица подскочила к нему.

— Он тебе ничего не сделал, Муфаса? Точно? — встревоженно спросила она.

— Нет, я в порядке, — успокоил её Муфаса, с трудом сдерживаясь, чтобы не застонать от боли в сломанной лапе.

— Отец, он явно прикидывается потерявшим память! — снова завёлся Худжума. — Его вполне мог послать Мхалифу!

— Перестань, Худжума! — взвился отец. — С чего ты решил, что его могли подослать сюда?

— В прошлый раз именно так и произошло, отец. Подослали сюда молоденького, который подкатывал к сестре, и что потом вышло? На нас ночью напали, а тебя чуть не убили. Эти шрамы на тебе и оставил Мхалифу, забыл?

— Нет, Худжума, я не забуду об этом, — ответил Мсанифу. — Но ты ещё не Король, поэтому судьбу наших гостей решать мне, а не тебе. И всё это ты говорил мне вчера, поэтому замолчи!

— Отец, а если… — так и не успокаивался Худжума.

— Всё, Худжума. Выйди отсюда! — скомандовал Мсанифу.

Агрессивно настроенный, Худжума подошёл к Муфасе и прошипел:

— Я выведу тебя на чистую воду, чужак! Если ты окажешься не тем, за кого себя выдаёшь, я лично тебя убью!

— Вышел отсюда! — рявкнул на сына Мсанифу. Киджана же оскалилась и зарычала на брата.

Разозлённый Худжума несколько мгновений переводил взгляд с отца на сестру, а потом — на Муфасу. Он явно собирался сказать что-то ещё, но под суровым, если не сказать злобным, взглядом отца лишь фыркнул и вышел наружу.

Мсанифу повернулся к Муфасе и сказал:

— Ты уж извини моего сына. Он, так сказать, помешался…

— На нашей безопасности, — подхватила Киджана.

— Не страшно, — тихо ответил Муфаса. — Не будь я в таком состоянии, ему бы сильнее досталось, уж извини…

Мсанифу добродушно усмехнулся и вышел наружу. Киджана проводила его взглядом, потом повернулась к Муфасе:

— Он тебе ничего не сделал?

— Нет, Киджана, всё в порядке, — ответил Муфаса, чувствуя, как разгорается внутри чувство голода. — Только выкинул тот кусок мяса… Спасибо, что подоспели вовремя, но я бы и сам справился с ним.

— С таким состоянием, как у тебя сейчас, это было бы нелегко! — усмехнулась молодая львица. — Ладно, Муфаса, я пошла. На охоту надо скоро идти, но я попрошусь у отца посмотреть за тобой.

Киджана вышла наружу. Муфаса проводил её коротким взглядом, затем опустил голову на пол пещеры и устало закрыл глаза. Боль неохотно отступала, Муфаса впадал в дрёму, когда его вновь разбудили тихие шаги. Ожидая увидеть мерзкого Худжуму, он слабо зарычал, но, увидев Киджану, попытался улыбнуться. Получилась улыбка и извинения, и благодарности — Киджана принесла выброшенный Худжумой кусок вчерашнего мяса.

— На, поешь, — сказала львица. — Не бойся, я не выкину! Один кусок вчера тебе принёс отец, так его Худжума съел, зараза!

С улыбкой она вновь пошла к выходу и скрылась за поворотом, а Муфаса принялся за мясо. Он жевал осторожно, помня о повреждённом зубе. Медленно управившись с едой, он мысленно поблагодарил Киджану и доброго Мсанифу и вновь заснул.

После того как Мсанифу и Киджана нашли Муфасу, прошёл почти месяц. Прайд Мсанифу за это время привык к неожиданному гостю, с ним общались без каких-либо подковырок. Правда, общение сводилось к паре фраз типа «Как самочувствие?» и «Не переживай, тебя накормят». Состояние Муфасы действовало на него угнетающе, и он не пылал желанием с кем-либо общаться. Слишком незнакомы были и обстановка, и стремительно появившиеся в его жизни чужие львы. Худжума не раз появлялся в пещере, но к Муфасе подходить больше не решался. Не решался ослушаться отцовского приказа не трогать гостя, поэтому лишь бросал на Муфасу взгляд, задымлённый подозрительностью и недоверием. Пока не способный много двигаться, Муфаса лежал в боковой пещере, где его никто не беспокоил. Вскоре он мог ненадолго приподниматься, но не вставать и тем более ходить. Наиболее часто к нему заходили Киджана с отцом, кормили и пытались расспросить у него что-нибудь о прошлом, однако Муфаса так ничего и не мог вспомнить.

— Я не знаю, почему так произошло, — качал головой Муфаса. Потом, хмыкая, спрашивал: — Но всё же у меня какое-то прошлое было?

Киджана лишь усмехалась, услышав заданный с горькой иронией вопрос.

— Рано или поздно вспомнишь, — с улыбкой отвечала она.

На исходе месяца пребывания у Мсанифу Муфаса смог, наконец, встать с пола. Размяв затёкшие и заметно ослабшие за долгое время бездействия лапы, он медленно вышел наружу и пошёл, припадая на переднюю левую лапу, на выступ. Палки, которые фиксировали сломанную конечность, уже порядком надоели Муфасе, и ему неудобно было идти, не сгибая лапы. Грива его потускнела за эти дни и словно стала меньше, и весь вид Муфасы говорил, будто он перенёс тяжёлую болезнь. Сев на краю выступа, Муфаса осмотрелся по сторонам. Высоко стоявшее над восточным горизонтом солнце ласково согревало его исхудавшее, но по-прежнему мощное тело, лёгкий ветерок шевелил его красноватую гриву, которая успела за долгое время, проведённое в основном в горизонтальном положении, сваляться. После стольких дней, даже недель, проведённых на полу пещеры, Муфаса по-прежнему ощущал слабость, но уже не такую большую, как в первые дни. Он чувствовал со всё более возрастающей радостью прилив сил.

Только одно тревожило его — он так ничего и не мог вспомнить. Но сегодня… Сегодня, как и в первую неделю у Мсанифу, ему снился странный сон. Муфасе снилось, что он карабкается по отвесной скалистой стене какого-то ущелья, отчаянно цепляясь передними лапами за камни. Из-под лап падают вниз мелкие камушки, а внизу несётся, словно бешеный горный поток, стадо антилоп. Муфаса не помнил, почему он там оказался — как не помнил того льва, который через несколько мгновений показался перед ним. И тут Муфаса почувствовал, как помимо его воли из пасти вырывается крик:

— Шрам! Брат, помоги!

Тут худощавый черногривый лев, к которому Муфаса обращался, неожиданно всадил свои когти в его передние лапы. Скуластая тёмно-рыжая морда льва, украшенная рубцом, проходящим через глаз, приблизилась к Муфасе вплотную. Он ощутил его дыхание, когда тот злобно прошипел:

— Да здравствует Король!

Далее последовал рывок, и Муфаса почувствовал, что падает. Извернувшись, он попытался уцепиться за что-либо, но ничего не вышло — каменная стена ущелья была далеко. Страшно изгибаясь в воздухе, Муфаса полетел вниз с отчаянным рёвом. Через несколько мгновений Муфаса проснулся, чувствуя, как всё тело дрожит мелкой дрожью. Сделав несколько глубоких вдохов, Муфаса попытался унять бешеное сердцебиение. Он никак не мог понять, почему ему приснился этот чудной сон. И совершенно не помнил того места, которое ему приснилось, как не помнил того, кто сбросил его вниз. Кто такой Шрам? Что вообще за имя такое? От ещё одной мысли Муфаса вздрогнул — этого льва он назвал братом. Вопросы терзали проснувшегося Муфасу, но ответы на них были далеко.

Так Муфаса сидел на выступе довольно долгое время, пока не услышал сзади тихие шаги. Он обернулся и увидел подходящую к нему Киджану. Встал. Заметив, что Муфаса смотрит на неё, она улыбнулась и произнесла:

— Доброе утро, Муфаса!

— Доброе, Киджана, — отозвался он, улыбнувшись в ответ.

— Как себя чувствуешь? — спросила она, заглядывая Муфасе в глаза.

— С каждым днём лучше, — тряхнул гривой он. — Сейчас хоть пройтись могу.

Усмехнувшись, Муфаса снова повернулся, чтобы посмотреть на восходящее всё выше и выше солнце. Киджана подошла к Муфасе и села рядом.

— Больше не вспомнил ничего? — поинтересовалась она у него.

— Нет, — покачал головой Муфаса. — Правда, приснилось сегодня что-то странное… — И рассказал Киджане о сновидении.

— Я назвал его братом, — закончил Муфаса. — Какой брат пойдёт на такое?

— Может, это тебе снилось что-либо из твоего прошлого? — предположила она.

— Возможно, — согласился Муфаса. — Но я ничего и никого оттуда не помню. Вообще. Вспомнить бы… — добавил Муфаса еле слышно.

— Обязательно вспомнишь, — пообещала Киджана и снова улыбнулась льву.

Муфаса снова улыбнулся ей в ответ — улыбка Киджаны действовала заразительно. Неожиданно он заметил, что у львицы очень красивые голубые глаза и милая улыбка. Но тут морда льва приняла другое выражение — Муфаса почувствовал знакомое головокружение и слабость.

— Ну вот, опять… — простонал он и, сев, закрыл глаза. Киджана, увидев этот жест, исполненный усталости, моментально подошла к нему.

— Тебе плохо? — испугалась она.

— Нет, нет, — покачал головой Муфаса. — Знаешь, я хотел немного прогуляться, подышать. Мне кажется, я ещё недостаточно крепок…

— Иди-ка лучше в пещеру и ложись, — скомандовала она. Муфаса послушно пошёл обратно к себе, Киджана пошла за ним. Увидев, что он лёг, она подошла к нему и тихо сказала:

— Если что, зови меня или отца.

— Ладно, Киджана, — слабо кивнул Муфаса. — Спасибо тебе.

Львица опять улыбнулась и как бы невзначай провела лапой по его голове. Когда она шла за Муфасой, то заметила, как из основной пещеры на неё смотрел Мсанифу. Король быстро улыбнулся дочери.

Выйдя наружу, она увидела у выступа отца. Едва Киджана подошла ко Мсанифу, он спросил:

— Ты, дочка, привязалась к нему, похоже?

— С чего ты решил? — спросила молодая львица, хоть в голосе отца не звучало никакого недовольства, лишь вежливое любопытство.

— Ты довольно часто ходишь к нему, Киджана, — сказал Мсанифу. — И мне кажется, что не просто так. Может, поделишься своими мыслями с отцом?

Помолчав минуту, Киджана тихо ответила:

— Я не знаю, папа. Сложно сказать, ведь о нём надо заботиться. Другого к нему не испытываю.

— Может… он тебе нравится? — поинтересовался Мсанифу, чуть замявшись. Он постарался, чтобы его вопрос прозвучал деликатно.

— Да нет, пап, вряд ли, — опустила голову Киджана после недолгого молчания. — Я его плохо знаю.

— Лучше не надо, — сказал, повернувшись к дочери, Мсанифу. Киджана слегка удивилась его перемене тона. — На мой взгляд, он тебе не подходит, Киджана.

— Почему? — удивилась молодая львица.

— Ты видела, как настроен против него твой брат, — сообщил Король. — А во-вторых, этот Муфаса намного тебя старше, даже сильнее меня. Знаешь, что я думаю?

— Нет, что? — полюбопытствовала молодая львица. — Только не говори, что ты думаешь, будто Муфаса на самом деле подослан аутсайдерами! Не поверю, как не поверила и Худжуме!

— Нет, дочка, нет, — поспешно замотал головой Мсанифу. — Как только я его увидел, сразу понял, что он — не аутсайдер. Я понял, что он издалека, но что-то мне подсказывает, что он — не совсем простой лев, если не сказать, какой-нибудь Король.

— Ты уверен? — тихо спросила Киджана.

— Киджана, я умею отличать львов друг от друга, — серьёзно сказал Мсанифу. — Поверь мне, Муфаса — не аутсайдер, это точно. Думаю, что и Худжума это поймёт.

— Надеюсь, — пробормотала львица. — Только как узнать, откуда Муфаса на самом деле, если он ничего не помнит?

— У меня есть пара вариантов, — сообщил Мсанифу. — Только действовать буду не такими методами, как Худжума. Да, и ему ничего не говори.

— Что мне не говорить? — раздался позади возмущенный голос Худжумы.

Мсанифу с дочерью переглянулись, но сын понял всё по-своему.

— Не продолжайте, — скривился он. — Обсуждаете состояние нашего так называемого гостя, отказываетесь верить, что он — чужак.

Это был не вопрос, а утверждение. Но его тон заставил Мсанифу посуроветь. Киджана тоже нахмурилась. Она хотела что-то резкое сказать брату, но отец легонько толкнул её плечом и подошёл к сыну. Худжума только отступил на шаг, но глаз от пронизывающего отцовского взгляда не отвёл.

— Опять ненужные подозрения, Худжума? — раздражённо спросил Мсанифу. — Вновь рассчитываешь его оставить без еды, как в прошлый раз?

— Да ничего я не рассчитываю! — рыкнул Худжума. — Больно нужен мне ваш гость.

— Он, пусть и временно, но живёт у нас, — перебил сына отец. — Он слаб, он болен и голоден. Мы всё о нём должны позаботиться, а значит, и ты тоже.

— Я о чужаках не думаю, — отрезал Худжума. — Я думаю о своём прайде и своей семье!

— В этот раз придётся и о Муфасе думать! — рявкнул Мсанифу и сощурился. — Или тебя снова отправить на одиночную охоту? Твои ушибы не оказались серьёзными, не помешают тебе загнать кого-нибудь для обеда!

После этих слов Худжума готов был даже ценой наказания вновь высказать, что он до сих пор думает о Муфасе, но сдержался. Не сказав ни отцу, ни сестре ни слова, он повернулся и пошёл прочь от скалы. Его не остановили. Киджана только покачала головой и пробормотала что-то похоже на «дурачок».

— Подожди, дочка, — прежним спокойным тоном сказал Мсанифу. — Дай время понаблюдать за Муфасой, и я докажу ему, что он — не враг. Ты идёшь на охоту?

Киджана кивнула и пошла к собиравшимся неподалёку львицам.

* * *

С каждым днём Муфаса чувствовал себя всё лучше. День, когда он вышел на выступ и ушёл оттуда с Киджаной, он почти полностью провёл в пещере, и покинул её лишь перед закатом — теперь ему хватило сил пройтись вокруг скалы Мсанифу. Сам вожак незаметно следил за ним, то хмурился, то шептал себе под нос, то приглядывался. Он отмечал каждое его движение, каждый шаг. Наблюдение дало свои результаты, осталось рассказать о них сыну и дочери.

Киджана же по три, а то и по четыре раза заходила к нему в пещеру удостовериться, хорошо ли он себя чувствует. То, что она сказала отцу про Муфасу, было не совсем правдой — чем-то этот сильный лев привлекал её. Но пока не понимала, чем именно. Несмотря на беспомощный вид Муфасы в день встречи, она видела, насколько он огромный и сильный. Может, она привыкла о нём заботиться или ей это нравилось.

Полностью Киджана ещё не понимала происходящего с ней, но не могла побороть желания по нескольку раз в день подходить к Муфасе. То, что она испытывала, любовью нельзя было назвать. Только если заботой — Киджана после его рассказа испытывала к нему по большей части сострадание. А как не испытывать сострадание, когда она увидела льва, который чуть не погиб во время наводнения, получил множество травм и почти полностью потерял память? Да и брат доставлял хлопот — то мясо, принесённое Муфасе, съел, то и вовсе избил его.

Кстати, Худжума немного изменил своё отношение к Муфасе. Больше он на него не нападал, но держался в стороне, словно боясь, что Муфаса может на него наброситься в отместку. Нередко Худжума думал, что Муфаса едва удерживается от этого. В пещеру он пришёл только после разговора с отцом и сестрой, когда львицы вернулись с охоты. Как и велел отец, Худжума вновь принёс Муфасе часть обеда. Положил мясо рядом с ним и ушёл, ничего не сказав. Однако Худжума по-прежнему не менял своего мнения насчёт того, что незнакомец мог быть послан аутсайдерами. Мсанифу, проведя ещё несколько дней в тайном наблюдении за Муфасой, смог сделать определённые выводы. В один из вечеров, когда Муфаса, чуть хромая, прогуливался недалеко от скалы, Мсанифу подозвал Киджану с Худжумой для разговора.

— Может быть и такое, что и аутсайдеры внешне на Королей похожи, — по-прежнему гнул свою линию Худжума, выслушав отца и вспомнив подслушанный утром разговор.

— Я знал, что ты это скажешь, — кивнул Мсанифу, подавив шевельнувшееся раздражение, — но ты знаешь мои способности мыслить. Я умею отличать львов друг от друга, и можешь мне поверить, что Муфаса — не враг. Сядьте.

Киджана села возле брата. Оба воззрились на отца одинаковыми голубыми глазами. Мсанифу строго взглянул на детей.

— Мы с Киджаной уже не раз говорили с Муфасой за этот месяц, — начал он. — Он всегда смотрит в глаза, когда говорит. Голос — ровный, звучный, но спокойный, неторопливый, но твёрдый. За ним чувствуется большая сила и умение отдавать приказы. Не дёргает ни лапой, ни хвостом, ни ушами при разговоре. Худжума, ты вряд ли обратил внимание… смотри! — Мсанифу указал на степенно идущего Муфасу. — Смотри, как он держит голову. Высоко, прямо и уверенно. Даже когда просто лежит. У аутсайдеров головы по привычке пригнуты к земле — они вынуждены охотиться часто, биться с чужаками, а то и между собой за кусок мяса. Пригибают голову, когда крадутся или принимают боевую стойку. Клыки и зубы не обнажает, потому что сыт и не испытывает голода или других беспокойств. А аутсайдеры — злобно настроенные, способные сразу наброситься. Зачем им миролюбивые выражения? И взгляд — цепкий и уверенный, но не лишённый доброты. Если к нему прибавить голос и его звучание, то скажу следующее — этот лев не одинок. Я видел, как Муфаса недавно ласково потрепал по головам львят из нашего прайда. Он тепло смотрел на детишек и так же улыбался. Видели, что львята его уже не боятся? Даже подходят к нему. Я не говорю о львицах, которые с интересом на него смотрят! Я уверен, что у Муфасы есть семья очень далеко отсюда. Там, откуда он прибыл к нам. И сам его вид — пусть Муфаса выглядел скверным образом, но он здоров и очень силён. Память — это одно, здесь главное, как лев себя ведёт. Так что всё, что я сказал, выдаёт в Муфасе льва не местного и точно не аутсайдера. Он — видный член большой и сильной семьи, но не удивлюсь, что он — Король издалека.

Мсанифу замолчал. Он только отошёл чуть ближе к скале, чтобы его не заметил медленно идущий к пещере Муфаса. Мсанифу с сыном и дочерью прислушались.

— Милые малыши, — с лёгкой улыбкой говорил Муфаса одной из львиц. — Может, и у меня есть сын или дочь, не помню…

— Не может быть, чтобы у такого красавца не было львицы с детьми! — сказала львица своей подруге.

— Если бы желала себе льва, то это был бы Муфаса! — ответила та, и обе захихикали.

Короткий разговор подружек подтверждал правоту Мсанифу. Худжума медленно подошёл к отцу и, глядя ему в глаза, тихо спросил:

— Звучит всё красиво, отец, но если ты ошибёшься? Что тогда?

— Вот тогда и посмотрю, как поступить, — отрезал Мсанифу, вновь озлившись из-за неприятной темы. — И давай закончим этот разговор, Худжума. Хватит!

После этого разговора Худжума не поднимал свою колющую тему при отце, но с течением времени его подозрительности заметно поубавилось. Когда после разговора прошло две недели, в один вечер он подошёл к Муфасе. Он спокойно сидел недалеко от выступа и отбрасываемой им тени, подставив тёплым лучам солнца своё массивное тело. Худжума отметил, что исхудавший за дни лежания в пещере Муфаса быстро набрал вес. Грива необычного красноватого цвета вновь стала пышной и блестящей, под мехом на лапах и на спине виднелись мощные мышцы. Да и сам Муфаса производил впечатление уже не подозрительности, а скорее надёжности. «С таким не страшно в битве оказаться», — вдруг подумал Худжума. Он вспомнил слова отца и спросил себя — вдруг отец прав, а он, Худжума, ошибается?

Муфаса покосился на подходившего к нему Худжуму и хмуро произнёс:

— Если ты хочешь снова на меня напасть и что-то у меня выведать, Худжума, то сейчас не самый подходящий момент. Я намного тебя сильнее, за это время набрался сил.

— Я не собирался нападать на тебя, — сухо возразил ему Худжума. — Мне просто стыдно, что я тогда набросился на тебя. Прости. Я был уверен, что тебя подослал Мхалифу.

Муфаса повернулся к Худжуме.

— Я впервые слышу это имя, Худжума. А кто он такой?

— Враг, — коротко ответил Худжума. — Он уже несколько месяцев держит нас в напряжении. После твоего появления здесь, правда, мы его не видели и не слышали. Незадолго до тебя он едва не убил отца в битве. И мои подозрения пали на тебя.

Помолчав немного, Худжума спросил:

— А ты так ничего и не вспомнил?

— Нет, — покачал головой Муфаса. — Ничего не получается, хотя мне уже не в первый раз снится какой-то странный сон, где неизвестный лев сбрасывает меня с обрыва. Не понимаю, к чему этот сон…

— Да не переживай, — фыркнул Худжума. — Может, что-нибудь и вспомнишь.

— Я не пойму, что мне снится — прошлое или будущее, — пробормотал Муфаса.

— С надеждой предположу, что не будущее, — хмыкнул в ответ Худжума.

* * *

Уже почти полтора месяца Муфаса жил у Мсанифу. Палки, привязанные к левой лапе, надоедали льву всё больше — он мог уже быстро ходить, лишь осталась мало заметная хромота. В один из дней он подошёл ко Мсанифу и попросил:

— Мсанифу, а можно уже снять, наконец, эти палки? Ходить неудобно!

— Ты уверен? — спросил у него Мсанифу. — Лапа точно зажила?

— Да она даже не ноет, — тряхнул гривой Муфаса. — Даже не хромаю, просто неудобно.

Здесь Муфаса слегка соврал — боли в лапе не было с утра, она начинала ныть к вечеру. Но он был уверен — это ненадолго.

— Ну ладно, — кивнул Мсанифу. — Сегодня позову Махири, он тебя осмотрит.

— Может, позовёшь сейчас, Мсанифу? — чуть запальчиво спросил, подняв голову, Муфаса. — А то сам сниму эту ерунду!

— Стой, не надо! — поднял лапу Мсанифу и слегка улыбнулся. — Я вижу, что ты выздоровел, Муфаса, пора тебе думать не только о лапе. Худжума, сбегай за Махири, — повернулся Мсанифу к сыну.

Худжума кивнул и сбежал со Скалы. А Мсанифу подошёл к своему гостю без памяти и тихо спросил:

— Как с памятью? Так ничего и не вспомнил?

— Нет, — опустил голову Муфаса. — Только два или три раза виделся этот странный сон. Ты уже знаешь.

— Другой лев сбрасывает его вниз с обрыва, — пояснила Киджана. — Я тебе тоже говорила, папа.

— Помню. Давно тебе это снится? Когда в первый раз? — повернулся к Муфасе Мсанифу.

— Да, давно, — покачал головой Муфаса. — Через несколько дней после моего появления здесь и начало сниться. А к чему — не понимаю.

Тут он увидел, что Мсанифу слегка нахмурился, затем попросил:

— Слушай, Муфаса, можно мне с дочерью переговорить? С глазу на глаз, без свидетелей?

— Ты же вроде Король, это твой дом, зачем спрашиваешь? — слабо улыбнулся Муфаса и спустился вниз со Скалы. Мсанифу же повернулся к дочери, и тут Киджана посоветовала:

— Я думаю, стоит попросить Махири посмотреть его. У него подобрано несколько снадобий, вдруг он поможет вернуть Муфасе память? Или попытаться?

Помолчав пару минут, Мсанифу ответил:

— Надеюсь.

Вскоре примчался Худжума, неся на спине пожилого мандрила. Тот коротко оглядел Муфасу, и у льва непонятно отчего ёкнуло сердце. Это было странно, только Махири этого не заметил. Спрыгнув со спины льва, Махири быстро направился к Муфасе.

— Доброе утро, Ваше Величество, — кивнул он Мсанифу. — И тебе, гость. Как зуб? Пока ты был без сознания, пришлось его удалить.

Муфаса в который раз провёл языком по зубам. Теперь там не было по зубу с обеих сторон. Он кивнул в знак благодарности.

— Король рассказал твою историю, — продолжал быстро тараторить Махири. Голос у мандрила был то неторопливый и монотонный, то быстрый, и скакал интонацией вверх и вниз, из-за чего некоторые слова Муфаса не мог разобрать.

— Боль не беспокоит? — спросил Махири и начал ощупывать лапу Муфасы, когда снял с неё палки. Он покачал головой.

— Здесь?

Движение головой.

— Здесь?

Снова отрицательный ответ.

— Здесь? Здесь?

— Ничего не болит, всё хорошо.

— Вот так и говори, — фыркнул с добродушной усмешкой Махири и велел: — Так, а теперь — пройдись.

Муфаса послушно прошёлся взад-вперёд, ощущая, как ему теперь удобно ходить без «дополнительных лап». Лапа сегодня нисколько не ныла, и опираться на неё Муфаса мог уже без проблем. Оставшись удовлетворённым результатом, Махири приступил к дальнейшему осмотру. Ощупав мускулистое тело льва и не получив никакой реакции на лёгкие нажимы и толчки, мандрил сообщил:

— Хорошие новости. Ваш гость, Ваше Величество полностью поправился!

Муфаса на слова Махири молодцевато выпрямился и не смог сдержать довольной улыбки. Киджана тоже радостно улыбнулась, на мгновение их с Муфасой взгляды встретились. Муфасе показалось, что Киджана ему подмигнула, а она отметила, насколько этот мощный лев хорошеет от одной улыбки. Не раз она видела его спящим, тогда выражение львиной морды было строгим, почти суровым. А после короткой улыбки — такая метаморфоза, такой блеск глаз, совсем как у молодого!

Поймав взгляд Киджаны, Муфаса усмехнулся:

— Вот, теперь тебе не придётся обо мне так рьяно заботиться, Киджана! Могу и сам мясо добыть.

— Так, с добычей самому — не спешить! — резко оборвал его Махири. — Тебе нельзя много ходить, охотиться — тем более. Да, у тебя проблема посерьёзнее.

Муфаса немного сник. «Что мне тогда делать здесь целыми днями?»

Тут к Махири подошёл Мсанифу и что-то зашептал ему на ухо. Киджана поняла, что отец просит Махири осмотреть Муфасу. Спустя минуту Мсанифу отошёл от мандрила, а тот поманил Муфасу за собой. Махири пошёл вниз, Муфаса — за ним. Ожидавший внизу Худжума быстро повернулся боком к мандрилу, и Махири проворно взобрался на широкую спину молодого льва. Худжума с мандрилом на спине и Муфаса пошли в ту сторону, откуда был доставлен Махири. Киджана, недоумённо смотря на уходивших, спросила у отца:

— Куда он его повёл?

— Нужно, чтобы Махири осмотрел Муфасу у себя, — ответил Мсанифу. — Надеюсь, осмотр даст какие-нибудь результаты.

— Но почему не здесь? Ведь… — Киджана осеклась — Махири не взял с собой ничего из снадобий.

— Надеюсь, Махири его вылечит, и он вернётся домой.

С этими словами Мсанифу развернулся и пошёл в пещеру. Киджана осмотрелась по сторонам и, убедившись, что отец скрылся, осторожно спустилась со Скалы и, стараясь казаться незаметной, пошла за Муфасой и братом.

Тем временем Худжума с Махири и Муфасой приближались к большому баобабу. Именно там и обитал Махири. Спрыгнув со спины сына Короля, Махири произнёс:

— Благодарю, Ваше Высочество. Мне нужно, чтобы вы оставили нас вдвоём.

— Как он к тебе на дерево-то залезет? — фыркнул Худжума.

— Не на дереве я его буду осматривать, — возразил мандрил. — Я поведу его в пещеру.

Худжума кивнул и пошёл в сторону Скалы. Махири проворно вскарабкался на дерево, а Муфаса остался ждать внизу. Он не понимал, как его будет осматривать Махири. Также он недоумевал, куда и в какую пещеру поведёт его местный лекарь. От нечего делать Муфаса сел и стал рассматривать дерево и окружающую его саванну. Вдали виднелась скала Мсанифу, невысокая, подобная острову в океане — только отсюда сама каменная масса казалась не больше пташки. Рядом лежал огромный валун, в тени которого мог укрыться лев. Муфасе становилось жарко, хотелось пить. Уйдя в прохладную тень, Муфаса перевёл взгляд обратно на баобаб, и тут с ним что-то случилось. На мгновение свет перед Муфасой померк, и тут же возник баобаб, только немного другой — выше и шире.

Поражённый видением, Муфаса вскочил.

— Эй, что с тобой? — словно издалека раздался голос Махири.

Муфаса почувствовал удар — оказывается, пошатнувшись, он упал на землю. Его снова окружали свет и жара палящего солнца, а рядом возвышался баобаб Махири. Сердце Муфасы бешено колотилось о рёбра, а из пасти вырывалось быстрое и тяжёлое дыхание. Муфаса никак не мог понять, что с ним произошло.

— Тебе плохо? — подскочил к нему Махири и легко похлопал по щекам.

Муфаса потряс головой, приходя в себя. Махири на плече держал палку, на которой болтались несколько странных шарообразных предметов. Приглядевшись, Муфаса понял, что это были плоды кокоса.

— Нет, всё нормально, — покачал головой Муфаса. — Я что-то видел. Опять…

— Так, что ты видел? — моментально оживился Махири. — Все видения и сны, — расскажи о них!

Муфаса коротко рассказал о недавних событиях. Махири, внимательно выслушавший льва, велел:

— Иди за мной.

Муфаса послушно пошёл за мандрилом. Баобаб и валун остались вскоре позади, теперь Муфаса с Махири приближались к маленькой скале. Махири прошёл вперёд и скрылся в небольшой пещере. Муфаса последовал за ним, но проход внутрь был узким, огромный лев с трудом протиснулся туда, не то что щуплая обезьяна.

— Иди сюда! — позвал его Махири.

Муфаса обернулся на звук. В пещере было темно, внутрь, через проход, попадал только свет снаружи. Махири стоял на небольшом возвышении, за которым виднелся разверстый зев — путь в другую пещеру. Махири развернулся и пошёл туда, Муфаса — за ним. Мандрил, нагнувшись, прошёл внутрь, а Муфасе пришлось не проходить туда, а проползать — проход был слишком маленьким. Здесь было ещё темнее, Муфаса не видел не только Махири, но и своих лап. Пытаясь свыкнуться с темнотой, он считал удары своего сердца. Через ударов сорок возле него оказался Махири и дотронулся до шеи Муфасы. От неожиданности он вздрогнул. Махири снял с плеча палку, а с неё — несколько кокосов.

— Что ты будешь делать? — спросил Муфаса.

— Попробую сделать что-нибудь с твоей памятью, — услышал он в ответ.

— Это возможно? — Муфаса стал нервничать.

— Всё возможно, — непонятно отреагировал Махири. — Возможно, сработает, возможно, придётся просить помощи вдалеке отсюда.

После этих слов Муфасе стало совсем не по себе. Махири, не замечая в темноте реакции на свои слова, открыл один из плодов и поставил одну половинку на пол, а другую отложил в сторону. Те же действия он проделал со вторым кокосом, а затем из одной части вылил что-то в другую. Взяв одну из пустых частей плода, он прикрыл ей другую, взболтал, затем протянул половинку Муфасе.

— Выпей это.

Муфаса осторожно понюхал содержимое кокоса, но запаха не почувствовал. Махири наклонил плод, и через несколько мгновений его содержимое оказалось в желудке льва. Вкуса он также не почувствовал.

— Что это такое? — спросил он у Махири.

— Подожди, — осадил мандрилй Муфасу, — это ещё не всё.

С этими словами он открыл оставшиеся два кокоса и смешал их содержимое. Раздалось лёгкое шипение, и в воздухе повис странный запах. Вдохнув его, Муфаса почувствовал лёгкое головокружение и спросил:

— Что это?

— Так, а теперь трижды вдохни. И вдохни глубоко, — велел Махири и протянул Муфасе плод, из которого слышалось шипение.

Впившись на миг когтями в пол пещеры, Муфаса послушно сделал глубокий вдох и моментально закашлялся — в груди сильно закололо. Муфаса попытался сделать второй вдох, но почувствовал, что дыхание как будто что-то затрудняло.

— Давай, вдыхай дальше! — велел ему Махири.

— Может, не надо… — простонал Муфаса, чувствуя, как голова начинает кружиться сильнее.

— Вдыхай, я сказал! — прикрикнул Махири.

Муфаса повиновался и кое-как сделал второй и третий вдохи. Тут с ним произошло что-то странное — голова словно взорвалась от боли. Заревев, Муфаса повалился на пол пещеры и обхватил голову передними лапами. Он не видел и не чувствовал ничего — ничего, кроме страшной боли, разрывавшей голову на части и выжимавшей их глаз невольные слёзы.

Вдруг боль прошла так же резко, как и пришла, затем перед глазами льва пронеслись три видения. Два из них были знакомы — высокий и широкий баобаб, затем — снившийся Муфасе сон с неизвестным львом, сбрасывающим его с обрыва. А третье видение было совершенно незнакомым — Муфаса бежал по дну ущелья, теряясь в несущемся, словно бешеный поток, стаде антилоп. Перед ним виднелось деревце, за которое цеплялся маленький львёнок. Муфаса рванулся туда, намереваясь спасти львёнка, но тут видение исчезло. Перед глазами взорвались десятки снопов разноцветных искр, затем перед глазами льва во мраке возникло лицо Махири. Дрожа всем телом, Муфаса поднялся на лапы.

— Что ты со мной сделал? — выдавил он, чувствуя, как на смену боли приходит ярость. — Ты знаешь, как это больно?

— Ты увидел, верно? — задал странный вопрос Махири.

— Что увидел? — прорычал Муфаса.

— Ты звал какого-то Симбу, — ещё более странное выдал Махири. — Похоже, что-то вышло, да!

— Ты просто мучитель, Махири! — рявкнул Муфаса и круто развернулся, чтобы выйти наружу, на приятный воздух саванны.

Тяжкий запах рассеялся, и когда Муфаса, оказался в первой пещере, он вдохнул полной грудью ласковую прохладу и лёг. Голова кружилась, в глазах темнело, в ушах шумело, в спине будто что-то ворочалось. Лапы его дрожали, он не мог понять, что с ним произошло. Новое видение и львёнок на дереве не покидали его головы…

Вдох за вдохом Муфаса приходил в себя. Когда прошло головокружение, он услышал шелест травы. Уши льва приподнялись, он увидел невдалеке Киджану. Муфаса протиснулся наружу, на свет солнца, и окликнул львицу. Глаза Киджаны расширились, она быстро пошла к Муфасе.

Муфаса шагнул к ней, как вдруг его массивную грудь что-то сильно сдавило, да так, что лев никак не смог вздохнуть. Голову будто наполнила холодная вода, холод потёк по телу вдоль спины, к лапам. Вокруг пропал весь воздух. Муфаса задрожал всем телом и тяжело сел на траву. Он не понимал, что с ним опять происходит. Внезапно на глаза начал наползать мрак, а всё вокруг искривилось. Раздался отчаянный крик:

— Муфаса, нет!

Это было последнее, что Муфаса услышал перед тем, как его поглотила тьма. К пещере помчалась вихрем Киджана. Она увидела, как лев захрипел и грузно завалился на бок. Его могучее тело страшно задёргалось, лапы судорожно выпрямились, выпустив когти. Из пасти пошла пена, и через несколько мгновений Муфаса затих, в тот самый момент, когда Киджана оказалась около него.

Киджана быстро подбежала к потерявшему сознание льву. Махири выскочил на крик львицы, но быстро отпрянул в сторону — она едва не сшибла его наземь, мчась к Муфасе. В этот напряжённый момент мысли Киджаны были лишь об одном.

— Муфаса, ты слышишь меня? — прерывающимся голосом окрикнула она упавшего льва и потормошила его. — Ответь мне!

Лев не реагировал ни на что. Киджана быстро схватила его пастью за правую лапу и потащила в тень — за это время солнце успело сместиться. С трудом оттащив каменно-тяжёлое тело, она перевернула его на спину и приблизила ухо к его груди. Киджана решила, что Муфасе стало плохо из-за жары, но, приподняв его массивную голову, она испуганно позвала Махири — заметила комья пены на морде и земле и закатившиеся глаза.

— Махири, он не дышит!

— Это не солнечный удар, — пробормотал Махири.

Он не бросился в пещеру за своими кокосами, он метнулся к Муфасе в надежде уловить пульс на шее. Мигом оценив ситуацию, он велел Киджане:

— Отойдите в сторону, Ваше Высочество!

Киджана, будто скованная страхом, не могла пошевелиться. Махири начал резкими и быстрыми движениями давить на грудь Муфасы. В такт толчкам задранные кверху лапы подрагивали, но в себя он не приходил.

— Нет уж! — гневно крикнула львица и оттолкнула Махири от Муфасы. Мандрил упал на траву, чертыхнувшись. — Лучше я сама, а то я тебе после этого не совсем доверяю! Я запомнила, как это делать.

С этими словами Киджана повернулась к Муфасе и, встав передними лапами на его грудь, принялась с силой повторять движения Махири. Со стороны это походило на прыжки. Муфаса продолжал лежать, не подавая признаков жизни, лишь голова болталась на траве.

— Ну же, Муфаса, очнись! — взмолилась молодая львица. — Давай, приходи в себя!

Совершив ещё несколько таких прыжков, Киджана снова прислонилась ухом к его груди в надежде услышать долгожданное сердцебиение, но ничего не услышала.

— Нет… — прошептала молодая львица. — Только не это…

— Позвольте, — резко вскрикнул Махири.

Не слушая его, Киджана вернулась к попыткам привести Муфасу в чувство, а Махири своими сухими ладонями энергично растирал его влажный нос и уши. Внутри Киджаны испуганной птицей метался страх — она боялась, что с Муфасой случилось непоправимое. Такого поворота событий она не ожидала, такого исхода не хотела, а в этот момент не могла объяснить, что именно ей двигало. Киджана желала лишь одного — пусть Муфаса придёт в себя.

— Муфаса, пожалуйста, очнись! Не сдавайся! — почти со слезами вскрикнула она.

Но лев по-прежнему не реагировал ни на что, даже на растирание ушей и носа Махири. Снова прервав прыжки, Киджана прижалась ухом к его груди, но тут Муфаса, подпрыгнув, с шумом потянул в себя воздух и закашлялся. Перекатившись на бок, он долго хрипло дышал, потом слабо поднял голову и увидел перед собой обеспокоенных и одновременно счастливых Махири и Киджану. От облегчения Киджана чуть не расплакалась, но быстро овладела собой. По-матерински ласковым движением она вытерла с морды льва выступившую во время приступа пену, затем заглянула ему в глаза и тихо спросила:

— Ну как ты? Можешь говорить? Что случилось?

Муфаса бессильно уронил голову обратно на землю и спросил:

— Что со мной произошло?

После вопроса Муфасу охватило недоумение. Он чувствовал невероятную слабость, даже хуже той, которая властно сдавливала его после спасения на берегу реки. Язык ворочался с трудом, лапы ощущали холод, несмотря на удушающую жару, к горлу подкатывала тошнота.

— Похоже на припадок, — констатировал Махири, подошедший к Муфасе. — Похоже, я перестарался немного…

— Немного? — подняла на него глаза Киджана. — Он же мог умереть!

«Но не умер же», — хотел шутливо произнести Муфаса, но не вышло, он чувствовал себя всё слабее.

— Так, оставь его, скройся куда-нибудь, — распорядилась Киджана, повернувшись к Махири. Львица до сих пор дрожала от перенесённого стресса, но глаза её искрились яростью. — Давай, собери свои кокосы и не показывайся мне на глаза!

Муфаса слышал звонкий голос Киджаны будто издалека, но даже в таком состоянии его звуки действовали на него успокаивающе. Махири только кивнул и неторопливо пошёл к пещере. Но на полпути обернулся и, подозрительно прищурившись, посмотрел на Муфасу.

— Ты что-то видел? — наклонился к нему Махири.

— Да, видел, — медленно и слабо выдавил Муфаса.

— Что именно? — продолжал настойчиво расспрашивать Махири.

— Отстань от него! — вскинула голову Киджана. — Ему сейчас отдых нужен, а не твоё любопытство. Исчезни, я сказала! Понадобишься — позову.

Муфаса мысленно поблагодарил Киджану. Вспыхнувшая в нём перед приступом злость на Махири ещё не прошла, и присутствие провинившегося раздражало и его. Сейчас он лежал в более приятной компании, в благодатной тени, и отдыхал, слушая не унылую тишину пещеры, а жизнь необъятной саванны. До слуха ослабшего Муфасы доносились мерное дыхание Киджаны, слабый шорох травы, с которой незатейливо заигрывал ветерок, отдалённый редкий рёв слонов. Под собой лев ощущал тепло нагретой за день земли, измученное тело холодил ветер.

Киджана убедилась в том, что Махири, недовольно бурчавший себе под нос, скрылся в пещере, затем прошлась несколько раз взад-вперёд около Муфасы, будто оберегая его. Каждый раз её взгляд задерживался на уставшем льве. Со вздохом, посетовав на жару, она легла рядом с Муфасой. После слов отца она была уверена, что этот чужеземец не принадлежит к тем, кто нападал на их земли. Она не раз видела его могучую фигуру, по-настоящему королевскую, видела, как Муфаса высоко и гордо держит голову, даже просто смотря вдаль. Вспомнив слова Мсанифу о возможном отношении Муфасы к королевскому роду, Киджана присмотрелась ко льву внимательнее. Взгляд её останавливался на его закрытых глазах, на его великолепной гриве, на выражении его морды, которая даже сейчас, при его состоянии, хранила призраки давней суровости и непоколебимости. Киджана задумалась о том, как его, должно быть, уважают львы и львицы, покорные ему, с каким почётом относятся к нему, с какой любовью на него смотрят жена, дети, сёстры, братья… А есть ли они у него, ищут ли они его? Думают, что он мёртв? И далеко ли они живут? Этого Киджана не знала. Ещё она подумала, насколько суровым Муфаса может быть, насколько решителен и смел в поединках или сражениях, насколько бывает страшен в гневе. Но последняя мысль почему-то показалась Киджане неприятной, и она поспешила её прогнать.

«Ну не может он быть злобным и кого-то ненавидеть, — подумала Киджана и посмотрела в пронзительно-голубое небо. — Не относится же он так к кому-то в мире, как, например, Мхалифу к моему отцу и брату». Не столь хорошо зная Муфасу эти недели, плохого в нём она не могла найти. Отец её не ошибался, говоря о других львах… Киджана вновь перевела взгляд на Муфасу. Он лежал в той же позе, даже не двинувшись, только мерно вздымалась и опускалась его грудь. Уже отошедшая от потрясения, уставшая от жары Киджана медленно опустила голову на лапы и задремала.

— Так мне можно наконец узнать, что произошло? — вырвал Киджану из объятий дрёмы недовольный возглас Махири.

Киджана даже подпрыгнула от неожиданности, а Муфаса лишь дёрнул ухом. Махири с выжидающим видом стоял около Киджаны, около её нервно дёргающегося хвоста. Мандрил указал на Муфасу.

— Дай ему отдохнуть, Махири, — велела Киджана. Но её желание совпало с вопросом Махири — случившееся с Муфасой её тоже волновало.

— На вопросы я ответить могу, — раздался слабый голос. Муфаса медленно приподнялся, в гриве осталось несколько запутавшихся травинок. Махири на всякий случай подошёл к нему.

— Лучше тебе?

— Не очень, — признался Муфаса. Говорил он тяжело, будто вытягивая слово за словом — силы к нему и вправду ещё не вернулись. — Сначала даже колотило всего. И озноб по телу пробегал…

— Знаю, что тебе нехорошо, но постарайся вспомнить, что с тобой было, что ты видел? — присел рядом с Муфасой Махири.

— Сначала… — Муфаса напряг память, пытаясь вспомнить, что ему привиделось перед приступом. — Сначала я видел баобаб какой-то, о котором тебе уже вроде говорил сегодня. Затем — мой старый сон, о котором я говорил Киджане…

— Что за сон? — поднял голову Махири.

— Меня сбрасывает вниз с обрыва неизвестный лев, худой и с чёрной гривой. Не помню, как его зовут, — продолжил Муфаса. — А третье, что я видел — я бегу по какому-то ущелью, а там же бежит стадо антилоп. А невдалеке — маленькое деревце, за которое цепляется львёнок. Я бросился спасать его, но тут перед глазами разноцветные искры, затем — тьма. Больше ничего не было.

Выслушав Муфасу, Махири уставился куда-то в точку за Муфасой и несколько раз кивнул. Киджана же спросила у него:

— Ты что хоть сделать-то пытался?

— Я пытался пробудить в его памяти последнее, что он видел и помнил. Мог помнить, — ответил Махири. — У меня почти это получилось, ещё немного оставалось, но тут случился у него приступ.

Киджана с яростью посмотрела на Махири, потом встала и отчеканила:

— Больше ты такого делать не будешь! Виданное ли дело, он чуть не умер!

— Вы не хотите, чтобы память к нему вернулась? — парировал мандрил. — Это единственный способ помочь ему!

— Способ, сопряжённый с угрозой для его жизни! — фыркнула Киджана. — Придумай что-нибудь другое!

— Ты меня не услышала, Киджана! — перешёл Махири на «ты». — Этот способ — единственный!

Несколько секунд молодая львица молчала, потом произнесла, глядя мандрилу в глаза:

— Пусть единственный. Пусть! Но все следующие сеансы по восстановлению памяти теперь проводишь в моём присутствии!

Махири явно собирался ещё возражать, но под суровым взглядом королевской дочери с неохотой кивнул. Киджана же повернулась к Муфасе, который снова опустил голову на траву, и спросила:

— Лучше?

— Да, Киджана, — кивнул Муфаса. — Ещё слабость есть, правда, но не настолько…

— Встать можешь? — продолжала Киджана беспокоиться.

— Смогу, смогу, — успокоил её Муфаса, затем поднялся на слегка дрожащие лапы, но тут же пошатнулся и быстро присел на землю. — Всё равно голова кружится. Не знаю, чувствовал ли себя так когда…

— Так, полежи ещё немного, потом иди в пещеру и ляг там, — распорядилась Киджана. — Тебе не нужно находиться под солнцем, сейчас жарко. А оттуда эта гадость вроде выветрилась.

Когда солнце переместилось на небе ещё ненамного, Муфаса медленно поднялся. Киджана проводила его до пещеры, готовая поддержать его на случай, если вновь почувствует слабость. По пути львица повернулась к Махири и велела ему:

— Иди лучше к себе на дерево. А ещё лучше — позови кого-нибудь сюда.

Махири коротко кивнул и направился к своему дому.

Оказавшись в прохладном полумраке пещеры, Муфаса устроился на камне, спиной к стене, и закрыл глаза. После приступа он до сих пор ощущал неприятную слабость, которая была ему вообще не свойственна. Он переживал за своё здоровье и пытался припомнить, были ли на его памяти такие приступы. Но, как и в течение всех этих недель, он так и не смог что-либо вспомнить из своего прошлого. Правда, перед его глазами продолжало стоять последнее видение, в котором он пытался спасти львёнка. Муфаса не знал, что это за львёнок и как он там оказался, как не знал того, как, в конце концов, там оказался сам.

Рядом со Муфасой устроилась Киджана. Она так и осталась незамеченной, когда шла за братом и Махири. Нет, она вовсе не думала, что с Муфасой может случиться что-то нехорошее — по прошествии этих недель она уже просто не могла удерживаться от того, чтобы ещё раз не посмотреть на него. В последнее время с Киджаной происходило нечто странное — каждый раз при взгляде на Муфасу её сердце будто переворачивалось, а перед глазами чаще вставал его образ. Ей уже просто не хотелось сводить с него взгляда, поэтому сейчас, когда Муфаса устроился в тени скалы, она продолжала долго смотреть на него. Лев, ничего не подозревающий о мыслях Киджаны, опять провалился в сон от усталости, вызванной непонятным приступом. Почти одновременно случились две вещи, из которых лишь одна затронула его сознание — на этот раз во сне Муфаса увидел Киджану, но сквозь сон не ощутил, как молодая львица, пододвинувшись к нему, один раз коротко, но ласково дотронулась до его лапы…

* * *

День тем временем перешагнул за вторую половину. Снаружи становилось всё жарче, но в этой пещере жара не угрожала. Киджана вновь задремала. Она очень многое хотела расспросить у Муфасы, её останавливало его состояние. Не потеряй он память, рассказал бы много интересного, красивого, трогательного, хорошего…

Разбудил Киджану резкий шелест травы и топот лап — кто-то быстро бежал к пещере. Киджана подняла голову. Снаружи замаячила тень, и в пещере стало темно — внутрь пролез Мсанифу. Увидев дочь рядом с Муфасой, спросил:

— Киджана, что случилось?

— Махири что-то с ним перемудрил, — буркнула Киджана и рассказала о проведённом сеансе. Она не утаила ничего, описала состояние Муфасы, его вид, попытки его оживить, умолчала только о сдержанных с трудом слезах страха.

Узнав всю правду, Мсанифу ударил лапой по земле и в сердцах заявил:

— Похоже, у этой обезьяны с возрастом начались какие-то проблемы! Его старший брат тоже был таким, с сумасшедшинкой. Надеюсь, с Муфасой всё хорошо? Пришёл в себя?

— Да, — кивнула Киджана, — но я боялась, что он умрёт. — При этом слове по телу львицы промчалась волной дрожь. — С трудом привела в чувство. Бедный…

Мсанифу метнул короткий подозрительный взгляд на дочь.

— Ладно, — решил он. — Пусть отдохнёт здесь до вечера, да и компания хорошая.

— Да вроде отдохнул уже, — вздохнул Муфаса и поднял голову. Мсанифу подошёл к нему и спросил:

— Как себя чувствуешь, Муфаса?

— Лучше, — ответил он и неторопливо поднялся с земли. Прохлада и заботливое отношение Киджаны своё дело сделали, он чувствовал себя лучше. Киджану вновь посетило беспокойство.

— Ты точно хорошо себя чувствуешь?

Муфаса повернулся к ней и, улыбнувшись, ответил:

— Да что ты переживаешь за меня как за больного львёнка, Киджана? Я в порядке, честно тебе говорю!

Мсанифу внимательно посмотрел на гостя и дочь, потом сказал:

— Ладно, ребята, идёмте домой. Скоро начнётся дождь.

Киджана подошла к отцу, который успел пройти несколько шагов в сторону дома.

— Послушай, может, ему остаться здесь? — спросила она.

Мсанифу замер.

— Зачем?

— Если Муфаса почувствует себя плохо, сколько времени пройдёт, пока кто-то принесёт Махири к нам? Не проще ли ему остаться здесь?

— Мысль верная, — медленно произнёс Мсанифу. — Скажу Махири, чтобы смотрел за ним. Но сначала за приступ с ним разберусь!

Вечером Киджана сидела в одиночестве на выступе Скалы. Дождь недавно закончился — короткий и сильный, он сбил жару. Освежённая и омытая ливнем саванна дивно блестела. Далеко от Скалы бродили небольшие компании обитателей саванны — едва видимые с выступа, возле одного из баобабов неторопливо шли два леопарда, а в другой стороне ожесточённо бодались два буйвола. Многие беззаботно проводили вечер — остальной прайд наслаждался прохладой в тени Скалы, Худжума ушёл на прогулку с львицей по имени Адили, две молодые львицы терпеливо сносили активные наскоки детёнышей. Муфаса же остался в той пещере на попечении Махири. Мсанифу, велев Киджане идти домой, отправился сначала на обход своих владений, потом — к Махири. Мандрил, которому Король устроил порядочный разбор полётов, пообещал в короткие сроки приготовить лекарство для Муфасы. Эту новость Мсанифу сообщил дочери.

— Ты спросил у Махири, что случилось с Муфасой? — задала Киджана тревожащий её вопрос.

— Хорошего мало, Киджана, — покачал головой отец. — У Махири подозрение на падучую болезнь. Ты знаешь о ней.

Киджана съёжилась, будто от удара, уши прижались к голове. Она не понаслышке знала о падучей болезни — серьёзный приступ стал причиной смерти её деда, отца Мсанифу. Вспоминая случившееся сегодня, она не раз чувствовала несущуюся по спине волну холода — а ведь и Муфаса мог умереть… Она потрясла головой, будто стараясь выгнать оттуда неприятные мысли.

День продолжал угасать, млея в вечернем тепле, красно-оранжевое марево затапливало западный горизонт. Вернулся с обхода Мсанифу, Худжума до сих пор где-то гулял с Адили. Мамы отправились умывать своих львят, преодолевая их слабое сопротивление. А Киджана наслаждалась прохладой в полутёмной пещере, в которой лежал, приходя в себя, Муфаса и которая имела сквозной выход наружу. Тихие переговоры львиц становились всё реже, тонкие голоса львят тоже сходили на нет. Прайд засыпал, лишь что-то весело обсуждали Худжума и Адили и говорили о чём-то серьёзном Мсанифу с женой. А Киджана старалась не заснуть — в позднее время её одолевала дрёма. Но ночь она собиралась провести не здесь.

Дождавшись тишины, Киджана осторожно поднялась. Несколько мгновений смотрела на ночную темень, на луну, на звёзды. Потом осторожно спрыгнула. Трава отозвалась мягким шуршанием. Стараясь ступать тише, Киджана обошла Скалу и быстро пошла к баобабу, на котором обитал Махири.

На следующий день, когда к Муфасе вернулись силы, Махири осмотрел его в присутствии не только Киджаны, но и самого Мсанифу. С ними отправился и Худжума, который окончательно смирился с пребыванием Муфасы и избавился от подозрительности. Однако сюрприз для Муфасы оказался неприятным — то, что с ним произошло, Махири назвал приступом падучей болезни.

— Пожалуй, пока с сеансами по восстановлению памяти надо повременить, — покачал головой Махири. — Падучая — это серьёзно, могут быть и повторные приступы, пусть и редко.

— Да-да, — фыркнул уже знающий обо всём Худжума, — это сложно назвать первым сеансом. Скорее это первый сеанс по убийству здоровья! Ты вообще чем думал? Нашего деда забыл?

— Меня ваш отец сегодня очень основательно отчитал, Ваше Высочество, — заявил с прохладой в голосе Махири. — Я всё сказанное усвоил, ничего пока не буду предпринимать по восстановлению его памяти! Если вы закончили, позвольте мне вернуться к приготовлению снадобья.

Мсанифу возвёл глаза к небу и покачал головой. Махири больше не отвечал на последовавшие язвительные выпады Худжумы, не ответил даже, как будет готовиться лекарство. Только сказал, что принимать его нужно трижды в день. Но перед уходом Махири произнёс:

— Я вам говорил, Ваше Величество, что это единственный способ восстановить хоть в какой-то мере его память? Сеансы всё-таки потом придётся продолжать!

— Вот когда он поправится полностью, тогда и будешь продолжать сеансы, только в моём присутствии или при Киджане, — отрезал Мсанифу. — Со здоровьем шутки плохи, Махири!

Весь прайд узнал о приступе Муфасы в тот же день. На королевскую скалу он не вернулся и на следующий день — Киджана посоветовала ему остаться под присмотром Махири. Поначалу, до возвращения Мсанифу, львицы делились друг с другом мнениями о случившемся, кто-то пустил слух о том, что Муфасе настолько плохо, что он не может подняться. Но приход Короля развеял все сомнения и задавил слух на корню. Никто из львиц не был там и не видел настоящего развития событий, всё знали только непосредственные участники.

Сам Муфаса проспал почти весь день, несмотря на свои уверения в том, что чувствует себя хорошо. На самом деле он ощущал себя разбитым ещё долго, но не хотел волновать остальных — в своей прошлой жизни он также не любил находиться под пристальным вниманием. А от внимания здесь было некуда деваться — потеря памяти и странный приступ, любопытство чужого прайда и его смирение с чужаком, внимательное отношение Короля-отца и его дочери… Перед тем как вновь погрузиться в сон, Муфаса на миг обратил свои мысли на Киджану — эта львица часто оказывается рядом с ним в нелёгкие для его моменты. То брата на место поставит, то тревогой начнёт исходить, то заботу проявит. Забота её была неподдельна, это он чувствовал, с каждым днём всё больше привыкая видеть её рядом. Сейчас, лежа в тени большого валуна, Муфаса вдруг ощутил странное желание увидеть Киджану. И сразу, до сих пор ослабленный приступом, рухнул в пропасть сна. Сон на этот раз не был тревожным — видимо, небесные силы решили сжалиться над несчастным львом и не доставлять новых мучений.

Муфасу разбудило тихое шуршание травы. Он осторожно поднял голову, думая, что это Махири спустился со своего дерева и отправился по надобности. Но нет — шуршание было ритмичным, кто-то действительно шёл, но не отдаляясь от баобаба, а приближаясь к нему. Почему-то Муфасе стало ясно, кто подходит к нему. После долгого сна он почувствовал себя лучше, поэтому осторожно поднялся и тихо спросил:

— Киджана, зачем ты пришла?

Из-за валуна она и показалась. Она не пряталась, не таилась, просто спокойно подходила к Муфасе.

— Зачем пришла? — повторил Муфаса.

— А ты не догадываешься? — спросила Киджана.

Она подошла к нему вплотную, сквозь ночную вуаль Муфаса увидел лёгкий блеск её глаз. Киджана часто дышала, её дыхание шевелило гриву Муфасы, а через миг она ткнулась носом в его грудь.

— Я за этим сюда и пришла! — шепнула она и лизнула Муфасу в нос. Муфаса попятился, а Киджана не отступала — она принялась ещё более страстно вылизывать его морду, пока не повалила наземь.

Муфаса тут же проснулся. Он опять лежал на боку, часто дыша. Перед глазами угадывались пересекающиеся наугад травинки, а в груди бешено колотилось сердце. Когда его стремительное биение унялось, Муфаса различил ещё чьё-то мерное дыхание и поднял голову в лёгком удивлении. Он не мог понять, к чему привиделся этот сон, но уже начинал догадываться, по какой причине сюда явилась его участница. Киджана спокойно спала возле ствола баобаба, свернувшись клубочком.

«А что она здесь делает?» — слабо трепыхнулось в голове.

И тут же — совсем другое: «Все вопросы — завтра».

И вновь сон.

После неудачной попытки вылечить Муфасу, как и раньше, полетели дни, однообразно переплетаясь с ночами. За первые три дня Махири несколько раз спускался со своего баобаба осмотреть Муфасу, но серьёзных ухудшений самочувствия у него уже не было. Муфаса достаточно быстро оправился от приступа и, преодолевая сопротивление Киджаны, решил под исход третьего дня пойти на Скалу. Киджана после своего прихода ночью теперь навещала Муфасу днями, принося ему еду с охоты. Она знала, что он собрался вернуться к остальному прайду. Муфаса спросил о возобновлении лечения памяти, но Махири ему ответил:

— Потерпи пока немного. Когда у тебя будет всё хорошо со здоровьем, тогда и посмотрим.

Муфаса ничего не ответил. Махири, помолчав немного, спросил:

— А ты сам хочешь, чтобы твоя память была в порядке?

Вот она, эта проблема, которая не давала Муфасе покоя. Видения в эти два дня не повторялись, но заставляли о них задумываться серьёзнее. В первые дни они пугали, лишали почвы под лапами, потом Муфаса смирился с их появлением, а до приступа падучей — с долей страха и любопытства стал их ожидать. Раньше страх перед ними сменялся обычным нежеланием, а оно вскоре переросло в любопытство, а страх отступал. Их постоянство всё громче и настойчивее говорило о том, что это происходило в реальности.

— Судя по тем видениям, которые я видел, со мной случилось что-то очень нехорошее. И явно тот лев не случайно сбросил меня вниз, ведь какие-то намерения у него были? — с жаром заговорил Муфаса. — И я сам — ведь кем-то я был в то время?

Теперь промолчал Махири. Муфаса же тем временем продолжил откровения:

— Знаешь, Махири, вначале было страшно. А сейчас я уже смирился с этими видениями. Как объяснить, что они появляются часто, а в них — одно и то же? Сначала я задумался — это будущее или прошлое? Если будущее, тогда бы я помнил прошлое. А будущее не помнят и не видят. Естественно, мне хочется узнать обо всём и всё вспомнить!

— Сделаю, что смогу, — пообещал Махири. — Но, извини, предупрежу. Я буду готовить лекарство, но на это уйдёт много времени. Если повторится приступ, он может быть более серьёзным, а может и вовсе тебя убить.

Киджана подскочила на месте. Муфаса перевёл на неё взгляд, окрашенный сочувствием — Махири рассказал ему о смерти её деда.

— А ты сам что решил? — не обратив внимания на Киджану, спросил Махири у Муфасы.

— Я не хочу повторения его приступа! — воскликнула Киджана.

— Я тоже, — повернулся к ней Махири. — Не буду рисковать его жизнью и займусь лекарством. Где меня искать, вы знаете. Ладно, идите.

По саванне плавно растёкся яркий золотистый вечер, раскинувшись невидимым тёплым покрывалом. Вновь прошлась над владениями Мсанифу гроза, вновь блестело по сторонам на солнечном свету разнотравье, вновь полновластным хозяином стало над землёй вечное солнце. Прибитые ливнем и пригнутые ветром к земле, поднимались высокие стебли трав и цветов, восставали и тянулись к солнцу — возвращались к жизни, и на них продолжали искристо серебриться капли воды. Вдали, от холмистой гряды и до королевской скалы, раскидывалась обширным полукружьем горбатая радуга. Радостно щебетали пташки, носясь по воздуху друг за другом с визгом и чулюканьем, общаясь на понятном только им языке. Несколько раз они пролетели прямо над головой Муфасы. До его ноздрей изредка доносился лёгкий запах горелого — невдалеке пылало подожжённое яростной молнией дерево. Длинным хвостом в небо поднимались клубы землистого дыма, хозяйничающий на высоте ветер подхватывал их и, в вечном своём движении и природном равнодушии, уносил прочь.

По саванне шли молча Муфаса с Киджаной. До Скалы оставалось немного, вон она уже начала виднеться тёмной точкой на горизонте. Больше половины пути было пройдено в безмолвии. Каждый из двоих хотел начать разговор, но не решался. Муфаса изредка косился на Киджану с любопытством, но их взгляды не совпадали по времени — Киджана сама смотрела на Муфасу не столько с интересом, сколько с небольшой тревогой и просто потому, что хотела. Так и продолжалась эта неуловимая игра взглядов, пока они не пересеклись. Не зная, что сказать, Муфаса лишь обронил:

— Красиво здесь по вечерам, правда?

— Да, просто здорово, — протянула Киджана. — Сегодня чуть не скончалась от жары, даже на охоту уходили раньше.

— Жара не помешала принести мне остатки от обеда, — усмехнулся Муфаса. — Спасибо тебе.

Киджана шутливо толкнула Муфасу, затем спросила с осторожностью:

— Больше тебя не тревожили видения. Пытаешься вспомнить что-нибудь? — заглянула Киджана Муфасе в глаза.

— Да, — вздохнул Муфаса. — Пытаюсь, но не получается — всё время перед глазами предыдущие видения, те, которые видел перед приступом…

Это было правдой. Муфаса усиленно пытался наткнуться на что-нибудь в памяти, но ничего так и не смог увидеть. Перед его глазами опять вставали те же картины — он пытается спасти львёнка, который отчаянно цепляется за дерево посреди бегущего стада антилоп. Затем перед его взором представал прежний черногривый лев со шрамом через левый глаз. Лев, как и в предыдущие разы, сбрасывает Муфасу с обрыва… Несколько раз обдумывая видения, Муфаса пришёл к выводу, что этот лев сбросил его вниз только с одной целью — убить. Но зачем именно, он так пока и не понял. Параллельно с этим в голову стали лезть навязчивые вопросы — кем Муфаса был до того, как потерял память? Кто он на самом деле?

— Вспоминаешь? — вторгся в его мысли голос Киджаны.

— Не совсем, — потряс головой Муфаса. — Просто задумался над некоторыми вещами…

Киджана снова заглянула ему в глаза. Муфаса прочитал в её глазах вопрос, который готов был сорваться с языка. Помолчав несколько секунд, он продолжил:

— Когда ты приносила мне остатки от вашего обеда, ты не раз спрашивала меня о том, откуда я мог появиться здесь. Если у меня есть родной дом, то очевидно, что сейчас я очень далеко от него. Но меня волнует другое, Киджана. — Прервавшись на глубокий вздох, Муфаса продолжил: — Мне интересно, кто я вообще? Я не знаю, кем я был всё это время до потери памяти… И не понимаю, почему тот лев из видений решил сбросить меня с обрыва. Мне кажется, что я ему чем-то мешал. И ещё я спасал какого-то львёнка… Кстати, — Муфаса немного оживился, — когда я хотел спасти малыша и когда взбирался вверх по обрыву, внизу бежало, кажется, одно и то же стадо антилоп. Значит, эти события следовали друг за другом… — Муфаса зажмурился, пытаясь сообразить, затем раскрыл глаза — догадка пришла ему на ум недавно. — Значит, я потерял память после того, как этот лев сбросил меня вниз.

— Так вот почему у тебя столько ушибов было на теле! — сообразила Киджана. — И сломанная лапа. Тебя просто скинули под копыта антилоп с твёрдым намерением убить. Но непонятно, как ты потом оказался в реке.

— Вот этого, Киджана, я уже не помню, — вздохнул Муфаса.

— Кстати, Муфаса, я тебе кое-что не сказала, — сообщила Киджана. — В общем, когда мы тебя нашли, отец тебя осмотрел. Выглядел ты, конечно, непривлекательно, — тут она усмехнулась. — И отец увидел на твоих передних лапах следы от чужих когтей. Значит, твои видения — реальность. Тот лев, которого ты видел во снах и перед приступом, на самом деле пытался убить тебя!

— Жаль, что я не помню его, — вздохнул Муфаса. — Теперь понимаешь, почему я хочу узнать о себе и вспомнить хоть что-то? Если бы не приступ…

Муфаса вздохнул. Свой сегодняшний сон он почему-то не хотел рассказывать Киджане, не знал, как она отреагирует.

— О, вернулся! Вижу, здоров уже, — ухмыльнулся Худжума, легонько толкая Муфасу в плечо. Он приветственно кивнул Худжуме.

— Здравствуй, Муфаса, — приветствовал его Мсанифу. — Рад видеть тебя и с хорошим самочувствием, и здесь… — взгляд Короля задержался на дочери, — …и в хорошей компании!

— Спасибо вам за заботу и помощь, — поблагодарил Муфаса своих спасителей и указал на Киджану. — Вот моя хорошая компания — если бы не она, я бы сюда не вернулся…

— Моя дочь, — с ноткой гордости сообщил Мсанифу и поцеловал дочь в щёку.

Киджана только слабо улыбалась и отводила глаза в сторону — перед поцелуем отец внимательно смотрел на неё. Из всего прайда пока только он знал о том, что Киджана втайне от всех ночью ушла к Муфасе. Мсанифу сразу задумался — это всё было неспроста. В поведении сестры ничего пока не замечал Худжума, а если и замечал, то просто делал вид, что ни о чем не догадывается. Но Киджане было всё равно, что скажут члены семьи — судя по её последнему разговору с отцом, Мсанифу ничего не имел против заботы своей дочери о Муфасе. Но с Киджаной решил поговорить по душам.

Через день после возвращения, когда Муфаса, довольный и сытый, лежал на земле под Скалой, к нему подошла Киджана. Увидев её, он привычно улыбнулся, а затем неожиданно почувствовал, что его сердце в груди будто перевернулось. «Интересно, отчего это?» — подумал Муфаса, глядя, как Киджана подходит к нему и ложится рядом.

— Привет, — улыбнувшись, произнесла она. — Как дела?

— Здравствуй, — улыбнулся Муфаса в ответ. — Выглядишь не настолько вымученной!

— Жара спала, — пояснила Киджана и добавила: — Наконец-то! Все эти дни перед охотой хотелось развернуться и уйти в тень, но есть-то хочется.

В эти дни природа сжалилась над всем прайдом — тяжёлая жара спала, уступив место прохладе. Небо заволокли тяжёлые серые облака, закрыв саванну от солнца. Плотная завеса равнодушно плыла над землёй, изредка поливая её дождём. Муфаса, не меньше других уставший от жары, предавался прохладе и про себя радовался отсутствию новых и прежних видений. Однако от Киджаны это сложно было скрыть — едва оказавшись рядом с Муфасой, она заглядывала ему в глаза и без труда отыскивала ответ на свой вопрос.

— Сам как себя чувствуешь?

— Просто отлично, — слегка качнул головой Муфаса. — Даже не снится ничего.

Оба замолчали, смотря кто куда. Снова смотрели друг на друга по очереди, оба хотели о чём-то поговорить, но общая тема была только одна. Наконец, Киджана, преодолевая взявшееся непонятно откуда смущение, спросила:

— Слушай, Муфаса, если бы ты не потерял память, что бы было?

— Даже не знаю, — пожал плечами Муфаса. — Давай-ка подумаем! — Киджана улыбнулась. — Я бы тебе рассказал очень много из своей жизни. Или начал бы искать способ вернуться домой. А ты обо мне знаешь только с моих же слов.

— Мало и я тебе говорила о нас, — парировала Киджана. — В будущем есть время рассказать!

Откуда-то сбоку послышались медленные шаги, по которым Киджана узнала отца. Мсанифу, подходя к дочери, смотрел на неё с любопытством и лёгкой улыбкой.

— Приятно видеть вас улыбающимися, — сказал он.

— Здравствуй, Мсанифу, — приветствовал его Муфаса.

— Муфаса, прости, но ты можешь оставить нас с дочерью? — чуть нахмурился Мсанифу.

— Да, конечно.

Муфаса поднялся с травы, отряхнулся от засорившей гриву земли и пошёл за скалистую стену. Перед тем как скрыться, он снова взглянул на Киджану, но теперь она была занята разговором с отцом.

— Киджана, ты ничего мне не хочешь рассказать? — спросил Мсанифу, едва Муфаса скрылся за камнями.

Киджана с долей тревоги посмотрела на отца, но в его взгляде не было ни злости, ни укора. Только доброе любопытство. Она увидела тронувшую морду добродушную улыбку. Отец лёг рядом с дочерью, не сводя с неё взгляда.

— Почему ты так на меня смотришь, папа? — спросила Киджана.

— Почему-то ты в последнее время держишься в стороне, — медленно начал Мсанифу. — И от прайда, и от нас с мамой и братом. Охота — ладно, но остальное время?

— Да всё как обычно, папа, — нарочито беззаботно произнесла Киджана.

— Милая, не всё как обычно, — с лёгким нажимом, но по-прежнему ласково возразил отец. — Я не давлю на тебя, ничего от тебя не требую, но скажи — почему ты тогда ушла посреди ночи? Или раньше.

Киджана невольно сглотнула, почувствовав, как на миг внутри неё будто что-то подскочило. Она догадалась, о каком дне сейчас говорит Мсанифу. Но откуда…

Словно разгадав мысли дочери, Мсанифу добавил:

— Я не слежу за тобой, Киджана. Но сложно было не увидеть, как ты уходишь к Махири, сложно не заметить твоё отсутствие утром. Ты ведь за Муфасой смотрела? Если да, то можно узнать причину? Вряд ли простое любопытство.

Вся кровь бросилась Киджане в голову, чуть не выжала из глаз её невольные слёзы. Ей стало жарко, и львица быстро отвернулась от отца. Наедине с собой она ничуть не утаивала от себя желания увидеть гостя, которого и нашла, и приютила, и буквально выходила, и поставила на лапы. Это казалось простой заботой, всё просто. Но куда сложнее становилось разобраться в себе после приступа падучей болезни, едва не убившего Муфасу. Тогда Киджана не раз утешала себя тем, что пошла следом, и всякий раз её пробирала ледяная дрожь при мысли о том, что случилось бы с Муфасой, не пойди она за ним. А из головы её не выходили слова отца.

Тёплая лапа отца легла Киджане на плечо.

— Знаешь, Киджана, я живу на этом свете давно, прекрасно знаю, что ты чувствуешь. Я видел, как ты смотрела на Муфасу в первый день и как ты смотришь на него сейчас. Ты мне сама рассказала, как приводила его в чувство после приступа. Потом ушла к нему ночью. Думаю, для этого уже есть серьёзная причина, детка.

Киджана медленно повернула голову и посмотрела на отца. Мсанифу на несколько мгновений приник носом к щеке дочери, потом ласково поцеловал и сказал:

— Не нужно стесняться ни самой себя, ни своих чувств, милая. Вижу, что к Муфасе ты глубоко неравнодушна. Да и он никогда не возражает против твоего присутствия. Пойми, за признание в чувствах нет никакого наказания.

Киджана долго собиралась с духом, чтобы сказать отцу о том, что накопилось у неё на душе.

— Да, папа, Муфаса мне очень симпатичен, несмотря на то, что намного старше. Знаешь, я вспомнила твои слова — ты сказал, что Муфаса может быть Королём издалека. Тогда я боялась, что он не придёт в себя и умрёт, вот я и сразу… В тот момент я по-настоящему уже испугалась за Муфасу.

— Я тебя понимаю, детка, — кивнул Мсанифу. — Я уверен, что он похож на какого-нибудь Короля. Но, по-моему, тебе его просто жаль потому, что он потерял память.

— Ты видел его во время приступа? — с болью спросила Киджана. — У него пена шла, и он не дышал! Он на меня взглянул, а через мгновение так жутко задёргался и упал. Что бы ты сделал?

Мсанифу не ответил, хотя Киджана сразу поняла, какие слова он бы сказал. Её мудрый, добрый, сильный и справедливый отец бросил бы умирающего?

После этого разговора с отцом Киджана, преодолев неловкость перед самой собой, начала испытывать всё большее желание показаться Муфасе на глаза. Правда, она сама ничего не знала о его чувствах к ней, но, судя по тому, с какой теплотой Муфаса ей улыбался, она его тоже привлекала. Она была в этом уверена, желала не ошибаться в своём убеждении. Киджана вспомнила те дни, когда ухаживала за Муфасой, когда приносила ему остатки обеда в пещеру и к баобабу Махири. Муфаса всегда благодарил Киджану, её искреннюю заботу принимал с тёплой улыбкой… но, опустошённый приступом, он тогда не мог почувствовать тёплого прикосновения лапы Киджаны.

— Дай угадаю сама, дай! — весело смеялась Киджана.

— То, что я женат, ты уже угадала, — басисто смеялся Муфаса. — А что я ещё о себе придумал?

— Так, ты меня отвлекаешь! Замолчи!

— Молчу, — фыркнул Муфаса. — Боюсь, снова шлёпнешь!

— Так, у тебя есть сын.

Муфаса кивнул.

— Ему несколько месяцев.

— Да.

— Ты ожидаешь рождения второго львёнка.

— Верно!

— Только это будет дочь.

— Мимо!

— Знаешь, в образе отца с дочерью и сыном ты бы смотрелся милее, — засмеялась вновь Киджана.

— Здесь есть хороший отец с сыном и дочерью, смотри на них и радуйся! — блеснул зубами в улыбке Муфаса и воскликнул: — Ой!

Муфаса шутливо закатил глаза, получив очередной лёгкий подзатыльник от Киджаны.

Шёл пятый день после разговора Киджаны с отцом. После того как она открыла душу отцу, туда осторожно — словно по каплям, а потом уже ручейком — начала вползать глубокая симпатия к Муфасе. День за днём они часто оказывались наедине друг с другом. За это время Муфаса много узнал о самой Киджане, о её отце и семье, о некоторых членах прайда. Потом он думал о том, что не покидало его — что осталось в его недоступном пока прошлом? То же, что рассказывала Киджана, или совсем иное? Эти раздумья не покидали Муфасу, несмотря на то, что он уже полностью освоился в землях Мсанифу и стал для них своим. Территорию его владений он знал, но ещё не полностью, а Киджана прекрасно знала, куда идёт. И по пути они с Муфасой забавлялись, загадывая поочерёдно картины своей будущей (у Муфасы — прошлой) жизни и пытаясь их отгадать. И за всем разговором Муфаса не заметил, как они с Киджаной зашли далеко от Скалы. Натешившись вдоволь, Киджана осмотрелась по сторонам.

— Кажется, мы ушли слишком далеко, — заметила она.

Муфаса в этот момент заметил на горизонте движущуюся точку.

— Видимо, не настолько далеко. Вон, видишь Худжуму? Опять высматривает для своей Адили сюрприз!

Киджана улыбнулась, но улыбка пропала с её светлой морды, как только она присмотрелась. Свои земли она знала, как и своих неприятелей.

— Это не Худжума!

Муфаса удивлённо посмотрел на Киджану, она не сводила взгляда с приближающегося льва. Её глаза становились всё уже и злее, и через несколько мгновений в воздухе повисла фраза:

— Только его не хватало!

— Он идёт сюда, — заметил Муфаса.

— Мерзавец, — прорычала Киджана. — Совсем страх потерял!

— Кто?

— Гаиди, так его зовут, — буркнула Киджана. — Это чужак, один из тех, кто нападал на нас ещё до твоего появления. Его папаша Мхалифу, видимо, не успокоится!

Муфаса навострил уши и нахмурился. Имя показалось ему знакомым, кто-то давно упоминал его…

— Помнишь, Худжума в первый день накинулся на тебя? — напомнила Киджана. — Он считал, что тебя отправил Мхалифу.

— Значит, он…

— Да, — уже со злостью прервала его Киджана. — Гаиди, гадёныш, до сих пор мечтает меня заполучить, а Мхалифу чуть не убил отца. Ну, он у меня сейчас получит!

— Киджана, стой! Стой! — почти крикнул Муфаса, однако львица уже не слышала его — она со всех лап мчалась к ненавистному ей чужаку. До него дошло слово «заполучить», брошенное разъярённой Киджаной и касавшееся её самой, — и Муфаса бросился следом.

Киджана, ещё только подбегая к идущему льву, закричала:

— Ты зачем опять притащился сюда, Гаиди? Тебе недостаточно было в прошлый раз?

Крепкий молодой лев с тёмно-каштанового цвета гривой остановился, затем медленно и вальяжно, будто у себя дома, сел на траву. Тёмные, по обе стороны широкого поцарапанного носа, глаза блеснули недовольством и печалью. Лев повёл головой и, когда Киджана остановилась перед ним, сказал:

— Странно, я думал, что ты, дочь Короля, хотя бы поздороваешься с бывшим возлюбленным. Неприятно слышать дерзости, Киджана.

— Не стоишь того! — рыкнула Киджана. — Твой папаша чуть не убил моего отца!

— Но не я!

— Ты участвовал в нападении!

— Ты знаешь, — раздражённо выпалил Гаиди, — что я был против этого. Но ты знаешь отца!

— И своего, и твоего! Но мой — настоящий герой, а твой — отброс, шакал!

— Я не раз упрекал отца за это. И вот, — Гаиди указал лапой на поцарапанную морду, — его ответ.

— Заслужил! — Гневно горящие глаза Киджаны превратились в щёлочки.

— Так, а это кто? — посуровел Гаиди, заметив Муфасу. Встал. Шагнул к нему. — Впервые вижу его.

— Не твоего ума дело! — отрезала Киджана.

— Может, перестанешь огрызаться, и мы поговорим нормально? — стукнул лапой по земле Гаиди.

— Ты кто такой? — спросил Муфаса, делая к Гаиди ещё шаг. И Киджана увидела с восторгом, как при виде Муфасы тот попятился. Однако напор выдержал.

— У меня — тот же вопрос. К вам обоим!

— Ответа на свой вопрос ты не получишь, — заявила Киджана. — Уходи отсюда по-хорошему, Гаиди!

— Ну уж нет! — оскалился Гаиди. — Я хочу знать, что за чужак встал между нами!

Киджана моментально огрела Гаиди лапой по морде. Муфаса увидел блеснувший в его глазах огонёк злости, но тот сдержался и сел.

— Мало тебе? Запомни, Гаиди — нет никакого «мы», притворщик и обманщик! Забыл, как пытался за мной ухаживать, а потом напал на нас?

— Киджана, — шагнул вперёд Муфаса, — рассказала мне о тебе и о твоём отце, как они напали на Мсанифу и чуть не убили его. Лучше уходи.

— Ты так и не ответила, кто этот лев! — выкрикнул Гаиди, потирая лапой морду.

— Муфаса — мой…

Киджана осеклась. Муфаса в удивлении перевёл взгляд с Гаиди на неё, а чужак всё понял по-своему.

— Ах, он твой? Твой?! — вскинулся он, вскочив.

Киджана сама удивилась своей не до конца произнесённой фразе, но быстро овладела собой и заявила:

— Да, Муфаса — мой!

— Твой, значит? Твой? Твой? — С каждым словом Гаиди, сощурившись, надвигался на Киджану, но её тут же загородил массивным телом Муфаса.

— Если ты, — прорычал он, — не оставишь Киджану в покое, если сейчас же не покинешь чужие земли…

— То что? — хахакнул Гаиди. — Ты сам здесь чужой, куда лезешь-то?

— Я… — высунулась Киджана из-за спины Муфасы, но он быстро перебил её:

— Киджана, отойди. — И — к Гаиди: — Даю тебе последний шанс, чужак. Оставь Киджану в покое и уходи отсюда. Или не уйдёшь, а уползёшь!

В первый раз Киджана увидела Муфасу в гневе. Его роскошная грива, будто приглаженная, встопорщилась, глаза сузились. Готовый к нападению Гаиди, он встал в боевую стойку, смотря из-под сурового прищура глаз и издавая глухой предупреждающий рык. Готовые атаковать и наносить удары лапы напряглись, когти впились в землю, обнажились в оскале длинные и острые клыки.

Гаиди оценил шансы — сам он был силён, но не как Муфаса. «Чужак» был мощнее и старше, опытнее в боях и поединках, да и вид его говорил о жизни в прайде, а не о выживании случайными находками еды. Он тоже был готов сцепиться с Муфасой, тоже предупреждал рыком и скалился в стойке. Ещё один рык чуть усмирил Гаиди — к схватке приготовилась и Киджана. Цепким и быстрым взглядом Гаиди окинул Муфасу — он и раньше отметил могучие лапы, предназначенные для мощных ударов. Но, пока Гаиди думал, Муфаса выскочил с рёвом вперёд. Гаиди отпрянул, едва не упав.

— Уходи! — чётко и протяжно прорычал Муфаса, приблизив морду к носу Гаиди. — Не появляйся здесь больше!

Расстояние между львиными мордами было меньше длины двух клыков. Сейчас они впивались друг в друга гневными взглядами, однако взгляд Муфасы будто резал и жёг. Понимая, что может проиграть сразу обоим, Гаиди в бессильной злобе повернулся спиной к Муфасе. И тут же резко шаркнул задней лапой по земле. Серо-коричневые комья попали Муфасе на нос и лоб. Не обращая внимания, Гаиди быстрой походкой пошёл прочь. Муфаса гневно посмотрел ему вслед.

— Идём, Киджана, — велел он.

— Ты всё равно будешь моей, Киджана! — раздался издали крик Гаиди.

Но его слова остались без внимания.

— Вот мерзавец! — рявкнул Худжума, когда Киджана закончила рассказ о неприятной встрече. — Повезло ему, что меня там не было!

— Почему вы ушли так далеко? — с укором спросил Мсанифу. — Киджана, ты знаешь, что Мхалифу со своими львами обосновался южнее нас, зачем ты пошла туда? Ещё и Муфасу туда повела?

— Прости, Мсанифу, но это я её повёл туда, — вступил в разговор Муфаса. — Я не знаю полностью твоих территорий, мало знаю о ваших врагах. Киджана не виновата, она ещё вовремя заметила, что мы далеко от твоего дома. Не брани свою дочь за мой недосмотр.

На слова Муфасы Мсанифу ничего не сказал. Лишь внимательно посмотрел сначала на него, потом — на дочь.

— Хорошо, что Муфаса оказался рядом, — сказала Имани, Королева. — И дело не кончилось очередной кровью для нас.

— Правда, этому Гаиди наглости не занимать, — сообщил Муфаса. — У него, похоже, виды на вашу дочь.

— В следующий раз я покажу ему вид его собственной крови! — взвился Худжума. — Пусть посмеет ещё раз оказаться здесь!

— Сделаю всё, чтобы он забыл о Киджане, — заявил Мсанифу.

— Судя по тому, как она его встретила, она его ненавидит, — кивнул Муфаса. — Есть за что.

Немного уставший от длительной прогулки, Муфаса пошёл в сторону водопоя — ему внезапно захотелось пить. На миг его взгляд задержался на Киджане, и львица привычно улыбнулась ему. В эти дни он всегда встречал Киджану улыбкой.

— Думаю, что теперь этот Гаиди не сунется к Киджане, — услышал Муфаса тихий голос Имани, эти слова она говорила мужу.

Муфаса напился вдоволь и лёг на траву неподалёку от кромки воды, вытянув уставшие за день лапы. Он смотрел в одну точку и изредка лениво крутил головой. Вечерняя благодать приятно обволокла его. День продолжал стремительно стекать к исходу. Тише становились нервные и протяжные выкрики птиц, реже раздавалось стрекотание кузнечиков. Тени деревьев, кустарников и валунов медленно удлинялись и вскоре растворялись на полотне темнеющей на угасающем солнечном свету земле. Вокруг становилось темнее и темнее, ночь наступала всё активнее, а Муфаса так и не собирался идти на Скалу. Ему хотелось — впервые за долгое время — побыть наедине со своими мыслями, пусть совсем недолго.

Он давно заметил, как к нему относится Киджана. В те дни, когда он ещё не мог даже двигаться от усталости, он был уверен, что чувство жалости у Киджаны было вызвано именно его беспомощностью. Но постепенно понимание этого сменялось благодарностью — ведь именно Киджана, в конце концов, нашла его, изувеченного и слабого, и именно она заботилась о нём, когда он был ещё болен. В эти дни Муфаса уже привык видеть Киджану рядом с собой, он помнил взгляд её ярких глаз, которым она награждала его. Вроде всё хорошо, ничего не тревожит, кроме того, что ничего не вспоминается из прошлого. Но в эти дни мрачные думы начинали окрашиваться тёплыми красками светлых мыслей — о Киджане, о её сегодняшних словах… А вот и она — подходит к нему, ложится рядом.

— Как ты? — спросил Муфаса.

— Жалею, что мало заехала Гаиди по его наглой морде, а так — хорошо, — с долей веселья фыркнула Киджана. — По пути представляла ваш с ним поединок. Ты бы победил сразу…

— Киджана, скажи — ты просто так сказала, что я — твой? — перебил Муфаса Киджану.

И сразу замолчал — слова вырвались будто сами собой.

— Мне сразу показалось, что он к тебе неравнодушен, — начал Муфаса.

— С ума сошёл? — обозлилась Киджана. — Да я теперь жалею о каждом дне, который потратила на разговоры с ним, на прогулки! Думала, что встретила хорошего льва. А вышло вон что! Как мне относиться к сыну того, что чуть не убил отца? Пусть он и говорит, что не одобрял Мхалифу, но он тоже был при нападении.

— Прости, я не так сказал, — слегка смутился Муфаса. — Неравнодушен в том смысле, что пытается тебя добиться. Слышала его крик?

— Слышала, — ледяным тоном процедила Киджана. — Надеяться ему не на что. Вот и пусть подавится. Прикидывался добрым, а на самом деле — наглый предатель! Давай не будем говорить о нём.

Выплеснув злость, вызванную Гаиди, Киджана успокоилась и уже более тёплым тоном добавила:

— Скажи я, что ты — мой гость, он бы не поверил и не отстал. — И усмехнулась: — А тебя он испугался!

— Он просто грубиян, — заявил Муфаса. — А ты — добрая, разумная. Ты многим можешь помочь. На тебя всегда можно положиться.

Договаривая эти слова, Муфаса догадался, почему Киджана тогда осеклась, когда представляла его Гаиди. Они с Киджаной переглянулись, затем Киджана, придвинувшись к Муфасе ближе, тихо спросила:

— А что плохого в том, что он сейчас думает?

— Ты сказала — не говорить о Гаиди, — напомнил Муфаса с улыбкой.

Киджана подняла лапу и поднесла её к носу и губам Муфасы, будто заставляя замолчать. Муфаса даже не отвёл голову в сторону, и подушечками лап Киджана ощутила его улыбку. От ласкового и тёплого прикосновения по мощному телу пробежала лёгкая дрожь, сменившаяся приятными волнами тепла, а биение сердца участилось.

— А я не о нём, — притихшим голосом сказала Киджана. — Что плохого в том, что, по его представлениям, у меня есть другой лев? Лев, который мне по-настоящему нравится? Разве плохо, что этот лев — ты?

Взгляд потемневших на вечеру глаз Киджаны не сходил с Муфасы, как не сходила с его морды улыбка, а сам Муфаса сейчас смотрел только на Киджану. Лапу она по-прежнему не убирала с его носа, ему не хотелось этого. Хотелось и дальше чувствовать это нежное прикосновение, тепло её лап, её взгляда.

— Он тебя недостоин, — прошептал Муфаса. Голос его звучал приглушённо из-за лапы Киджаны. — Но мне кажется, что он не поверил тебе. Он отказывается это принять, не считает правдой.

Глаза Киджаны медленно расширились, она даже опустила лапу. Под участившийся ритм сердца Муфаса медленно положил свою большую лапу на лапу Киджане. В тишине вечерней саванны он слышал учащённое и неровное дыхание львицы, но взгляда от Муфасы она не отводила — не хотелось. Он же смотрел прямо на неё.

— Такая милая и красивая львица достойна большего, — шептал Муфаса, которого сейчас обуревал поток тёплых чувств. — Ты столько заботилась обо мне в эти недели, Киджана, всегда находила приятное слово. Спасла меня на днях. И мне с каждым днём всё приятнее видеть тебя рядом…

Лапа Киджаны чуть дрогнула. Через тёплое прикосновение Муфаса выражал все свои чувства, всё, что думал о ней. И с каждым словом он склонял голову всё ближе и ближе, Киджана ощущала носом его тёплое дыхание.

— Ты мне очень нравишься, Киджана, — еле слышно произнёс Муфаса. — Если этот чужак только думает, что ты не будешь с ним, так пусть это будет правдой для нас.

Пара касалась обеими лапами друг друга. Он прав, Киджана всегда была рядом с ним, но настолько близко, чем раньше — ещё никогда. Муфаса в темноте видел слабый блеск её красивых глаз, кажущихся в темноте ещё красивее и глубже, но сейчас он казался для него ярким и согревающим в непогоду солнцем. Его сердце давно заходилось в беспорядочном галопе, а стремительную колотьбу сердца Киджаны он ощущал даже через её лапы. Каждое мгновение, каждое слово для Муфасы растягивалось до бесконечности, сейчас даже в плотнеющем мраке он мог различить каждую шерстинку на её мордочке, на макушке, на щеках, на ушах… Он склонял голову всё ближе и ниже… Миг, когда они коснулись носами друг друга, показался Муфасе самым тёплым в его новой жизни. Он закрыл глаза, предаваясь наслаждению.

Спустя некоторое время Муфаса с Киджаной медленно шли к Скале. Оба уносили в памяти нежное тепло, которым делились друг с другом. Киджана держалась как можно ближе к Муфасе, изредка касаясь его гривы, на что он совсем не возражал. Они шли молча, только обменивались улыбками. Когда Скала уже возвышалась над ними, Муфаса широко зевнул и сказал:

— Вот и спать пора. Давай все сегодняшние заботы пока оставим, ладно, Киджана?

С этими словами Муфаса пошёл на Скалу, пожелав Киджане спокойной ночи. Киджана проводила его долгим взглядом, но потом не выдержала и пошла следом. Муфаса прав — заботы лучше оставить, особенно после такого завершения дня. Он скрылся внутри. Киджана слегка затормозила у входа и увидела подходящего к ней отца. Увидев дочь, Мсанифу улыбнулся:

— Снова с Муфасой была, дочка? И так поздно?

Вопрос прозвучал лишь с лёгким укором. Киджана пока не решалась говорить отцу, что вечером у них была не просто прогулка, поэтому просто ответила:

— Папа, я теперь поняла, из-за чего именно Муфаса потерял память.

— Из-за чего же? — полюбопытствовал Мсанифу, убрав улыбку.

— Помнишь, как мы его нашли? — начала Киджана. — Я потом его осмотрела и нашла на его лапах следы от когтей. А когда с ним случился приступ из-за Махири, Муфаса рассказал о львёнке, которого спасал, и неизвестном льве, который сбросил его вниз. В обоих видениях присутствовало бегущее стадо антилоп. Так вот, у меня напросился лишь один вывод, но вполне очевидный — Муфасу пытались убить!

— Ты уверена? — спросил Мсанифу.

— Всё сходится, — ответила Киджана. — Лично я уверена, что его и пытались убить.

Несколько секунд Киджана молчала, потом тихо закончила:

— Теперь мне его ещё больше жаль, папа. Зачем с ним так поступили? И кто решился на такое?

Мсанифу покачал головой:

— Киджана, ты, похоже, с каждым днём больше и больше думаешь о Муфасе.

— А как мне о нём не думать, папа? — ещё тише спросила Киджана. — Мне уже не просто жаль его, он мне на самом деле нравится, и сильно. Это правда.

Признание вырвалось у неё неосознанно, и Киджана осеклась. Однако её отец, понимающий и мудрый лев, всё понял. Мсанифу вздохнул и обнял дочь.

— Я тебя понимаю, дочка. Я уже вижу, что ты с него глаз практически не сводишь. Поэтому у вас была такая долгая прогулка?

— Папа, я не об этом! — с досадой выпалила Киджана. — Ты не забыл, в каком состоянии мы его нашли. Он и так был чуть ли не при смерти, когда мы его нашли, только сейчас выздоровел, а благодаря Махири снова чуть на тот свет не отправился! Сейчас-то ладно, с жизнью здесь, с нами Муфаса свыкся, но я чувствую, что это не даёт ему покоя. И знаешь, — Киджана опустила голову, — этот лев, кажется, самый сильный из всех, что я видела. Не обижайся, но даже сильнее тебя. Я…

Вновь затянулась пауза, и вновь отец понял любимую дочь. Он с лаской и любовью коснулся носом её щеки.

— Девочка моя, да ты влюбилась!

Киджана ничего не сказала отцу в ответ. Это она уже и так поняла.

Муфаса к тому времени спал и ни одного слова из разговора не услышал. Перед тем как уснуть, он задумался, но на этот раз мысли шли не о его видениях и потере памяти. В этот вечер, проведённый с Киджаной, он напрочь забыл о своих видениях, только оказавшись в темноте пещеры, подумал о них. Но сейчас они его не тревожили, Муфаса не гадал, какими они будут, и будут ли новые. Щитом от этих мыслей служило другое — перед взором Муфасы стояла красивая молодая львица, которую он уже привык за все эти дни видеть рядом с собой. До этого вечера Муфаса чаще и чаще думал о Киджане. Он помнил, как у него в первый раз быстро забилось сердце, когда она подошла к нему после приступа падучей. Её улыбка так и стояла у него перед глазами. Ещё лучезарнее Киджана улыбалась сегодня, её милая улыбка делала её ещё красивее. Муфаса в этот момент улыбнулся так, как будто Киджана сейчас стояла перед ним, и вернулся в мыслях к их первому поцелую. Одна мысль о нём согрела Муфасу лучше, чем мать своего дитя, и голова перед сном была занята только этим событием. Ещё до того, как его поглотил сон, Муфаса подумал: «Какая же она красивая. И замечательная. Я прав — она достойна большего».

Мсанифу всё видел и понимал. Как любой отец, он желал счастья своим детям. Не раз Король наблюдал, как Киджана за эти дни часто подходила к Муфасе и заговаривала с ним. Она всегда встречала его светлой улыбкой, Муфаса охотно отвечал на её вопросы, ему уже нравилось разговаривать с ней. Один раз их увидел Худжума. Но он ничего не сказал, просто повернулся и медленно пошёл в сторону Скалы. Сам же Мсанифу, видя дочь рядом с могучим и добрым красавцем-чужеземцем, улыбался про себя. Его дочь уже давно выросла, она такая красивая, сильная, добрая… Должна же она быть счастлива. А против самого Муфасы Мсанифу ничего не имел — его убеждения насчёт того, что его гость мог быть далёким Королём, укреплялись. Правда, в тот вечер, после встречи Киджаны с Гаиди, к отцу подошёл Худжума и сказал:

— Слушай, отец, мне кажется, что наш гость и моя сестра… ну, как бы корректнее сказать… вместе.

— А что из этого? — посмотрел Мсанифу на сына. — Это её выбор, не твой.

— Я знаю, — кивнул Худжума, — но я до сих пор не могу забыть того случая с Киджаной, когда за ней ухаживал этот Гаиди. И этот мерзавец снова заявился!

— Ты опять за своё, Худжума? — взвился Король. — Я понимаю, что ты хочешь сказать. Я тебе уже сколько раз говорил — оставить эту тему! Вот прямо сейчас скажи мне честно — похож ли Муфаса на кого-либо из аутсайдеров?

Худжума посмотрел в глаза отцу, который жёстким взглядом вперился в сына. Через несколько мгновений он ответил:

— Нет, папа, не похож. Я не это хотел сказать, честно. Прости.

— Так давай закроем эту тему, — сообщил Мсанифу. — Не забудь, что Муфаса смог защитить Киджану от Гаиди. В конце концов, это жизнь моей дочери и твоей сестры, и она вольна сама решать, что делать. Лично я хочу, чтобы Киджана была счастлива, как и ты.

— Киджане в таком случае повезло, — пробормотал Худжума. — А я что-то с этим запаздываю… Помнишь, мы в детстве с Киджаной поспорили, кто раньше встретит того, кто ему понравится? Похоже, Киджана выиграла, к нашему берегу прибило во всех смыслах Муфасу.

— Сынок, родной, почему ты огорчаешься? — удивился Мсанифу и хлопнул сына по спине. — У тебя же есть Адили. Неважно, кто выигрывает такой спор, главное — встретить свое счастье, добиться его! Вот и Адили — гляди, смотрит на тебя. Ждёт на прогулку. Иди!

Худжума улыбнулся отцу и направился к ожидающей его львице. Мсанифу ещё улыбался, когда Адили ткнулась носом в гриву полюбившегося ей льва. Теперь его дети счастливы, пусть продолжают свою борьбу за счастье и крепко держат его.

На следующее утро Киджана проснулась рано, ещё только взошло солнце. Спали все — Худжума возле своей Адили, королевская чета, мамы и дети, Муфаса. После возвращения Муфасы Киджана всё время спала около пещеры, где он обитал. Сейчас она слышала его глубокое и спокойное дыхание. Киджана задумалась — часто Муфаса просыпался от тяжёлых видений, тогда же она ощущала, как его беспокойство передаётся ей. А сегодня, как и в немногие дни, он спал спокойно.

Поднявшись с прохладного камня, Киджана посмотрела внутрь пещеры, где у дальней стены, лежа на боку, спал Муфаса. Киджана тихо подошла и тепло улыбнулась, глядя на спящего льва. Его широкая грудь медленно вздымалась и опускалась, а на морде застыла лёгкая улыбка. Или безмятежный, или приятный сон. Киджане захотелось подойти к нему и поцеловать, её не смутило то, что могут проснуться отец, мать или брат. Она даже сделала шаг к Муфасе, но вдруг услышала какой-то шорох неподалёку. Киджана навострила уши. Звук доносился через тот выход, через который недавно ночью она уходила.

Внезапно в её сердце вползла змеёй тревога. На мгновение забыв про мирно спящего Муфасу, Киджана тихо подкралась к выходу и выглянула наружу, но никого не увидела. И всё равно ей чудилось чьё-то чужое присутствие. Насторожённая Киджана пошла к основному выходу и спустилась вниз. Пройдя несколько шагов вдоль Скалы и оказавшись сзади неё, она неожиданно почувствовала запах чужого льва. Он невидимым шлейфом тянулся прочь от Скалы. Киджана попятилась, но никого не успела позвать на помощь — раздалось тихое рычание, и её сбил на землю выскочивший невесть откуда неизвестный лев. Киджана ударилась головой о землю. Неожиданность нападения на несколько мгновений лишила её ориентации, но она попыталась вскочить. Чужак не дал ей этого сделать. Прижав лапы Киджаны к земле, он с яростным оскалом морды приставил когти к её горлу. Сбоку возник другой лев, который, грубо прижав голову Киджаны к земле, прорычал:

— Только дёрнись — и тебе конец!

Киджана не послушалась и резко дёрнулась в попытке освободиться. Она пыталась позвать на помощь, но издавала лишь приглушённый и невнятный стон. Держащий её лев хмыкнул:

— Посмотри, какая она у нас ловкая, Королевская дочка!

— Сейчас ловкости у неё мы поубавим, — пообещал второй негодяй и резким ударом по голове лишил её сознания. Чужаки незаметно, как и пришли, двинулись от Скалы в южную сторону, унося на своих спинах бесчувственную Киджану. Безвольно болтающиеся её лапы мягко задевали траву, покрытую росой.

Никто этого не видел. Прайд продолжал спать.

Совсем немного времени спустя после этого происшествия проснулся Муфаса. Открыв глаза, он зевнул, перевернулся с бока на спину и уставился в потолок. В пещеру задувал прохладный утренний ветер, лаская гриву. Привычная картина красивого утра, только Муфаса думал не о нём. Сегодня ему снился довольно странный сон. Начало его было прекрасным, оно заставило Муфасу сейчас блаженно улыбнуться — вдвоём с Киджаной они гуляли по саванне и разговаривали. Они уже подходили к Скале Мсанифу, когда Киджана остановилась и, повернувшись к Муфасе, нежно потёрлась носом об его густую гриву. Муфаса ответил ей тем же, а потом ласково лизнул её в щеку. Оба затем повернулись к Скале, но она странным образом изменилась — раздалась вширь, а небольшая плоская площадка превратилась в остроконечный пик и унеслась далеко ввысь. Сейчас эта каменная громада напоминала торчавшую из воды акулью голову.

Муфаса остановился в удивлении, он не мог понять, что это за место. Им начало двигать любопытство, но не успел он сделать и шага, как перед его глазами начало разливаться странное серебристое сияние. Сбоку вдруг раздался звучный хлопок, заставивший Муфасу вздрогнуть. Он повернулся и увидел, что Киджана исчезла. Муфаса вновь повернулся к Скале необычной формы и увидел сходящего с массивного выступа по каменистой тропе льва. До тех пор, пока он не подошёл к Муфасе вплотную, он не сводил с него сильного и независимого взгляда. Теперь изумлению Муфасы не было предела — этим львом был он сам. Второй Муфаса посмотрел на настоящего и с укором произнёс:

— Ты должен вернуться к себе домой, Муфаса!

— Т-т… ты кто? — глупо спросил Муфаса, заикаясь.

— Я тот, кем ты на самом деле должен быть, — отчеканил двойник Муфасы. — Ты — законный Король этих земель. Они твои по праву, поэтому ты должен вернуться сюда и наказать того, кто избавился от тебя.

— Я ничего не понимаю, — покачал головой Муфаса. — Как мне вернуться сюда? Кто избавился, кого наказать?

— Это твоя судьба, Муфаса! — вскинул голову двойник. — Посмотри вокруг и на то, что перед тобой.

Муфаса, всё ещё растерянный, покорно осмотрелся. В солнечном свете купалась обширная равнина, окружающая огромную Скалу словно море. После и на Скалу Муфаса обратил взгляд. Она была огромной и необыкновенно красивой, и…

— Всё это — твой дом, — сообщил второй Муфаса. — И он остался без своего правителя, а семья — без отца. Ты вернёшься сюда. Это твой долг.

С этими словами лев повернулся и пошёл в сторону Скалы. Он держал голову так же высоко и гордо, когда спускался. Муфаса всё время разговора провёл, будто приросши к земле. Всё происходящее ему казалось кратковременным представлением абсурда. Желая прояснить хоть что-то, он осторожно встал, сделал шаг за двойником, но потом остановился и окликнул его:

— Постой!

Двойник Муфасы обернулся:

— Что?

— Как мне вернуться туда, куда я не знаю? — спросил Муфаса. — Я не помню ничего!

Лев подошёл к нему, затем внимательно посмотрел в его глаза и сказал:

— Твоё время, Муфаса, придёт. И ты вернёшься!

С этими словами он поднял лапу и коснулся широкой груди Муфасы. Мгновенно раздался грохот, бьющий по ушам словно камни. Двойник исчез, оставив после себя пустоту. Земля задрожала, Муфаса вскочил, не понимая, что происходит. Сердце в груди металось, будто бешеный гепард. Внезапно почва под лапами пропала — вместе с сидевшим на ней Муфасой она рухнула куда-то вниз. Он падал всё ниже переворачиваясь в воздухе, и одновременно с этим в его ушах звучал детский пронзительный крик:

— НЕ-Е-Е-ЕТ!!!

В этот миг Муфаса проснулся. Снившееся ему казалось настолько реальным, что он не сразу осознал, где находится, и поднял голову, чтобы осмотреться. Несколько глубоких вдохов успокоили его и помогли осознать, что лежит на прохладном камне в прохладной пещере. Он слышал своё свистящее дыхание, вырывавшееся из массивной груди. Успокаиваясь, Муфаса лёг обратно и закрыл глаза. «Ну вот, опять…» — вымученно подумал он. Он не мог пока понять, к чему ему привиделось такое. С закрытыми глазами Муфаса обдумывал сон и пытался восстановить его в подробностях. Он был уверен, что видел самого себя — он знал свою внешность, свой голос. Его двойник сказал, что он, Муфаса — Король. Правда, Скала, которую он увидел, была ему совершенно незнакома. И в этот раз ему не снился лев, который сбрасывал Муфасу вниз с обрыва, не снился также и львёнок, находившийся в опасности. Ничего из прежнего… кроме детского крика. Муфаса опять задумался. Если верить сну, то он на самом деле Король, но отсюда следовали новые вопросы. Откуда он на самом деле? Почему он оказался здесь? Случайно или нет? И кто кричал? Опять много нового и непонятного. Ещё совсем недавно Киджана сказала ему, что его сны — реальность. Киджана…

Постепенно придя в себя и успокоившись, Муфаса перелёг на другой бок. Сейчас ему хотелось оградить себя от новых странностей и вопросов, хотя бы ненадолго. И он вновь вернулся в мыслях к вчерашнему дню и той, с которой он провёл время. Он и заснул с мыслями о Киджане. Раньше Муфаса пытался разобраться в своих мыслях и чувствах. Но в тот вечер, когда они разговаривали друг с другом на берегу водопоя, ещё перед поцелуем, он поймал себя ещё на одной детали. Ему уже не первую ночь снилась Киджана, и в этих снах она смотрела на него и тепло улыбалась. И в реальности похожее — они жили в одном прайде, на одной Скале, часто виделись. Всё больше времени вдвоём проводили за разговорами, а перед тем как идти спать, Муфаса долгим взором провожал уходящую Киджану. Ему не хотелось, чтобы она уходила, хотелось, чтобы она побыла рядом ещё немного, поговорила… Хотелось просто находиться рядом с ней. Муфаса непроизвольно улыбнулся, будто Киджана сейчас была прямо перед ним, и внезапно вновь удалился в мир грёз. И вновь ему приснилась Киджана, но в этот раз дорогая его сердцу львица не просто смотрела на него с улыбкой — она подошла к Муфасе и обняла его. Он, чувствуя, что сердце в груди уже не бьётся, а мечется, обнял её в ответ, затем поцеловал в нос… и проснулся. Действительность оказалась иной — лапа Муфасы лежала на прохладном камне пещеры, касаясь подушечками стены, а сердце его по-прежнему быстро колотилось. Муфаса тяжело вздохнул, жалея о том, что Киджаны рядом с ним не было.

Вновь зевнув, Муфаса медленно поднялся на лапы и потянулся. «Всё равно не засну», — решил он. Тихо ступая, чтобы не разбудить остальных, он пошёл к выходу. Но спали уже не все — кто-то из львят пытался разбудить своего друга, чуть поодаль бормотал во сне Худжума. Под лапы Муфасе бросился энергичный львёнок. Чуть не врезавшись в большую лапу, он отскочил в сторону.

— Ой, дядя Муфаса, извините! — пискнул он. — Доброе утро!

— Доброе утро, малыш, — добродушно усмехнулся Муфаса и шутливо подтолкнул львёнка носом. — Уже с утра такой неугомонный?

Тихое топанье лапок вместе с их хозяином исчезло внутри. Муфаса прошёл по дорожке, ведущей к выступу, и заглянул в основную пещеру, где спали Мсанифу с женой. Киджаны не было и там. Муфаса уже не мог побороть желания посмотреть на неё снова, кстати, за эти дни он просыпался и видел её, спящую недалеко занимаемой им пещеры. Это показалось ему странным — он не увидел её ни рядом с основной, ни около выступа, ни под ним, когда спустился. Киджана почти всегда вставала после отца.

Муфаса спустился на траву и обошёл Скалу в поисках Киджаны. Сделав два круга вокруг Скалы, он вынужден был признать — Киджаны почему-то нигде не было.

— Странно, — бормотнул себе под нос Муфаса и пошёл на водопой — его одолевала после пробуждения жажда.

Киджаны не было и у водопоя, не было никаких следов, доказывавших, что она была здесь. Трава не была примята, следов у края воды не было. Удивляясь про себя, Муфаса утолил жажду и направился обратно. Подходя к Скале, он увидел, что из основной пещеры выходит, зевая и потягиваясь, Мсанифу. Увидев Муфасу, он кивнул и сказал осипшим от сна голосом:

— Доброе утро!

— И тебе того же, Мсанифу, — ответил Муфаса.

— Что ты так рано встал-то? — удивился Мсанифу, отряхивая гриву от пыли с пола пещеры.

— Развеяться ходил после странного сна, — коротко ответил Муфаса. — А куда Киджана пропала?

— А рядом с тобой её не было разве? — спросил Мсанифу. — Я уже давно замечаю, Муфаса, что она от тебя вообще не отходит!

Муфаса посмотрел на Мсанифу, но тот улыбался добродушно, не было в его глазах холода. Он подошёл к Муфасе и, глядя ему в глаза, спросил:

— Скажи мне честно, Муфаса — тебе нравится моя дочь? Хотя я мог бы и не спрашивать про это, ведь это и так очевидно. Я часто вижу вас вместе.

Мгновение Муфаса смотрел Мсанифу в глаза, затем тихо ответил:

— Да, Мсанифу. Киджана мне действительно нравится, очень. — После этих слов Муфаса уже не смог подавлять тёплую улыбку, и признаваться в своих чувствах уже легче и без смущения.

— Я и не сомневался, — кивнул Мсанифу. — Хочу верить, что её выбор — правильный и хороший. Кстати, где она?

— Не знаю, — пожал плечами Муфаса. — Я её не увидел ни в вашей пещере, ни рядом с боковой. Она не уходила никуда?

— Не думаю, — покачал головой Мсанифу. — Она всегда позже меня встаёт.

— Может, просто прогуляться решила? — предположил Муфаса. — Я ходил к водопою, её не было и там.

— Не знаю, — пробормотал Мсанифу и крикнул: — Киджана!

Ответа не последовало. Муфаса осмотрелся вокруг. На крик отца вышли из пещеры Худжума и Имани.

— В чём дело? — спросила она.

— Ты не видела случаем, Киджана никуда не уходила? — повернулся к супруге Мсанифу.

— Так она в пещере почти не спит, — покачала головой Королева. — Она всё время теперь спит около боковой пещеры, недалеко от нашего гостя.

При этих словах львица покосилась с малозаметной улыбкой на Муфасу. Муфаса медленно отвёл глаза в сторону.

— Имани, ты точно не видела её? — настойчиво спрашивал Мсанифу.

— Я просыпалась раньше тебя, Киджаны тогда уже не было внутри, — сделала шаг вперёд Имани. Мсанифу опустил голову и пробормотал:

— Странно это всё…

Худжума пробормотал:

— Пойду, вокруг Скалы посмотрю.

С этими словами он обошёл выступ и скрылся за ним. Вскоре раздался его крик:

— Отец, Муфаса, бегом сюда!

Крик заставил Муфасу насторожиться — он был наполнен тревогой. Мсанифу мгновенно бросился на зов сына, Муфаса — следом. Тревога в голосе Худжумы подгоняла обоих львов. Они увидели Худжуму неподалёку от Скалы. Он что-то рассматривал в траве, но на звук подходящих львов выпрямился с потерянным выражением морды.

— В чём дело, Худжума? — выпалил Мсанифу.

— Здесь следы Киджаны… и ещё двух львов, — тихо ответил Худжума. Муфаса увидел, как озадаченное выражение сменяется пониманием случившегося.

Мсанифу подскочил к сыну, принюхался, сделал несколько шагов вперёд, потом в сторону от Скалы. Муфаса подошёл к ним и почувствовал то, что не уловил раньше — трава хранила чужой запах. Худжума часто дышал, пытаясь совладать с нахлынувшей на него яростью. Голос его дрожал, когда он произнёс:

— Следы ведут от Скалы, но среди них следов Киджаны нет. Она была здесь, но не одна!

— Посмотри, как смята трава! — толкнул сына Мсанифу. — Это следы борьбы!

Не понадобилось времени Мсанифу понять, что произошло на самом деле. Не нужно было ему гадать, кто приходил и зачем. Вернее, за кем.

— Вот падаль! — прорычал Худжума.

Король набрал полную грудь воздуха и оглушительно заревел в ярости. Рёв Мсанифу отчётливо давал понять, что местный владыка крайне опасен в гневе. К нему присоединились Муфаса и Худжума. Разбуженный ими, сбежался весь прайд. Львицы моментально окружили львов, а Имани подбежала к супругу:

— Милый, в чём дело?

Не знающий, куда себя деть от злости, Худжума яростно поскрёб землю лапами и пророкотал:

— Киджану похитили аутсайдеры! Уверен, это нужно только Мхалифу!

— О нет, нет! — вскрикнула львица. На траву закапали слёзы. Мсанифу подошёл к супруге и обнял её:

— Не плачь, солнце моё, мы вернём её. Обязательно!

— Как они сюда прошли? Как?!

Муфаса уже не слышал разговора, не гадал над ответом на панический вопрос Имани. Только одно имя сейчас стучало и шумело у него в голове кровью, билось в груди сердцем, когда он со всех лап бежал в ту сторону, куда они вчера ходили с Киджаной. Муфаса хорошо запомнил имя Мхалифу, но вчерашняя встреча на юге владений Мсанифу заставляла его думать о том, что виновник похищения — другой лев. Гаиди. Это он пробрался на эти земли. Муфаса помнил его выкрик: «Ты всё равно будешь моей, Киджана!» Вихрь мыслей проносился в голове Муфасы, когда он стремглав мчался по саванне, распугивая птиц, насекомых и мелких зверушек. От него шарахнулся рано завтракавший гепард, но всё оставалось за гранью внимания. Он слышал только топот своих лап, собственное хриплое и рваное дыхание, в эти напряжённые моменты переходящее в рык. Только одна Киджана была сейчас для него важна.

— Муфаса, стой! — раздалось сзади. — Стой!

— Остановись, немедленно! — вторил другой голос.

Муфаса и не думал останавливаться, пусть даже велел ему Мсанифу. Но вскоре от яростного бега у него начала ныть недавно сросшаяся лапа, а расстояние между ним и гнавшимися позади Худжумой и Мсанифу сокращалось. Превозмогая себя, Муфаса ещё бежал некоторое время, но у Мсанифу и Худжумы были все лапы здоровыми, поэтому вскоре отец и сын перегородили ему путь.

— Ты что делаешь? — спросил запыхавшийся Мсанифу.

— Сам что думаешь? — огрызнулся Муфаса, блеснув клыками. — Я хочу спасти Киджану!

— Один хочешь, да? — взъярился Худжума и толкнул Муфасу. — Не только ты есть у Киджаны, напомню!

— Ей нужна помощь, Худжума! — ещё громче выкрикнул Муфаса. — Она в плену!

— Замолчите оба! — призвал обозлённых львов к порядку Мсанифу. — Муфаса, ты не прав, если бросаешься в огонь с сухой гривой. Ты этих львов не знаешь, а я знаю. Не один месяц. И Гаиди вчера ты видел только одного. У Мхалифу — полтора десятка аутсайдеров! Ты понимаешь, что ты не вернёшься оттуда, если тебя схватят? Они убьют и тебя, и мою дочь! Ты этого хочешь? — От избытка чувств Мсанифу толкнул Муфасу в грудь. — Хочешь, чтобы Киджана, которая уже влюблена в тебя, погибла?

Именно с именем Киджаны Муфаса и бросился спасать её, и оно сейчас охладило его пыл. Он шумно выдохнул, когда услышал последние слова Мсанифу. Когда напряжение между львами спало, к ним подбежала Имани, а за ней — Адили. Обе львицы услышали слова Короля.

— Ну и что предлагаешь? — уже спокойнее спросил Муфаса, однако в его голосе ещё звенели резкие колокольчики злобы.

— Нужно не идти туда одному, Муфаса, — с укоризной произнесла Имани. — Я тоже знаю Мхалифу. Если это он похитил Киджану, он просто так её не отдаст.

— Идти надо вместе. Всем, — заявила Адили. — С целым прайдом даже один Муфаса не справится.

— Будто жить ему надоело, — буркнул Худжума.

— Адили права, — непререкаемым тоном молвил Мсанифу.

— Мсанифу, кажется, у нас гости.

Заговорили все разом, на миг все уставились друг на друга. Но слова Имани заставили посмотреть туда, куда она указывала. Все увидели, что к ним подходит лев. Мсанифу и Худжума воззрились на него с яростью, Адили и Имани тоже не сводили с него сурового взгляда. Муфаса же вновь почувствовал, как ярость поднимает в нём змеиную голову. Он был сейчас злее всех остальных — к ним приближался тот самый Гаиди с поцарапанным носом. Увидев его, Муфаса зарычал и быстро двинулся к нему, Худжума и Мсанифу — следом. Видимо, опасались, что Муфаса не будет действовать без глупостей.

— Ну-ну, ребята, без глупостей! — проворчал незнакомец.

— Что тебе нужно, Гаиди? — рыкнул в ответ Худжума. — Где моя сестра? Отвечай!

— Где Киджана? — рявкнул Муфаса так, что вздрогнули Имани и Адили.

— Полегче, бравые львы, — осадил обоих Гаиди. — И ты… как там тебя? Муфаса, кажется? Отец сказал, если вы меня хотя бы поцарапаете, на вашей Киджане шрамов будет в три раза больше. Так что, если тебе, Мсанифу, дорога жизнь твоей дочери, лучше слушай условия.

Львы боролись с желанием броситься на врага, Имани встала в боевую стойку. Взгляд Адили, наполненный ненавистью, будто колол врага иглами; Худжума гулко рычал, не сводя взгляда с врага. Муфаса, несмотря на повелительный рык Мсанифу, вышел вперёд.

— Ты не отдаёшь себе отчёт в словах, — тихо сказал он. Ему стоило огромных усилий владеть собой. — Уверен, что после такого Киджана будет твоей?

— Она сейчас не с тобой, — надменно бросил Гаиди, — а нас — полтора десятка. Оцени шансы. Лично я её не трону — я до сих пор неравнодушен к ней, — но за её целость не отвечает мой отец. А теперь, отойди в сторону, герой, — издевательски фыркнул Гаиди. — Я поговорю с наделёнными властью, а не эмоциями.

Толкнув Муфасу плечом, Гаиди подошёл к Мсанифу и Худжуме. Имани с Адили ответили на его приближение предупреждающим рычанием, но он не обратил внимания.

— В общем, Мсанифу, — заговорил Гаиди, — Киджана у нас. Требования у отца те же — четверть земель к югу от твоей Скалы. Нам у реки жить легче, а твой водопой останется при тебе. Отдаёшь нам их — получаешь свою Киджану обратно. Помечаешь свои новые границы при нас. И смотри, чтобы живущая под твоим боком Кикуто держала своих гиен при себе. У нас к ним терпимости меньше, чем у вас. Ждём сегодня твоё решение. Времени тебе — до солнца в зените. В противном случае мы сами переходим к действиям. Ты понял?

— На земли не рассчитывай! — рявкнул Мсанифу.

— Я знал, что ты так скажешь, — покачал головой Гаиди. И тут же посуровел: — Отец сказал, что твоя дочь увидит твою смерть! И тогда Киджана точно будет моей — даже на этого здоровяка, — он указал на Муфасу, — найдутся клыки и когти!

В этот момент Муфаса не выдержал и набросился на Гаиди. С каждым мгновением, с каждым ударом сердца этот наглый чужак становился всё ненавистнее, особенно со своими притязаниями на Киджану. Гаиди приготовился к схватке, но на этот раз наперерез Муфасе метнулись державшиеся около него на всякий случай Имани и Адили. Львицы тоже поняли серьёзность проблемы и хотели внушить это Муфасе. Они тоже знали прайд чужаков и Гаиди, видели, что он не боится даже их пятерых. Строгие и вместе с тем умоляющие взгляды львиц заставили Муфасу с большой неохотой отступить. Фыркнув, Муфаса вперился в Гаиди взором, полными ярости.

— Твой отец такой смелый, что и сам не пришёл, и только сына отправил? Не слишком, видимо, Мхалифу тебя ценит.

Гаиди сощурился и процедил:

— Так и хочется тебе вызов бросить! Только запачкаться боюсь!

На его слова Мсанифу, Худжума и львицы вновь приняли боевые стойки. Имани и Адили до сих пор теснили Муфасу в сторону от Гаиди. Удавалось им это с трудом — он был намного сильнее их. Сам Гаиди, оценив шансы, сообщил:

— Я думаю, мы все друг друга поняли!

— Муфаса, ради Киджаны, замолчи! — рыкнул Мсанифу, когда Муфаса хотел что-то язвительное бросить Гаиди и усугубить и без того напряжённую атмосферу.

Муфаса нехотя повиновался и сел, проглотив готовые сорваться резкие слова. Мсанифу подошёл к Гаиди вплотную и тихо произнёс:

— Сегодня я приду за дочерью, Гаиди. А земли, считай, теперь ваши.

Имани, Муфаса, Адили, Худжума вскрикнули в один голос:

— Мсанифу!

— Ваше Величество!

— Отец!

— Тихо! — обернулся к ним лев. Затем — снова к Гаиди. Закончил: — В условленное время я приду обязательно. Вы будете ждать меня на южной границе, и вместе с Киджаной. Ты и твой отец сами приведёте её. Не-вре-ди-мую! — по слогам отчеканил Мсанифу. — Но я тебя предупреждаю — если хотя бы когтем тронете мою Киджану, я лично убью твоего отца, и не земли он получит, а отдельную огненную пещеру в аду! Или валун страданий посреди лавового моря — там же!

— Передам, чтобы ждал с нетерпением! — фыркнул Гаиди, потом обернулся к Муфасе. — С тобой, чужак, не прощаюсь!

Гордо вздёрнув голову, Гаиди развернулся и быстро пошёл в сторону юга, откуда пришёл. В спину ему со злобой смотрели пять пар глаз.

— Тоже мне, медиатор, — буркнул Мсанифу. И через миг ощутил больной толчок сбоку. Разъярённый Муфаса подошёл к нему и возмущённо толкнул.

— Ты с ума сошёл, Мсанифу?!

Мсанифу не обратил внимания на грубость и толчок Муфасы. Лишь вздохнул и — как можно спокойнее — ответил:

— Я уверен, что он купился. И он не сказал мне, чтобы я приходил один.

— Ты и так не пойдёшь туда в гордом одиночестве, — отрезал Худжума.

— Ты сказал, что Киджана уже влюблена в меня, — напомнил Муфаса. — Так вот, это взаимно, поэтому тоже пойду с тобой, понял?

Имани с Адили уставились на Муфасу в удивлении. Мсанифу смотрел то на Худжуму, то на Муфасу. На последнем взгляд задерживался дольше. Затем коротко кивнул. Имани тем же непреклонным тоном, что и Муфаса, добавила:

— Присутствие матери тоже не помешает. И никаких возражений, Мсанифу! — повысила голос львица, увидев, что Мсанифу явно пытается возразить. Но матери возразил Худжума:

— Ты с нами не пойдёшь. Этот вопрос решать должны львы.

Все эти дни Киджана испытывала те же чувства, что и Муфаса. Совсем немного дней прошло с тех пор, когда у него случился приступ падучей болезни, едва не унёсший дорогую Киджане жизнь. Казалось, что это было совсем недавно, но пролетевшие дни будто сокращались под напором её, Киджаны, постепенного сближения с Муфасой. Этот красивый и здоровый лев прочно занял все её мысли и чувства. Поначалу, в первые дни, Киджана действительно испытывала к нему по большей части жалость, но постепенно это чувство стало трансформироваться в другое. Опыт общения с чужими львами у Киджаны был, поэтому она, наученная им, уже не была глупой. Она прекрасно понимала, что этот чужеземец, в отличие от отвергнутого Гаиди, совершенно безопасен, и с каждым днём её привязанность к нему росла. Даже обыденные действия и его поступки Киджана расценивала как достоинство. Один раз, когда Муфаса ужинал, к нему подошли львята, дети одной из львиц. Малыши давно не боялись огромного льва, осмелев, уже через недели три называли его «дядей». Тогда Муфаса прервал ужин и угостил обоих — они могли уже есть мясо, но маленькими кусочками.

Гораздо больший всплеск чувств у Киджаны вызывал его взгляд — глубокий, внимательный и уверенный, но добрый. Когда Муфаса смотрел на неё и улыбался, Киджана не могла не улыбнуться в ответ. Позднее она чувствовала, как её сердце будто подпрыгивало в груди. До приступа Киджана ещё думала, что такой лев может стать для всего прайда отличным и надёжным другом, но её личное отношение к Муфасе определилось в тот день, когда она фактически спасла его после ошибки Махири. Вскоре она сказала отцу, что никогда ещё не встречала таких сильных и больших львов. Её брат и отец тоже были сильными и мощными львами, но до Муфасы им было далеко. Ещё — Киджане не встречались ни разу львы с гривами такого необычного цвета. Имани говорила дочери — необычное привлекает, но не только это привлекало Киджану. В этом льве она уже давно увидела твёрдость духа и несгибаемую силу характера. Пусть Киджана и не знала, кем именно был Муфаса до того, как попал к ним, но она разделяла мнение своего мудрого отца — на простого льва Муфаса действительно не походил. Позже Киджана поняла из видений Муфасы, что они реальны. С осознанием этого её симпатия к Муфасе только возрастала, но после стычки с Гаиди, когда Муфаса без колебаний вступился за неё — симпатия начала перерастать в более глубокое чувство. Сначала оно было как юный побег травы или заронённое семя в землю — ждало своих дней, чтобы прорости и дальше подниматься к солнцу. Начало уже было дано — тот тёплый вечер недалеко от водопоя, когда они были вдвоём, и тот волнительный и вместе с тем волшебный лёгкий поцелуй…

Этот поцелуй и хотелось пережить Киджане заново, и не один раз. Она вспомнила именно его, когда просыпалась. На её языке крутилось имя дорогого ей льва… но почему болит голова? И почему она лежит на траве? Киджана открыла глаза. Перед ними будто расстилался серый туман, но через миг в нём возникла широкая львиная морда. Муфасу она узнает среди даже сотни львов. И это был не он. Тёплая и нежная сцена мгновенно стала скукоживаться и враз исчезла, когда в склонившемся льве Киджана узнала Гаиди. Туман рассеялся, вместе с ним рассеялось непонимание. Киджана всё вспомнила — её лишили сознания и похитили.

Гаиди не успел ничего произнести, как Киджана накинулась на него.

— Ты, стервец!

Лапа львицы врезалась в ненавистную морду. Но на этот раз рядом не было Муфасы, некому было заступиться за Киджану. Гаиди мигом пресёк её атаку и резким толчком отправил наземь.

— Без глупостей, Киджана, — выжал он предупреждающе.

— А то что? — презрительно скривилась Киджана. — Попытайся что-то мне сделать, тебе же хуже будет.

— Серьёзно?

Этот голос принадлежал уже не Гаиди. Он был очень похож на отцовский, но Киджана ошибиться не могла. Голос Мсанифу — будто тёплый летний вечер в саванне, безмятежен и спокоен, от него всегда становится спокойно на душе. А здесь — ощущался весь холод ночной пустыни и редкого в этих землях града.

— Хуже будет тебе, красавица, если пыл свой не уймёшь, — медленно и с угрозой пробасил вышедший из-за валуна массивный лев.

— Что тебе не занимать — бесстрашия или глупости, Мхалифу? — спросила Киджана. — Я тебя не боюсь.

— Да ну? — осклабился лев. Тёмная морда с несколькими небольшими шрамами и отсутствующей половиной чёрного носа будто перекосилась. Двухцветная грива — рыжая вокруг головы и шеи и чёрная на груди и остальном теле — дёрнулась, когда Мхалифу вскинул голову.

— А стоит, детка, — прорычал он.

— Не нужно, отец, — вмешался Гаиди. — Не пугай её!

— Я ещё не начал, — оскалился Мхалифу. — А ты заткнись, тебя не спрашиваю!

Гаиди только фыркнул, но под злым взглядом отца, под стальным блеском его глаз не отвернулся.

— Она сейчас — гарант выполнения твоих условий, — не замолчал он. — И не должна пострадать. Иначе тебе не на что рассчитывать. Ты знаешь Мсанифу и его сына.

— Я знаю, что не давал тебе права рассуждать! — рявкнул Мхалифу. — Я всё решаю здесь, понял?

— Это — земли моего отца! — отрезала Киджана. — Ты ничего здесь не будешь решать!

Мхалифу опустил голову и сгорбился, будто смертельно уставший от забот. Однако Гаиди знал — отец так злится сильнее, чем обычно. Затем выпрямился.

— Только очнулась — а уже так надоела, представляешь? — С бешеным оскалом и рыком он метнулся к Киджане. Она вскочила, а к ней быстрее отца подскочил Гаиди — но встал спиной к Киджане, а разъярённым выражением морды — к отцу.

— Не трогай её! — рявкнул Гаиди.

Тяжкий удар могучей лапы отбросил молодого льва в сторону. Гаиди ударился об огромный валун и со стоном вытянулся на земле. Мхалифу замахнулся на Киджану. Она чуть сжалась, но к возможной схватке была готова. Но тут Мхалифу опустил лапу и криво улыбнулся, правда, в этой улыбке злобы было больше, чем когда он ударил сына.

— Скажи спасибо этому заступничку, — выплюнул Мхалифу. — Заставил меня всю злость выплеснуть. Повезло тебе, девчонка! Скажи Гаиди «спасибо». Чего разлёгся? — рявкнул Мхалифу, оборачиваясь к сыну. — Вставай!

Потряхивая головой, Гаиди осторожно опёрся на лапы. Киджана с неохотой взглянула на льва и ощутила очень слабый, почти неуловимый укол жалости — на подбородке его темнела кровь, текущая из разбитой губы. Несколько красных капель упали на траву.

— Иди куда собрался, — махнул лапой Гаиди. — Я лучше отведу Киджану куда подальше. Ей безопаснее со мной, чем с тобой.

— Никуда ты не поведёшь её! С ней останется Мтунза, а ты пойдёшь на встречу с Мсанифу, — заявил Мхалифу. — Передашь ему все мои условия дословно. Приводи себя в порядок и топай!

Мхалифу развернулся и скрылся за соседним валуном. Оттуда же вышел светло-рыжий лев с бурой гривой и лёг недалеко от Гаиди. Киджана отвернулась, когда он посмотрел на неё с любопытством.

— Вот урод, — покачал головой Мтунза. — Сильно он тебя?

— Привык уже, — пробормотал Гаиди, осторожно стирая лапой следы крови.

«Заслужил!» — привычно хотела сказать Киджана, но промолчала. Такого отношения Гаиди и вправду не заслуживал. Вчера он ей указал на царапины на своей морде, оставленные отцом. Киджана вначале не поверила, но сейчас увидела воочию подтверждение его словам. На секунду в Киджане вновь шевельнулось сочувствие к бывшему ухажёру, но она быстро прогнала её. Она только бросила на него короткий взгляд и вновь отвернулась.

Убрав кровь с морды и расставшись ещё с десятком её капель, Гаиди ушёл, но напоследок пригрозил Мтунзе:

— Следи за Киджаной. И за Узини, другом своим — тоже! Мне хорошо известен его аппетит по части молодых львиц!

Киджана даже не посмотрела на уходящего Гаиди. Она не думала о нём, не думала о том, как собственный отец избил его. Она с его слов знала, что это повторяется не в первый раз. Мысли Киджаны были только об одном льве.

«Помоги, Муфаса…» — мысленно молила она.

Киджана поднялась и подошла к высокому и длинному обрыву. Под ним тёмной лентой незатейливо вилась река. На востоке, в далёкой её излучине ослепительно отражалось солнце, а в другой стороне по броду медленно шёл Мхалифу.

— Ты куда? — спросил Мтунза, поднимаясь. Видимо, опасался, что Киджана сбежит. К нему тут же подошёл другой лев.

— Мне на своих землях уже и попить нельзя? — фыркнула Киджана. — Дайте вниз спуститься.

Вниз Киджана спустилась, но в сопровождении Мтунзы и незнакомого ей льва. Она напилась холодной воды, с презрением выслушивая сожалеющий шёпот — лев по имени Узини жаловался Мтунзе:

— Жаль, что побаловаться с ней, такой мягкой и пушистой, нельзя!

До полудня в прайде царило смятение. Всех охватил испуг, когда Мсанифу сообщил о случившемся. Никто из львиц не пошёл на охоту, сейчас все находились внутри пещеры, гадая, что будут делать львы. На всякий случай Мсанифу велел внимательно смотреть на юг, а сам с Муфасой и Худжумой ушёл за Скалу. Всем видом он старался показывать, что он спокоен, но в душе у него метались злость и тревога. Он прекрасно понимал чувства Муфасы, его порыв, когда он сломя голову бросился за Киджаной, но осознавал, что нельзя всё решать настолько быстро. Король оставил свою жену с прайдом и сейчас не видел, как Имани, захваченная страхом за дочь, мечется по пещере взад-вперёд. Даже львята испуганно притихли и не нападали на своих мам, не тянули их за уши и не требовали ласок.

— Нас троих мало против них, — сказал Худжума. — И в быстрый исход я не верю.

— Враг всегда вызывает ненависть, но и недооценивать его нельзя, — ответил Мсанифу. — Если Мхалифу так нужны земли, по вязкой почве он будет шагать осторожно.

— И ты готов отдать столько территорий тому, кто чуть не убил тебя? — изумлённо воззрился на него Муфаса.

— Я отдам и больше, чтобы спасти Киджану! — отрезал Мсанифу. Возражения эти слова не требовали. — А этот пусть сибаритствует, если хочет.

Худжума кивнул и с болью добавил:

— Земли у врагов можно отнять и вернуть, но тех, кого они убили — нет. Мы в той битве, где чуть не погиб отец, потеряли трёх львиц. Себуле сейчас растит детей одной из них. Она была такая же милая и красивая, как сестра…

Муфаса вспомнил одну из львиц Мсанифу. Один раз Себуле позволила львятам поиграть с Муфасой, а раньше Муфаса, умилившийся при виде львят, услышал от неё, когда уходил: «Если бы желала себе льва, то это был бы Муфаса!» Оказывается, львята — её приёмные дети, а их настоящая мама погибла из-за нападения Мхалифу… Ему стало неловко и грустно: весёлые детишки, видимо, не знают, о судьбе своей родной матери.

— Мне кажется, Мхалифу обманет нас, — отогнал Муфаса печальные мысли. — После того, что я о нём услышал от вас, нельзя полагаться на его слова. Кстати, Мсанифу, почему он так взъелся на тебя и твои земли?

— Расскажу по дороге, — ответил Мсанифу. — Всё. Нам пора идти.

Когда солнце уже приближалось к высшей точке на небе, в сторону южной границы шли три льва. Распалённый солнцем воздух окружал их, над гривами роилась мошкара, заставляя жмуриться и отмахиваться головами. Троица быстро шла через траву, и мелкие зверьки, завидев царей зверей, быстро разбегались в разные стороны. Мсанифу через некоторое время спросил у Муфасы:

— Кстати, Муфаса, за эти дни ты так пока ничего и не вспомнил?

— Нет, — покачал головой Муфаса. — Скоро пора возвращаться к восстановлению памяти.

— Ты говорил утром о странном сне, — вспомнил Мсанифу. — Рассказывай.

Муфаса рассказал Мсанифу о приснившемся двойнике, его рассказе и своей возможной судьбе. Выслушав Муфасу, Мсанифу некоторое время промолчал, но его мысли высказал Худжума:

— Если тебе верить, Муфаса, то ты, значит, на самом деле Король. И семья тоже есть, но откуда ты тогда?

— Видимо, оттуда, где стоит эта огромная скала затейливой формы, — ответил Муфаса. — Я не знаю, где это место и далеко ли. Знаешь, мне это надоело, признаюсь. Давно уже хочу знать, откуда я и что со мной на самом деле произошло.

— Всё узнаешь, — пообещал Мсанифу.

После короткой паузы Муфаса сказал:

— А теперь ты расскажи — что за распри у тебя с Мхалифу?

— Он появился здесь почти год назад, — заговорил Мсанифу. — Мхалифу пришёл издалека, видимо, из околопустынных равнин. Пустыня разрослась, словно чудовище, и за быстрое время съела их земли. Шли они долго, оказались на моих землях. Тогда я позволил им обосноваться на юге, возле реки. Но на следующий день они встретились с гиенами. Их матриарх, Кикуто, отказалась уйти по просьбе Мхалифу. Точнее, не по просьбе, а по его грубому приказу. Мхалифу не выдержал, набросился на неё. Случилась большая битва, и немало гиен погибло. Я недолюбливаю гиен, пусть и позволяю им раз в неделю охотиться здесь. Кикуто имела больше прав находиться здесь, чем Мхалифу. Живут гиены на востоке, за рекой, а там далеко — супесь и пустоши. Возле них — чужие владения, тамошний правитель Куфунгва и его сын Асаба их туда не пускают. Во время битвы гиены смогли сообщить всё мне. Я вмешался. Не напади Мхалифу по своей несдержанности на Кикуто, всё могло бы кончиться иначе, но по его вине пролилась кровь на моей земле. Я уже не мог его принять. Как говорил мой дед, кровь можно слизать с тела, когда зализываешь раны, можно смыть с земли, но не с закона гостеприимства.

Мхалифу пришлось уйти, но своих изначальных планов, переросших в притязания, он не оставил. Он поселился возле реки на юге, на небольшом клочке земли. В его голову, которую охватил огонь мстительного безумия, вкрался план отбить все мои земли! Следом сюда подкинули Гаиди под видом чужака. Он обладает умением налаживать контакт с львами и львицами, ему удалось ловко обвести всех вокруг когтя, я сам сначала повёлся на качественный, но развод. Он встречался с Киджаной — этого я, кстати, не одобрял, — но оказывал знаки внимания и Себуле. Вот она его и раскрыла, когда однажды он ушёл ночью на передачу информации о нас. Перед рассветом, через несколько дней, они напали на нас. В той битве Мхалифу сбросил меня с обрыва. Падение смягчили ветви дерева, если бы не оно, всё было бы хуже. Я уже был сильно ранен, а при падении повредил обе лапы. Одну сломал, другую вывихнул. Мне помогли Махири и его брат, который навещал его. Лапы у меня не совсем зажили даже до твоего появления, Муфаса. Это день от той памятной битвы отделяют почти две луны. Мы с Киджаной несли тебя…

— А потом ты попросил, чтобы я тебя заменил, — встрял Худжума.

— Ты его чуть не сбросил на землю, — укоряюще сказал Мсанифу.

— Я думал…

— Я понял, о чём ты думал, — перебил его Муфаса. — О том, что я — лазутчик, которого послал ваш враг.

— Я давно понял, что это не так, — устало обронил Худжума. — Ты хороший лев, Муфаса. Отец был прав, говоря о тебе.

Слова сына подтвердил и Мсанифу:

— Я не ошибся в тебе, Муфаса. Я давно догадывался, что ты не простой лев. Уверен, что и Киджана это поняла.

Так львы и шли, постепенно приближаясь к границе. Все думали не только о Киджане, но и о том, как пройдёт и закончится встреча с врагом. Вскоре впереди возник большой спуск, на котором лежало вповалку несколько десятков больших валунов. Мсанифу ускорил шаг, спускаясь по отлогому склону, а когда до останцев оставалось совсем немного, уже почти бежал. Около самых дальних камней сидели два льва, которые явно его ждали. Возле них сидел, потирая левую лапу правой, Гаиди, а рядом с сыном возлежал Мхалифу. Мсанифу, Муфаса и Худжума быстро подошли к нему. Гаиди, кинув короткий взгляд за один из валунов, поднялся. Мхалифу не изменил своего положения — видимо, считал себя хозяином земель, которые ему отойдут решением недруга. Мсанифу резко сказал:

— Я пришёл, как видишь. Этот, — Мсанифу ткнул лапой в Гаиди, — передал мне требования. Где Киджана, Мхалифу?

— Я думал, что ты придёшь один, Мсанифу, — покачал головой Мхалифу, лениво зевая и поднимаясь. — А ты, смотрю, прихватил с собой помощников?

— От вас стоит ждать что угодно, — рыкнул Худжума, пронзая злобным взглядом попеременно Мхалифу и его сына. — Вы вроде тоже, отец с сыном, пришли не одни.

— Я пришёл с сыном и другом, — ответил Мсанифу под непонятную возню из-за ближнего камня. — Я вовсе не боялся идти один, но откуда мне знать, что вы потом не убили бы меня?

Мхалифу медленно подошёл к давнему неприятелю. Тёмно-зелёные глаза в упор смотрели на Мсанифу, но тот уже давно выдерживал этот тяжёлый ненавистный взгляд.

— Обозначь мне границы, — велел он. — Потом сюда приведут твою дочь. Пошли. А вы ждите, мы прогуляемся с Королём.

Худжума и Муфаса дёрнулись, когда Мсанифу пошёл бок о бок с врагом. Обернувшись, он лишь качнул головой, веля сыну и Муфасе оставаться на месте. Львы нехотя повиновались, но в душе Муфасы металось беспокойство. Оно же — в разы сильнее — одолевало и Худжуму, сейчас его отец один на один с врагом, со своим несостоявшимся убийцей. Происходящее не нравилось. Вскоре Мсанифу и Мхалифу скрылись за подъёмом. Ощущение неопределённости усиливалось. Муфаса пытался успокоиться среди чужих львов, но тревога выдавала и его. Когда смятение достигло пика, в положение вмешался Гаиди.

— Я так не могу, — сквозь зубы простонал он и, буквально подпрыгнув, обернулся к валуну. — Отпустите её!

Муфаса и Худжума обернулись на донёсшийся оттуда шум.

— Пустите!

С этим криком из-за валуна выскочила Киджана. Худжума насторожился на миг, но увидев сестру, слабо улыбнулся и почти побежал к ней. Муфаса не отставал. Увидев брата и Муфасу, она бросилась к ним с радостным криком. Она на несколько мгновений прижалась к брату и благодарно ткнулась в его грудь носом. Худжума не успел поцеловать сестру в ответ, как она побежала к Муфасе.

— Иди ко мне! — выдохнул он, чувствуя, как снова учащается сердцебиение.

Муфаса мельком увидел, как Гаиди с недовольной миной отворачивается. Но мысли и чувства Муфасы были полностью заняты Киджаной, которая прижималась к его широкой груди. Чувствуя тепло её красивого тела, запах её меха, Муфаса приобнял её лапой и несколько раз лизнул в макушку. Киджана по-прежнему прятала мордочку в его густой гриве, с наслаждением вдыхая её терпкий и пряный запах, уже ставший для неё родным. Киджана, с огромной неохотой отстранившись от Муфасы, прошептала:

— Ты пришёл за мной…

— Я не мог иначе, — тоже прошептал Муфаса и наградил Киджану тёплым поцелуем в нос.

На эти мгновения они забыли о том, что происходит. Но не Худжума. Он тоже, как и отец, при подходе заметил ещё двоих львов недалеко от Мхалифу и Гаиди. Они медленно выходили из-за камней. В следующий миг Худжума встал в боевую стойку — к нему быстро шёл Гаиди. Муфаса инстинктивно закрыл собой Киджану. Но нападать он не собирался.

— Уходите отсюда, быстро, — лихорадочно зашептал он. — Бегите как можно быстрее, спасайте своего отца. Это обман!

— Какого…

— Ты, предатель!

— Осторожно!

Испуганный крик Киджаны смешался с яростным рычанием двух львов, которые возникли за спиной Гаиди. Киджана оттолкнула Муфасу в сторону. Не ожидавший толчка, он оказался на земле. Киджана мчалась к Гаиди — именно на него бежал один из приведённых Мхалифу львов. На Гаиди она не набросилась — оттолкнула в сторону и его. К сестре уже подбежал Худжума, и вместо Гаиди враг напал на него. Оба льва сцепились друг с другом. Гаиди безуспешно кричал:

— Не троньте их! Бегите!

Перед Киджаной оказался второй лев, но его тут же мощным толчком сбил наземь Муфаса. Много времени, чтобы одолеть противника, ему не понадобилось — Муфаса был сильнее любого из этих львов. Вдвоём с Киджаной они бросились на помощь Худжуме, и жаркая схватка была скоро окончена. Худжума осторожно двигал мускулистой шеей и морщился — один из крепких ударов пришёлся по уху. Гаиди тяжело дышал и яростно смотрел на пытающихся подняться сородичей. Один осторожно потряхивал ушибленной головой, второй с рыком боли дотронулся до расцарапанной морды.

— Ах ты, подонок! — злобно рявкнул один из них, оборачиваясь к Гаиди.

— Я вам сейчас добавлю! — оскалился он. — А вы, — он повернулся к Муфасе, Киджане и Худжуме, — бегите и спасайте отца!

Но никто не успел тронуться с места — с обеих сторон к группе мчались во весь дух львы. Несколько аутсайдеров бежали вдоль склона меж валунов, а к дочери, Муфасе и сыну птицей летел Мсанифу. Левая половина его морды темнела большой и глубокой раной и багровой кровью. Мхалифу с яростным оскалом морды преследовал его. Теперь напряглись все, приготовились к битве — тоже все. Киджана подскочила к резко остановившемуся отцу и осторожно стала зализывать рану на его щеке, но Мсанифу только отдёрнул голову. Муфаса и Худжума оградили Короля от озлобленного врага. Гаиди попятился в сторону, его потрёпанные приятели держались около вожака, а примчавшаяся подмога Мхалифу встала напротив Мсанифу и его родных полукругом. Назревало настоящее сражение.

— Извини, Мсанифу, но мне важнее земли для проживания, — прорычал Мхалифу. — Живым ты мне их не отдашь!

— Теперь ты точно ничего не получишь! — рявкнул Король. — Вновь напал первым! Хотя что ожидать от такой твари.

Мхалифу, злобно взревев, набросился на Мсанифу, и оба льва сцепились в жестоком и яростном поединке. Они оба были одинаково сильны, оба умели биться. Но ярость — плохой помощник, она охватывала Мхалифу и затмевала разум. Мсанифу она владела меньше, он бился за свои земли, за свою семью, за свой дом. Он был сосредоточен, следил за противником. Худжума отбивался сразу от двоих аутсайдеров, как и Муфаса. Киджана же билась с молодым львом, тем самым Узини, который нелестно высказывался о ней. Но он явно был сильнее. В какой-то миг Киджана пропустила один сильный удар и едва удержалась на лапах.

— Чувствую, побалуюсь с тобой! — осклабился Узини.

Худжума, увидев ситуацию с сестрой, резким ударом отбросил от себя одного из врагов и бросился к сестре, но второй противник остановил его, и Худжуме пришлось отвлечься на него. Львы напирали на него с силой, не давая прорваться к сестре. После одного из ударов Худжума упал на землю. Один из львов придавил его своим мощным весом, зажав лапы, второй — наклонился к нему с обнажёнными клыками. Смерть была неминуемой. Но тут раздался яростный рык, и метнувшийся к врагу золотисто-алым вихрем Муфаса мощным ударом сбил врага с Худжумы. Второй получил тяжелейший удар в ухо и вмиг расстался с сознанием. Отброшенный Муфасой ещё пытался дотянуться до Худжумы. Когти мелькнули совсем рядом с его глазами. Снова. Ещё ближе. Почти коснулись носа. Муфаса был рядом — он перехватил пастью лапу врага и с силой сжал челюсти. Послышался хруст кости, лев заревел от пронзившей лапу боли. Оценив силы, он с трудом пополз в сторону. Муфаса, увидев, что Киджана уже с трудом отбивается от наседающего на неё льва, бросился ей на помощь. Но ему вновь помешали — сзади накинулись два льва, от которых он отвлёкся.

Тем временем Мсанифу и Мхалифу продолжали теснить друг друга и обмениваться ударами. Их громкий рык разносился далеко над склоном. Оба льва уже были ранены, на землю капала их кровь. Мсанифу продолжал атаковать своего давнего врага, но опасался своего состояния бойца — вновь начали болеть покалеченные некогда лапы. Обеими лапами Мсанифу наносил удары, но с усиливавшейся болью атаки становились слабее. Мхалифу это понял и удвоил рвение в нападении и ударах. Он послал куда-то вбок короткий и призывный рык. Сзади на Мсанифу набросился ещё один лев. Мсанифу зарычал от новой порции боли, когда острые когти и клыки глубоко впились в спину и бока. Тут Мхалифу нанёс Мсанифу ощутимый удар по голове, на несколько мгновений лишив его ориентации, затем быстро отбежал в сторону и осмотрелся. Все львы были заняты друг другом, каждый силился повалить другого на землю.

— Отец, прекрати! — взревел Гаиди, подбегая к отцу. Отделённый от отца бьющимися, он тоже участвовал в битве — но не на его стороне. Пришлось сражаться с другом, в итоге Гаиди обратил в бегство Мтунзу, который сейчас, хромая, ковылял прочь от валунов.

Мхалифу, понявший, что сын его предал, набросился на него и с такой силой ударил по морде, что выбил клык. Могучий удар заставил Гаиди буквально перевернуться в воздухе, он тяжело ударился о камень и остался лежать неподвижно. Клык, окрашенный кровью, лежал в траве. «Позже с тобой разберусь!» — подумал Мхалифу. Сейчас его желанием было сбросить сына с обрыва, но через мгновение Мхалифу выбрал иную цель.

Аутсайдеры, несмотря на численный перевес, постепенно сдавали, поскольку Мсанифу, Худжума и особенно Муфаса были сильнее. Битва переместилась от валунов почти на край обрыва, к трём деревьям, которые стояли в ряд. Трава темнела багровыми пятнами крови, они уныло поблёскивали на солнце. Все уже были ранены в большей или меньшей степени, а на Мсанифу вместо предводителя аутсайдеров наседал молодой Узини, который справился с Киджаной — она лежала без сознания на траве. Большая часть львов Мхалифу была выведена из строя, серьёзно раненные, что не могли сражаться, покидали место боя. Гаиди так и лежал под валуном. Остались только три аутсайдера, включая Мхалифу. Его рёв и огласил саванну:

— Остановись, Мсанифу! Оставьте их!

Оставшиеся аутсайдеры отбежали от своих противников. Раненый Мсанифу огляделся по сторонам и увидел бесчувственную дочь.

— Киджана! — крикнул он и бросился к дочери вместе с Муфасой, но его остановил окрик Мхалифу:

— Эй, а ты про сына не забыл?

Мсанифу обернулся и увидел, что Мхалифу стоит под деревом — боком к обрыву, лапами рядом с уходящими в почву корнями. Сердце Мсанифу рухнуло в подушечки лап — Мхалифу прижимал переднюю лапу Худжумы, висящего на краю обрыва.

— А ну, вытащи моего сына! — проревел Мсанифу и начал подходить к врагу.

— Стоять! — рявкнул он. — Стоять, или отпущу твоего сына, и он упадёт вниз и разобьётся!

Тем временем оставшиеся львы начали приближаться к Муфасе. Увидев этот момент, Мхалифу с издёвкой усмехнулся:

— Что, Мсанифу, теперь не бросаешься на меня? Правильно, жизнь сына должна быть дороже! Как всё могло закончиться, если бы не этот твой гость?

Два аутсайдера по-прежнему приближались к Муфасе, затем один из них прыгнул на него. Муфаса был готов к нападению — пригнув голову, ждал момента. Когда передние лапы противника упёрлись в землю, Муфаса быстро вытянулся и подсёк его. Лев повалился на траву. Муфаса отдёрнул лапу, в которую едва не вцепились вражьи клыки. Он не дал ему подняться — своим внушительным весом зажал врагу лапы и угрожающе, обнажив клыки, склонился над ним. Другой также устремился к Муфасе, но не добежал — очнувшаяся Киджана сбила его наземь. Перекатившись со львом по земле пару раз, она оказалась на нём и прижала его лапы к земле.

— Ты побеждён!

— Эй, отпусти его, здоровяк! — выкрикнул Мхалифу. — Или отпущу Худжуму!

С большой неохотой и предупреждающим рычанием Муфаса отпустил побеждённого льва и сурово пророкотал:

— Вон отсюда!

Лев неуклюже поднялся и, дерзко глядя на Муфасу, начал приближаться к Мхалифу, к нему на помощь. Мсанифу вмиг выскочил вперёд, заставив противника отступить. Муфаса обернулся к Мсанифу, который тем временем думал, как спасти сына. Он, тяжело дыша, обратился к врагу:

— На что ты рассчитывал, Мхалифу? Думал, если нас мало, то мы не победим тебя? Ты просто глупец, ты это знаешь?

Мхалифу осмотрел место битвы. Раненые львы, составлявшие большую часть его отряда, уже скрылись, не желая рисковать своими жизнями дальше. Один лев слабо шевелился на земле, к нему и двинулся побеждённый Муфасой сородич. Делать нечего — не оставалось вариантов, кроме как сдаться. Лев ухватил приятеля за лапу и осторожно потащил к валунам мимо безвольного Гаиди. А Мхалифу злобно зарычал — опять его план не удался! Чуть морщась от боли, к отцу подбежала Киджана, а следом — Муфаса. Втроём они надвигались на Мхалифу. Мсанифу тем временем сообщил:

— Твой план, Мхалифу, потерпел фиаско!

— А ну замерли! — предупреждающе прогудел Мхалифу. — Иначе будет красивое падение!

— Оцени шансы — ты один против четверых!

— Троих, — поправил Мхалифу. — Твой сын не в счёт, он не с тобой рядом.

— Отпусти его! — взвилась Киджана. Мхалифу повернулся к ней.

— Что ты сказала, красавица? — скосив голову и смотря исподлобья, грубо пропел он.

— Отпусти моего брата! — шипяще потребовала Киджана.

Мхалифу гадко улыбнулся и повернулся к Мсанифу:

— Извини, Мсанифу, твоя Киджана выбрала не те слова!

С этими словами он перестал держать висящего на краю обрыва Худжуму.

— НЕТ! — Киджана с диким криком бросилась к брату.

Одновременно с этим Мхалифу, сбив с лап львов, прорвался и бросился бежать прочь, а Киджана еле успела схватить брата за лапу. Худжума судорожно пытался удержаться на крутом склоне, ведущем к обрыву, но когти только царапали глину, а корни, за которые можно было ухватиться, пробивались далеко — часть пути он проскользил на спине и перевернулся поздно. Киджана всеми силами пыталась удержать Худжуму, цепляясь передними лапами одновременно за него и за корни, до которых могла дотянуться, но лев весил значительно больше сестры. Он продолжал съезжать по глинистому наклону вниз, увлекая сестру за собой. Когти львицы только скребнули по корню, и она начала соскальзывать следом. Ей уже не удержать было Худжуму, как не удержаться на краю самой. События занимали считанные мгновения, Киджана едва успела позвать на помощь. Но она уже мчалась к ней. Муфаса с отчаянным криком: «Киджана!» — бросился к дорогой ему львице и успел схватить её за задние лапы, когда она уже с братом падала вниз. Даже для такого могучего льва, как Муфаса, общий вес Киджаны и Худжумы было удержать непросто. Киджана неуклонно скользила по крутому склону, с трудом удерживая Худжуму, а сам Худжума уже свисал с верха отвесной стены. Из-под живота его сорвался кусок земли, теперь Худжума цеплялся только передними лапами за край обрыва, его задние лапы и живот повисли в воздухе. Киджана неумолимо скатывалась вниз, к отвесному обрыву, их с братом совместный вес утаскивал за собой вцепившегося в неё мёртвой хваткой Муфасу. Совсем чуть-чуть — и она прижималась к краю обрыва грудью. Худжума за обрыв уже не цеплялся — его из последних сил держала сестра. Ему было страшно упасть, но он заставлял себя не дёргаться. Лишь одно неверное движение — и случится беда…

По южной границе земель Мсанифу протекала неширокая, но достаточно глубокая река. Это та самая река, течением которой принесло Муфасу. Огибая владения Мсанифу, она делала крутой поворот и омывала два разных берега. Левый был отлогим и густо заросшим травой и кустарниками, а правый обрывистым, высоким и отвесным, но под самим обрывом была небольшая полоска берега. Сам обрыв начинался резким спуском, на него и спрыгнул Мсанифу. Над ним росли деревья, корни одного из них торчали сквозь песок и глину. Заметив наиболее толстые корни, пробивавшиеся почти под самым деревом, Мсанифу проскользнул под ними и, изловчившись, удержал сразу трёх львов. Под огромной их тяжестью Мсанифу чуть не съехал к самому обрыву, но его удержали больно врезавшиеся в живот корни дерева. Мсанифу со стоном пытался вытянуть за задние лапы Муфасу, передняя часть тела которого висела над берегом реки. Муфаса держал Киджану передними лапами за бока, а сама Киджана, в свою очередь, удерживала тяжёлого брата. Всем было больно — в тело каждого впивались когти. Всем было страшно — в любой момент можно было упасть. Но большая угроза висела над Худжумой — его задние лапы и песчаную полоску разделяла высота почти в пять львиных тел.

— Не шевелитесь! Замрите! — сдавленно прокричал Мсанифу и тут же услышал крик Киджаны:

— Худжума, держись за мои лапы! Держись и не дёргайся!

— Вы там держитесь? — крикнул Мсанифу.

— Да, я держу их обоих! — ответил Муфаса.

— Так, сейчас я придумаю что-нибудь, — пропыхтел Мсанифу. Ему становилось с каждым ударом сердца тяжелее выносить боль от обхвативших его живот корней, он боялся лишний раз пошевелиться. Оценив ситуацию, он крикнул: — Ребята, не дёргайтесь сильно! Худжума, попробуй подняться. Медленно и аккуратно, и держись за Киджану!

— Ладно, — глухо выдохнул Худжума.

Тело Киджаны слабо задёргалось, потом напряглось. Муфаса услышал её тихий и протяжный стон — когти брата вошли в её тело, когда он осторожно начал взбираться наверх.

— Вот так… осторожнее… — пыхтела Киджана. — Ещё чуть-чуть…

Стало ещё больнее, когда Худжума ухватился за спину сестры возле крестца. Киджана не удержала вскрика, от боли на глазах выступили слёзы. Худжуме осталось дотянуться до шеи Муфасы совсем немного. Мсанифу даже зажмурился от напряжения и боли, становящейся невыносимой. Из-под живота покатились куски глины, зазмеился по канавкам серо-коричневыми струйками песок. Мсанифу замер, и тут один из корней начал с треском пробиваться через глину.

— Тихо! — шикнул он. — Корень…

Мощное тело Короля ещё выдерживал более толстый корень. Но он лишь казался надёжным — под давлением начал медленно обнажаться и он. Тело Мсанифу на чуть-чуть сместилось к обрыву, он даже вскрикнул от боли, когда корень защемил живот. Муфаса с Киджаной вскрикнули дружно: «Худжума, нет!» Их тела резко дёрнулись и оказались ещё ниже. Мсанифу вновь стало страшно — хотя страшнее уже, казалось, некуда. У него перехватывало дыхание от боли из-за корней поперёк живота. Корни с треском обнажались ещё больше. Мсанифу, молясь про себя, вонзился когтями задних лап в глину и крикнул:

— Ещё медленнее, Худжума… поднимайся!

— Мсанифу, они у меня выскальзывают! — закричал Муфаса.

— Отец, вы срываетесь! Я не могу ухватиться! — вскрикнул снизу Худжума. Миг назад он вновь сорвался с тела Киджаны, и теперь сестра удерживала его обеими лапами за одну.

Корень ещё раз издал треск, прорываясь сквозь глину.

— Не шевелитесь, Киджана, Худжума! Муфаса, держишь их? — рычал Мсанифу, силам которого подходил конец. Его лапы вытягивались до боли, плечи грозились вывернуться из суставов. Он в одиночку уже не мог выносить огромный вес львов.

— Держу, держу! — простонал с отчаянием Муфаса. — Они выскальзывают!

— Худжума, держись! — ещё громче крикнула Киджана. Шкуру на её боках уже почти рвали когти Муфасы.

В этот момент Муфаса резко вырвался из-под лап Мсанифу. Король едва успел вытянуться и схватить за левую заднюю лапу. Один корень с треском, который для Мсанифу показался ударом грома, оборвался. Остался только один — он отделял львов от смерти, но и он перестал казаться крепким. Мсанифу едва не заревел от натуги и боли, ему казалось, что корень пропорол ему бок. Через пару мгновений он в этом убедился — по глине вниз побежала кровь. Худжума вновь пытался вскарабкаться по Киджане, но теперь все с каждым мигом соскальзывали ниже. Снизу раздался крик, и испуганный Мсанифу прокричал:

— Муфаса, держи их, держи!

Тут крикнула Киджана:

— Худжума, ты что делаешь?

Худжума оценив ситуацию, перевел взгляд на сестру. От его слов внутри у Мсанифу похолодело:

— Киджана, у меня нет выбора. Отпусти меня.

— Нет! — непроизвольно вырвалось у Киджаны. Она выкрикнула паническое «Нет!» со слезами и вместе с отцом и Муфасой. — Я не отпущу тебя!

— Тогда мы все упадём и разобьёмся! — рявкнул Худжума. — Отпусти меня, или отец не выдержит. Он держит нас троих один, те корни оборвутся!

— Киджана, ты выскальзываешь! — вскрикнул Муфаса. Наверху выругался с рыком Мсанифу — в который раз корень треснул, вырываясь наружу. Худжума отчеканил:

— Киджана, последний раз говорю — отпусти! Или кто-то из нас погибнет!

— Не могу! — заплакала сестра. — Не могу, братик, не могу!

— Хочешь погубить себя? — спросил он. — Муфасу? Отца? Я не хочу!

— Не надо, милый!.. — просипела Киджана, судорожно уцепляясь за брата.

С коротким вздохом Худжума закрыл глаза и приготовился отцепиться.

— Я всех вас люблю… — Шепнув это, он вырвав свою лапу из захвата сестры, безмолвно полетел вниз.

— НЕТ!!! — завизжала Киджана. Несколько бешеных ударов сердца — и раздался глухой удар тела о землю.

Звук будто ударил по самому сердцу, будто вонзился в него, будто разорвал душу. Муфаса закрыл глаза, а несчастная львица разрыдалась. Сердце Муфасы, казалось, выросло до огромных размеров, будто вся его мощная грудь обратилась в этот орган, а от потрясения перехватило дыхание. Мсанифу всё слышал. Даже не видя, он представил себе, как сын без колебаний жертвует собой. На миг лев забыл, что происходит и где они находятся, и почувствовал, как по окровавленной морде градом побежали слёзы. Стало легче держать Муфасу с Киджаной, но не на душе — в груди у Мсанифу будто ворочался один из тех валунов наверху. Несколько мгновений ему понадобилось, чтобы взять себя в лапы, затем Мсанифу по возможности ровным голосом крикнул, осторожно вытянув голову:

— Так, теперь слушаем меня! Муфаса, ты не видишь никакого выступа ниже?

— Нет, сплошная стена, — не своим голосом ответил шокированный Муфаса.

— Киджана! — окликнул Мсанифу дочь. — Слышишь? Попробуй подтянуться и схватиться за Муфасу.

Львица продолжала рыдать, глядя вниз, на распростёртое на песке неподвижное тело брата. Вниз падали слёзы. Муфаса же тихо произнёс:

— Киджана, нам надо выбраться отсюда. Мы спустимся потом и заберём Худжуму. А сейчас подтянись. Давай, родная, ты сможешь!

Всхлипнув последний раз, Киджана собралась с духом и начала выгибаться дугой. Муфаса по-прежнему крепко держал её, но боли из-за шока она уже не чувствовала. Она пыталась выбраться, но перед глазами стояла одна картина — падающий в пропасть брат.

— Давай, ещё немного, — велел Муфаса.

Не без труда она смогла извернуться и ухватиться сначала за загривок Муфасы, а затем и за спину. На миг их взгляды встретились. В глазах Муфасы метались призраки растворяющегося в испуге облегчения — любимая львица держалась теперь крепко; он уже понимал, что она не сорвётся, что сможет взобраться наверх. Она просто хочет жить. Глаза Киджаны были полны слёз, её светлые щёки пересекали мокрые дорожки. Не дожидаясь Муфасы, она осторожно стала взбираться по нему. Совсем немного — и Киджана смогла уцепиться за край обрыва и по выбивающимся корням подобраться ближе к отцу. Они ничего не сказали друг другу, только пересеклись их печальные и наполненные слезами взгляды. Вдруг сверху раздалось:

— О нет! Держитесь, я сейчас!

Некогда было смотреть на подбежавшего к дереву, но по голосу Мсанифу и Муфаса угадали Гаиди. Киджана вместе с отцом помогла вытащить мощное тело Муфасы на крутой склон. Он осторожно развернулся, и Мсанифу только сейчас мог перевести дух. Корень, который чуть не оборвался, продолжал удерживать льва, но теперь он был запачкан кровью — из-за одного резкого и крайне больного рывка порвалась шкура на боку Мсанифу. Измученные, тяжело дышащие львы и львица по корням карабкались наверх, а там их ждал Гаиди. Он надёжно вкогтился передними лапами в основание дерева и повис корпусом над склоном.

— Цепляйтесь за меня! — хрипло крикнул он. — И залезайте!

Гаиди после удара отца пришлось перенести ещё несколько мгновений боли, когда по его телу забирались сначала Киджана, потом Муфаса и Мсанифу. Но эта боль была намного слабее — голова до сих пор болела от жестокой отцовской лапы. Ещё чуть-чуть — и все были уже на твёрдой поверхности, но дрожащие от пережитого лапы отправили сильные тела на землю. Гаиди выбрался с отметинами когтей на спине и боках. Окровавленный Мсанифу без сил и почти без чувств рухнул в траву, чувствуя, как от пережитого сердце бешено колотится. На его животе темнела рваная рана, из неё на землю быстро капала кровь. Не лучше было и Муфасе — одна из лап была в крови, кровоточили и следы от когтей Мсанифу. Киджана, тоже с красными пятнами на боках и лапах, быстро подошла к Муфасе и прижалась к нему, вновь заплакав и уткнувшись в его густую гриву, выпачканную глиной и песком. Она всё ещё отказывалась верить, что брата больше нет. Ей было страшно представить, что будет с матерью, Адили и остальными, когда узнают о трагедии… Мсанифу с трудом поднялся и подошёл к дочери и Муфасе. Он не знал, что сказать — все слова растерялись, когда Худжума упал и разбился.

— Я вниз, — сказал Гаиди и побежал вдоль обрыва. Но на него никто не обратил внимания. Скоро он превратился в небольшую точку, которая пропала за обрывом — дальше был более плавный спуск к реке.

Спустилась давящая тишина, нарушаемая всхлипываниями Киджаны — бедняжка плакала и не могла остановиться. Всё это время она провела, уткнувшись Муфасе в шею и всхлипывая. Он то касался лапой её плеча, то гладил по шее, то ласково проводил языком между ушами, тихо говоря только одно:

— Я с тобой… мне очень жаль… Мы его заберём оттуда…

Муфасе тоже до боли в груди было жаль смелого Худжуму. У него ведь осталась любимая Адили… Киджана ничего не отвечала, только продолжая всхлипывать. Не выдержал вновь Мсанифу — уткнувшись носом в спину дочери, Король тихо заплакал.

— За что? — еле слышно спросил он.

Так все и сидели, прижавшись друг к другу и деля тяжёлое горе, но вдруг все подпрыгнули — снизу раздался крик Гаиди:

— Худжума жив! Он дышит!

— Худжума! — прошептала Киджана и бросилась следом за Гаиди.

Муфаса устремился за ней. Забыв о боли, за ними поспешал Мсанифу. Новость гнала их в спины пламенем нетерпения, испуга и радости. Трава, запятнанная кровью после битвы, осталась позади вместе с валунами. Киджана, не обращая внимания на боль, быстро опережала отца и Муфасу — она мчалась по песку, когда львы были ещё наверху. Гаиди сидел возле лежащего Худжумы, ещё издали Киджана увидела на окровавленной морде льва выражение облегчения. Подбежав к брату, Киджана осторожно коснулась носом его шеи:

— Братишка, ты меня слышишь?

Худжума не отвечал. Вновь испытав страх, Киджана осторожно приподняла его крупную голову и увидела слабо текущую из носа тонкую струйку крови. Испугавшись ещё больше, Киджана положила лапу на мускулистую шею брата. Подушечки лап сквозь плотную гриву почувствовали медленно прощупывавшийся пульс. Из глаз Киджаны снова потекли слёзы, на этот раз от счастья, и она крепко обняла подбежавших отца и Муфасу. Они были рады не меньше, чем Киджана.

Гаиди с опаской смотрел на львов и — со слабой улыбкой — на Киджану. Охваченная восторгом от новости, она подошла и благодарно коснулась носом и его. Муфаса отошёл к реке и, склонившись над зеркальной её гладью, жадно лакал оттуда воду. Мсанифу поглаживал сына по боку и, изредка проводя языком по щеке, приговаривал:

— Давай, приходи в себя, сынок…

Раненый Король осторожно лёг за спиной сына и принялся зализывать раны — его и свои. Мучимая жаждой, Киджана подошла к Муфасе. Холодная вода освежила её, когда она не только напилась, но и окунула голову в реку. Гаиди вновь посмотрел на Киджану, но в его взгляде уже не было злости. Ревность по-прежнему не покидала его, пусть сила её уже угасла. Остались только боль и грусть — его надежды вновь вернуться к Киджане улетали птицами, растворялись дымом на ветру. Но тому, что все живы, Гаиди искренне был рад. В ожидании прихода Худжумы в себя все осторожно зализывали на себе раны — Муфасе и отцу помогала заботливо справляться с ними Киджана. В битве Муфаса тоже пострадал — правая лапа от плеча до подушечек была замарана засохшей кровью, а на плече около гривы темнели глубокие прокусы и царапины.

Уставший Мсанифу поднял на Гаиди тяжёлый взгляд и с неохотой произнёс:

— Не думал, что буду благодарить тебя.

— Не стоит… — слабо отмахнувшись, буркнул Гаиди.

Мсанифу заметил, что левая половина морды льва кажется больше правой. На лбу, над левым глазом темнеют несколько ссадин. Поняв взгляд Мсанифу, Гаиди оскалился. Но не в ярости — он показал Мсанифу маленький остаток клыка. Место удара до сих пор кровоточило, кровь наполняла пасть льва.

— Я не знаю, что теперь со мной сделает отец, — глухо пробормотал Гаиди. — Клык — только за то, что я вступился за…

— На место в моём прайде не рассчитывай, — отрезал Мсанифу. — Твой перебег ничего не меняет.

Гаиди опустил голову и вздохнул. Затем, не говоря ни слова, встал и пошёл вдоль реки, но в другую сторону, не туда, где скрылся отец. Возле торчащего из воды камня обернулся и посоветовал:

— Вы сейчас Худжуму не уносите. Дайте ему чуть оправиться от падения или перенесите его в тень. И когда понесёте домой, не несите быстро — кажется, у него есть переломы.

— Скажи — зачем?

Гаиди непонимающе посмотрел на Мсанифу.

— Помогаешь нам — зачем? — уточнил тот.

Гаиди с тяжёлым вздохом посмотрел на прижимающуюся к Муфасе Киджану. Но грусть и боль в его глазах не нуждались в истолковании.

Мсанифу ничего не ответил, а Гаиди двинулся дальше. Отойдя на несколько сотен шагов, он вошёл в воду и переплыл реку. Мсанифу лениво смотрел, как лев исчезает за блестящей извилистой лентой. В этот момент Худжума пришёл в себя и застонал. Мсанифу быстро повернулся к сыну:

— Худжума, родимый, как ты?

— Паршиво, — прохрипел раненый. — Всё тело болит…

К брату быстро подошла Киджана. С нежностью она его поцеловала и прошептала:

— Братик…

Худжума с трудом поднял голову и лизнул сестрину щёку в ответ.

— Не плачь, пушистик, — отозвался он и глухо закашлялся — ему было больно дышать. И жарко — солнце обрушивало всю свою дневную ярость на землю.

— Сынок, лапами можешь шевелить? — поинтересовался Мсанифу. — Попробуй.

Двигаться Худжуме было тоже больно, но и передние, и задние лапы его действовали, повреждений на них, кроме боевых ран, не было. Кости и позвоночник тоже были целы. Подошедший Муфаса благодарно кивнул Худжуме. Обоим было что сказать, но пережитое и боль отнимали у Худжумы силы, и он промолчал.

— Всё у тебя пройдёт, герой, пройдёт! — приободрил его Мсанифу и с гордостью улыбнулся. — Молодец, сынок!

Раненый Худжума то засыпал, то приходил в себя и осторожно поднимал голову, чтобы осмотреться. Возле него сидели отец и Муфаса, не отходили от него ни на шаг. Ему пришлось немного потерпеть боль, когда Мсанифу осторожно перетащил сына в тень. Он опасался со слов Гаиди, что у Худжумы были переломы рёбер, но для этого нужен был осторожный осмотр. Поэтому Киджана побежала за Махири.

— Кажется, я понимаю, каково было Муфасе, — слабо пошутил Худжума, проснувшись уже в тени. — Сломанных лап не хватало.

— Поверь — и без них мне было ещё хуже, — вздохнул Муфаса.

— Гаиди сказал, что могут быть переломы рёбер, — сказал Мсанифу.

При имени недруга Худжума вспомнил начало атаки.

— Отец, ты ведь не знаешь, что происходило, когда Мхалифу тебя увёл, — заговорил он.

Это же вспомнил Муфаса.

— Гаиди пытался нас предупредить об обмане, — добавил он. — Те львы накинулись на нас, но не он — он дрался со своими же. Когда Худжума упал, Гаиди помог нас вытащить.

— Это не значит, что он всех нас спас, — отрезал Мсанифу и с гордостью указал на Худжуму. — Вот наш главный спаситель!

Худжума смежил веки и тихо сказал:

— Не ожидал от него такого…

Вскоре прибежала Киджана с Махири. Всполошённый мандрил немедленно приступил к осмотру — ещё по пути Киджана вкратце рассказала о событиях, не раз заставив его ужаснуться. Ловкие и осторожные руки Махири ощупывали тело Худжумы, а когда он морщился и шипел от боли, Махири сосредоточенно покачивал головой. На осмотр ушло немало времени, прежде чем Махири сказал:

— Угрозы для жизни нет. Есть ушибы внутренние и пара сломанных рёбер. Вставать нельзя, понял? — спросил он, обращаясь к Худжуме.

— Махири, а домой меня можно отнести? — полюбопытствовал раненый.

— Или завтра, или аккуратно при мне — сегодня, — заявил Махири. — Нести его придётся долго, и вдоль реки. Нельзя подниматься с ним по крутому берегу. Пока пусть полежит.

Вскоре наступил вечер. Худжума, находящийся под присмотром родных, отдыхал. Муфаса, прислонившись спиной к каменистому берегу, дремал, на его тёплых лапах устроилась Киджана. Изредка приоткрывая глаза, он лениво смотрел на львицу, дарящую ему покой и ласковое тепло. Пусть отдохнёт, бедная… Она едва не лишилась члена семьи. У всех было о чём поговорить, и для этого теперь есть время. Всем нужен был отдых. Ещё задолго до наступления вечера примчались Имани и Адили — львицы не находили себе места от беспокойства и не выдержали. Мсанифу всё им рассказал, но велел им держать эмоции под контролем — не нужно было будить Худжуму.

Махири же спокойно ждал, когда измученные битвой львы отдохнут. Вскоре задремал и сам. Проснулся от толчков Киджаны.

— Мы решили пойти домой, — сообщила она.

Махири широко зевнул и сказал:

— Буду сопровождать вас.

— Тогда помоги устроить Худжуму, — велела Имани.

С помощью Махири и львиц Худжума был надёжно — и осторожно — положен на широкие спины Муфасы и отца. Махири взобрался на Киджану — способ передвижения был ему знаком давно, — и вся компания неторопливо двинулась вдоль реки.

Путь растянулся до поздней ночи, так как нести раненого Худжуму нужно было бережно. Сами потрёпанные в битве, Муфаса и Мсанифу уставали, и их сменяли попеременно львицы. Несколько раз они устраивали небольшой отдых, его время заполняли краткими разговорами. За переноской Худжумы тщательно следил Махири, не забывая интересоваться, усиливаются ли его боли при переноске.

Вот и родная Скала — место, где после всего пережитого даже воздух кажется слаще и приятнее послегрозового, где теперь безопасно и можно поделиться всеми чувствами и новостями. Во тьме, слабо прорезаемой луной, Мсанифу увидел торопливо собирающийся неподалёку от Скалы прайд. Ему хватило нескольких слов, чтобы успокоить встревоженных львиц. Король, как и все, кто сегодня был с ним, мучительно устал. Мсанифу и Муфаса аккуратно пронесли Худжуму внутрь Скалы, положили в дальнем углу пещеры и оставили в покое. Оказавшись дома, в его ласковой прохладе, Худжума тихо поблагодарил львов и сразу заснул. Тут же рядом с Мсанифу прошла Адили и легла рядом с Худжумой, а Мсанифу, выведя прайд под выступ Скалы, рассказал всё о произошедшем. Все охали и ахали, выслушав долгий рассказ Короля. После рассказа, когда слабое сияние начало золотить восток, все разошлись спать. Имани, шагая рядом с отчаянно зевающим супругом, тихо сказала:

— Я не представляю, что было бы со мной, если бы вы там погибли.

— Всё же обошлось, милая, — успокоил её Мсанифу и лизнул в щёку.

— Слава Королям прошлого, они не оставили нас, — вздохнула Имани, затем улыбнулась. — Вот, наш сын теперь и герой! И не только он.

— Все сегодня что-то сделали для спасения, — кивнул Мсанифу. С этими словами были согласны сегодня все.

Оказавшись в пещере, Мсанифу лёг на своё место — небольшое углубление в каменной стене. И сразу провалился в чёрный сон от усталости — тело, ослабевшее от ран, боли и прочего пережитого, ни на что больше не было способно. Имани несколько раз лизнула морду мужа, как и в пути к дому, стерев с меха засохшую кровь. Её любимый лев тоже мог сегодня не вернуться.

Киджана в это время лежала рядом со Скалой, нежась в предутренней прохладе. Светало. На траву легла роса, а воздух полнился сладким запахом скорого пробуждения саванны. Всё казалось Киджане красивым и приветливым — россыпь камней возле выступа, крохотное облако в предрассветном небе… даже каждый вдох казался ей сокровищем. Она очень многое пережила сегодня — чуть не потеряла брата, едва не погибла сама. Понимала, что благодаря Худжуме, который мог запросто погибнуть или навсегда остаться калекой, живы они все… и что нашла наконец своё счастье. Мсанифу сообщил дочери, как они впятером пытались остановить Муфасу, безрассудно помчавшегося к врагам.

— Видела бы ты, Киджана, с каким желанием он рвался спасти тебя! — улыбался Мсанифу, но и в улыбке, и в словах его отчётливо виднелась гордость. Муфаса иначе и не мог, Киджана это знала. Сегодня в этом убедилась вся её семья.

Сзади раздались тяжёлые шаги, но на их звук Киджана не обернулась. Только улыбнулась — походку Муфасы она всегда узнает. Звук только его шагов льётся в сердце и душу нежным теплом. Истомлённый и совершенно разбитый, Муфаса с тихим стоном лёг рядом с Киджаной. Настолько приятно ему было принять удобное положение после стольких событий и дать измученному телу отдых! Киджана с улыбкой склонила голову на его плечо.

— Как ты? — тихо спросил Муфаса.

— Лучше всех, — ответила Киджана, греясь его теплом. — А когда ты рядом со мной, то ещё лучше.

С этими словами Киджана уже в который раз прильнула к своему любимому льву, в который раз вдохнула запах его могучего и жаркого тела и густой гривы. Она твёрдо знала, что проведёт с Муфасой весь следующий день. А за ним — следующий, потом ещё и ещё…

— Я люблю тебя, Киджана…

Тихий шёпот только подтвердил её мысли. Киджана замурлыкала, пряча мордочку в гриве Муфасы, и он начал с нежностью и лаской вылизывать её макушку и загривок. Этим ранним утром судьба вознаграждала её за все сегодняшние мучения, за её боль и кровь. После Киджана уже без всяких колебаний отблагодарила его добрыми и нежными поцелуями за всё. Но даже их одолела сегодняшняя усталость, и вскоре оба уснули в объятиях и тепле друг друга, а над горизонтом гордо и величаво поднималось солнце.

Он ощущал страх, который усиливался с каждым мгновением. Он чувствовал когти сестры, что мёртвой хваткой вцепились в его лапы и с трудом удерживали от падения. Каждый миг мог оказаться последним для всех. Худжума слышал стон сестры, с трудом удерживающей его, видел исказившуюся от напряжения морду Муфасы, которому было ещё тяжелее. А отец… Худжуме было сложно представить мучения Мсанифу, пытающегося уберечь всех троих от трагедии. Внутри Худжумы всё сжималось от испуга, когда он из последних сил пытался удержаться за край обрыва, когда он висел над песчаной полосой берега. Падение с большой высоты может убить их всех. И решение пришло мгновенно — в воздухе повисли два слова:

— Отпусти меня…

Всплеск страха внутри Худжумы заглушил отчаянные возражения. Он понимал, что ещё хотя бы несколько мгновений промедления — и неминуема трагедия. Он понимал, что может погибнуть, упав с такой высоты… понимал, что этим даст шанс на спасение близких. Понимал, на что идёт. Сердце будто взбрыкнуло испуганной зеброй и забилось втрое быстрее под шёпот Худжумы:

— Я всех вас люблю…

Уверенный рывок. Отчаянный вопль сестры. Падение. Свист воздуха в ушах, треплющаяся вокруг головы грива.

«Теперь они спасутся…»

Удар. Боль. Гул и чёрная пустота…

Снова боль, но рядом — голоса сестры и отца. Боль была сильна, но она не помешала облегчающей мысли:

«Живы. Все…»

Эта мысль оставалась с Худжумой до конца пути домой. Эти слова завершили этот тяжёлый день, казавшийся бесконечным.

Мсанифу, уставший от насыщенного событиями дня, проснулся позднее обычного. Солнце уже давно взошло, и саванна с благодарностью купалась в золотистом тепле. Жены рядом с ним не было — Имани, как главная охотница, увела львиц на охоту. Пещера была пуста, лишь в отдалённом уголке мирно спал Худжума. Мсанифу осторожно встал и поморщился от боли — от Мхалифу и его львов ему хорошо досталось. Левая половина морды, рассечённая когтями, ныла сильнее остальных ран. Мсанифу медленно потянулся и осторожно прошёл к сыну.

— Ты куда-то собрался? — со слабой улыбкой спросил Мсанифу, когда увидел медленно опускающего голову Худжуму.

— Нет, — вздохнул Худжума. — Просто… проснулся один.

Мсанифу понимающе улыбнулся.

— Всем нужна еда. С ней Адили и придёт! А пока — отдыхай.

Улыбка вновь заставила Мсанифу скривиться от боли в изуродованной щеке. Рана, уже слегка затянувшаяся и подсохшая, мешала вольно говорить и двигать щекой.

— Все обитатели разбегутся, когда тебя с такой щекой увидят, — пошутил Худжума. Мсанифу покачал головой и шутливо боднул сына носом в подбородок.

Спускаясь со Скалы, Мсанифу заметил в её тени два светлых пятна. Киджана отдыхала после тяжёлого дня рядом с любимым львом, лапа Муфасы лежала на её плече. Мсанифу не остановился, продолжая идти в сторону саванны. Сейчас его голову наполняли вовсе не грустные мысли, в эти простые мгновения Мсанифу радовался за своих детей. Они ждали своего счастья, и оно к ним пришло. Худжума изменился с тех пор, когда в их прайде появилась Адили — до появления Муфасы он старался держаться от всех, даже от родителей, подальше. Киджана пережила немало неприятных дней, узнав о предательстве Гаиди и убедившись в его истинной природе. Она злилась на него, верно, но не раз Мсанифу заставал дочь заплаканной. Возможно, она и вправду любила его… Хотя вчера он показал себя с другой стороны. Гаиди по-прежнему неравнодушен к Киджане, но у неё теперь есть Муфаса.

Думая о своих детях, Мсанифу неторопливо приближался к границам своих владений. Но его уже ждали. Тот, о ком он вскользь подумал. Возле хорошо знакомого провала в земле, неподалёку от замшелого валуна, лежал Гаиди. Мсанифу быстро направился к нему. Гаиди лежал к подходящему льву боком, и за несколько шагов Мсанифу увидел встревоженное выражение его морды, когда он повернул голову.

— Что тебе здесь понадобилось? — громче, чем хотел, спросил он.

Гаиди вздрогнул, но не поднялся.

— Зачем пришёл, Гаиди? — посуровел Мсанифу. — Лежать? Молчать?

— Хочу тебя предупредить, — тихо заговорил Гаиди, по-прежнему не вставая. — Отец не остановится!

— Значит, я твоего отца остановлю! — грозно отрезал Мсанифу. — Так и передай ему.

— Некому уже передавать! — грубо рявкнул Гаиди, оскалившись.

В этот момент Мсанифу задёргал носом — ему не понравился запах. Возле Гаиди и на земле, где оставляли следы его лапы, виднелись тёмные следы и капли. Мсанифу, понимая, в чём дело, обошёл Гаиди и взглянул на его сильно разодранный и прокушенный бок. Глубокие разрывы от когтей перемежались следами клыков, один кусок шкуры был вырван. Серьёзные раны были получены не так давно. В уголках пасти льва засохла его собственная кровь — он зализывал раны, но они продолжали кровоточить. Мсанифу почувствовал пробирающуюся в сердце жалость. Этот молодой лев всячески пытается воздействовать на затуманенный местью разум отца, но не боится его жестоких ответов. Во время вчерашней битвы Мсанифу не видел, как Мхалифу ударил сына, но видел его сломанный клык. Мерзавец Мхалифу не жалеет сил ни на врагов, ни на сына.

— Некому… — уже тише добавил Гаиди и осторожно дотронулся языком до ран. — Я изгнан. И друзей, как теперь выяснилось, у меня нет. Даже лучший друг — и тот встал на сторону отца.

— У тебя и здесь нет друзей, — помимо воли вырвалось у Мсанифу, но он тут же пожалел о сказанном.

— Я не прошу тебя принять меня, Мсанифу, — со вздохом сказал Гаиди, аккуратно поднимаясь. — Места мне здесь не будет. Достаточно того, как на меня смотрит этот твой приживала Муфаса.

Мсанифу промолчал, хотя грубость в сторону Муфасы его покоробила. «Догадываешься, почему?» — готов был сорваться вопрос. Месяцы назад Мсанифу ошибся в том, кто мог бы быть судьбой для его дочери. И теперь его подозрительное отношение к Гаиди оправдано. Но в Муфасе Мсанифу был уверен, как и в счастье Киджаны. Если принять Гаиди — он с лёгкостью может испортить жизнь обоим. Или вообще всему прайду. Будто в ответ на сомнения Мсанифу поднявшийся Гаиди с тихим стоном опустился обратно на траву. Мсанифу ещё раз взглянул на малоприятного льва, на его раны, на его состояние…

— Несколько дней проведёшь у нас, пока твои раны не затянутся, — решительно произнёс Мсанифу. — Но и только. И чтобы я тебя рядом с Киджаной не видел. Увижу — не посмотрю, что помог нам вчера!

— Мсанифу, зачем? — изумился Муфаса, когда увидел возле пещеры спящего Гаиди. — Зачем ты его привёл?

Появление Гаиди возмутило не только Муфасу. Киджана, узнав от отца о появлении бывшего любовника, уронила кусок мяса, который несла брату. Имани с укором посмотрела на мужа, а из недр Скалы донёсся возглас Худжумы: «Чтобы внутри пещеры его не видел!» Очень многие львицы также недоумённо переглядывались, и только Себуле с детьми сохраняла спокойствие. Более благосклонна к изгнаннику была ещё одна львица, её звали Макунгу. Муфаса заметил, что она тоже изумлена событием, но глаза её выражали сочувствие. Выслушав возмущённых членов прайда и дождавшись тишины, Мсанифу сказал:

— Послушайте. У меня тоже нет к Гаиди крепкого доверия, но он пострадал вчера из-за того, что пошёл против отца. Против своего прайда. И вы видите, насколько тяжелы и глубоки последствия на теле Гаиди. Вы все знаете, что с нами сделал Мхалифу за эти месяцы. Да, Гаиди предал нас до появления Муфасы, — Мсанифу увидел, как Муфаса, с презрительно сморщенным носом, кивнул. — Но почти никого из вас там не было! Никто не видел, как мой сын подверг себя падению с большой высоты, чтобы не допустить нашей гибели. Муфаса, ты там тоже был. Я тоже, как и ты, не пылаю дружбой к Гаиди, но вспомни — разве не он пытался предупредить нас, что Мхалифу организовал ловушку для нас? Киджана, — Мсанифу посмотрел на дочь, — он не тронул тебя, когда ты очнулась у них, похищенная?

Киджана покачала головой.

— Вступился за меня перед своими друзьями. За это отец его ударил.

— Да, он дрался со своими же, — раздался из пещеры голос Худжумы. — Но прежнего я не забуду!

— Пусть поправляется и уходит отсюда, — заявил Муфаса.

— Муфаса, — шагнул к нему Мсанифу, — я знаю, о чём ты думаешь. Если Киджана выбрала тебя, это её полное право, я вам обоим желаю добра. Выбирая между тобой и Гаиди, я, несомненно, стою на твоей стороне. Но решения принимаешь здесь не ты, а я. Добро распространяется не только на подданных, не только на своих! Я не хочу стирать из нашей памяти тот факт, что Гаиди принял нашу сторону. Перейти дорогу легко, но легко ли перейти её своему же прайду? Мои предки учили меня — не проходи мимо нуждающихся, даже если у них грехи за плечами.

— Гаиди пострадал скорее не из-за себя, а за нас, — сказала Себуле.

— Согласна с Его Величеством, — кивнула Макунгу.

Коротко кивнув на слова львиц, Мсанифу подошёл ближе к Муфасе и сказал тише:

— Разве не так думают Короли? Имей мудрость, веди прайд за собой и не теряй ни того, ни другого.

Мсанифу заметил, как вздрогнул при этих словах Муфаса. Молчание шло рядом с внимательным взглядом Короля.

— Я не дам ему встать между мной и Киджаной, — тоже негромко, но не менее решительно ответил Муфаса.

— Я тоже. Просто прими как данность, что ему нужна помощь. Наш настоящий враг — не Гаиди, а его отец, и сын отвечать за него не будет. Возможно, нам всем придётся воздать ему должное.

— Как мой братик себя чувствует? — весело спросила Киджана, с нежностью потираясь носом о шею Худжумы. Он слабо смеялся, пока сестра целовала его.

— Лучше, когда ты мне еду принесла, — улыбался Худжума.

— Не бойся, она её не выкинет, — блеснул улыбкой Муфаса.

— Да, Муфаса, юмор к тебе возвращается быстрее памяти, — не остался в долгу Худжума. Муфаса погасил улыбку, подошёл к нему и сказал:

— Ты молодец, Худжума. Спасибо тебе большое, ты спас всех нас.

Весёлая и немного вымученная болью улыбка пропала с морды льва — падение всё ещё сказывалось на его крепком теле.

— У меня не было выбора, — тихо ответил Худжума. — Мы могли упасть все и погибнуть — тоже все. И ты с моей сестрой в том числе… Как это допустить?

— Никак, — согласилась Киджана. — Никогда так страшно не было.

— Не благодарите меня, — закрыл глаза Худжума. — Я сам так решил. Моя семья — самые любимые и дорогие мне львы. Будь ты, Муфаса, на моём месте, как бы поступил?

— Так же, — ответил Муфаса после короткого молчания.

Худжума удовлетворённо кивнул и принялся за принесённое сестрой мясо. Муфаса, благодарно коснувшись плеча Худжумы, сказал:

— Ешь и отдыхай, — и пошёл за Скалу.

Давно уже никто не удивлялся, видя Муфасу и Киджану вместе. Все уже знали о начале их отношений, но никто ничего против не имел, ведь сам Король дал на это добро. Однако заботы и новые волнения шли впереди Муфасы. Весь день он пытался думать о чём угодно, только не о вновь появившемся Гаиди. Но образ соперника не выходил из головы. В течение всего дня Муфаса старался не смотреть на лежащего возле Скалы серьёзно раненного неприятеля. А Гаиди не требовал внимания — он сам осматривал и осторожно зализывал свои раны, не просил ни у кого помощи. За весь день к нему никто не подошёл. Только Имани принесла ему небольшой кусок мяса. Оставила — и быстро ушла, не дожидаясь вопросов. Гаиди не вызывал никого на разговор. Только Муфаса заметил искры печали в его глазах, когда проходил с Киджаной мимо.

Но новые, вернее, старые тревоги вновь дали о себе знать. Муфаса вспомнил сказанные ему слова Мсанифу. Он их слышал в своём сне, о котором думал сейчас. Обратил короткий взгляд на Гаиди — и вновь вернулся к одолевающим его мыслям. Киджана, идущая рядом, поняла его по-своему.

— Думаешь, он из-за меня сюда пришёл? — спросила она, когда они отошли далеко от Скалы.

— Кто? — растерянно переспросил погружённый в себя Муфаса.

— Гаиди.

— Не знаю. Вроде он предупреждал нас о своём отце.

— Не вроде, а так и есть. В другие дни я бы ему не поверила, но сейчас… Муфаса, ты слышишь меня? — толкнула его Киджана. — Что с тобой?

Муфаса во вздохом поведал о своём сне.

— Я видел, как ему тяжело держаться… Охотнее всего он бы упал без чувств с такими ранами. Знаешь, даже во сне я ощущал с этим львом какую-то связь. Он чем-то смахивает на твоего отца, но намного мощнее и сильнее. И я видел его сходство со мной, даже голоса похожие! Он сказал те же слова, что и Мсанифу. «Имей мудрость, веди прайд за собой и не теряй ни того, ни другого». Потом добавил: «Это твой долг как будущего правителя».

Киджана смотрела на Муфасу, в её голубых глазах металось любопытство, слегка оттенённое испугом.

— В том видении был мой отец, я уверен. Поверь, мне есть сейчас о чём думать. О Гаиди у меня мыслей нет, — с последней фразой Муфаса сильно покривил душой.

— А вот мне не по себе. Если он пришёл прямиком к нам, у него есть причины, — задумчиво заговорила Киджана. — Тогда он пытался нас предупредить и пошёл против отца и друзей. Сейчас — то же самое. Даже изгнанный, он пришёл с предупреждением. Отец говорил нам с Худжумой — когда изгоняют из прайда, обрывают все нити, связывающие с ним. Но себе оставляют горечь, сожаление и гнев, а с изгнанным могут уйти светлые чувства и надежды.

— По его глазам вижу — он думает о тебе, — вздохнул Муфаса.

— А я о нём — нет, — вскинула голову Киджана. — После разрыва с ним мне было нелегко, да. Я злилась на него, несколько ночей провела в слезах. Но что ещё я могла думать о Гаиди, когда узнала, чей он сын? Муфаса, мне дороже моя семья, а чужак из стана врагов!

— Я не питаю к нему симпатии, но тоже не думаю, что он — законченный враг, как Мхалифу. Приятнее осознавать это, а не то, что он как-то может попытаться встать между тобой и мной. Я ему этого не позволю!

— Ты что, думаешь, он здесь за этим?

— Не без этого, — сознался Муфаса.

Киджана быстро обошла его. Муфаса замер, занеся лапу для следующего шага.

— Скажи честно — ты ревнуешь? — спросила Киджана тихо. — Посмотри мне в глаза и честно ответь!

После этих слов Муфаса увидел ту Киджану, которую узнал после встречи с Гаиди. Охваченная возмущением, со сверкающими глазами, сейчас она сохраняла видимость спокойствия, но в глазах её плясали неистовые огоньки. На миг Муфаса представил её такой, когда она очнулась среди врагов, представил, как она даёт отпор похитителям и Гаиди. И в который раз восхитился ею.

— Пока нет, — не отводя взора и опуская лапу, ответил Муфаса. — И не хотелось бы.

— Может, после этого у тебя не будет поводов для ревности?

После этого вкрадчивого тона Киджана с силой толкнула Муфасу в грудь головой. Обхватив лапой его мощную шею, она повалила его вместе с собой на траву. Недоумевающий Муфаса попытался подняться, но тут же оказался в плену сильных лап львицы. Но это было не нападение, не проявление злости — Муфаса сразу понял это после того, как Киджана со страстью лизнула его шею и подбородок. Жаркие прикосновения повторялись и повторялись, Муфаса ощущал шумное и влажное дыхание львицы на шее, груди, на носу и щеках. Земля, нагретая за день солнцем, казалась ему холоднее по сравнению с обрушившимися на него ласками. Он слышал громкое и нежное урчание Киджаны, чувствовал на себе её лапы, головой она утыкалась ему то в грудь, то в шею. Закрыв глаза, Муфаса молча отдавался ласкам Киджаны и чуть вздрогнул, когда она толкнула его в грудь. Муфаса открыл глаза, а прямо перед его носом маячил нос львицы, глаза её ярко сверкали задором. Недолго думая, Муфаса лизнул Киджану в нос. Потом ещё раз, и ещё…

— Убедила, — расплылся в блаженной улыбке Муфаса, положив голову на спину довольной Киджаны, в то время как их лапы касались друг друга.

Прошло четыре дня. Гаиди чувствовал себя лучше, раны постепенно затягивались, но ещё болели. Еду ему по-прежнему приносили в молчании. Муфаса видел, как Гаиди что-то спросил у Киджаны, когда мясо ему принесла она. Киджана только дёрнула головой и, коротко что-то сказав, отошла от Гаиди. И Муфаса успокаивал себя — да, она не испытывает к Гаиди прежних чувств и доверия. Ей есть с кем проводить время. Худжума также поправлялся после падения, но не так быстро, как Гаиди — от своих ран. Под исход второго дня Худжума кое-как поднялся и вышел из пещеры наружу. Он совсем немного успел подышать свежим воздухом, как почувствовал резко охватившую его слабость. Пожурив Худжуму для порядка, проходивший мимо Муфаса помог дойти ему до пещеры. Но на третий день Худжума вновь решил выйти из каменного плена Скалы. «Глаза болят без вида саванны», — грустно улыбнулся он. В этот день он чувствовал себя лучше. Выходя на мягкую траву и подставляя гриву незатейливым ласкам ветра, Худжума увидел Гаиди, идущего рядом со Скалой. Он заметил Худжуму и, развернувшись, пошёл обратно. Худжума не последовал за ним, не окликнул его, пусть и было что сказать.

На четвёртый день Мсанифу подошёл к Муфасе и предложил пойти к Махири. Это желание назрело раньше — Муфаса не забывал о собственной проблеме. Вечером, после их с Киджаной прогулки, Мсанифу спросил у Муфасы о продолжении сеансов по восстановлению памяти. Он возвращался от Махири — узнал, что тот давно уже готовит новое снадобье, которое действительно может помочь. Но до окончательного его приготовления ещё оставалось немало времени.

— Махири, когда оно будет готово? — спросил Мсанифу, едва завидев фигуру мандрила на баобабе. — Я про снадобье.

— И вам доброе утро, Ваше Величество, — невозмутимо кивнул Махири. — И тебе, Муфаса. Насчёт вашего вопроса. Здесь нужны ещё несколько ингредиентов. Нужно добавить ещё несколько трав. Надеюсь, никаких проблем с их поиском не будет.

— Когда именно оно будет готово? — спросил уже Муфаса. — И сколько дней ждать?

— Я не могу назвать точный день, — спокойно ответил Махири, продолжая ловко ковылять от одного кокоса к другому. Даже с баобаба долетел какой-то очень резкий запах, заставивший Муфасу недовольно скривить нос. — Что-то настаивается, что-то уже готово. Нужное и полностью готовое снадобье — это не воду с землёй мешать. Извините, Ваше Величество, но вы в этом мало понимаете.

Муфаса медленно отвернулся от баобаба, пытаясь подавить охватившее его раздражение. Мсанифу после короткой паузы сказал:

— Я буду ждать от тебя сообщения, когда лекарство будет готово.

С этими словами они с Муфасой ушли. Но на следующий день Мсанифу пришёл один. Махири, издали завидев приближающегося Короля, воскликнул:

— Опережая ваши вопросы, скажу, что у меня проблема.

— Небо и звёзды, какая ещё проблема? — раздражённо отозвался Мсанифу и почти подбежал к баобабу.

— Я вчера проверял и перепроверял лекарство, вспоминал весь его состав, но понял, что оно не будет иметь никакого действия, так как не хватает одного ингредиента. Это — последняя составляющая, — с сожалением сказал Махири. — Не хватает травы… — и он произнёс длинное слово.

— И что с того? — спросил Мсанифу.

— Я недавно узнал об этом растении, — пояснил Махири. — Как только приступил к созданию снадобья. Без этого растения снадобье либо подействует очень слабо, либо не сработает вообще.

— Так ищи его! — сощурился Мсанифу. — Или мне предлагаешь? Я же в этом мало понимаю.

— Это — ещё полбеды, — горестно вздохнул Махири. — Дело в том, что эта трава не растёт ни на территории нашего Королевства, ни на территории других владений. Она растёт за Мрачными Скалами, очень далеко отсюда.

— Да чтоб тебя… — вполголоса выругался Мсанифу. — Когда ты собираешься идти за этой травой, Махири? Муфасе нужно продолжать восстанавливать память, и чем раньше, тем лучше!

— Отправлюсь завтра на рассвете, — вздохнул Махири. — Но предупреждаю — на путь только туда уйдёт несколько дней. Весь поход займёт десять дней как минимум. Могу вернуться даже в начале новой луны.

Мсанифу тяжело вздохнул и сказал:

— Тогда отправляйся.

Махири кивнул.

— И ещё, Махири…

Махири выпрямился в ожидании очередной просьбы или вопроса.

— Когда вернёшься…

Слушая просьбу Мсанифу, Махири краем рта улыбался.

— Что-то вы с этим поздно обратились! — полушутливо-полусерьёзно сказал Махири.

Мсанифу тем временем повернул голову в сторону плывущего по небу солнца и чуть приметно улыбнулся. Он был уверен, что и Муфасе, и дочери понравится его решение. Он верил, что Киджана нашла своё счастье рядом с Муфасой, и больше Мсанифу ждать не хотел. Когда Махири вернётся, он проведёт свадебную церемонию, а Мсанифу поженит свою Киджану с её любимым львом.

Вечером Муфаса лежал под Скалой, любуясь заходящим солнцем. Его уже изрядно потускневшие лучи ещё продолжали из последних сил падать на землю, слабый-слабый свет, заливаюший саванну, уже сливался с тенями. На какое-то время — он чувствовал — в душе воцарился покой. Махири отправится в дальний путь за необходимой ему частью для лекарства. Пусть вернётся нескоро, но приготовит нужное, память Муфасы будет восстанавливаться.

Звук тихих шагов заставил Муфасу повернуть голову и тут же подняться в удивлении. К Муфасе подходил Гаиди.

— Что тебе нужно? — глухо обронил Муфаса. Он совершенно не хотел находиться в компании Гаиди.

— Поговорить, — коротко и решительно сказал Гаиди. — Серьёзно. О тебе и Киджане.

— Избавь меня от своего присутствия, Гаиди, — с потаённой угрозой проворчал Муфаса. — Тебе с ней не быть.

— Может, и тебе тоже, — сощурился Гаиди. Его спокойный голос изменился, в него прокрались нотки презрения. — Кто знает, как жизнь пойдёт… Твоя-то меня не особо волнует.

— Мне кажется, ты уже здоров, — буркнул Муфаса.

— А, — фыркнул Гаиди. — Это такой намёк, чтобы я отсюда ушёл. Муфаса, здесь не ты Король, ты здесь не решаешь ничего.

— Он прав, — раздался позади голос Киджаны, когда Муфаса, возмущённый наглостью Гаиди, шагнул к нему. Оба льва обернулись. Киджана смотрела на Гаиди.

— Муфаса прав. Твоё самочувствие уже позволяет тебе уйти, — холодно сказала она.

— Уйти-то я уйду, — отвернулся Гаиди и вновь повернулся. — Только хочу предупредить. Если твой Муфаса ринется в объятия вернувшейся к нему памяти, как он с тобой поступит? Вдруг он вспомнит, что у него есть далеко отсюда семья? Кого он выберет?

Не зная, что сказать, Муфаса ещё долго смотрел в спину удаляющемуся Гаиди. Он видел, как изменилась в морде Киджана. Его одолевал вопрос — откуда Гаиди знает о потере памяти? Не зная, что сказать, он подошёл к Киджане и провёл подбородком по её шее и спине. Киджана, видимо, поняла, о чём думает Муфаса, и сказала:

— Я ему не говорила.

— Знаю, — сказал Муфаса и лизнул Киджану за ухом. — Ты и не стала бы.

— Я больше не хочу его здесь видеть, — вздохнула Киджана. — Нам надо поговорить с отцом.

— Давай не будем говорить Мсанифу, — покачал головой Муфаса. — Предоставь Гаиди мне.

Киджана хотела что-то сказать, но их с Муфасой внимание отвлекли голоса Мсанифу и Гаиди. Львы говорили на повышенных тонах. Гаиди пытался в чём-то, судя по его словам, убедить Мсанифу. Сам Мсанифу, оказавшись на виду Муфасы и дочери, уверенно и громко заявил: «Я всё решил, Гаиди! Ты ничего не изменишь».

— Как ты не понимаешь? — негодовал Гаиди. — Потом этот Муфаса просто…

— Что? — в один голос спросили Муфаса, Киджана и Мсанифу.

Взгляд Гаиди метался по всем троим. Гнев мелькал в его глазах, обращённых на Муфасу, затухал при взгляде на Киджану и сменялся болью и грустью, и вновь оживал, когда Гаиди смотрел на Мсанифу. После глубокого вздоха Гаиди произнёс:

— Вспомните мои слова, да поздно будет.

И ушёл. Молча, не оборачиваясь, пошёл в сторону востока, к реке. Вскоре крепкая фигура Гаиди растворилась в саванне.

— Что он имел в виду? — недоумённо спросила Киджана.

— Нёс чушь про Муфасу, — недовольно ответил Мсанифу. — Я не позволяю оскорблять тех, кто нашёл приют у меня, особенно моих родных.

— Ты его тоже приютил, — напомнил Муфаса.

— Да. Но не для того, чтобы он вновь встал между Киджаной и тобой, — сказал Мсанифу.

— Догадываюсь, что он говорил обо мне, — обронил Муфаса. — Изложил мысли до твоего появления.

— Не думай о плохом, Муфаса, — велел Мсанифу и подозвал Киджану.

Киджана подошла к отцу. Не желая мешать разговору отца и дочери, Муфаса поднялся и отошёл в сторону. Слова разговора теперь не долетали до него, но он видел, как глаза Киджаны расширились от восторга, а Мсанифу тепло улыбнулся и поцеловал дочь. И радостная улыбка не сходила с её мордочки, пока она шла к Муфасе. Он краем пасти улыбался, но улыбка становилась всё шире с каждым шагом Киджаны к нему.

— Я кое-что узнала от папы, — возвестила сияющая Киджана.

— Та-ак, говори!

— Не проси, — хитро прищурилась Киджана. — Не хочу портить тебе сюрприз! Пока наслаждайся этим.

И вновь Киджана прильнула к Муфасе, и вновь окунулась в тепло его мощного тела.

Быстро пролетела неделя после ухода Махири. Муфаса ждал его возвращения, самого его настораживали вернувшиеся сновидения. Но не только в душе Муфасы царил непокой. Мсанифу всё сильнее испытывал ощущение неопределённости, готовой вскоре перейти в напряжение. На второй неделе отсутствия Махири в его землях начали происходить странные события. Мсанифу, как и раньше, совершал обходы владений дважды в день — утром и вечером. В течение трёх дней он более внимательно, чем обычно, осматривал территории, и каждый раз ему казалось, что за ним кто-то следит. Мсанифу осторожно подходил к месту предполагаемого укрытия для следящего и никого там не обнаруживал, но стойкое ощущение того, что за ним следят чьи-то зоркие глаза, не покидало его. И его подозрения подтвердились — в один из вечеров Мсанифу обнаружил на южной границе, недалеко от места, где едва не погиб Худжума, следы чужих львов. Мсанифу внимательно осмотрел их, затем осторожно обнюхал. Запах этих следов был ему незнаком. Мсанифу осмотрелся по сторонам в попытке обнаружить чужого. Но никого не было. Лишь следы говорили о недавнем приходе чужих. Они и составляли повод для раздумий.

Худжума, к тому времени оправившийся от полученных травм, и Киджана, которая не разлучалась с Муфасой, видели, что отец о чём-то думает, но пока не догадывались. Худжума услышав один раз, что Мсанифу разговаривает с женой, после подошёл к отцу и спросил:

— Пап, в чём дело? Ты в последнее время какой-то задумчивый.

Имани выглядела такой же, в её глазах сквозил страх, оставшийся после разговора с мужем. Худжума сел возле отца, Мсанифу же вздохнул и сказал:

— Я видел следы чужих львов на границе. И не в первый раз чувствую, что за мной кто-то следит. И это не Мхалифу, что странно.

— Возможно, нашёл союзников, — хмуро произнесла Имани. — Посылает шпионов.

— Что они могут опять задумать, если мы их в прошлый раз прогнали? — удивился Худжума. — Мхалифу теперь сюда не сунется, они все видели Муфасу в тот день!

Мсанифу с удивлением и лёгким раздражением посмотрел на сына. Жаждущий земель враг может задумать новый план.

— Тогда, Худжума, они пришли не всей группой.

— Гаиди теперь не с ним, — напомнила Макунгу.

— Он сам по себе, — буркнул Худжума.

— Да, сынок, ты прав. Не знаю, как… — вздохнул Мсанифу и посмотрел на Муфасу. — Я уже не думаю о Гаиди как о враге. Но отец его иной — если он что-то плохое против нас задумал, то не остановится. Гаиди так и сказал.

— Ну, что ж… — недобро сверкнув глазами, рыкнул Худжума. — Заставим!

Двумя днями позднее Мсанифу позвал с собой Муфасу на обход территорий. Этой просьбой он был удивлён, но отказаться не мог, пусть и вернулся с очередной прогулки вместе с любимой Киджаной. Когда они прошли половину пути до восточной границы, Мсанифу спросил:

— Как тебе новая жизнь?

— Меня вполне устраивает, — улыбнулся Муфаса. — Словно заново родился, представляешь?

— Да, любовь радует сердце, — с понимающей улыбкой сказал Мсанифу.

— Что-то радует, а что-то… — Муфаса вздохнул. — Что-то мешает чувствовать себя полностью счастливым. Ты знаешь, что именно.

Улыбка на морде Мсанифу сменилась недоумением. Он посмотрел на Муфасу, а тот продолжил:

— Я уже не могу дождаться, когда Махири вернётся и займётся мною. Мне не дают покоя видения и мысли о них, которые так и рвутся в мою голову.

— О твоём сне мне рассказала Киджана, — повернулся Мсанифу.

— Твои слова про прайд и мудрость, — напомнил Муфаса. — Их в точности повторили в моём сне. Сказавший их — мой отец, он говорил о королевском наследии. Теперь мне всё больше и больше хочется всё вспомнить… узнать о себе. Если я действительно Король, то откуда я?

Вопрос остался без ответа — Мсанифу напрягся, а Муфаса ощутил чьё-то присутствие. Они уже шли недалеко от восточной границы, возле реки, вдоль гряды зелёных холмов. На вершине одного из них рос довольно густой кустарник, и Мсанифу с Муфасой заметили, что он слегка пошевелился.

— Муфаса, назад! — шикнул Мсанифу.

Муфаса нехотя отступил, но тоже был готов к возможному нападению. Мсанифу же начал медленно подбираться к кустам, затем быстро, но бесшумно взбежал на вершину холма. Оказавшись там, он никого не увидел. У подножия холмов протекала река, спокойная в своём течении, но воды уносили волны и скопления пузырей. Мсанифу нахмурился — тот, что сбежал отсюда, переплыл реку и успел скрыться среди высокой травы, в полтора львиных роста. И вновь подозрения — тот же незнакомый запах. Следы вели от холма вниз и неизвестно куда. Куда именно — знал только их обладатель, аутсайдер.

— Есть там кто, Мсанифу? — спросил, подходя, Муфаса.

— Нет, — покачал головой Мсанифу, затем, с трудом отведя взгляд от чужой земли, повернулся к Муфасе и спустился вниз. — Успел скрыться. Реку переплыл.

— Зовут его Мтунза, — раздался знакомый голос, окрашенный разочарованием и злостью.

Его узнали оба. Снова Гаиди. Муфаса не мог скрывать раздражения при его появлениях после первой их встречи. Фыркнув, он решительно двинулся ему навстречу. Однако Мсанифу быстро встал между ними. Муфаса успел заметить потрёпанную гриву Гаиди и царапину на носу, а на боку открылась одна из недавних ран. И остановился.

— Так, спокойно! — поднял лапу Гаиди. — Я до вашего прихода видел Мтунзу, как и он — меня. Он шпионит для моего отца, и наша встреча стала неожиданностью. Я прогнал его незадолго до вашего появления, но…

— Можешь не договаривать, — перебил Гаиди Мсанифу. — А теперь — быстро рассказывай, когда готовит нападение твой отец.

— Через неделю, — сказал Гаиди. — Это всё, что я знаю, Мсанифу. Мтунза ещё грозился рассказать обо мне отцу, а я, как видишь, сразу вам открылся. Но отец узнает обо мне от Мтунзы…

— Где они скрываются? — спросил Муфаса. — И кто следит за Мсанифу?

— На востоке. Меньше дня пути отсюда. Отец отправил что-то вроде разведотряда. Мтунзу поставил во главе.

Гаиди вновь оказался среди чужих, но теперь недоверия к нему было меньше. Правда, Муфаса по пути к Скале не раз поглядывал на Гаиди с подозрением. Взгляды, которыми его встретили, источали скорее любопытство, а не недовольство. Но новости неприятно поразили всех.

— Мтунза — мой лучший друг, — закончил Гаиди. — Был, получается. Сразу набросился на меня. Уверен, что он доложил отцу. Они в бешенстве!

— А ты в опасности, — сказала Себуле. — Как и мы.

— Мхалифу снова затевает нападение, — с глухой яростью заговорил Мсанифу. — Гаиди сказал — через неделю. Они посылают шпионов на границы. Каждый раз, когда я чуял их, они исчезали. Хотят напасть внезапно.

— Ты уверен, папа? — тихо спросила у него Киджана.

— Мхалифу не в состоянии придумать что-либо другое, дочка, — вздохнул Мсанифу. — Напасть могут внезапно. И странно — если он хочет убить меня, что ему стоит напасть на меня одного?

Худжума жёстко сказал:

— А мы будем готовы. Мы встретим и прогоним Мхалифу с наших земель навсегда! Это наш дом.

Вечером Мсанифу собрал прайд у Скалы и объявил:

— Слушайте все. Гаиди сказал, что Мхалифу готовит на нас очередное нападение. Он, как и всегда, верит, что сможет захватить наш родной дом, убить вашего Короля и изгнать вас или, того хуже, пленить! Мы отражали их атаки и побеждали. Мы знаем о грозящем. И когда Мхалифу со своей шайкой придёт сюда, мы бросим все силы на то, чтобы его разбить. Разбить и прогнать обратно навсегда. Наш дом вновь будет защищён, а победа будет нашей.

Прайд отреагировал молчанием, но не мрачным — львицы кивали в знак согласия со своим правителем. Киджана неторопливо подошла к отцу и обняла его. Муфаса тоже улыбнулся, но через силу — сердце внезапно охватила непонятная тревога. Он заметил изменившуюся морду Гаиди, когда он подошёл к Мсанифу и поманил его.

— Они держатся далеко от озера и от владений твоего приятеля — это всё, что я знаю о местонахождении отца, — говорил Гаиди. — Он не рискует появляться там — туда вновь повадились двулапые.

— Слышал о них, — вздохнул Мсанифу. — Могу представить, каково сейчас Куфунгве после гибели сына…

— Не знаю, откуда отец может напасть, — покачал головой Гаиди. — В прошлый раз они… — Гаиди вздохнул и продолжил: — …мы пришли с юга. Твои южные и восточные границы без защиты. Надо следить за ними.

— Те два льва, с которыми ты знаком, те братья могут помочь? — спросил Мсанифу.

— Я поговорю с ними, — пообещал Гаиди. — Тогда мы возьмём на себя восток, ты же с Муфасой или Худжумой смотри за югом. Ты можешь мне доверять, Мсанифу.

Муфаса, слушая разговор, удивлялся, почему Мсанифу позволяет Гаиди, чужаку, распоряжаться на землях, ему не принадлежащих. Но удивление было отвергнуто — опасность грозила всем. Мсанифу помолчал несколько мгновений, потом сказал:

— Отчего-то мне кажется, что ты не обманешь, Гаиди.

— Не за место в твоём прайде, — будто напоминая, сообщил Гаиди. — Понимаешь, о ком я.

Понял и Муфаса. Опасаясь, что может выдать себя, он тихо отошёл в сторону. Вернулся с услышанным разговором к Киджане. Он доверял Гаиди меньше, но если ему доверился сам Мсанифу, то всё обстоит серьёзно. Но, кроме Гаиди, есть ещё защитники.

— Вот так, — улыбался Муфаса. — Не зря ты за эти недели таскала меня на охоту! Ты проиграла, Киджана!

Киджана только возвела глаза к небу. Сейчас они с Муфасой стояли возле тушки антилопы. Любой уважающий себя лев, чтобы выжить, должен уметь себя прокормить, ведь потеря памяти не означает потерю инстинктов. И сейчас довольный Муфаса, смерив победоносным взглядом возлюбленную, самодовольно произнёс: «Первый кусок — победителю!»

— Хорошо тебе веселиться, а я чуть лапу не вывихнула, — пробурчала Киджана.

Свежее мясо дожидалось своего мгновения, чтобы утолить голод охотников. Киджана встала и отошла в сторону, когда Муфаса склонился над антилопой. Но не успел он добраться до тёплого мяса, как получил удар под передние лапы и повалился прямо на тушу. Он тут же вскочил и возмущённо уставился на Киджану.

— Не видать тебе первого куска! Ха-ха! — И с весёлым смехом сорвалась с места. Муфаса — за ней.

Он гнался за львицей не как охотник за добычей. Не из желания убить, чтобы насытиться. Задор Киджаны передавался и ему, он подстёгивал его силы и ловкость. Они описали несколько кругов вокруг антилопы. Киджана поддавалась и сбавляла скорость, но, когда Муфаса был готов шутливо налететь на неё, резко увиливала в сторону. В какой-то момент, обгоняя Киджану, он врезался в её бок, и они оба, обхватив друг друга лапами, покатились по небольшому травянистому склону и свалились в кустарник.

— Ай! — громко зарычал Муфаса, когда ощутил воткнувшиеся в широкую спину колючки. Он вскочил. — С ума сошла?

— Это — за издевательства! — азартно выкрикнула Киджана.

Муфаса только покачал головой и отряхнулся. Колючки и части веточек полетели из гривы в стороны, но несколько шипов ему пришлось, изогнувшись, доставать из спины. Беззлобно бурча под нос, он подпустил к себе Киджану, которая вытащила из тела две колючки.

— Вроде всё… ой!

Толчок — и Киджана оказалась на земле. Муфаса перевернул её на спину и прижал мощными лапами.

— Снова проиграла! — С шуточным рычанием он коснулся клыками её шеи и тут же с нежностью провёл по гладкой шёрстке языком. Потом снова. Киджана не возражала, продолжая наслаждаться объятиями и ласками любимого льва.

— Ваши утехи из-за реки слышно! — раздался неподалёку знакомый прохладный голос. Муфаса и Киджана оторвались друг от друга и вскочили. В десятках двух шагов от них лежал в траве, скрытый от чужих глаз, Гаиди.

— Ты что здесь делаешь? — изумилась Киджана.

— Наблюдаю. Но не за вами. Если вы забыли, то на нас готовится нападение. Его готовит мой отец, — сказал Гаиди таким тоном, будто объяснял львятам, что гиены опасны для них. — Не слишком увлекайтесь друг другом и помните об угрозе. Муфаса, тебе напомню, что завтра мы уходим на осмотр южных границ. Да, кстати, — Гаиди чуть приподнялся, вглядываясь в сине-золотистую даль неба и саванны, — вы недалеко от южных границ. Киджана, ты не забыла, что произошло здесь?

Муфаса уже обратил внимание на разбросанные вдали серые останцы. А там саванна обрывалась крутым обрывом, скрывающим реку.

— Здесь вы едва не погибли, — напомнил Гаиди. — А теперь, неподалёку от возможного места нападения, охотитесь и предаётесь объятиям?

В первый раз за время знакомства с Гаиди Муфаса не нашёлся что возразить. Киджана разделяла мысли обоих львов. А ведь Гаиди прав. Он думал о том, что слишком занятая собой пара может не услышать подкрадывающихся врагов, может сразу оказаться в окружении. И Муфаса, задумавшись на миг, вынужден был признать его правоту. Гаиди хотел ещё что-то сказать, но вдруг его глаза сузились. Он выпрямился, глядя куда-то за спины Муфасы и Киджаны. Муфаса обернулся и увидел вдали силуэт. Кто-то неторопливо поднимался по склону.

— Тихо! — скомандовал Гаиди. — Вдруг шпион?

Ожидание не затянулось надолго, и напряжение пропало разом, едва Муфаса различил идущего. И сразу широкая морда льва озарилась улыбкой. После долгих странствий домой возвращался Махири.

Гаиди, с режущим блеском в своём надменном взгляде, был моментально забыт. Пусть и ненадолго, но отошла эта забота в сторону и уступила место тому, кого видеть было намного приятнее. Муфаса быстро встал и с улыбкой двинулся навстречу Махири, стараясь не думать о Гаиди, который наверняка вновь прожигал его спину взглядом. Этот взгляд уже не один день раздражал Муфасу, отталкивал от соперника как можно дальше.

Уставший от долгого пути Махири тоже рад был видеть Муфасу с Киджаной, рад был тому, что вновь оказался в родных краях. Долгий путь в нужное место и обратно сильно изнурил его — он осунулся и похудел, даже шерсть на его теле будто потемнела.

— Как путь, Махири? — спросила Киджана. — Нашёл, что искал?

Махири ответил только тогда, когда, опираясь на свой посох, опустился на нагретую солнцем траву и вытянул с довольным выдохом ноги. Киджана, чуть склонив голову, ждала ответ.

— Нашёл, слава всем Духам Королей, — с новым вздохом наслаждения сообщил Махири, закатывая глаза. — Когда просто знаешь, что путь долгий, это поначалу не внушает уверенности, но когда ты сам его проходишь… о-о-охх!

— Давай-ка я отнесу тебя домой, — предложила заботливая Киджана. — Сам не сможешь.

— Твоя правда, — вымученно произнёс Махири. — Я сильно утомился.

Муфаса молча помог забраться Махири на спину Киджаны, и тот кивнул ему в благодарность. Муфаса невольно ощутил сочувствие — Махири и так не молод, а прошёл столько земель, да и от усталости едва говорит. Киджана обернулась, отойдя на несколько шагов, и подмигнула Муфасе с улыбкой. Ею блеснул и он. Но улыбка быстро пропала, он остался наедине с Гаиди.

— Нет никого? — будто бы невзначай спросил Муфаса.

— Нет, — коротко буркнул Гаиди, не глядя на Муфасу.

Тоном он давал понять, что не только не хочет говорить с ним — даже выносить его присутствие в тягость. Следующие слова это подтвердили.

— Иди за ней. Я без тебя здесь обойдусь. — И — совсем тихо: — Мне ещё с тобой завтра территории обходить…

— Зря ты оставил его одного, — с лёгким укором произнёс Мсанифу, когда узнал о возвращении Махири. — Он разорвал связь со своим прайдом и может быть под ударом.

— Прости, — со вздохом решил оправдаться Муфаса. — Это… как бы… личное.

— Личное? — Яркие глаза Мсанифу расширились в изумлении. — Муфаса, на нас готовится нападение! Мы должны смотреть за своими территориями в поисках возможного вторжения Мхалифу. Гаиди вызвался нам помочь, а ты говоришь — личное? Что же для тебя личное?

— Ты знаешь, — буркнул явно пристыженный Муфаса.

— Папа прав, Муфаса, — заметила Киджана. — Я видела, как Гаиди на тебя смотрит…. как и ты — на него. Я знаю, тебе он крайне неприятен, потому что… знаешь сам, — вздохнула она. — Понятно, о чём он думает, но не это сейчас главное.

— Поэтому тебе придётся его терпеть, — подытожил Мсанифу. — Отобьём атаку Мхалифу и попросим Гаиди уйти. Знаю, есть и другие важные дела, — Мсанифу взглянул на Муфасу, — но нам нужно защищаться в случае атаки и быть к ней готовыми. «Нам» включает и тебя, Муфаса! Я защищаю свою семью и свой прайд. Ты защищаешь Киджану. Не думаю, что и Гаиди остаётся в этом случае в стороне. Дело общее! Наберись терпения!

— Я лучше вас оставлю, — пробормотала Киджана и отошла в сторону. Мсанифу проводил дочь взглядом и повернулся к Муфасе с выжидающим видом.

— Ты бы видел, — начал Муфаса, чуть задыхаясь, — видел бы ты, как этот Гаиди на неё смотрит. Она ясно дала понять ему, что между ними всё кончено! И он всё равно не даёт ей покоя. Кто он такой, чтобы появиться здесь и встать между нами?

— Я сказал — он уйдёт! — перебил его Мсанифу, и по его тону Муфаса понял, что терпение его подходит к концу. — Все свои желания и помыслы прогнать его подальше от тебя и моей дочери проглоти, как мясо! Не забывай, что я его принял и что я за ним наблюдаю. И да, я не хочу, чтобы Киджана связала свою судьбу с ним ещё раз. Здесь у каждого есть кто-то, кто ему дорог, так пусть мысли о нём и будут!

Муфаса промолчал.

— Думаешь, он причинит вред тебе?

— Не посмеет! — нахмурился Муфаса. — Я его не опасаюсь. Было бы желание связываться.

— Вот и хорошо, — кивнул Мсанифу. — Завтра с ним всё равно идёте на обход.

Муфаса с трудом подавил вздох — двойное испытание. Терпеть своенравного чужака и, возможно, встретить врагов.

— Махири вернулся, — обронил он, когда Мсанифу развернулся, чтобы идти к Скале. — Отдыхает после пути.

— А вот это хорошая новость, — кивнул он с полуулыбкой. — Навестим его, пока Гаиди тебя ждёт.

Остаток дня Муфаса провёл в ощущении, будто он идёт по узкой и неровной дороге к огромной стене, которую нельзя обойти. И назад отступить нельзя. Можно только врезаться в неё. Неизбежность неприятной встречи с Гаиди не пугала его, скорее внушала отвращение. И его сознание было заполнено этими ощущениями. Сейчас, под заходящим солнцем, Муфаса пытался отогнать неприятные мысли, но они протестовали и вновь возвращались в голову. Ласково треплющий его густую гриву ветерок, тёплые лучи солнца, ласкающие его тело, не давали безмятежности ему самому — той безмятежности, которая охватывала его до знакомства с Гаиди. Рядом с Муфасой лежала на боку, спиной к нему, Киджана. Муфаса слышал её мерное дыхание и продолжал смотреть перед собой. В какой-то момент он, задумавшись, вздохнул и заметил, как Киджана шевельнула ухом.

— Я думал, ты спишь, — постарался улыбнуться он.

— Я думаю о том же, что и ты, — сказала Киджана, переворачиваясь на живот и поворачиваясь к Муфасе. — Ты не желаешь встречи с Гаиди.

Это был не вопрос, и Муфасе не оставалось ничего, кроме как кивнуть.

— Просто самонадеянный чужак, — процедил он сквозь зубы. — И ему не на что рассчитывать.

Внезапно Киджана встала.

— Знаю, ты не хочешь встречи с ним, — запальчиво заговорила она. — Но кое-что хочу я. Я хочу, чтобы ты перестал ревновать. Я уже сказала — я не намерена связывать с ним свою жизнь. Гаиди мне не интересен. И не нужен! Сколько нужно попыток, чтобы убедить тебя в этом?

И ушла, не сказав ни слова. Ушла — а чувство апатии осталось. Муфаса лениво смотрел Киджане вслед несколько мгновений, а потом опустил голову на лапы. Так и заснул около Скалы.

На следующий день ярко-голубую роскидь неба заволокли тяжёлые серые облака. Поднимался ветер, не играя незатейливо, как раньше, с травой, а с силой пригибая её к земле и не давая выпрямиться. Он бросал Муфасе на глаза пряди гривы, и лев беспрестанно тряс головой. Мсанифу шёл рядом молча. О размолвке с Киджаной Муфаса ему не сказал, думая, что дочь сама поведала. Но не сказала она ни слова и Муфасе, когда он подошёл к подозвавшему его Мсанифу. Хотя хотела. Она остановилась возле Муфасы и замялась, но передумала и пошла в сторону. Погода будто отражала мысли и настроение Муфасы — вчерашний день пролетел быстрее, чем хотелось, но рядом с ним не было тепла дорогой ему львицы. Не добавило радости и появление Гаиди, который уже подходил к ним. Увидев Муфасу, он лишь кивнул, а в ответ получил еле заметное движение головой.

— Говорил с теми львами? — спросил у Гаиди Мсанифу.

— Да, — кивнул Гаиди. — Они никого не заметили. Странно, и Мтунза тоже не появлялся.

— Я слышал, что ты им доверяешь, но ты собираешься привести их на мои земли. Могу доверять ли им я? Я их не видел, даже имён их не знаю.

— Увидишь. Вечером я приведу их и познакомлю с тобой. Подходи к границе.

— Хорошо. Пока останься здесь и жди Муфасу.

Гаиди отошёл к большому валуну и лёг так, чтобы не задувал ветер. Муфаса даже не обернулся. Почти весь путь он и Мсанифу молчали. Только вдали замаячил баобаб, как Мсанифу, будто прочёл мысли Муфасы, заговорил:

— Ты ему так и не доверяешь.

— Причин мало, — сказал Муфаса. — Может, он и не водит тебя за нос, но этих львов стоит увидеть и мне. Тебе я доверяю больше.

— Как будто ты волнуешься за меня, а не доверяешь, — непонятным тоном обронил Мсанифу.

— Всё одновременно.

Мсанифу — с той же непонятной интонацией:

— Кажется, я тебе здесь уступаю больше, чем своей семье.

— Мсанифу, я просто хочу быть благодарным тебе и твоей семье за то, что вы меня приютили. За то, что помогаешь мне… с моей проблемой, — сказал Муфаса.

— Я решу эту проблему, а там посмотрим, — обернулся Мсанифу. — Твоё желание помочь мне и есть благодарность. Но повторю вчерашние слова — дело общее.

Когда львы подошли к жилищу Махири, он уже спускался. Оказавшись на земле, он обрадованно воскликнул:

— Доброе утро, Ваше Величество! И тебе, Муфаса.

— Здравствуй, Махири! — приветствовал его Мсанифу. — Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо, отдохнув с дороги? Нашёл, что искал?

— Да, Ваше Величество, — кивнул Махири и указал на зажатые в его пальцах пучки травы. — Я ещё издали вас увидел. Вот, решил показать.

Муфаса подошёл и присмотрелся. Выглядела она как обычная трава, но эти травинки скручивались, как спираль. Мсанифу, посмотрев на траву, протянул:

— Выглядит трава странно.

— Она такая и есть, — ответил Махири. — Что происходило в моё отсутствие?

— У нас есть небольшие проблемы, — нехотя сказал Мсанифу. — Оживились старые недруги. Кстати, когда ты возвращался, не видел чужих львов?

— Нет, не видел, — покачал головой Махири. — Но видел своего брата, не поверите!

— Ну и как он живёт?

— Он чем-то сильно подавлен, — опустил голову Махири. — Несколько недель назад прайд, на чьей территории он живёт, пережил тяжёлую потерю. Сказал, что погиб королевский наследник, и после этого земли будто опустели…

— Когда сможешь готовить снадобье? — перебил его Мсанифу.

— Вы сказали перед моим уходом — чем раньше, тем лучше, поэтому начну сегодня, — сообщил Махири.

— Тогда начинай, — последовал приказ.

Муфаса и Мсанифу разошлись — Король направился на осмотр границ, а Муфаса, преодолевая себя, пошёл к ожидающему его Гаиди. Ветер продолжал неистовствовать, и Гаиди вряд ли слышал шаги Муфасы. Сам Муфаса заметил светлую фигуру, которая двигалась навстречу. Обходя валун, к нему приближалась Киджана. Она несколько раз обернулась на то место, где ожидал Гаиди, пока шла. Видимо, заметила его, но не подошла и не заговорила. Киджана остановилась прямо перед Муфасой. В глазах её он заметил извиняющийся блеск.

— Прости, Муфаса, — тихо сказала она. — Я не должна была вчера срываться на тебе.

Он слабо улыбнулся, и даже ветер не показался ему таким сильным — последовавшие прикосновения носа Киджаны оттолкнули ощущение холода.

— Ты не виновата, — прошептал Муфаса, лизнув Киджану в нос. — Это я слишком много думаю не о том. Есть более важные заботы.

— Да, верно, — сказал, неслышно подойдя, Гаиди. — Наша забота ждёт нас на юге, Муфаса. Идём! — Он повернулся к Киджане. — Привет, ты как?

— В порядке, спасибо, — ответила Киджана и вновь ткнулась в грудь Муфасы носом. — Береги себя… и ты тоже, — покосилась она на Гаиди.

Киджана отправилась домой, оставив Муфасу и Гаиди вдвоём. Уходя дальше на юг, Муфаса два или три раза обернулся, чтобы увидеть фигуру любимой львицы. Гаиди тоже бросал на удаляющуюся Киджану взгляд, в котором Муфаса, как ни хотел, всё равно замечал тоску. И понял — если Гаиди не отступится от своих попыток вернуть Киджану, придётся говорить серьёзно. И, как бы он ни старался прогнать чувство ревности, оно вновь начало завладевать им. Муфаса старался давить её молчанием, которое продолжалось до тех пор, пока вдали не завиднелись знакомые валуны и деревья. Гаиди тоже молчал и смотрел по сторонам, в отличие от Муфасы. Когда они подошли к обрыву, Гаиди сказал:

— Я как будто один осматриваюсь, в то время как ты перед собой смотришь. Так осматривают территорию?

Муфаса не отреагировал. А Гаиди продолжал:

— Я не считаю тебя врагом, Муфаса. И ты не думай так обо мне.

— Я не думаю, — сухо ответил Муфаса.

— Но доверия ко мне у тебя нет, — наседал Гаиди. — Оно и понятно, я же чужак. Сын врага…

— Я тоже издалека, помню твои слова, — усмехнулся Муфаса.

— Но мне вроде как некуда возвращаться, да и не к кому, а тебе есть.

— Слушай, говори прямо, Гаиди, — потребовал Муфаса, и его голос окреп в раздражении. — Хватит ходить вокруг да около!

— Как скажешь, — невозмутимо сказал Гаиди и, обойдя Муфасу, встал перед ним почти нос к носу. — Твои проблемы уже известны и мне. В прайде, где обсуждают не одну тему поиска земель, тоже можно услышать новости. Твои проблемы с памятью. Мсанифу говорит, что они решаемы. Что ты будешь делать тогда?

Муфаса прищурился и посуровел.

— Зачем тебе вникать в мои проблемы? — приглушённым голосом выдавил он, стараясь не выпускать накопившееся раздражение. — Кто ты для меня? Друг? Брат?

— Ни тот, ни другой, — отрезал Гаиди. — В своей жизни я мало значения отвожу тебе. Меня волнует Киджана. Вернее, то, что может её ожидать.

Муфаса глубоко вздохнул.

— Выдохни, — небрежно велел Гаиди. — Я не провоцирую тебя, я просто привожу факты. Киджана — я вижу — влюблена в тебя до потери пульса. А каким будет её отношение к тебе, когда ты всё вспомнишь?

Снова вздох, но уже с большим раздражением. А Гаиди продолжал:

— Ты уйдёшь отсюда, вспомнив всё. Так ты поступишь, если у тебя есть семья далеко отсюда. Киджана уже пережила расставание, ей было больно, когда она узнала обо мне. Она сделала всё, чтобы я исчез с её горизонта. Но она с моего — не исчезла. Она до сих пор мне дорога, потому что я о ней думаю! Что с ней будет, когда ты уйдёшь? Снова обречёшь её на боль? И кто окажется с ней рядом?

Муфаса не выдержал и пошёл на Гаиди.

— Пока я здесь, я не позволю тебе маячить на горизонте, Гаиди!

— А я не позволю тебе причинить Киджане боль, Муфаса! — взъярился Гаиди, отступив на несколько шагов. — Так что уйдёт только один из нас. И если это буду я, то я буду цепляться всеми когтями, но не дам доставлять Киджане неприятности, не дам ей лишнего повода для переживания! Мне всё равно, что скажет она или её отец или брат. Но если это будешь ты, а я в этом уверен, то ты просто уйдёшь. Молча. Не сопротивляясь. И не боясь навлечь последствия.

— Ты угрожаешь мне? — оскалился Муфаса.

— Здесь у Киджаны есть те, кто её любит. Семья, — вещал Гаиди, не обращая внимания на блеснувшие клыки Муфасы. — А у тебя, кроме Киджаны, здесь никого нет. Потеряешь её и будешь презираем. Навредишь ей — и все попросят тебя уйти! А если оттолкнёшь от себя, то я очень сильно испорчу тебе жизнь. Поверь, я найду способ.

— А теперь слушай меня, Гаиди, — рыкнул Муфаса, с презрением произнося имя. — Будущее не предопределено только тобой. Я сейчас мало знаю своё прошлое, но, вспомнив его, обрету дорогу в будущее. Оно касается только меня. А в настоящем советую тебе не приближаться к Киджане! Ты из прайда врагов, что пытались убить Мсанифу, который всячески пытается мне помочь найти себя. То, что ты пошёл против воли своего отца, мало что меняет. И ты уже предал Киджану один раз.

С каждым своим словом Муфаса ожидал от Гаиди реакции, будь то нападение или резкое слово. Он был уверен, что состоится тягостный разговор между ними. Однако Гаиди выслушал его внимательно до конца.

— Мы пришли сюда не для того, чтобы мериться гривами, как подрастающие львы, — съязвил он. — Я уже понял, что ты тоже не отступишься. Но в итоге прав буду я. А теперь пошли осматривать территории. Я впереди, но и ты смотри не только прямо.

Львы шли по краю обрывистого берега. Ветер продолжал напирать, и Муфаса то и дело пригибал голову так, чтобы не дуло в ухо. Он, как и Гаиди, вглядывался в просторы дали, смотрел, как по саванне пробегала волнами нещадно пригибаемая к земле трава. Его насторожило только одно движение, и Муфаса на миг напрягся. Но опасности не было — вдалеке тянул свой хобот к листве дерева слон.

— Если не тайна, откуда ты узнал подробности обо мне? — вдруг вырвалось у Муфасы.

Гаиди не удивился вопросу.

— Мне Себуле рассказала. Когда я попал в прайд Мсанифу, первой меня увидела она. Даже не ожидал увидеть её здесь, но она — ещё одна причина моего появления.

— Так ещё и Себуле… — пробормотал Муфаса, подумав мгновение, но Гаиди его перебил.

— Всё не так. Себуле — моя сестра. По отцу, единокровная. У нас разные матери, но мы оба их потеряли… но хотя бы нашли друг друга.

— Почему она оказалась здесь? — спросил Муфаса.

— Сам догадайся, — тряхнул гривой Гаиди. И по его горькому тону Муфаса догадался.

— Да, она просто ушла оттуда. Сбежала. Год прошёл. И я не хочу, чтобы отец отыскал её. Он ненавидит меня, но вдруг… А ещё у неё дети.

— Тогда будь лучше с сестрой, — устало велел Муфаса. — Защищай её и малышей. Мсанифу знает?

— Знает. Я ему рассказал, когда пришёл. Точнее, признался. Надеялся, что он ничего не сделает ей. Себуле потом узнала от меня, что мне пришлось стать шпионом. Я боялся потерять сестру, но в день, вернее, ночь нападения она кралась за мной следом. В общем, мы заметили приближение отца, и Себуле предупредила Мсанифу. После их победы я ушёл, но попросил не изгонять сестру. Она тогда стала… — Гаиди замялся на мгновение, — …матерью и далеко с крохотными львятами не ушла бы. И ей повезло, что отец её не узнал.

Муфаса кое-что вспомнил.

— О той битве мне рассказывал Худжума. Ты знаешь, что львята не её, не Себуле? Приёмные? Их настоящая мать тогда погибла.

— Себуле рассказала мне об этом, когда мы встретились, — погрустнел Гаиди. — Она плакала, плакала и не могла успокоиться… Я видел, как ей тяжело, видел, как её грызёт совесть, словно гиена — падаль. С теми львицами Себуле успела сдружиться. Раскаяние заполняло её, как вода ямы во время ливня. Хотя вины её в случившемся нет… в отличие от меня. Мне пришлось во время битвы изображать нападающего и ранить родную сестру. Это была её идея. Я резко возражал, но видел, что Себуле не знает, куда деть себя от этой боли, что её преследует. Видимо, думала, что боль тела заглушит душевную хоть в какой-то мере. После битвы она быстро поправилась и теперь делает всё, чтобы малыши жили без страха и с материнской заботой. Я не хочу, чтобы отец отнял ещё чью-то жизнь.

— Недавно несколькими жертвами могло быть больше, — вздохнул Муфаса. — Нельзя этого допустить вновь.

— Я не допущу, — твёрдо заявил Гаиди.

Муфаса — словно под действием какого-то порыва — сказал, встретившись со взглядом Гаиди:

— Мы не допустим.

— Пригнись! — тихо шикнул Гаиди, когда обрывистый берег сошёл на нет, уступив место пойме.

Муфаса послушался, но через несколько мгновений Гаиди сказал:

— Не чужие. Я их знаю. Те самые братья.

Приподнявшись с земли, Муфаса заметил двух приближающихся львов. Они смотрели на Гаиди, будто ждали его. При виде Муфасы они остановились и заметно напряглись.

— Он со мной, спокойно, — поднял лапу Гаиди и спросил: — Есть что?

— Никаких следов, — покачал головой один из незнакомцев, в то время как второй переводил взгляд с Гаиди на Муфасу. — Они на нашем берегу не появлялись.

— Сделали так, как ты говорил — шли по разным берегам, — доложил второй лев, внимательный взгляд которого настораживал Муфасу. — Ничего, Гаиди.

— Чтобы не оставлять следов, они могли идти по воде, — сказал Гаиди. — Вода быстро замоет следы на дне.

— Вот мы и шли так, пока не вышли у северных границ этих земель. У того упавшего дерева. Никто не выходил из реки.

— В последний раз они были здесь, — Муфаса указал взглядом на холм. — Приятель Гаиди с разведотрядом. Гаиди их прогнал. Сейчас мы обошли земли с юга. Тоже никого. Недавно на юге была битва с ними, чудом обошлось без жертв. Эти границы под наблюдением.

— Видели здешнего вожака, — сказал один из помощников. — Сначала затаились на своём берегу, не решились открыться.

— Открыться придётся, Кибури. Мсанифу хочет вас видеть. Он мне не до конца доверяет. Потому и сослался на вас. Вечером он будет здесь.

— Гаиди, — вдруг окликнул его один из братьев. — Тот, что с тобой, ты давно его знаешь?

— Нет, Джуви, недавно, — помедлив, ответил Гаиди. — А что?

— Он кажется мне знакомым. Я где-то его видел.

Муфаса удивился. Джуви ещё раз смерил внимательным взглядом Муфасу и задумчиво произнёс:

— Знаком, точно.

— Но я вас не знаю, — удивлённо проговорил Муфаса.

— Вспомнил! — вдруг воскликнул лев, которого Гаиди назвал по имени — Кибури. — Это же его мы спасли во время наводнения. Мы чуть сами не утонули.

— Что? — ещё сильнее изумился Муфаса.

— Ты без сознания был, — сказал ему Кибури. — И сильно изранен. Когда мы с Зунгу пришли в себя, тебя уже не было. Решили, что ты утонул.

— Где это было? — спросил Гаиди.

— Далеко отсюда, — ответил Кибури и указал головой на север. — Мы шли небо знает откуда, хотели хоть какой-то еды найти, идём по ущелью и видим — ты лежишь. Не шевелишься. Решили, что умер, только Зунгу понял, что ты живой. Потом вспомнили о плотине, подняли тебя и понесли. Фу-у-хх… — выдохнул Кибури так, как будто снова пережил тот давний ужас. — Повезло, что сами уцелели!

— Никого не встретили по пути? — спросила Киджана у Муфасы, когда уже ближе к вечеру они лежали в пещере, под её защитой от сильного ветра, неподалёку от поправляющегося Худжумы.

— Львов, о которых говорил Гаиди. Братьев, — ответил Муфаса. — Они меня знают. Рассказали, что спасли меня во время потопа. По их словам, всех смыло потоком, меня унесло, а они остались позади.

С каким-то опасением и беспокойством Киджана спросила:

— Гаиди ничего тебе не сделал?

— Нет, — усмехнулся Муфаса. — Даже разговорился. Ты знаешь, что Себуле — его сестра?

— Да, — вздохнула Киджана. — И мне жаль её. Эта новость сначала была шоком для нас, но кто изгонит львицу с малышами, пусть и приёмными? Я слышала, когда мальчики спали, она тихо плакала рядом с ними и просила прощения за их мать.

После короткого молчания Киджана пробормотала:

— Мне её жаль гораздо больше, чем Гаиди.

— Странно то, что и у меня к нему появилось небольшое сочувствие, — признался Муфаса.

— А я не испытываю, — подняв голову, сообщил Худжума. — Ни доверия, ни сочувствия. Себуле мне жаль больше. После всех нападений она живёт в страхе и не отходит от львят. А Гаиди давно сам по себе.

Словно подведя итог разговору, Худжума встал, отряхнулся и вышел из пещеры под ветер.

— Худжума верно сказал — Гаиди сам по себе. Пусть так и будет дальше, — прошептала Киджана, склонив голову на плечо Муфасы. С лёгкой улыбкой он прислонился щекой к её мордочке.

— Чтобы ты не думала, что я ревную, я буду делать вид, что его рядом нет, — тихо пробасил он. — Рядом есть только ты.

На следующий день погода немного улучшилась. Порывы ветра ослабли, чуть потеплело, и прайд ушёл на охоту. Охота кончилась быстро и удачно — львицы принесли зебру незадолго до возвращения Мсанифу с обхода. Поев, как обычно, первым, он дождался, пока наестся дочь и ушёл за Скалу с нею. Проглотив последний кусок мяса, Муфаса увидел, как они выходят из-за каменной громады со счастливыми улыбками. Решив узнать, в чём дело, он подошёл к ним, и Мсанифу сообщил:

— Хочу вам предложить прогуляться. Сегодня не такая плохая погода, а я знаю неподалёку одно красивое место, уверен, оно вам понравится.

— Что за место? — полюбопытствовала Киджана.

— Идите на запад, в сторону границы. Там есть высокий холм, с его вершины вы будете видеть нашу Скалу, так что, — Мсанифу усмехнулся, — не потеряетесь! Холм будет прикрывать вас от ветра.

— Пап? — с удивлением спросила Киджана. — Ты так и не…

— Я обещал — скажу вечером, милая, — перебил Мсанифу дочь и поцеловал её. — Вы будете в восторге!

— А что, если я не удержусь и расскажу? — хитро ухмыльнулась Киджана.

— Подставишь отца и Короля и испортишь сюрприз! — притворно погрустнел Мсанифу. — Так что не думайте, не гадайте, не переживайте и идите на прогулку. И наберись терпения, дочка!

Не убирая ухмылки, Киджана подошла к отцу и зарылась носом в его лохматую гриву.

— Я люблю тебя, папа. Ты столько делаешь для нас с Муфасой! — Подняв голову, она заглянула Мсанифу в глаза. — Ты лучший!

— Моя девочка, — Мсанифу с нежностью вновь поцеловал её. — Всё хорошо!

— Какая красота! — невольно восхитился Муфаса, когда спускался с Киджаной с холма.

— Я давно сюда не ходила, — сказала Киджана. — Здесь часто любят бывать родители. Когда ночь тёплая, когда луна полная, они после заката уходят и возвращаются перед рассветом. Счастливые… — и Киджана мечтательно улыбнулась. — Худжума один раз высказался в своей привычной манере, но я чуть не треснула его по носу. Моими словами — мама с папой близки, но здесь они всегда ещё ближе. — Киджана вдруг печально вздохнула и, будто извиняясь, негромко продолжила: — Знаешь, до твоего появления, до того нападения сюда меня приглашал Гаиди. Я согласилась пойти на следующий день, но ночью…

— Давай хотя бы здесь не будем говорить о том, кто не должен нам мешать, — попросил Муфаса. — Здесь нет никого, кроме нас, вот мы и будем ещё ближе…

Киджана с Муфасой лежали рядом друг с другом и смотрели на небо. Их окружала красивая часть саванны, покрытая беспорядочным разбросом большого количества цветов — белых, красных, жёлтых, фиолетовых… Почему-то вновь начала ухудшаться погода, а неторопливо плывшие по небесному океану островки облаков превратились в сплошную пелену. Ветер приносил терпкий и по-своему приятный аромат соцветий, но вместе с тем агрессивно трепал траву. А через некоторое время на нос Муфасы упали несколько маленьких капель — постепенно находил дождь. Но это не мешало им наслаждаться присутствием и теплом друг друга, нежиться в объятиях… и просто молчать. Да и зачем нужны были слова, когда можно просто быть ближе друг к другу?

Довольно долго они наслаждались красотой природы здесь, но вскоре небо потемнело. Киджана, лежащая на спине, перевернулась на живот и спросила:

— Муфаса, не пора ли нам домой возвращаться? Я не хочу приходить мокрой до шерстинки, если хлынет с неба!

— Я хочу побыть здесь ещё немного, и с тобой, — улыбнулся Муфаса и обратно повалил Киджану на бок.

Несколько раз с нежностью он лизнул её за ухом, но вдруг Киджана не улыбнулась, а быстро встала.

— Ты чего? — удивился он.

— Я не знаю, — зашептала она. — Не знаю, Муфаса, но… давай вернёмся.

— Что случилось? — продолжал недоумевать Муфаса.

— Просто нужно домой, — громче и на одной ноте заявила Киджана. — Будто что-то не так… Какое-то… — Киджана не договорила.

Муфаса не решился отказать любимой, поэтому поднялся и сказал:

— Ладно. Возвращаемся домой, но учти — если там ничего не случилось, вернёмся сюда, и я проведу здесь с тобой весь день, поняла? И всё равно, если будет дождь!

Киджана улыбнулась, но Муфаса увидел, что улыбка вышла какой-то вымученной, неестественной и блёклой.

Оставив поляну цветов, они отправились к Скале, которая от холма казалась не больше комара. Муфаса шёл неторопливо, а Киджана едва не срывалась на бег. Когда она отошла уже далеко, Муфасе пришлось ускорить шаг. От места отдыха они отошли уже далеко, как вдруг Муфаса услышал звуки, похожие на сдавленное рычание, а Киджана заметила быстро приближающуюся к ним фигуру. Муфаса тоже увидел светлую точку, расстояние между которой и ними быстро сокращалось. Тут и его сердце непонятно отчего сжалось, а львица приближалась. Мгновение — и он узнал в ней Адили. Киджана ужаснулась:

— Адили, что с тобой? Откуда ты?

Шерсть на спине и плечах Адили была сильно потрёпана, а на лапе темнела царапина. Обведя безумным блуждающим взглядом Муфасу с Киджаной, часто и шумно дыша, она расплакалась:

— Из ада, Киджана, я прямиком оттуда… Опять то же самое…

— Что стряслось? — упавшим голосом спросила Киджана. Муфаса напрягся.

— Чужаки. Мхалифу! — беспорядочно зачастила Адили. — Они напали на нас внезапно и пришли с севера! Их много, Киджана, очень много! Больше двух десятков! И мы ничего не смогли сделать против них, пусть нас и предупредили.

— Кто предупредил? — выпрыгнул вперёд Муфаса. От напряжения у него, наверняка как и у Киджаны, всё обратилось в холодный камень.

— Какие-то два льва, — выпалила Адили. — За ними гнались Мхалифу и его дружки. Все с ходу налетели на нас, это полный шок! Всё сразу смешалось!

— Что было дальше? — выкрикнула Киджана. После последних слов Адили все трое уже мчались к Скале.

— Твой отец велел найти вас, а остальным уходить, — задыхаясь, вещала Адили. — Он успел отправить Имани и Себуле с детьми…

— Гаиди где? — оборвал её Муфаса.

— Не знаю, Муфаса, его не было с ними!

Думать об исчезновении Гаиди не было времени. Нужно было мчаться на помощь.

«Только бы успеть… только бы успеть… только бы…» — металось в голове. Металось с большей скоростью, чем мчался сам Муфаса. Он опередил Киджану с Адили и, не обращая внимания на их крики, обогнул Скалу и на миг замер.

Мсанифу велел жене и маме с детьми уходить, как сказала Адили. Чужаков с Мхалифу пришло много. Тоже как сказала Адили. Но она не могла сказать ещё одного, потому что не застала. Исход. И это было самое страшное. Весь прайд был окружён чужими львами. Трое из них продолжали атаковать прижатых к Скале, но не сдающихся, пусть и раненых Кибури с Джуви. Хватило одного мгновения, чтобы оценить ужас. За второе мгновение взгляд Муфасы упал на несколько неподвижных тел, одно из которых они с Киджаной узнали сразу.

— Мсанифу!

— Папа! — С не менее громким криком Киджана бросилась к нему.

Львы, услышав крик, разом обернулись. Несколько чужаков, увидев приближающегося Муфасу, бросились было ему навстречу, но их остановило резкое рычание. Оно заглушило выкрик имени Муфасы от окружённого прайда Мсанифу. Вперёд выбежал знакомый черногривый лев — тот самый Мхалифу, который организовал похищение Киджаны. Он шёл прямо на замершего в ужасе Муфасу. Мхалифу обратил торжествующий взгляд победителя с него на Киджану. Она лежала на земле и тряслась в рыданиях рядом с окровавленным телом отца. Вожак захватчиков равнодушно смотрел на безутешную Киджану лишь мгновения, когда Муфаса, сбросив давящий ужас, набросился на него. С грозным рычанием он сбил Мхалифу с лап и, прижав к земле, замахнулся огромной лапой для удара. Оторвавшаяся от Кибури и Джуви троица метнулась к вожаку, и оба — и Муфаса, и Мхалифу — крикнули:

— Стоять!

Дальше продолжил Муфаса:

— Если кто двинется с места, я его разорву! А теперь отвечайте — где Худжума и Гаиди?

Мхалифу не ответил, как не ответил никто из львов. Муфаса опустил лапу и прижал когти к шее врага, затем прошипел:

— Если сейчас не скажешь, где твой сын и Худжума, то я либо распорю тебе шею, — Муфаса вонзил один коготь в шею Мхалифу, впрочем, тот лишь дёрнулся, — либо выколю тебе глаза! Выбирай, что лучше!

Тут один лев с глухим рычанием приблизился к Муфасе, но тот лишь прорычал:

— Без глупостей, чужак! Сейчас жизнь вашего вожака-убийцы висит на волоске!

Острый и длинный коготь приблизился к глазу Мхалифу.

— Муфаса, убей его! — с рыданиями выкрикнула Киджана, оторвавшись от тела отца. — Убей эту сволочь!

— Как только ответит, где Худжума с Гаиди! — ответил Муфаса, пронзая яростным взглядом Мхалифу. — Быстро говори, чужак!

— Худжума… под выступом… — просипел Мхалифу, который безуспешно пытался высвободиться из-под мощного тела Муфасы.

— Твой сын! Где твой сын?! — взревел Муфаса, уже ткнув когтем Мхалифу в глаз. Лев зарычал от боли, но ответа не дал.

— Нет, Муфаса, не отпускай его! — вскрикнула Киджана. — Убей его!

— Нет его, нет вообще! — рявкнул Мхалифу. — Отпусти, сказал!

— Убей, не отпускай! Убийца!

— Стоять! Стоять, сказал! — рявкнул Мхалифу, когда вновь его приспешники начали приближаться к Муфасе. К самому Муфасе подошли потрёпанные и раненые Кибури с Джуви.

— Адили, — неровным голосом обратился Муфаса к тихо плачущей львице, — посмотри, что с Худжумой. Быстро!

Адили, всхлипнув, послушно побежала туда, куда ей велел Муфаса. Сам же он тем временем продолжал прижимать Мхалифу к земле и со злобой смотрел на окруживших его львов. До его слуха доносился плач Киджаны, а до поражённого шоком разума пытались дорваться слова Мхалифу. Нет Гаиди вообще… неужели Мхалифу пошёл-таки на свершение нового ужаса? Что, если и Худжуму постигла такая судьба? Джуви и Кибури, встав по обе стороны от Муфасы, приготовились к возможной схватке с врагами, а низкий и звучный рык с обеих сторон не прекращался. Сквозь него прорывался неумолчный плач Киджаны, а остальной прайд был заключён в плотный полукруг из чужаков. Никто из них теперь не смел приблизиться к разъярённому Муфасе — настолько он сейчас был свиреп. Закрытый врагами прайд не рисковал прорваться к вожаку, и им оставалось жаться к Скале и злобно взирать на захватчиков

В ожидании вестей о Худжуме время будто замедлило бег, но вести могли оказаться любыми. Муфаса как мог всмотрелся в окружённый прайд и почувствовал слабое облегчение, когда не увидел там малышей. Но уже опять с каждым мгновением ширилось напряжение, и тут раздался крик Адили:

— Худжума жив, но ранен! Ему не встать!

Одновременно прозвучал глухой и полный боли стон:

— Киджана…

Киджана подпрыгнула от неожиданности. Муфасу, по-прежнему вдавливающего Мхалифу в землю, вновь окатило волной облегчения, но лишь на миг. Он поначалу не узнал голос Мсанифу, в нём было столько боли… но он был жив.

— Да чтоб тебя… — раздался с земли грубый рык Мхалифу.

— Молчать! — взревел Муфаса.

— Слышишь, — вдруг осмелел один из чужаков, — отпусти его! Видишь, что нас больше?

— Будет на одного меньше, — послышался сбоку искажённый болью голос.

Плач Киджаны прекратился, Муфаса обернулся и увидел стоящего Мсанифу. Он выглядел плохо — многочисленные серьёзные раны покрывали его большое тело. Сам он кривился от сильной боли, раздирающей тело — видимо, Киджана помогала ему подняться, и сейчас он опирался на её бок. Но в глазах его горела ярость. И не побеждённого, и не сдавшегося. Даже в такие моменты Муфаса не мог не восхититься Мсанифу! Израненный, окровавленный, тяжело дышащий, изнемогающий от боли, он напрягал все силы, чтобы стоять прямо.

— Папа, не надо… — взмолилась Киджана, когда тяжело раненный отец с трудом сделал шаг к Муфасе.

— Отпусти его, Муфаса, — приказал Мсанифу. — Пусть встаёт. Я не закончил!

Мхалифу, явно жаждавший ещё крови своего врага, изловчился и ухватил Муфасу клыками за лапу. Ударом задних лап он опрокинул его наземь и, вскочив, ринулся на Мсанифу. Но Муфаса тут же преградил ему путь. Не дожидаясь приказов от своего предводителя, от окружённого прайда отделились несколько львов. Против Муфасы и Мсанифу было шестеро, однако страха не испытывали ни тот, ни другой. Рядом с отцом встала Киджана, а к Муфасе подошли Джуви с Кибури.

— Я… не закончил! — прорычал Мсанифу, с морды которого капала кровь. — Бейся!

— Папа, не надо, прошу! — со слезами на глазах шептала Киджана. — Ты не победишь в таком состоянии.

— Послушай дочку, Мсанифу, — едко посоветовал Мхалифу. — Или умрёшь быстрее. Посмотри сама на него, детка, — ему не жить, если продолжит бой! И твоему сыну — тоже.

— Мои земли не будут твоими, даже если убьёшь меня, — пророкотал Мсанифу.

— Что? — поразился Мхалифу и залился хохотом. — Оглянись, Мсанифу! Твои земли — уже мои! Твой прайд окружён, ты на лапах едва стоишь.

— Это не моё дело… — решил вмешаться Джуви, но был резко осаждён Мсанифу.

— Да! Не твоё! — Глаза его остро блеснули.

Муфаса отошёл к Мсанифу, не сводя яростного взгляда с врага, и, не веря в свои слова, тихо сказал:

— Не надо больше крови, Мсанифу. Страшно признать, но они победили.

— Муфаса, это не твой дом, — оскалился Мсанифу.

— Но это твоя жизнь! — уже громче взывал Муфаса. — Жизнь твоей дочери, твоего сына и твоего прайда. Хочешь пасть здесь, на глазах у них? Сейчас семья ждать не будет, а земли подождут!

— Первая разумная мысль, — осклабился Мхалифу. — Я тебя тогда ещё предупреждал, Мсанифу. Оставлю не земли, но жизнь. Я жаждал твоей крови — и получил её. Даже больше — твой сын сейчас истекает кровью за Скалой. Хочешь, чтобы я отдал приказ убить Худжуму вместе с той милой девочкой? Так запросто! — И Мхалифу обернулся. — Займитесь ими!

— Папа, послушай его! — взвилась Киджана, вновь плача. — Пожалуйста, папа, прошу! Ради нас, ради меня, Муфасы и Худжумы! Остановись или погибнешь!

Тяжело дышащий Мсанифу обвёл измученным взглядом исподлобья взирающего на него врага, замерших позади Мхалифу львов, потом очень медленно повернулся к Киджане. Муфаса заметил две блестящие мокрые дорожки на её щеках и отчаянную мольбу в её взоре, затем повернулся к Королю и назидательно кивнул. Мсанифу тяжело выдохнул и пошатнулся. Муфаса обратил взгляд на его бок и почувствовал, как в животе что-то сжалось — на сгибе лапы темнела глубокая рваная рана, из-за которой Мсанифу сильно хромал. Всхлипнув, Киджана подошла к отцу и поцеловала его в окровавленную щёку. Она и Муфаса поняли, что разумные доводы оттеснили пролитие новой крови.

— Я думала, что ты умер, — простонала Киджана.

— Ты не можешь так поступить с семьёй, Мсанифу, — с трудом подавляя ненависть к захватчику, сказал Муфаса. — Обречь её на гибель или отдалить момент возвращения сюда — что тебе разумнее выбрать? Имей мудрость, веди прайд за собой и не теряй ни того, ни другого, — помнишь? Я помню. И знаю.

— Помогите мне! — донёсся из-за спин Мхалифу и его спутников запыхавшийся голос.

Адили с трудом тащила за передние лапы бесчувственного и сильно раненного Худжуму. Не дожидаясь ничьих слов, Джуви и Кибури бросились львице на помощь и подтащили Худжуму к отцу и сестре. Ужаснувшаяся Киджана склонилась над братом и стала осторожно зализывать его раны. Муфаса прислушался и уловил его слабое дыхание.

— Отпустить, — с явной неохотой велел Мхалифу.

Чужаки расступились, и львицы — кто с нерешительностью, а кто с горящими ненавистью взглядами, — двинулись к своему вожаку. Никто под жестокими взглядами Мсанифу, Муфасы и Киджаны не пошевелился, не воспрепятствовал воссоединению. Собравшись с силами, Мсанифу подошёл к врагу и, пронзая его злобным взглядом, жёстко заявил:

— Сейчас будет так. Мы уйдём. Но вернёмся. И ты пожалеешь обо всём, что сделал с моей семьёй, моим прайдом и моим домом!

— Забери своих львиц и хромай отсюда, — фыркнул Мхалифу. — Считаю дни до твоего прихода!

Муфаса по ранам Мсанифу понял, насколько яростным был бой между ним и Мхалифу. Врагу тоже хорошо досталось — на боках и плечах темнели несколько кровоточащих разрывов. Не менее ожесточённой, пусть и значительно короче, оказалась битва взглядов.

В сторону востока шёл поредевший прайд. Сейчас в нём не было Себуле с детьми и Имани, три безжизненных тела лежали на спинах львиц, что несли их. Мсанифу шёл, поддерживаемый по бокам Киджаной и Муфасой, Кибури и Джуви несли тихо стонущего Худжуму. Ни у кого не было в голове мыслей, не о чем было думать, кроме одного — куда идти дальше? Куда теперь забросит их беспощадная судьба, выбросившая со своих законных земель? Муфаса изредка бросал на Мсанифу полный боли взгляд — он хрипло и тяжко дышал, каждый шаг давался ему с трудом. Боль терзала его, как клюв стервятника, выжимала слёзы из глаз. Позади него примятая трава темнела каплями его крови. Ветер продолжал играть свою громкую однообразную музыку, унося счастье прежней жизни, но сквозь него Муфаса услышал протяжный львиный рёв — новых хозяев этих красивых земель… И с трудом подавил желание обернуться.

— Махири, — выдавил Мсанифу сквозь мучения. — Нужен Махири.

— Я за ним, — кивнула Макунгу и бросилась сквозь разнотравье, над которым издевались порывы ветра.

— Нам нужно… место… Место, где мы можем переждать и набраться сил, — прошептал Мсанифу. По покрытой багровыми пятнами морде пробежала слеза.

— Остановись-ка здесь, — строго велел Кибури. — Сейчас же. Отдых нужен тебе и твоему сыну.

— Верно, — буркнул Джуви. — Мёртвые не уйдут… Отдохнём и пойдём к нам. Места у нас немного, но мы потеснимся.

— Папе нужно отдохнуть, — согласилась Киджана.

— Твоя мама… Себуле… я их отправил… — Голос Мсанифу прерывался с каждым его шагом, он не в силах был даже сопротивляться ветру, дующему в бок. — Они… — Слова сменились мучительным стоном.

— Папа! — в ужасе выкрикнула Киджана, когда Мсанифу свалился в траву.

Встревоженный Муфаса подскочил к упавшему Мсанифу, но ужасу Киджаны предела не было. Она бережно коснулась носом его подбородка. Лизнула в нос. Мсанифу приоткрыл глаза и слабо вздохнул.

— Прости, милая, — прошептал он. — Я не дойду…