New Circle of Life (джен)

Весь прайд узнал о приступе Муфасы в тот же день. На королевскую скалу он не вернулся и на следующий день — Киджана посоветовала ему остаться под присмотром Махири. Поначалу, до возвращения Мсанифу, львицы делились друг с другом мнениями о случившемся, кто-то пустил слух о том, что Муфасе настолько плохо, что он не может подняться. Но приход Короля развеял все сомнения и задавил слух на корню. Никто из львиц не был там и не видел настоящего развития событий, всё знали только непосредственные участники.

Сам Муфаса проспал почти весь день, несмотря на свои уверения в том, что чувствует себя хорошо. На самом деле он ощущал себя разбитым ещё долго, но не хотел волновать остальных — в своей прошлой жизни он также не любил находиться под пристальным вниманием. А от внимания здесь было некуда деваться — потеря памяти и странный приступ, любопытство чужого прайда и его смирение с чужаком, внимательное отношение Короля-отца и его дочери… Перед тем как вновь погрузиться в сон, Муфаса на миг обратил свои мысли на Киджану — эта львица часто оказывается рядом с ним в нелёгкие для его моменты. То брата на место поставит, то тревогой начнёт исходить, то заботу проявит. Забота её была неподдельна, это он чувствовал, с каждым днём всё больше привыкая видеть её рядом. Сейчас, лежа в тени большого валуна, Муфаса вдруг ощутил странное желание увидеть Киджану. И сразу, до сих пор ослабленный приступом, рухнул в пропасть сна. Сон на этот раз не был тревожным — видимо, небесные силы решили сжалиться над несчастным львом и не доставлять новых мучений.

Муфасу разбудило тихое шуршание травы. Он осторожно поднял голову, думая, что это Махири спустился со своего дерева и отправился по надобности. Но нет — шуршание было ритмичным, кто-то действительно шёл, но не отдаляясь от баобаба, а приближаясь к нему. Почему-то Муфасе стало ясно, кто подходит к нему. После долгого сна он почувствовал себя лучше, поэтому осторожно поднялся и тихо спросил:

— Киджана, зачем ты пришла?

Из-за валуна она и показалась. Она не пряталась, не таилась, просто спокойно подходила к Муфасе.

— Зачем пришла? — повторил Муфаса.

— А ты не догадываешься? — спросила Киджана.

Она подошла к нему вплотную, сквозь ночную вуаль Муфаса увидел лёгкий блеск её глаз. Киджана часто дышала, её дыхание шевелило гриву Муфасы, а через миг она ткнулась носом в его грудь.

— Я за этим сюда и пришла! — шепнула она и лизнула Муфасу в нос. Муфаса попятился, а Киджана не отступала — она принялась ещё более страстно вылизывать его морду, пока не повалила наземь.

Муфаса тут же проснулся. Он опять лежал на боку, часто дыша. Перед глазами угадывались пересекающиеся наугад травинки, а в груди бешено колотилось сердце. Когда его стремительное биение унялось, Муфаса различил ещё чьё-то мерное дыхание и поднял голову в лёгком удивлении. Он не мог понять, к чему привиделся этот сон, но уже начинал догадываться, по какой причине сюда явилась его участница. Киджана спокойно спала возле ствола баобаба, свернувшись клубочком.

«А что она здесь делает?» — слабо трепыхнулось в голове.

И тут же — совсем другое: «Все вопросы — завтра».

И вновь сон.

После неудачной попытки вылечить Муфасу, как и раньше, полетели дни, однообразно переплетаясь с ночами. За первые три дня Махири несколько раз спускался со своего баобаба осмотреть Муфасу, но серьёзных ухудшений самочувствия у него уже не было. Муфаса достаточно быстро оправился от приступа и, преодолевая сопротивление Киджаны, решил под исход третьего дня пойти на Скалу. Киджана после своего прихода ночью теперь навещала Муфасу днями, принося ему еду с охоты. Она знала, что он собрался вернуться к остальному прайду. Муфаса спросил о возобновлении лечения памяти, но Махири ему ответил:

— Потерпи пока немного. Когда у тебя будет всё хорошо со здоровьем, тогда и посмотрим.

Муфаса ничего не ответил. Махири, помолчав немного, спросил:

— А ты сам хочешь, чтобы твоя память была в порядке?

Вот она, эта проблема, которая не давала Муфасе покоя. Видения в эти два дня не повторялись, но заставляли о них задумываться серьёзнее. В первые дни они пугали, лишали почвы под лапами, потом Муфаса смирился с их появлением, а до приступа падучей — с долей страха и любопытства стал их ожидать. Раньше страх перед ними сменялся обычным нежеланием, а оно вскоре переросло в любопытство, а страх отступал. Их постоянство всё громче и настойчивее говорило о том, что это происходило в реальности.

— Судя по тем видениям, которые я видел, со мной случилось что-то очень нехорошее. И явно тот лев не случайно сбросил меня вниз, ведь какие-то намерения у него были? — с жаром заговорил Муфаса. — И я сам — ведь кем-то я был в то время?

Теперь промолчал Махири. Муфаса же тем временем продолжил откровения:

— Знаешь, Махири, вначале было страшно. А сейчас я уже смирился с этими видениями. Как объяснить, что они появляются часто, а в них — одно и то же? Сначала я задумался — это будущее или прошлое? Если будущее, тогда бы я помнил прошлое. А будущее не помнят и не видят. Естественно, мне хочется узнать обо всём и всё вспомнить!

— Сделаю, что смогу, — пообещал Махири. — Но, извини, предупрежу. Я буду готовить лекарство, но на это уйдёт много времени. Если повторится приступ, он может быть более серьёзным, а может и вовсе тебя убить.

Киджана подскочила на месте. Муфаса перевёл на неё взгляд, окрашенный сочувствием — Махири рассказал ему о смерти её деда.

— А ты сам что решил? — не обратив внимания на Киджану, спросил Махири у Муфасы.

— Я не хочу повторения его приступа! — воскликнула Киджана.

— Я тоже, — повернулся к ней Махири. — Не буду рисковать его жизнью и займусь лекарством. Где меня искать, вы знаете. Ладно, идите.

По саванне плавно растёкся яркий золотистый вечер, раскинувшись невидимым тёплым покрывалом. Вновь прошлась над владениями Мсанифу гроза, вновь блестело по сторонам на солнечном свету разнотравье, вновь полновластным хозяином стало над землёй вечное солнце. Прибитые ливнем и пригнутые ветром к земле, поднимались высокие стебли трав и цветов, восставали и тянулись к солнцу — возвращались к жизни, и на них продолжали искристо серебриться капли воды. Вдали, от холмистой гряды и до королевской скалы, раскидывалась обширным полукружьем горбатая радуга. Радостно щебетали пташки, носясь по воздуху друг за другом с визгом и чулюканьем, общаясь на понятном только им языке. Несколько раз они пролетели прямо над головой Муфасы. До его ноздрей изредка доносился лёгкий запах горелого — невдалеке пылало подожжённое яростной молнией дерево. Длинным хвостом в небо поднимались клубы землистого дыма, хозяйничающий на высоте ветер подхватывал их и, в вечном своём движении и природном равнодушии, уносил прочь.

По саванне шли молча Муфаса с Киджаной. До Скалы оставалось немного, вон она уже начала виднеться тёмной точкой на горизонте. Больше половины пути было пройдено в безмолвии. Каждый из двоих хотел начать разговор, но не решался. Муфаса изредка косился на Киджану с любопытством, но их взгляды не совпадали по времени — Киджана сама смотрела на Муфасу не столько с интересом, сколько с небольшой тревогой и просто потому, что хотела. Так и продолжалась эта неуловимая игра взглядов, пока они не пересеклись. Не зная, что сказать, Муфаса лишь обронил:

— Красиво здесь по вечерам, правда?

— Да, просто здорово, — протянула Киджана. — Сегодня чуть не скончалась от жары, даже на охоту уходили раньше.

— Жара не помешала принести мне остатки от обеда, — усмехнулся Муфаса. — Спасибо тебе.

Киджана шутливо толкнула Муфасу, затем спросила с осторожностью:

— Больше тебя не тревожили видения. Пытаешься вспомнить что-нибудь? — заглянула Киджана Муфасе в глаза.

— Да, — вздохнул Муфаса. — Пытаюсь, но не получается — всё время перед глазами предыдущие видения, те, которые видел перед приступом…

Это было правдой. Муфаса усиленно пытался наткнуться на что-нибудь в памяти, но ничего так и не смог увидеть. Перед его глазами опять вставали те же картины — он пытается спасти львёнка, который отчаянно цепляется за дерево посреди бегущего стада антилоп. Затем перед его взором представал прежний черногривый лев со шрамом через левый глаз. Лев, как и в предыдущие разы, сбрасывает Муфасу с обрыва… Несколько раз обдумывая видения, Муфаса пришёл к выводу, что этот лев сбросил его вниз только с одной целью — убить. Но зачем именно, он так пока и не понял. Параллельно с этим в голову стали лезть навязчивые вопросы — кем Муфаса был до того, как потерял память? Кто он на самом деле?

— Вспоминаешь? — вторгся в его мысли голос Киджаны.

— Не совсем, — потряс головой Муфаса. — Просто задумался над некоторыми вещами…

Киджана снова заглянула ему в глаза. Муфаса прочитал в её глазах вопрос, который готов был сорваться с языка. Помолчав несколько секунд, он продолжил:

— Когда ты приносила мне остатки от вашего обеда, ты не раз спрашивала меня о том, откуда я мог появиться здесь. Если у меня есть родной дом, то очевидно, что сейчас я очень далеко от него. Но меня волнует другое, Киджана. — Прервавшись на глубокий вздох, Муфаса продолжил: — Мне интересно, кто я вообще? Я не знаю, кем я был всё это время до потери памяти… И не понимаю, почему тот лев из видений решил сбросить меня с обрыва. Мне кажется, что я ему чем-то мешал. И ещё я спасал какого-то львёнка… Кстати, — Муфаса немного оживился, — когда я хотел спасти малыша и когда взбирался вверх по обрыву, внизу бежало, кажется, одно и то же стадо антилоп. Значит, эти события следовали друг за другом… — Муфаса зажмурился, пытаясь сообразить, затем раскрыл глаза — догадка пришла ему на ум недавно. — Значит, я потерял память после того, как этот лев сбросил меня вниз.

— Так вот почему у тебя столько ушибов было на теле! — сообразила Киджана. — И сломанная лапа. Тебя просто скинули под копыта антилоп с твёрдым намерением убить. Но непонятно, как ты потом оказался в реке.

— Вот этого, Киджана, я уже не помню, — вздохнул Муфаса.

— Кстати, Муфаса, я тебе кое-что не сказала, — сообщила Киджана. — В общем, когда мы тебя нашли, отец тебя осмотрел. Выглядел ты, конечно, непривлекательно, — тут она усмехнулась. — И отец увидел на твоих передних лапах следы от чужих когтей. Значит, твои видения — реальность. Тот лев, которого ты видел во снах и перед приступом, на самом деле пытался убить тебя!

— Жаль, что я не помню его, — вздохнул Муфаса. — Теперь понимаешь, почему я хочу узнать о себе и вспомнить хоть что-то? Если бы не приступ…

Муфаса вздохнул. Свой сегодняшний сон он почему-то не хотел рассказывать Киджане, не знал, как она отреагирует.

— О, вернулся! Вижу, здоров уже, — ухмыльнулся Худжума, легонько толкая Муфасу в плечо. Он приветственно кивнул Худжуме.

— Здравствуй, Муфаса, — приветствовал его Мсанифу. — Рад видеть тебя и с хорошим самочувствием, и здесь… — взгляд Короля задержался на дочери, — …и в хорошей компании!

— Спасибо вам за заботу и помощь, — поблагодарил Муфаса своих спасителей и указал на Киджану. — Вот моя хорошая компания — если бы не она, я бы сюда не вернулся…

— Моя дочь, — с ноткой гордости сообщил Мсанифу и поцеловал дочь в щёку.

Киджана только слабо улыбалась и отводила глаза в сторону — перед поцелуем отец внимательно смотрел на неё. Из всего прайда пока только он знал о том, что Киджана втайне от всех ночью ушла к Муфасе. Мсанифу сразу задумался — это всё было неспроста. В поведении сестры ничего пока не замечал Худжума, а если и замечал, то просто делал вид, что ни о чем не догадывается. Но Киджане было всё равно, что скажут члены семьи — судя по её последнему разговору с отцом, Мсанифу ничего не имел против заботы своей дочери о Муфасе. Но с Киджаной решил поговорить по душам.

Через день после возвращения, когда Муфаса, довольный и сытый, лежал на земле под Скалой, к нему подошла Киджана. Увидев её, он привычно улыбнулся, а затем неожиданно почувствовал, что его сердце в груди будто перевернулось. «Интересно, отчего это?» — подумал Муфаса, глядя, как Киджана подходит к нему и ложится рядом.

— Привет, — улыбнувшись, произнесла она. — Как дела?

— Здравствуй, — улыбнулся Муфаса в ответ. — Выглядишь не настолько вымученной!

— Жара спала, — пояснила Киджана и добавила: — Наконец-то! Все эти дни перед охотой хотелось развернуться и уйти в тень, но есть-то хочется.

В эти дни природа сжалилась над всем прайдом — тяжёлая жара спала, уступив место прохладе. Небо заволокли тяжёлые серые облака, закрыв саванну от солнца. Плотная завеса равнодушно плыла над землёй, изредка поливая её дождём. Муфаса, не меньше других уставший от жары, предавался прохладе и про себя радовался отсутствию новых и прежних видений. Однако от Киджаны это сложно было скрыть — едва оказавшись рядом с Муфасой, она заглядывала ему в глаза и без труда отыскивала ответ на свой вопрос.

— Сам как себя чувствуешь?

— Просто отлично, — слегка качнул головой Муфаса. — Даже не снится ничего.

Оба замолчали, смотря кто куда. Снова смотрели друг на друга по очереди, оба хотели о чём-то поговорить, но общая тема была только одна. Наконец, Киджана, преодолевая взявшееся непонятно откуда смущение, спросила:

— Слушай, Муфаса, если бы ты не потерял память, что бы было?

— Даже не знаю, — пожал плечами Муфаса. — Давай-ка подумаем! — Киджана улыбнулась. — Я бы тебе рассказал очень много из своей жизни. Или начал бы искать способ вернуться домой. А ты обо мне знаешь только с моих же слов.

— Мало и я тебе говорила о нас, — парировала Киджана. — В будущем есть время рассказать!

Откуда-то сбоку послышались медленные шаги, по которым Киджана узнала отца. Мсанифу, подходя к дочери, смотрел на неё с любопытством и лёгкой улыбкой.

— Приятно видеть вас улыбающимися, — сказал он.

— Здравствуй, Мсанифу, — приветствовал его Муфаса.

— Муфаса, прости, но ты можешь оставить нас с дочерью? — чуть нахмурился Мсанифу.

— Да, конечно.

Муфаса поднялся с травы, отряхнулся от засорившей гриву земли и пошёл за скалистую стену. Перед тем как скрыться, он снова взглянул на Киджану, но теперь она была занята разговором с отцом.

— Киджана, ты ничего мне не хочешь рассказать? — спросил Мсанифу, едва Муфаса скрылся за камнями.

Киджана с долей тревоги посмотрела на отца, но в его взгляде не было ни злости, ни укора. Только доброе любопытство. Она увидела тронувшую морду добродушную улыбку. Отец лёг рядом с дочерью, не сводя с неё взгляда.

— Почему ты так на меня смотришь, папа? — спросила Киджана.

— Почему-то ты в последнее время держишься в стороне, — медленно начал Мсанифу. — И от прайда, и от нас с мамой и братом. Охота — ладно, но остальное время?

— Да всё как обычно, папа, — нарочито беззаботно произнесла Киджана.

— Милая, не всё как обычно, — с лёгким нажимом, но по-прежнему ласково возразил отец. — Я не давлю на тебя, ничего от тебя не требую, но скажи — почему ты тогда ушла посреди ночи? Или раньше.

Киджана невольно сглотнула, почувствовав, как на миг внутри неё будто что-то подскочило. Она догадалась, о каком дне сейчас говорит Мсанифу. Но откуда…

Словно разгадав мысли дочери, Мсанифу добавил:

— Я не слежу за тобой, Киджана. Но сложно было не увидеть, как ты уходишь к Махири, сложно не заметить твоё отсутствие утром. Ты ведь за Муфасой смотрела? Если да, то можно узнать причину? Вряд ли простое любопытство.

Вся кровь бросилась Киджане в голову, чуть не выжала из глаз её невольные слёзы. Ей стало жарко, и львица быстро отвернулась от отца. Наедине с собой она ничуть не утаивала от себя желания увидеть гостя, которого и нашла, и приютила, и буквально выходила, и поставила на лапы. Это казалось простой заботой, всё просто. Но куда сложнее становилось разобраться в себе после приступа падучей болезни, едва не убившего Муфасу. Тогда Киджана не раз утешала себя тем, что пошла следом, и всякий раз её пробирала ледяная дрожь при мысли о том, что случилось бы с Муфасой, не пойди она за ним. А из головы её не выходили слова отца.

Тёплая лапа отца легла Киджане на плечо.

— Знаешь, Киджана, я живу на этом свете давно, прекрасно знаю, что ты чувствуешь. Я видел, как ты смотрела на Муфасу в первый день и как ты смотришь на него сейчас. Ты мне сама рассказала, как приводила его в чувство после приступа. Потом ушла к нему ночью. Думаю, для этого уже есть серьёзная причина, детка.

Киджана медленно повернула голову и посмотрела на отца. Мсанифу на несколько мгновений приник носом к щеке дочери, потом ласково поцеловал и сказал:

— Не нужно стесняться ни самой себя, ни своих чувств, милая. Вижу, что к Муфасе ты глубоко неравнодушна. Да и он никогда не возражает против твоего присутствия. Пойми, за признание в чувствах нет никакого наказания.

Киджана долго собиралась с духом, чтобы сказать отцу о том, что накопилось у неё на душе.

— Да, папа, Муфаса мне очень симпатичен, несмотря на то, что намного старше. Знаешь, я вспомнила твои слова — ты сказал, что Муфаса может быть Королём издалека. Тогда я боялась, что он не придёт в себя и умрёт, вот я и сразу… В тот момент я по-настоящему уже испугалась за Муфасу.

— Я тебя понимаю, детка, — кивнул Мсанифу. — Я уверен, что он похож на какого-нибудь Короля. Но, по-моему, тебе его просто жаль потому, что он потерял память.

— Ты видел его во время приступа? — с болью спросила Киджана. — У него пена шла, и он не дышал! Он на меня взглянул, а через мгновение так жутко задёргался и упал. Что бы ты сделал?

Мсанифу не ответил, хотя Киджана сразу поняла, какие слова он бы сказал. Её мудрый, добрый, сильный и справедливый отец бросил бы умирающего?

После этого разговора с отцом Киджана, преодолев неловкость перед самой собой, начала испытывать всё большее желание показаться Муфасе на глаза. Правда, она сама ничего не знала о его чувствах к ней, но, судя по тому, с какой теплотой Муфаса ей улыбался, она его тоже привлекала. Она была в этом уверена, желала не ошибаться в своём убеждении. Киджана вспомнила те дни, когда ухаживала за Муфасой, когда приносила ему остатки обеда в пещеру и к баобабу Махири. Муфаса всегда благодарил Киджану, её искреннюю заботу принимал с тёплой улыбкой… но, опустошённый приступом, он тогда не мог почувствовать тёплого прикосновения лапы Киджаны.

— Дай угадаю сама, дай! — весело смеялась Киджана.

— То, что я женат, ты уже угадала, — басисто смеялся Муфаса. — А что я ещё о себе придумал?

— Так, ты меня отвлекаешь! Замолчи!

— Молчу, — фыркнул Муфаса. — Боюсь, снова шлёпнешь!

— Так, у тебя есть сын.

Муфаса кивнул.

— Ему несколько месяцев.

— Да.

— Ты ожидаешь рождения второго львёнка.

— Верно!

— Только это будет дочь.

— Мимо!

— Знаешь, в образе отца с дочерью и сыном ты бы смотрелся милее, — засмеялась вновь Киджана.

— Здесь есть хороший отец с сыном и дочерью, смотри на них и радуйся! — блеснул зубами в улыбке Муфаса и воскликнул: — Ой!

Муфаса шутливо закатил глаза, получив очередной лёгкий подзатыльник от Киджаны.

Шёл пятый день после разговора Киджаны с отцом. После того как она открыла душу отцу, туда осторожно — словно по каплям, а потом уже ручейком — начала вползать глубокая симпатия к Муфасе. День за днём они часто оказывались наедине друг с другом. За это время Муфаса много узнал о самой Киджане, о её отце и семье, о некоторых членах прайда. Потом он думал о том, что не покидало его — что осталось в его недоступном пока прошлом? То же, что рассказывала Киджана, или совсем иное? Эти раздумья не покидали Муфасу, несмотря на то, что он уже полностью освоился в землях Мсанифу и стал для них своим. Территорию его владений он знал, но ещё не полностью, а Киджана прекрасно знала, куда идёт. И по пути они с Муфасой забавлялись, загадывая поочерёдно картины своей будущей (у Муфасы — прошлой) жизни и пытаясь их отгадать. И за всем разговором Муфаса не заметил, как они с Киджаной зашли далеко от Скалы. Натешившись вдоволь, Киджана осмотрелась по сторонам.

— Кажется, мы ушли слишком далеко, — заметила она.

Муфаса в этот момент заметил на горизонте движущуюся точку.

— Видимо, не настолько далеко. Вон, видишь Худжуму? Опять высматривает для своей Адили сюрприз!

Киджана улыбнулась, но улыбка пропала с её светлой морды, как только она присмотрелась. Свои земли она знала, как и своих неприятелей.

— Это не Худжума!

Муфаса удивлённо посмотрел на Киджану, она не сводила взгляда с приближающегося льва. Её глаза становились всё уже и злее, и через несколько мгновений в воздухе повисла фраза:

— Только его не хватало!

— Он идёт сюда, — заметил Муфаса.

— Мерзавец, — прорычала Киджана. — Совсем страх потерял!

— Кто?

— Гаиди, так его зовут, — буркнула Киджана. — Это чужак, один из тех, кто нападал на нас ещё до твоего появления. Его папаша Мхалифу, видимо, не успокоится!

Муфаса навострил уши и нахмурился. Имя показалось ему знакомым, кто-то давно упоминал его…

— Помнишь, Худжума в первый день накинулся на тебя? — напомнила Киджана. — Он считал, что тебя отправил Мхалифу.

— Значит, он…

— Да, — уже со злостью прервала его Киджана. — Гаиди, гадёныш, до сих пор мечтает меня заполучить, а Мхалифу чуть не убил отца. Ну, он у меня сейчас получит!

— Киджана, стой! Стой! — почти крикнул Муфаса, однако львица уже не слышала его — она со всех лап мчалась к ненавистному ей чужаку. До него дошло слово «заполучить», брошенное разъярённой Киджаной и касавшееся её самой, — и Муфаса бросился следом.

Киджана, ещё только подбегая к идущему льву, закричала:

— Ты зачем опять притащился сюда, Гаиди? Тебе недостаточно было в прошлый раз?

Крепкий молодой лев с тёмно-каштанового цвета гривой остановился, затем медленно и вальяжно, будто у себя дома, сел на траву. Тёмные, по обе стороны широкого поцарапанного носа, глаза блеснули недовольством и печалью. Лев повёл головой и, когда Киджана остановилась перед ним, сказал:

— Странно, я думал, что ты, дочь Короля, хотя бы поздороваешься с бывшим возлюбленным. Неприятно слышать дерзости, Киджана.

— Не стоишь того! — рыкнула Киджана. — Твой папаша чуть не убил моего отца!

— Но не я!

— Ты участвовал в нападении!

— Ты знаешь, — раздражённо выпалил Гаиди, — что я был против этого. Но ты знаешь отца!

— И своего, и твоего! Но мой — настоящий герой, а твой — отброс, шакал!

— Я не раз упрекал отца за это. И вот, — Гаиди указал лапой на поцарапанную морду, — его ответ.

— Заслужил! — Гневно горящие глаза Киджаны превратились в щёлочки.

— Так, а это кто? — посуровел Гаиди, заметив Муфасу. Встал. Шагнул к нему. — Впервые вижу его.

— Не твоего ума дело! — отрезала Киджана.

— Может, перестанешь огрызаться, и мы поговорим нормально? — стукнул лапой по земле Гаиди.

— Ты кто такой? — спросил Муфаса, делая к Гаиди ещё шаг. И Киджана увидела с восторгом, как при виде Муфасы тот попятился. Однако напор выдержал.

— У меня — тот же вопрос. К вам обоим!

— Ответа на свой вопрос ты не получишь, — заявила Киджана. — Уходи отсюда по-хорошему, Гаиди!

— Ну уж нет! — оскалился Гаиди. — Я хочу знать, что за чужак встал между нами!

Киджана моментально огрела Гаиди лапой по морде. Муфаса увидел блеснувший в его глазах огонёк злости, но тот сдержался и сел.

— Мало тебе? Запомни, Гаиди — нет никакого «мы», притворщик и обманщик! Забыл, как пытался за мной ухаживать, а потом напал на нас?

— Киджана, — шагнул вперёд Муфаса, — рассказала мне о тебе и о твоём отце, как они напали на Мсанифу и чуть не убили его. Лучше уходи.

— Ты так и не ответила, кто этот лев! — выкрикнул Гаиди, потирая лапой морду.

— Муфаса — мой…

Киджана осеклась. Муфаса в удивлении перевёл взгляд с Гаиди на неё, а чужак всё понял по-своему.

— Ах, он твой? Твой?! — вскинулся он, вскочив.

Киджана сама удивилась своей не до конца произнесённой фразе, но быстро овладела собой и заявила:

— Да, Муфаса — мой!

— Твой, значит? Твой? Твой? — С каждым словом Гаиди, сощурившись, надвигался на Киджану, но её тут же загородил массивным телом Муфаса.

— Если ты, — прорычал он, — не оставишь Киджану в покое, если сейчас же не покинешь чужие земли…

— То что? — хахакнул Гаиди. — Ты сам здесь чужой, куда лезешь-то?

— Я… — высунулась Киджана из-за спины Муфасы, но он быстро перебил её:

— Киджана, отойди. — И — к Гаиди: — Даю тебе последний шанс, чужак. Оставь Киджану в покое и уходи отсюда. Или не уйдёшь, а уползёшь!

В первый раз Киджана увидела Муфасу в гневе. Его роскошная грива, будто приглаженная, встопорщилась, глаза сузились. Готовый к нападению Гаиди, он встал в боевую стойку, смотря из-под сурового прищура глаз и издавая глухой предупреждающий рык. Готовые атаковать и наносить удары лапы напряглись, когти впились в землю, обнажились в оскале длинные и острые клыки.

Гаиди оценил шансы — сам он был силён, но не как Муфаса. «Чужак» был мощнее и старше, опытнее в боях и поединках, да и вид его говорил о жизни в прайде, а не о выживании случайными находками еды. Он тоже был готов сцепиться с Муфасой, тоже предупреждал рыком и скалился в стойке. Ещё один рык чуть усмирил Гаиди — к схватке приготовилась и Киджана. Цепким и быстрым взглядом Гаиди окинул Муфасу — он и раньше отметил могучие лапы, предназначенные для мощных ударов. Но, пока Гаиди думал, Муфаса выскочил с рёвом вперёд. Гаиди отпрянул, едва не упав.

— Уходи! — чётко и протяжно прорычал Муфаса, приблизив морду к носу Гаиди. — Не появляйся здесь больше!

Расстояние между львиными мордами было меньше длины двух клыков. Сейчас они впивались друг в друга гневными взглядами, однако взгляд Муфасы будто резал и жёг. Понимая, что может проиграть сразу обоим, Гаиди в бессильной злобе повернулся спиной к Муфасе. И тут же резко шаркнул задней лапой по земле. Серо-коричневые комья попали Муфасе на нос и лоб. Не обращая внимания, Гаиди быстрой походкой пошёл прочь. Муфаса гневно посмотрел ему вслед.

— Идём, Киджана, — велел он.

— Ты всё равно будешь моей, Киджана! — раздался издали крик Гаиди.

Но его слова остались без внимания.

— Вот мерзавец! — рявкнул Худжума, когда Киджана закончила рассказ о неприятной встрече. — Повезло ему, что меня там не было!

— Почему вы ушли так далеко? — с укором спросил Мсанифу. — Киджана, ты знаешь, что Мхалифу со своими львами обосновался южнее нас, зачем ты пошла туда? Ещё и Муфасу туда повела?

— Прости, Мсанифу, но это я её повёл туда, — вступил в разговор Муфаса. — Я не знаю полностью твоих территорий, мало знаю о ваших врагах. Киджана не виновата, она ещё вовремя заметила, что мы далеко от твоего дома. Не брани свою дочь за мой недосмотр.

На слова Муфасы Мсанифу ничего не сказал. Лишь внимательно посмотрел сначала на него, потом — на дочь.

— Хорошо, что Муфаса оказался рядом, — сказала Имани, Королева. — И дело не кончилось очередной кровью для нас.

— Правда, этому Гаиди наглости не занимать, — сообщил Муфаса. — У него, похоже, виды на вашу дочь.

— В следующий раз я покажу ему вид его собственной крови! — взвился Худжума. — Пусть посмеет ещё раз оказаться здесь!

— Сделаю всё, чтобы он забыл о Киджане, — заявил Мсанифу.

— Судя по тому, как она его встретила, она его ненавидит, — кивнул Муфаса. — Есть за что.

Немного уставший от длительной прогулки, Муфаса пошёл в сторону водопоя — ему внезапно захотелось пить. На миг его взгляд задержался на Киджане, и львица привычно улыбнулась ему. В эти дни он всегда встречал Киджану улыбкой.

— Думаю, что теперь этот Гаиди не сунется к Киджане, — услышал Муфаса тихий голос Имани, эти слова она говорила мужу.

Муфаса напился вдоволь и лёг на траву неподалёку от кромки воды, вытянув уставшие за день лапы. Он смотрел в одну точку и изредка лениво крутил головой. Вечерняя благодать приятно обволокла его. День продолжал стремительно стекать к исходу. Тише становились нервные и протяжные выкрики птиц, реже раздавалось стрекотание кузнечиков. Тени деревьев, кустарников и валунов медленно удлинялись и вскоре растворялись на полотне темнеющей на угасающем солнечном свету земле. Вокруг становилось темнее и темнее, ночь наступала всё активнее, а Муфаса так и не собирался идти на Скалу. Ему хотелось — впервые за долгое время — побыть наедине со своими мыслями, пусть совсем недолго.

Он давно заметил, как к нему относится Киджана. В те дни, когда он ещё не мог даже двигаться от усталости, он был уверен, что чувство жалости у Киджаны было вызвано именно его беспомощностью. Но постепенно понимание этого сменялось благодарностью — ведь именно Киджана, в конце концов, нашла его, изувеченного и слабого, и именно она заботилась о нём, когда он был ещё болен. В эти дни Муфаса уже привык видеть Киджану рядом с собой, он помнил взгляд её ярких глаз, которым она награждала его. Вроде всё хорошо, ничего не тревожит, кроме того, что ничего не вспоминается из прошлого. Но в эти дни мрачные думы начинали окрашиваться тёплыми красками светлых мыслей — о Киджане, о её сегодняшних словах… А вот и она — подходит к нему, ложится рядом.

— Как ты? — спросил Муфаса.

— Жалею, что мало заехала Гаиди по его наглой морде, а так — хорошо, — с долей веселья фыркнула Киджана. — По пути представляла ваш с ним поединок. Ты бы победил сразу…

— Киджана, скажи — ты просто так сказала, что я — твой? — перебил Муфаса Киджану.

И сразу замолчал — слова вырвались будто сами собой.

— Мне сразу показалось, что он к тебе неравнодушен, — начал Муфаса.

— С ума сошёл? — обозлилась Киджана. — Да я теперь жалею о каждом дне, который потратила на разговоры с ним, на прогулки! Думала, что встретила хорошего льва. А вышло вон что! Как мне относиться к сыну того, что чуть не убил отца? Пусть он и говорит, что не одобрял Мхалифу, но он тоже был при нападении.

— Прости, я не так сказал, — слегка смутился Муфаса. — Неравнодушен в том смысле, что пытается тебя добиться. Слышала его крик?

— Слышала, — ледяным тоном процедила Киджана. — Надеяться ему не на что. Вот и пусть подавится. Прикидывался добрым, а на самом деле — наглый предатель! Давай не будем говорить о нём.

Выплеснув злость, вызванную Гаиди, Киджана успокоилась и уже более тёплым тоном добавила:

— Скажи я, что ты — мой гость, он бы не поверил и не отстал. — И усмехнулась: — А тебя он испугался!

— Он просто грубиян, — заявил Муфаса. — А ты — добрая, разумная. Ты многим можешь помочь. На тебя всегда можно положиться.

Договаривая эти слова, Муфаса догадался, почему Киджана тогда осеклась, когда представляла его Гаиди. Они с Киджаной переглянулись, затем Киджана, придвинувшись к Муфасе ближе, тихо спросила:

— А что плохого в том, что он сейчас думает?

— Ты сказала — не говорить о Гаиди, — напомнил Муфаса с улыбкой.

Киджана подняла лапу и поднесла её к носу и губам Муфасы, будто заставляя замолчать. Муфаса даже не отвёл голову в сторону, и подушечками лап Киджана ощутила его улыбку. От ласкового и тёплого прикосновения по мощному телу пробежала лёгкая дрожь, сменившаяся приятными волнами тепла, а биение сердца участилось.

— А я не о нём, — притихшим голосом сказала Киджана. — Что плохого в том, что, по его представлениям, у меня есть другой лев? Лев, который мне по-настоящему нравится? Разве плохо, что этот лев — ты?

Взгляд потемневших на вечеру глаз Киджаны не сходил с Муфасы, как не сходила с его морды улыбка, а сам Муфаса сейчас смотрел только на Киджану. Лапу она по-прежнему не убирала с его носа, ему не хотелось этого. Хотелось и дальше чувствовать это нежное прикосновение, тепло её лап, её взгляда.

— Он тебя недостоин, — прошептал Муфаса. Голос его звучал приглушённо из-за лапы Киджаны. — Но мне кажется, что он не поверил тебе. Он отказывается это принять, не считает правдой.

Глаза Киджаны медленно расширились, она даже опустила лапу. Под участившийся ритм сердца Муфаса медленно положил свою большую лапу на лапу Киджане. В тишине вечерней саванны он слышал учащённое и неровное дыхание львицы, но взгляда от Муфасы она не отводила — не хотелось. Он же смотрел прямо на неё.

— Такая милая и красивая львица достойна большего, — шептал Муфаса, которого сейчас обуревал поток тёплых чувств. — Ты столько заботилась обо мне в эти недели, Киджана, всегда находила приятное слово. Спасла меня на днях. И мне с каждым днём всё приятнее видеть тебя рядом…

Лапа Киджаны чуть дрогнула. Через тёплое прикосновение Муфаса выражал все свои чувства, всё, что думал о ней. И с каждым словом он склонял голову всё ближе и ближе, Киджана ощущала носом его тёплое дыхание.

— Ты мне очень нравишься, Киджана, — еле слышно произнёс Муфаса. — Если этот чужак только думает, что ты не будешь с ним, так пусть это будет правдой для нас.

Пара касалась обеими лапами друг друга. Он прав, Киджана всегда была рядом с ним, но настолько близко, чем раньше — ещё никогда. Муфаса в темноте видел слабый блеск её красивых глаз, кажущихся в темноте ещё красивее и глубже, но сейчас он казался для него ярким и согревающим в непогоду солнцем. Его сердце давно заходилось в беспорядочном галопе, а стремительную колотьбу сердца Киджаны он ощущал даже через её лапы. Каждое мгновение, каждое слово для Муфасы растягивалось до бесконечности, сейчас даже в плотнеющем мраке он мог различить каждую шерстинку на её мордочке, на макушке, на щеках, на ушах… Он склонял голову всё ближе и ниже… Миг, когда они коснулись носами друг друга, показался Муфасе самым тёплым в его новой жизни. Он закрыл глаза, предаваясь наслаждению.

Спустя некоторое время Муфаса с Киджаной медленно шли к Скале. Оба уносили в памяти нежное тепло, которым делились друг с другом. Киджана держалась как можно ближе к Муфасе, изредка касаясь его гривы, на что он совсем не возражал. Они шли молча, только обменивались улыбками. Когда Скала уже возвышалась над ними, Муфаса широко зевнул и сказал:

— Вот и спать пора. Давай все сегодняшние заботы пока оставим, ладно, Киджана?

С этими словами Муфаса пошёл на Скалу, пожелав Киджане спокойной ночи. Киджана проводила его долгим взглядом, но потом не выдержала и пошла следом. Муфаса прав — заботы лучше оставить, особенно после такого завершения дня. Он скрылся внутри. Киджана слегка затормозила у входа и увидела подходящего к ней отца. Увидев дочь, Мсанифу улыбнулся:

— Снова с Муфасой была, дочка? И так поздно?

Вопрос прозвучал лишь с лёгким укором. Киджана пока не решалась говорить отцу, что вечером у них была не просто прогулка, поэтому просто ответила:

— Папа, я теперь поняла, из-за чего именно Муфаса потерял память.

— Из-за чего же? — полюбопытствовал Мсанифу, убрав улыбку.

— Помнишь, как мы его нашли? — начала Киджана. — Я потом его осмотрела и нашла на его лапах следы от когтей. А когда с ним случился приступ из-за Махири, Муфаса рассказал о львёнке, которого спасал, и неизвестном льве, который сбросил его вниз. В обоих видениях присутствовало бегущее стадо антилоп. Так вот, у меня напросился лишь один вывод, но вполне очевидный — Муфасу пытались убить!

— Ты уверена? — спросил Мсанифу.

— Всё сходится, — ответила Киджана. — Лично я уверена, что его и пытались убить.

Несколько секунд Киджана молчала, потом тихо закончила:

— Теперь мне его ещё больше жаль, папа. Зачем с ним так поступили? И кто решился на такое?

Мсанифу покачал головой:

— Киджана, ты, похоже, с каждым днём больше и больше думаешь о Муфасе.

— А как мне о нём не думать, папа? — ещё тише спросила Киджана. — Мне уже не просто жаль его, он мне на самом деле нравится, и сильно. Это правда.

Признание вырвалось у неё неосознанно, и Киджана осеклась. Однако её отец, понимающий и мудрый лев, всё понял. Мсанифу вздохнул и обнял дочь.

— Я тебя понимаю, дочка. Я уже вижу, что ты с него глаз практически не сводишь. Поэтому у вас была такая долгая прогулка?

— Папа, я не об этом! — с досадой выпалила Киджана. — Ты не забыл, в каком состоянии мы его нашли. Он и так был чуть ли не при смерти, когда мы его нашли, только сейчас выздоровел, а благодаря Махири снова чуть на тот свет не отправился! Сейчас-то ладно, с жизнью здесь, с нами Муфаса свыкся, но я чувствую, что это не даёт ему покоя. И знаешь, — Киджана опустила голову, — этот лев, кажется, самый сильный из всех, что я видела. Не обижайся, но даже сильнее тебя. Я…

Вновь затянулась пауза, и вновь отец понял любимую дочь. Он с лаской и любовью коснулся носом её щеки.

— Девочка моя, да ты влюбилась!

Киджана ничего не сказала отцу в ответ. Это она уже и так поняла.

Муфаса к тому времени спал и ни одного слова из разговора не услышал. Перед тем как уснуть, он задумался, но на этот раз мысли шли не о его видениях и потере памяти. В этот вечер, проведённый с Киджаной, он напрочь забыл о своих видениях, только оказавшись в темноте пещеры, подумал о них. Но сейчас они его не тревожили, Муфаса не гадал, какими они будут, и будут ли новые. Щитом от этих мыслей служило другое — перед взором Муфасы стояла красивая молодая львица, которую он уже привык за все эти дни видеть рядом с собой. До этого вечера Муфаса чаще и чаще думал о Киджане. Он помнил, как у него в первый раз быстро забилось сердце, когда она подошла к нему после приступа падучей. Её улыбка так и стояла у него перед глазами. Ещё лучезарнее Киджана улыбалась сегодня, её милая улыбка делала её ещё красивее. Муфаса в этот момент улыбнулся так, как будто Киджана сейчас стояла перед ним, и вернулся в мыслях к их первому поцелую. Одна мысль о нём согрела Муфасу лучше, чем мать своего дитя, и голова перед сном была занята только этим событием. Ещё до того, как его поглотил сон, Муфаса подумал: «Какая же она красивая. И замечательная. Я прав — она достойна большего».

Мсанифу всё видел и понимал. Как любой отец, он желал счастья своим детям. Не раз Король наблюдал, как Киджана за эти дни часто подходила к Муфасе и заговаривала с ним. Она всегда встречала его светлой улыбкой, Муфаса охотно отвечал на её вопросы, ему уже нравилось разговаривать с ней. Один раз их увидел Худжума. Но он ничего не сказал, просто повернулся и медленно пошёл в сторону Скалы. Сам же Мсанифу, видя дочь рядом с могучим и добрым красавцем-чужеземцем, улыбался про себя. Его дочь уже давно выросла, она такая красивая, сильная, добрая… Должна же она быть счастлива. А против самого Муфасы Мсанифу ничего не имел — его убеждения насчёт того, что его гость мог быть далёким Королём, укреплялись. Правда, в тот вечер, после встречи Киджаны с Гаиди, к отцу подошёл Худжума и сказал:

— Слушай, отец, мне кажется, что наш гость и моя сестра… ну, как бы корректнее сказать… вместе.

— А что из этого? — посмотрел Мсанифу на сына. — Это её выбор, не твой.

— Я знаю, — кивнул Худжума, — но я до сих пор не могу забыть того случая с Киджаной, когда за ней ухаживал этот Гаиди. И этот мерзавец снова заявился!

— Ты опять за своё, Худжума? — взвился Король. — Я понимаю, что ты хочешь сказать. Я тебе уже сколько раз говорил — оставить эту тему! Вот прямо сейчас скажи мне честно — похож ли Муфаса на кого-либо из аутсайдеров?

Худжума посмотрел в глаза отцу, который жёстким взглядом вперился в сына. Через несколько мгновений он ответил:

— Нет, папа, не похож. Я не это хотел сказать, честно. Прости.

— Так давай закроем эту тему, — сообщил Мсанифу. — Не забудь, что Муфаса смог защитить Киджану от Гаиди. В конце концов, это жизнь моей дочери и твоей сестры, и она вольна сама решать, что делать. Лично я хочу, чтобы Киджана была счастлива, как и ты.

— Киджане в таком случае повезло, — пробормотал Худжума. — А я что-то с этим запаздываю… Помнишь, мы в детстве с Киджаной поспорили, кто раньше встретит того, кто ему понравится? Похоже, Киджана выиграла, к нашему берегу прибило во всех смыслах Муфасу.

— Сынок, родной, почему ты огорчаешься? — удивился Мсанифу и хлопнул сына по спине. — У тебя же есть Адили. Неважно, кто выигрывает такой спор, главное — встретить свое счастье, добиться его! Вот и Адили — гляди, смотрит на тебя. Ждёт на прогулку. Иди!

Худжума улыбнулся отцу и направился к ожидающей его львице. Мсанифу ещё улыбался, когда Адили ткнулась носом в гриву полюбившегося ей льва. Теперь его дети счастливы, пусть продолжают свою борьбу за счастье и крепко держат его.

На следующее утро Киджана проснулась рано, ещё только взошло солнце. Спали все — Худжума возле своей Адили, королевская чета, мамы и дети, Муфаса. После возвращения Муфасы Киджана всё время спала около пещеры, где он обитал. Сейчас она слышала его глубокое и спокойное дыхание. Киджана задумалась — часто Муфаса просыпался от тяжёлых видений, тогда же она ощущала, как его беспокойство передаётся ей. А сегодня, как и в немногие дни, он спал спокойно.

Поднявшись с прохладного камня, Киджана посмотрела внутрь пещеры, где у дальней стены, лежа на боку, спал Муфаса. Киджана тихо подошла и тепло улыбнулась, глядя на спящего льва. Его широкая грудь медленно вздымалась и опускалась, а на морде застыла лёгкая улыбка. Или безмятежный, или приятный сон. Киджане захотелось подойти к нему и поцеловать, её не смутило то, что могут проснуться отец, мать или брат. Она даже сделала шаг к Муфасе, но вдруг услышала какой-то шорох неподалёку. Киджана навострила уши. Звук доносился через тот выход, через который недавно ночью она уходила.

Внезапно в её сердце вползла змеёй тревога. На мгновение забыв про мирно спящего Муфасу, Киджана тихо подкралась к выходу и выглянула наружу, но никого не увидела. И всё равно ей чудилось чьё-то чужое присутствие. Насторожённая Киджана пошла к основному выходу и спустилась вниз. Пройдя несколько шагов вдоль Скалы и оказавшись сзади неё, она неожиданно почувствовала запах чужого льва. Он невидимым шлейфом тянулся прочь от Скалы. Киджана попятилась, но никого не успела позвать на помощь — раздалось тихое рычание, и её сбил на землю выскочивший невесть откуда неизвестный лев. Киджана ударилась головой о землю. Неожиданность нападения на несколько мгновений лишила её ориентации, но она попыталась вскочить. Чужак не дал ей этого сделать. Прижав лапы Киджаны к земле, он с яростным оскалом морды приставил когти к её горлу. Сбоку возник другой лев, который, грубо прижав голову Киджаны к земле, прорычал:

— Только дёрнись — и тебе конец!

Киджана не послушалась и резко дёрнулась в попытке освободиться. Она пыталась позвать на помощь, но издавала лишь приглушённый и невнятный стон. Держащий её лев хмыкнул:

— Посмотри, какая она у нас ловкая, Королевская дочка!

— Сейчас ловкости у неё мы поубавим, — пообещал второй негодяй и резким ударом по голове лишил её сознания. Чужаки незаметно, как и пришли, двинулись от Скалы в южную сторону, унося на своих спинах бесчувственную Киджану. Безвольно болтающиеся её лапы мягко задевали траву, покрытую росой.

Никто этого не видел. Прайд продолжал спать.