И никаких «Ронни»! (джен)

Дверь одной из комнатушек, расположенных в другой стороне коридора, открылась, оттуда вышел и энергично зашагал в сторону Аберфорта и Романа очень худой мужчина средних лет с большим чемоданом, в одежде, даже более жалкой и поношенной, чем домашние вещи Рона Уизли, уничтоженные стихийным выплеском маленькой недометаморфини. Ну понятно — так и должен выглядеть Ремус Люпин, хронически безработный оборотень. И убежище подходящее: видимо, Дамблдор пристраивает в трактир к младшему брату всех, кому требуется спрятаться от внимания широкой публики. Вот интересно: а как Люпин справляется во время полнолуний? Сидит в комнате, запираясь от других людей, чтобы им не навредить, или заблаговременно уходит куда-нибудь в Запретный лес, где опасным существам и место?

Пока Роман думал, Люпин действовал: нырнул в комнату с боггартом и спустя пару минут позволил войти трактирщику и постояльцу.

— Все, я заточил его здесь, — махнул он чемоданом, похожим на тяжелый сундук с ручками. — На всякий случай все проверил, больше ничего опасного в номере нет. А чей этот мальчик? Похож на Артура Уизли.

— Все вопросы к Альбусу! — сердито буркнул Аберфорт. — Это он притащил мальчишку и попросил приютить на время. Как и тебя.

— Да, извини. Ну, тогда я пошел.

— Бывай, — попрощался с ним Аберфорт и принялся за уборку: чтобы защитить Романа от боггарта, ему пришлось бросить поднос с едой. Благо, чистить загрязнения с помощью палочки не в пример быстрее, чем вручную.

— Бедный ты ребенок, так и остался голодным, — посочувствовал Роману Аберфорт. — Ну, подожди немного, скоро принесу ужин снова. Не боишься теперь оставаться здесь в одиночку?

Роман отрицательно помотал головой. Люпин вроде по фильму считался «самым лучшим преподавателем защиты от темных сил», насколько он помнил, и если уж такой человек (ну или оборотень) сказал, что объект обезврежен, то и дрожать не над чем. А вот поразмышлять повод есть!

С какого, спрашивается, фига его самым большим страхом оказался отец с ремнем, если за все то время, что они живут вдвоем, ничего подобного не случалось?!

Поужинав наконец несколько разваренным, но вполне сытным рагу с добрым куском ветчины, Роман принялся записывать первую часть Поттерианы, а когда начал уставать, просмотрел принесенный трактирщиком вместе с едой сборник бытовых заклинаний и некоторые из них вполне успешно опробовал на практике.

А ночью ему первый раз за все время нахождения в магическом мире приснился сон. Незнакомая молодая женщина, вся в кровоподтеках, лежала на полу в позе эмбриона, дрожа и еле слышно всхлипывая. Горой над ней возвышался отец все с тем же ремнем в руках, только на сей раз на пряжке виднелись пятна крови. Сам Роман наблюдал эту сцену со стороны, скорчившись в углу и поскуливая тоненьким голоском годовалого малыша. И трясся от страха. Так в холодном поту и проснулся, как только разъяренный отец резко развернулся в его сторону…

После такого кошмара только и оставалось, что снова сесть за писанину. Гадские допотопные письменные принадлежности сильно тормозили процесс, и к приходу Альбуса Дамблдора, вырвавшегося в трактир до завтрака в Хогвартсе, Роман добрался лишь до описания событий Рождественских каникул Поттера и Уизли. Старик бегло просмотрел заляпанный чернильными кляксами пергамент, убрал его куда-то внутрь мантии и мягко попенял на низкую скорость работы. Пришлось оправдываться отсутствием навыков письма пером на пергаменте. Альбус пообещал снабдить его авторучками и нормальной бумагой и вернулся в Хогвартс. На пороге обернулся.

— Ах да, мальчик мой. Люциус Малфой рвет и мечет, требует, чтобы тебя вернули под их опеку. Поэтому я подыскиваю тебе убежище, которое можно скрывать с помощью Фиделиуса. Родители Гарри прятались с помощью этого сильнейшего заклинания. Но ты не бойся: на этот раз хранителем стану я сам, так что никто не сможет до тебя добраться. Под моей защитой ты в полной безопасности.

Романа накрыла черная меланхолия. Не его это мир, нет здесь ему места. Похоже, Дамблдор планирует изолировать его надолго, оставить без права общения с остальными волшебниками. Дернуло же признаться в том, что он — не Ронни, да еще и в присутствии Дамблдора! Не мог потерпеть… Молли бы с него пылинки сдувала, чувствуя себя виноватой… Размяк, растрогался, а в результате клетку сменил.

К Олливандеру, может, податься? Но это та же каторга, да и выглядит старик совершеннейшим психом. С Малфоями он сглупил, но что, если… поделиться с ними знаниями предстоящих событий? Сдать им Поттера с потрохами? Только в этот раз самому составить текст для непреложного обета и выторговать для себя какую-то выгоду и свободу? А лучше — деньги в нормальной человеческой валюте, крупную сумму, и документы, чтобы суметь затеряться в обычном мире и не остаться при этом бомжом с голым задом. Получить приличное образование, отправиться в Россию и разыскать там отца, войти в его команду… а что, неплохой ведь план!

Сладкие мечты прервал стук в окно. За стеклом, на узком деревянном рассохшемся карнизе, сидела сова. Роман впустил ее и отвязал письмо. На простом белом конверте было написано «Роману-Рональду». Вот интересно, как совы, пусть и волшебные, знают, кому и куда нужно принести письмо? Абсурд же… Пожимая плечами, он вынул из конверта листок пергамента.

«Привет, Роман. Мне очень нужно с тобой встретиться и поговорить. Пришли ответ с совой, в случае твоего согласия она же принесет портал. Билл Уизли».

Если кто и понравился Роману в магическом мире, так это Билл. И умный, и спокойный, и отзывчивый. С таким парнем он мог бы дружить по-настоящему. Так что Роман на том же клочке пергамента накарябал «присылай портал», привязал письмо к лапе совы и вернулся к «поручению Дамблдора». Но от кого все-таки письмо? Может, это Люциус пытается таким образом выманить его? С другой стороны, с чего бы Люциус стал представляться именно Биллом… Да и в конце концов, что уж Роману теперь терять… С какой стороны ни глянь, он в невыгодных условиях.

Сова обернулась туда-сюда за полчаса и принесла на шее невзрачное колечко (судя по размеру, безделушку носила Джинни в возрасте эдак лет пяти). Второе письмо содержало инструкцию по применению портала: для его активации требовалось сжать колечко в кулаке и сказать «неси». Отпустив сову и заперев за ней окно, Роман переместился. Оглядевшись, он опознал в маленьком помещении комнату Рона Уизли. Помещение отремонтировали, но обставить не успели, поэтому Билл ждал его стоя, прислонившись к стене. Выглядел он паршиво: длинные волосы спутались, глаза «украсились» лопнувшими капиллярами, лицо… Словом, Роман сразу понял, как чувствовал себя Билл после новости об утрате младшего братишки. Очень, очень хреново.

— Пойдем на кухню, — хрипло предложил Билл. — Мы тут только вдвоем.

Родители в Мунго, — продолжил он, когда они сели за обеденный стол, на котором остались следы обильных возлияний. — Официальная причина: нервный срыв как последствие суда. Маму пока накачивают снотворными зельями, боятся, что сердце не выдержит. Отец за ней ухаживает, взял на работе отпуск. Неоплачиваемый. А Джинни у бабушки Мюриэль. Слушай, Ро… ман. Надень, пожалуйста, этот браслет на руку. Просто… не могу смотреть на брата, зная, что это не он, а… Ты не переживай, это безвредная иллюзия, пока браслет на тебе, будешь выглядеть как случайный прохожий с улицы, с которого я волос приманил. Вот, совсем другое дело, спасибо.

Они немного помолчали, потом Билл разлил по стаканам жидкость из бутылки темного стекла.

— Огневиски. Помянем Ронни.

— Нет, я не буду, — отказался Роман. — Нельзя поминать тех, кого мертвым никто не видел. Примета плохая. У нас считают, что поминать пропавшего без вести — значит давать ему билет на тот свет. Я вот не верю, что твой брат умер. Думаю, он занял мое место — так же, как я занял его. И Дамблдор обещал найти способ все вернуть, как было! Вот за то, чтобы у него все получилось, я и выпью!

— Темнит что-то Дамблдор. Я все свободное время трачу на архивы гоблинов, а там у них такие материалы собраны с древнейших времен! И ни разу не встречалось ничего подобного твоей истории. Не может он ничем тебе помочь. Кстати, ты в курсе, что он попросил нас с отцом сохранить в тайне, что ты — не наш Ронни? Разве как председатель Визенгамота он не должен передать тебя в руки специалистов из Отдела Тайн, чтобы твою проблему рассматривали в комплексе с болезнью нашей Элизы? Ведь садовому гному ясно, что попадание твоей личности в тело Ронни взаимосвязано с ее приступами…

— А кстати, как она сейчас?

— Да так же все, только вместо конкретного донора ее силы подпитывает артефакт накопительного типа действия. После разрядки его вывешивают над входом в Министерство, и каждый проходящий мимо него волшебник вливает каплю своей магии. Нам разрешают свободно посещать сестру. Если бы родители ее не скрывали… Вся семья жила бы лучше. И Ронни бы не потеряли…

— И что, совсем-совсем нельзя ей помочь? — поинтересовался Роман, на настроение которого сильно подействовал выпитый стакан волшебного алкоголя.

— Можно, если ты согласишься принять участие в сложном ритуале. Только ты не согласишься.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что это самопожертвование, а ты не производишь впечатления альтруиста.

— В каком смысле самопожертвование?

— В прямом. Невыразимцы сказали, что чудес не бывает и за одну жизнь придется заплатить другой. Мама сразу же вызвалась отдать свою жизнь за Элизу, но донором может стать только брат-близнец.

— А меня Дамблдор собирается под Фиделиусом спрятать… — поделился Роман, опустошив третью рюмку.

— Да, похоже, следующая наша встреча произойдет не скоро.

Билл немного помялся, но все-таки не смог не поинтересоваться собственной судьбой.

— А про меня в тех фильмах что-нибудь было?

— Да, но немного. Знаю только, что жениться ты должен на крутой француженке, у нее бабушка не человек, а… не помню, на «ве» название начинается.

— Вейла?!

— О, точняк. Кстати, моя подружка, которая не только фильмы, но и толстые книжки не единожды перечитывала, говорила, что сначала эту твою француженку Молли и Джинни не слишком полюбили, но после того, как тебе оборотень лицо порвал, а она сказала, что ей на это пофиг…

— На меня оборотень напал?! — вытаращил глаза от изумления Билл. — Я должен узнать, как этого избежать! Много там тебе писать надо?

— Да нет, не слишком. Может, пару недель на это потрачу, если старик подгонит нормальные ручки и тетрадки. С перьями у меня как-то не очень… А я-то думал, что у вас воспоминания магическим способом легко вынимаются. Там, в фильмах, их даже мужик, которого змея подрала смертельно, как-то из глаз выдавил.

— Ну, на это способны только сильные взрослые волшебники. Но вообще… странно, что Дамблдор не достал ради такого случая одно редкое зелье на основе драконьей крови. Он, кстати, его и изобрел на пару с Николасом Фламелем. Сильная штука, до восьми лет токсична, но действие просто убойное, по-другому и не скажешь.

— И что же в нем такого?

— Как выпьешь дозу, так воспоминания из ушей лезут. Один миллилитр субстанции равен одному году, но второй раз уже не употребишь, даже если в первый только каплю языком лизнул. Тебе вот сколько лет?

— Двадцать два.

— Немало, учитывая, что после употребления придется несладко. И, помимо боли и слабости, есть еще другое побочное действие: события, которые вспомнишь «под зельем», потом из памяти ничем не вытравить, даже обливиэйтом. А все из-за крови драконов, она выступает мощнейшим источником магической энергии и закрепителем.

— И что, это зелье можно достать?

— Оно относится к запрещенным. И рецепт засекречен. Его варят для богатых бизнесменов, когда их память слабеть начинает.

— А почему тогда родителям этого… как его… Долгопупса это средство не дали?

— Его можно пить только в здравом уме. И потом представь, Фрэнка и Алису до этого состояния довели пытками, и помнить такое до мельчайших подробностей всю жизнь… Бр-р-р!

— То есть если я выпью это зелье, то буду помнить все от рождения и по сегодняшний день? И никогда не забуду? Я правильно тебя понял?

— Правильно, и не только вспомнишь, но и воспоминания создашь сильные и последовательные.

— Я бы… не отказался от такой шпаргалки на всю жизнь. Жаль, что это зелье нельзя достать.

— Не то слово! — согласился Билл. — Но, если подумать… В архиве гоблинов точно есть его рецепт. Только вот вынести оттуда ничего нельзя, чары не пропустят. Только наизусть учить. Я бы не сразу, но смог выучить и сварить. В нем все ингредиенты доступные, кроме крови дракона, но у нас-то есть Чарли! Он уж точно не откажется помочь.

— Только как потом ты мне его передашь?

— А я тебе дам сквозное зеркало и портал прямо сейчас сделаю. Из какой-то твоей вещи, чтобы директор не засек. Конечно, магия, как он сам нас учил, оставляет следы, но в мирной обстановке он вряд ли станет проверять. Так что бы зачаровать? Что-то такое, что все время при тебе находится.

— Может, носовой платок? — предложил Роман.

— Отличный вариант! Давай-ка его сюда. А кодовое слово какое?

— Пусть будет «пора выпить».

— Ок. Тогда будем связываться по вечерам через сквозное зеркало, и как только зелье будет готово, воспользуемся порталом. Я настроил его на свою съемную квартирку. А там посмотрим, что нам дальше делать, если, конечно, ты за это время не передумаешь и не решишь остаться под крылышком Дамблдора…

— …как Ремус Люпин, — закончил мысль Билла Роман и поежился. — Вряд ли мне захочется повторить его судьбу. А что, если Дамблдор воспользуется этой своей редкой способностью? Лег… Ну, в голове моей решит покопаться и все узнает?

— Старайся не встречаться с ним глазами. Он считает, что ты от него зависишь полностью и идти тебе некуда, так что не будет слишком подозрительным. Главное, сейчас вернуться незаметно. Давай-ка трансгрессируем в Хогсмид, к трактиру. Сможешь свою комнату найти?

— Без проблем, я же не маленький мальчик.

* * *

В тот же вечер Дамблдор переселил Романа в обещанное убежище, которым оказался крохотный домик, состоящий из узкой кухни, небольшой комнаты с минимумом мебели и совмещенным санузлом. На кухонном столе директор оставил большой пакет с продуктами.

— Пакет зачарован так, что все продукты в нем сохраняются свежими, так что ни в чем себя не ограничивай, работай, а через пару деньков я снова загляну. Да, домик стоит в лесу, так что дальше калитки выходить нельзя, там рыскают оборотни и… кхм... Лучше попусту не рисковать своей жизнью.

Не соврал старик: за пределами двора его бы убили в момент. Из небольшого окошка с запыленным стеклом Роман успел вдоволь налюбоваться невозможными, немыслимыми для нормального человека существами, из которых рассудок с большой натяжкой мог примириться разве что с кентаврами. Но дальше опушки, что шагах в трёхстах от калитки, представители волшебной фауны не заходили. Видимо, так работали чары — отталкивали все живое от скрытого Фиделиусом места.

Постепенно узник ручки и тетрадки несколько привык и стал выходить на свежий воздух, чтобы хоть немного размяться и глотнуть кислорода. На четвертый такой выход он от души расслабился в плетеном кресле-качалке, переставив его в тень у забора (в разгаре было «бабье лето», и полуденное солнце слепило глаза). После сытного обеда клонило в сон, и Роман решил лениво подремать часок-другой под негромкое птичье щебетание, доносившееся из леса. Но в эту идиллию резко ворвались холод и темнота. Воздух словно сгустился и потяжелел. Обморока в этот раз удалось избежать, и ничто не помешало Роману застыть на месте, глядя, как вплотную к границе Дамблдоровской защиты плывет по воздуху, не торопясь и «переговариваясь» посредством скрипов и звуков, похожих на «язык дельфинов», большой косяк крупных существ в серо-черных драных плащах. Их путешествие в зоне его видимости заняло около пятнадцати минут, а озноб бил Романа до самой ночи, даром что он съел две плитки шоколада из волшебного пакета да простоял под обжигающе-горячими струнами воды кучу времени. Вот, и с дементорами познакомился — чем тебе не Азкабан?

Закутавшись в колючий плед, неприятный коричневый цвет которого очень наглядно символизировал ситуацию, в которой он находился с тех пор, как оказался в магическом мире, Роман пытался согреться. Тут в кармане его брюк завибрировало сквозное зеркальце. Уважая чувства Билла, прежде, чем принять «звонок», он надел тот самый браслет с иллюзией, и только потом постучал палочкой по собственному отражению.

— Привет, Роман, ну как ты там? Далеко тебя упрятал директор?

— В какой-то избушке посреди леса сижу, а вокруг дементоры да оборотни шастают.

— Ни фига себе! — присвистнул Билл. — А я зелье сварил, и для тебя убежище среди маглов приготовил, и несколько артефактов добыл, которые позволят скрываться без Фиделиуса. Так что, если ты готов…

— Готов конечно! Я от своих слов не отказываюсь!

— Просто ты подумай, назад уже ничего вернуть не получится, будешь помнить все с тех пор, как тебя от материнской пуповины отделили. И на вкус эта бурда…

— Да пофиг! Все лучше, чем здесь мариноваться. Так я активирую портал?

— Ну смотри, мое дело предупредить. Жду.

Завершив сеанс связи (для чего требовалось ударить по стеклу не три, а шесть раз), Роман вернул ценную вещичку в карман, проверил, надежно ли держится в другом волшебная палочка, вынул носовой платок и четко произнес: «Пора выпить».

На сей раз его выбросило на коврик у камина. На шум из кухни выглянул Билл, помог счистить сажу с одежды Романа чарами.

— Родители все еще в Мунго? — спросил Роман чисто для приличия. Хотя, если честно, видеть кого-то из них не хотелось совершенно.

— Нет, их уже выписали. Отец вышел на работу, а мама у Элизы. У меня законный выходной, так что никто нас не прервет. Значит, так. Сейчас я нацежу в эту мензурку ровно двадцать три миллилитра, чтобы просмотр этих… фильмов… получить с гарантией.

— Так, стоп, — перебил его Роман. — Тогда нужно еще больше, часть же останется на стенках, значит, будет недобор.

— А, за это не волнуйся, — отмахнулся Билл. — Стекло любых сосудов, предназначенных для хранения зелий, зачаровано специальным образом, оно отталкивает содержимое, когда открыта крышка и тару наклоняют. Так что ты сейчас это залпом выпьешь, а мое дело — быстренько подхватывать нити воспоминаний, которые польются из твоих ушей, и закупоривать их в пузырьки. Готов?

— Да, давай уже начнем, — Роману не терпелось покончить с неприятными делами и выбраться в мир нормальных людей. Отсалютовав Биллу мензуркой, он глотнул мерзкую жижу унылого болотного цвета. И тут началось тако-о-о-е! Непередаваемо кошмарные ощущения заключались в практически непереносимом жжении по всему «пути следования» зелья. А ушные проходы словно терли стекловатой. Бедный Роман так сосредоточился на своих ощущениях, что даже не заметил, какие манипуляции в это время производил Билл. Под конец «процедуры» появилось чувство, что все органы пищеварения набухают и распирают тело изнутри. И в этот момент все резко прекратилось. Минута-другая блаженной передышки — и началась жесткая рвота. По ее завершению Роман навсегда уяснил, что значит «полное опустошение». Хорошо, что Билл помог ему усесться на стул с широкой и высокой спинкой и закутал в теплое одеяло — в противном случае Роман просто рухнул бы на пол в приступе слабости, сопровождающейся изнурительным ознобом.

Но все когда-нибудь кончается. Закончилось и обещанное недомогание — во многом благодаря горячему чаю с лимоном и медом. Вероятно, это был какой-то неправильный мед — слишком экзотично он пах. Роман уже ничему не удивлялся. Билл между тем колдовал над Омутом Памяти.

— В аренду взял, на два дня. Надо успеть хотя бы отсортировать. Так, здесь у нас явно раннее детство, — бормотал он, вылив серебристое что-то из пузырька и рассматривая движущиеся картинки, мелькающие на мерцающей поверхности Омута. Он поднес пустой пузырек к основанию артефакта и подставил горлышком под маленький кран, открыл его и слил воспоминание. Потом откупорил над Омутом новый пузырек.

— Так, а здесь ты подросток, снова не то…

Четырнадцать воспоминаний побывало в омуте, пока Билл не замер на месте, громко присвистнув. На поверхности замелькали разрозненные кадры из саги про Гарри Поттера.

— Супер! Вот это я и заберу. С остальными что делать? Оставишь себе, или уничтожим?

— Оставим! — решил Роман. — Ты же говорил, что я буду помнить все ярко-ярко, а в этом плане ничего не изменилось.

— Так оно же не единовременно проявится. Подожди немного, подсознание за пару-тройку суток поработает в усиленном режиме, и тогда… сам поймешь.

— Ну вот когда это случится, тогда и уничтожу. Как это сделать?

— Можно заклинанием, а можно просто вытряхнуть их в кипящую воду, чтобы испарились.

— Значит, справлюсь сам в случае чего, — констатировал Роман. — А теперь что делать?

— Ну… Можешь со мной воспоминание просмотреть. Или сразу тебя к маглам отправить?

— Не, давай в Омут.

Интересно, как новый друг отреагирует на его шикарную реальность? Но и тут не сложилось. Погрузив головы в Омут, они сразу оказались в ночном клубе, где оглушительно грохотала музыка, орал в микрофон диджей, а на многочисленных круглых возвышениях, представляющих собой мини-сцены, извивались у шестов стриптизерши. Все правильно, если это начало его двадцать второго года жизни, то он как раз отмечал день рождения в ультрамодном ночном клубе. Смотреть на самого себя со стороны оказалось не слишком приятно: перевозбужденный от употребления спиртного чувак в окружении столь же поддатых парней и девчонок вел себя словно мелкий Малфой. Странное дело: Роман столько раз видел себя на экране, но раньше не замечал, как неприятно выглядит с таким напыщенным, высокомерным выражением лица. И что парней из его компании даже приятелями назвать можно только с большой натяжкой, а в одной глупенькой Герочке искренности больше, чем во всех девушках рядом, вместе взятых.

Билл оглянулся, хмыкнул и вытащил из кармана миниатюрные песочные часы. Потыкав в руны концом палочки, он крепко сжал руку Романа левой рукой, а правой приложил вещицу к самым губам и дохнул на нее. И вот уже они вдвоем стоят в пустоте, а мимо стремительно несется Прошлое.

— Стоп! — крикнул Роман, когда в веренице воспоминаний стала мелькать Герочка. Билл перевернул песочные часы, как раз успев к моменту, когда Роман сажал поттероманку в свою тачку, чтобы отвезти на просмотр фильмов. Время потекло в обычном режиме, и двое новых зрителей оказались позади массивного кожаного дивана, на котором сидела парочка. Одна являла собой абсолютный восторг, второй только что не зевал от скуки.

Ох и забавное выражение появилось на лице у Билла при первых же кадрах «Философского камня»! У волшебника даже рот неприлично открылся. Роман пытался завести разговор, предложить промотать кинокартину хотя бы частично, но отвлечь друга не получалось, тот полностью погрузился в сказку и не желал терять ни единого мгновения. Он ускорял только паузы между сеансами.

Роман смирился, прислонился к другу и подремывал, изредка открывая глаза и анализируя, сколько примерно осталось торчать в Омуте. Интересно, а что все это время происходит с их телами, задавался он вопросом, не ощущая положенной усталости в ногах от такого длительного бездействия. Или «откат» не замедлит себя ждать, когда они «вынырнут»?

Вот наконец на экране домашнего кинотеатра отъезжает от платформы девять и три четверти Хогвартс-экспресс с детьми главных героев.

— Все, дальше титры, можно возвращаться, — сказал Роман Биллу, не желая, чтобы друг стал свидетелем остальных событий. Тот не стал спорить и промотал до конца.

«Отката» не последовало. Они просто подняли головы из опустевшего сосуда и, наскоро поев, отправились спать, хоть за окном уже давно рассвело. Даже не разделись, так и рухнули на кровати Фреда и Джорджа.

Роман сразу же провалился в вязкий, но не оформившийся в какие-то конкретные образы кошмар. Он, казалась, целую вечность задыхался, барахтаясь в трясине в безуспешных попытках отыскать опору и выбраться на твердую поверхность. Устав бороться, он сдался и перестал двигать руками и ногами. И сразу же мутную грязь сменила завораживающая мерцающая поверхность Омута Памяти.

* * *

Большая, роскошно и со вкусом обставленная спальня. Очень миловидная молодая девушка расчесывает пышные, слегка вьющиеся волосы деревянной массажкой, рассматривая себя в большое зеркало, отражающее ее во весь рост. Ночник дает мягкий свет. То и дело девушка поглядывает на стоящую у кровати детскую колыбельку, где безмятежно в позе «звезды» спит, тихонько посапывая, темноволосый малыш, в котором Роман узнает себя в возрасте полугода. Примерно такая фотография лежит в его детском альбоме.

Внезапно дверь распахивается, девушка испуганно вздрагивает и кидается качать колыбельку. Входит отец. Он жутко зол. Хватает девушку за руку и рывком подтягивает к себе.

— Я предупреждал, чтобы ты прекратила встречаться со своими тупыми подружками, — цедит он слова сквозь зубы.

Девушка безуспешно пытается освободить руку. Она очень испугана.

— Тише, ты разбудишь Ромку. Давай поговорим спокойно. Я не узнаю тебя! Ты не имеешь никакого права…

Ее тихий дрожащий голосок прерывает звук пощечины. Она стонет и держится за щеку. Ребенок в колыбельке просыпается и начинает плакать. Отец отпускает девушку и подходит к колыбельке. Он берет маленького сына на руки и ласково с ним разговаривает. Малыш радостно улыбается, девушка, закрыв лицо ладонями, плачет.

* * *

Та же спальня. «Навороченную» колыбельку сменил крутой манеж, в котором увлеченно играет машинками годовалый мальчик. Звучит песенка из советского мультика. Темноволосая девушка изменилась: в ее серых глазах плещется застарелый страх, наметились первые морщины. Вздрагивая от каждого нового звука, она собирает детские вещи в большую сумку. Снова появляется отец — с большим букетом роз и виноватой улыбкой, которая, впрочем, тут же сменяется очередной гримасой ярости, стоит ему только заметить ее сборы.

— Ах ты ж… — нецензурно ругается он. — Ты куда это собралась, дорогая?

— Подальше от тебя! — срывается на крик девушка. — Ты на всю голову больной! От твоих «воспитательных мер» у меня полгода синяки не сходят! Я к психологу сегодня ходила, так по твоему поведению тебе уже и диагноз поставили — мизогинию! Мой сын не будет расти с домашним тираном!

— Ну, тварь неблагодарная! Мало я тебя учил. Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому!

С этими словами отец снимает с пояса тот самый ремень с тяжелой пряжкой и наотмашь лупит несчастную. Та пытается закрывать голову руками, быстро покрывающимися рваными полосками. Опомнившись, отец отбрасывает ремень в сторону и поднимает жену с пола, а потом суетится вокруг с зеленкой, бинтами, мазями…

Мама беззвучно всхлипывает. В волосах Роман видит кровь. Годовалый малыш сжался в углу манежа и боится издать хоть звук.

— Алинка, девочка моя, прости, прости! Но ты сама виновата… Все, что тебе нужно, — это слушаться меня, и все будет хорошо. Мы же любим друг друга!

Алина не отвечает. Отец какое-то время гладит ее спину и ноги, избегая исхлестанных ремнем участков. Не дождавшись реакции, он говорит уже другим, сухим и непререкаемым тоном:

— Если ты все же решишься уйти, то так и знай, что сын останется со мной. Мои ребята будут следить за тобой круглосуточно, так что лучше не пытайся похитить Ромку, пожалеешь.

Подобные сцены сменяли и сменяли друг друга. Матери довелось быть избитой кулаками, ремнем, мокрым полотенцем, скакалкой, ракеткой для бадминтона… В одном воспоминании отец даже приковал ее к батарее, залепив рот скотчем. Проснулся Роман от собственного крика, когда отец толкнул маму так, что она ударилась об угол кровати и упала без сознания. Билл тоже вскочил, в первые мгновения не понимая, что происходит. Потом, разобравшись в ситуации, он принес Роману успокоительный отвар и отправился готовить обед.

— Понимаешь, Билл, я думал, я всю жизнь считал, что мой отец — идеал, а мать — корыстная баба, отказавшаяся от своего маленького ребенка ради красивой беззаботной жизни… А на самом деле… Он ее или выгнал, или вообще… забил до смерти! — рыдал Роман на кухне. — Как, как мне дальше жить, зная об этом? Что мне делать? Я все время слышу ее крики, ее стоны… Она словно в черепной коробке у меня поселилась!

Билл не мог ничем ему помочь и поэтому чувствовал себя особенно неловко. В его-то семье такой ситуации не могло возникнуть в принципе, родители нежно любили друг друга…

— Сынок, скорее в Отдел Тайн, Элизе стало намного хуже! — завопила призрачная белка голосом Молли, материализовавшись над сковородой с яичницей.

— Жди меня здесь, вернусь, как смогу!

— Возьми меня с собой! — потребовал Роман, вытерев наскоро лицо вафельным полотенцем.

Спорить было некогда, они вдвоем взялись за портал (тот самый, с помощью которого они летом вместе с Джинни в Косой за одеждой к школе перемещались) и через пару мгновений очутились в большой комнате с алтарем. Там уже собрались все представители семьи Уизли, даже Чарли.

— Кто это с тобой? — строго спросил Билла один из присутствующих в палате невыразимцев (во всяком случае, Роман посчитал, что раз девочка наблюдается в Отделе Тайн, то посторонних здесь быть не должно). Не дожидаясь ответа друга, Роман снял с руки маскирующий браслет, и Артур с Молли синхронно побелели.

— Что ж, раз все в сборе, можно начинать обряд. Но помните, что если есть хоть кто-то, не добровольно отдающий свою силу, вы все можете стать сквибами, а девочка умрет. — Предупреждая, невыразимец смотрел исключительно на Романа.

— Так, стоп, что за обряд? — не мог не спросить тот.

— Каждый присутствующий отдает десятую часть своего жизненного срока, здоровья и магии. Если ты не готов к этому, лучше уходи отсюда, мальчик. Никто тебя не осудит.

— А другой ритуал каков, который только со мной связан?

— Это еще страшнее. Тебе придется отдать жизнь за сестру, но она при этом станет совершенно здоровой.

— Я согласен, — решительно заявил Роман.

— Ты с ума сошел? — зашептал Билл. Молли нервно комкала в руках свою старомодную шляпу, глядя на Элизу.

— Я не могу этого больше терпеть. Все равно не буду здесь жить! Лучше уж пусть твоя сестра останется с вами! — торопливо ответил Роман, и только трое из присутствующих понимали, о чем он говорит.

— Ну что ж. Тогда прошу всех взяться за руки. Ты, мальчик, ложись рядом с сестрой на алтарь.

Роман повиновался. Остальные невыразимцы обозначили контуры алтаря кристаллами неправильной формы и в углубление каждого вставили по тонкой витой красно-черной свече. Свечи зажгли заклинанием, они засветились и зачадили разом, но дым не пополз по помещению, а стал собираться над детьми, лежащими на холодной каменной плите. Главный невыразимец нараспев зачитывал заклинание на незнакомом языке, изобилующем гласными и шипящими звуками. Роман почувствовал себя гелевым шариком, который влечет вверх.

Мало кто из присутствующих смог сдержать вздох удивления, ужаса и благоговения разом, когда из обоих детских тел к потолку поплыли фигуры, сотканные из плотного серого дыма. Но не две, а три! В теле бедной Элизы приютился и Рон.

Главный невыразимец закричал:

— Быстрее решайте, кто из вас останется, пока энергия не распылилась в никуда!

Фигурка девочки повернулась к Молли.

— Мама, ты зря меня удерживала. Пусть остается Рон, а я вернусь к тебе правнучкой.

Она быстро растаяла в воздухе, а фигура мальчишки устремилась в собственное тело, тут же глубоко вздохнувшее. А Роман только и успел посмотреть на изуродованное им лицо Джорджа и прошептать: «Простите меня за все», как свет померк, и все окружающее пропало, а он открыл глаза в обыкновенной медицинской вип-палате. Шумели и пищали электронные приборы, у кровати читала «Космо» экономка, даже не заметившая, что Роман на нее смотрит.

— Сх… Сколько я тут лежу? — спросил Роман хриплым голосом. Язык в пересохшей гортани ворочался с трудом. Он ощущал жажду и ломоту во всем теле.

Ирина Петровна от неожиданности уронила журнал.

— Роман Юрьевич, неужели вы очнулись! — всплеснула она руками и унеслась за доктором.

Почти сразу же в палату прибыл столь же взволнованный мужчина, живо напомнивший Бруно Райса.

— Ну надо же… Никто уже не верил, что вы выберетесь! Шутка ли — больше месяца в коме провести! Да еще с такой травмой. Как вы себя чувствуете? Впрочем, не отвечайте, приборы покажут все необходимое, а вам лучше пока не разговаривать…

Экономка рассказала, что однажды он не вернулся домой из клуба, а охранники отца нашли его утром с черепно-мозговой травмой, которую он получил при падении, поскользнувшись на банановой кожуре и ударившись головой о ступеньки. Роковой момент зафиксировала беспристрастная видеокамера. Винить в происшедшем оказалось некого, разве что уборщиков, но у кого рабочая смена наступает в три часа ночи?

Отец так и не появился. Как Роману удалось узнать из разговора в процедурной двух молоденьких медсестер, не знающих, что предмет их беседы стоит неподалеку, Узлин-старший руководил организацией лечения через Ирину Петровну.

— Повезло же парню, да, Лиза? — говорила худенькая блондиночка рыженькой коллеге.

— И не говори. Еще бы неделю в коме провел — и отец приказал бы отключить его от аппарата жизнеобеспечения. В рубашке этот мажор родился.

Роман лежал на больничной койке и перебирал в уме свой коматозный бред. И, словно наяву, слышал диалог Альбуса Дамблдора и Гарри Поттера на платформе девять и три четверти:

— Профессор, а это все правда? Или это происходит у меня в голове?

— Конечно, это происходит у тебя в голове. Но почему оно не должно быть правдой?