WIntertime

#творческиемуки #драбблы

Рассказала себе мысленно незатейливый драббл про Уизли и Малфоя, которые нексты.
Записываю, чтобы не забыть:


"Самоуверенность"
Доминик Уизли, Скорпиус Малфой

Узнать меня по фото было невозможно: недаром любимая сестричка делала. Вполоборота, в сумерках, нечесаная, один глаз прищурен, улыбка кривая... Рукой машу так, словно она в трёх местах сломана. Цвета перевраны настолько, что фон кажется желтоватым, хотя позади синейшее море. Зачем я ему именно это фото послала? Ха, все у меня было продумано, все по плану. В общем, расчёт был на то, что, когда я появлюсь перед ним, расфуфыренная, с локонами, губки бантиком, глазки вытаращены... Нет, последний пункт лучше вычеркнуть. В общем, увидит он меня вживую, чудо-расчудесное, удивится, восхитится. "Да ты не только интересный партнёр по переписке, - скажет, - ты ещё и красавица!..
Агащаз.
Короче, не сложилось.
Увидел меня. Смотрит. Бесстрастное лицо, равнодушный взгляд. Я бы даже сказала: "туповато-равнодушный", но как-то не положено так про героя моих девичьих грёз.
Мои рыжие локоны явно не в его вкусе.
Вместо восторгов по поводу моей внешности или хотя бы вежливого приветствия, короткое:
- Рыжая... Ты, наверное, Уизли?
И бровки медленно приподнял, удивляется, видите ли.
- А это имеет значение? - бросаю я заготовленную фразу и плюхаюсь на стул.
"Ну чего ты, как слонёнок, изящнее надо быть", - говорит бабушка. Угу, можно подумать, она изяществом блещет. И вообще, главное - самоуверенность, так утверждает моя сестрица Вики, а ей я верю больше бабушки.
- Доминик Уизли, - представляюсь я нежным голоском. Как с больным котёнком разговариваю, короче.
Белобрысый мой приятель поджимает губы. Ой, ну только не надо мне тут снобизм свой показывать, а то я о нем не знаю - он явственно просвечивает чуть ли не в каждой строчке каждого из семидесяти четырёх писем, которые мы успели друг другу отправить за два месяца. Ничего, я тебя и снобом люблю.
- Мне, пожалуйста, водорослевые батончики и пять комариных блинчиков. А ещё стакан тыквенного сока, - заказываю я.
Мой друг ёрзает на стуле, как будто у него... Ладно, не буду такими ассоциациями выражаться. В общем, он просто ёрзает. Оглядывается вокруг страдальчески.
- Делай заказ, - прихожу я ему на помощь. - Ты же тоже любишь комариные блинчики.
Он кривится, как от зубной боли и шипит:
- Не люблю.
- А писал, что любишь. Принесите ему пять комариных блинчиков, - подмигиваю я официанту. - И лимонад.
- Я не голоден, - цедит мой друг.
Я пожимаю плечами. Не голоден, так не голоден, я сама все съем.
- Мне, кажется, пора, - он делает попытку подняться.
Я хватаю его за руку, перегнувшими для этого через стол. Стул позади меня с грохотом падает.
- Ты чего, мы только встретились! - возмущаюсь я. - Мы два месяца каждый день переписывались, а вот теперь встретились - а ты собираешься вот так взять и уйти?! Ну уж нет, Скорпиус Малфой, я тебе не позволю!
Скорпиус Малфой в панике пытается выдернуть у меня руку. Посетители кафешки смотрят на нас с любопытством.
- Не глупи, дружище, - меняю я тактику на "доброго дементора". - Давай, садись, мы поболтаем наконец-то обо всякой всячине, как давно собирались...
- Я не собирался с тобой ни о чем болтать! - визгливо шипит Скорпиус. Точь-в-точь поглаженный против шёрстки котёнок, который к тому же впервые увидел вблизи человека.
- Собирался, - возражаю я. - Ты сам писал...
- Я не писал! Я ничего не писал! - восклицает Скорпиус, по одному с трудом высвобождая из моего кулака свои пальцы. - Это вообще не я был!
- А кто? Волдеморт? - хихикаю я.
На нас уже смотрят во все глаза.
- Это... это моя сестра писала! - врет Скорпиус.
- У тебя и сестры-то нет, - не даю себя обмануть я.
- Я имел в виду - моя кузина, - выкручивается он.
Малфой, как есть. Всегда найдёт нужные аргументы. Ну прелесть прямо!
- Кузина, значит? - хихикаю я. - И зачем твоя кузина писала от твоего имени?
- Откуда я знаю? Она, может, пошутить хотела. Или свести меня... В общем, она странная, - отводит глаза Скорпиус.
Я пожимаю плечами. Даже будь это правдой, что с того? Скорпиус мне нравится.
- Все, что там в письмах написано - про драконов, про джаз-банду "Зеленые гоблины", про русалочьи чары - это все Мел придумала, - зловредно говорит Скорпиус.
Я на секунду даже ему верю и расстраиваюсь. Но только на секунду.
- Ага, а чего ты тогда сюда пришёл, а не она?
- Да лучше б не приходил! - уклоняется от ответа Скорпиус. - Я тебя в школе постоянно вижу, а теперь и тут ты...
Нам наконец приносят блинчики. Они политы кленовым сиропом и весело жужжат.
Скорпиус делает вид, что не замечает. Иногда он просто невыносим.
- Знаешь что? - говорю я и отпускаю его руку. - Раз ты такая вредина, иди куда хочешь. А я сяду тут с вкусняшками.
Он косится на блинчики, на стакан с лимонадом.
- Скорпиус, не дури, - примиряюще говорю я. - Ну окей, я Уизли, это же не конец света. Ты вон вообще Малфой, я ж ничего на это не говорю.
Кажется... Нет, не кажется, а точно: уголок рта у него чуть сдвинулся вверх в намёке на улыбку.
- Давай, садись уже, на нас все смотрят, - я поднимаю свой стул и плюхаюсь на него снова.
Скорпиус колеблется.
- Если хочешь, можешь рассказать мне о своих интересах, раз уж в письмах все было неправдой, - я демонстративно откусываю блинчик и закатываю глаза: - Вкуснотища!
Скорпиус снова кривится, отворачивает голову, изображает всем своим видом страдания юного майского жука на булавке. Пострадав немного, аккуратно опускается на стул.
Я придвигаю ему вазочку с вареньем:
- Апельсиновое. Кленовый сироп ты не любишь.
Он пробует варенье так, словно делает мне одолжение. Цедит:
- Вкусно.
Улыбаюсь ему как можно обворожительнее. Ну, держись, не держись, Скорпиус Малфой, не будь моя прабабка вейлой, если я тебя не заполучу!

...Ведь совсем скоро выпускные экзамены, а мне нужен репетитор по зельям, тёмным искусствам и прорицаниям. Желательно, хороший. Желательно, бесплатно. Желательно, приятный в общении. В общем, Скорпиус - идеальная кандидатура.

А ещё он такой милый.

#драбблы #творческиемуки

- И что, это все твоё образование? - разочарованно говорит папа, когда на первом курсе я гордо демонстрирую ему пергамент с оценками.
- Травология... Трансфигурация... Вы что, даже алгебру не изучаете?!
Я сержусь: он ничегошеньки не понимает в магических дисциплинах! Маггл магглом. Кому нужна та алгебра?..
- У нас потом нумерология будет, - примиряюще говорю я.
Папу это явно не впечатляет.
- А физика? Химия? Биология?!
- У нас алхимия будет. И мы изучаем магических животных...
- Вы обычных-то сначала изучите! Нет, это просто мракобесие какое-то! Конец двадцатого века, а они закон Ома не знают! Может, у вас ещё и астрология есть?! Луна в третьем доме?!
- У нас астрономия на старших курсах! - обижаюсь я.
- Ну хоть что-то, - папа вскакивает, начинает что-то искать на полках с книгами, достаёт пухлые тома и чуть ли не швыряет их мне на колени. Каждый том больше моей головы.
- Вот, будешь на каникулах читать и запоминать, неуч.
На обложках - механизмы, молекулы и формулы.
- Он же ещё ребёнок, - вмешивается мама. - Куда ему такие талмуды? Мы завтра пойдём и купим с ним нормальные школьные учебники, позанимаемся интенсивно, глядишь - и нагонит своих сверстников.
Мама - профессор биологии в университете. Папа - физик-теоретик. А я вот уродился магом и неучем...

***
Мама была прекрасным учителем. Да и папина строгость не давала мне поблажек: я корпел над учебниками все каникулы, с перерывами на "погулять с друзьями". Маггловскими, конечно, откуда ж в нашем районе другим взяться?
- Геометрию я положила в боковой карман, видишь? Не забывай: по десять примеров перед сном. И пять страниц биологии... - мама упаковывала мой чемодан.
- Вот, я тут подчеркнул самые важные формулы по физике, - суетился папа.
Год обещал быть тяжёлым...

***
- Ты семь лет провёл в этом Хогвартсе, чтобы всю оставшуюся жизнь торговать в лавке?! - ужаснулась мама, выслушав мои планы на жизнь.
- То есть как у вас нет университетов? Где-то же остальные набираются опыта - ну там, ваши врачи, строители, юристы... Идут в ученики к старым магам? Хорошо, вот и пойдёшь в ученики. Почему не берут? Магглорожденный? И что? Ну уж нет, или и попросись хорошенько. Тебе всегда нравилась больше биология - вот попросись в этот ваш Мунго...

***
- Вам не угодишь! - срываюсь я на крик. - И нечего лазить по моим вещам!
Мама все ещё держит в руках мой учебник колдомедицины.
- Но это же полная ересь. Что еще за "чёрная желчь, которая преобладает над желтой"? Мы в средние века живём?
- Наши заклинания, которые базируются на этих средневековых знаниях, вполне себе работают! - не даю я сбить себя с толку.
- Тут действует принцип "не благодаря, а вопреки", - отрезает мама, и уходит. Как я узнаю позже - уходит она в книжный магазин за атласами человеческого тела и учебниками по терапии и хирургии...

***
- О, у вас типичный случай рассеянного склероза, - говорю я пациенту, и натыкаюсь на недоумевающий взгляд.
- То есть, кхм... по-научному - "сглаз обездвиживающий", - быстро поправляюсь я.
- Так и думал! - хлопает ладонью по колену пациент. - Эта ведьма Блэк меня прокляла! Как чуял! Глазища свои вытаращила...
Я молчу. Распространяться об аутоиммунном генезисе рассеянного склероза - дело в случае с магами неблагодарное.
- А зелье от этого сглаза есть какое? - с надеждой спрашивает пациент.
Я важно киваю:
- Даже больше вам скажу: есть ритуал, который надо три дня проводить.
Пациент согласен. Я ликую. Ещё бы, для диагностики мне пришлось его оглушить, обездвижить, транспортировать в маггловскую больницу, подменить им другого пациента, которому как раз МРТ головного мозга делать должны были, обливиэйтить потом кучу народа... А пока его на спинальную пункцию уговорил! Точнее, так и не уговорил, но старое доброе оглушающее заклятие и тут не подвело.
Я таинственно вещаю о древнеегипетских методах, скорпионах, ядовитых змеях, секретах мумии и прочих впечатляющих штуках. Затем наматываю пациенту вокруг головы тюрбан из плотной ткани: так, чтоб глаза закрывала, припечатываю сверху заклятием для надёжности и укладываю страдальца на кушетку. Пока капельница с метилпреднизолоном постепенно опустошается, я заунывно читаю латинские заговоры, укрепляющие здоровье, и выпускаю из палочки струи тёплого воздуха - для пущего эффекта.
- Завтра в полдень, - провожаю я довольного пациента.
Он сегодня последний. Я выхожу во двор Мунго, сажусь на метлу и лечу домой. Надо ещё прочитать пару статей на Medscape и Uptodate, освежить знания...

Ы-ы-ы, мне оставили коммент в рамках феста под драбблом на фикбуке "Цветовые различия", где вся суть в том, что Люцик Малфой видит голубой цвет, а Нарцисса - много оттенков, и потому для Люца все выглядит так, будто она покупает множество одинаковых тканей, но он смиряется с этой причудой жены, ибо у каждого свои тараканы, и если дружить с чужими, то можно получить от них плюшки.
И коммент звучит так, мол, в истории нет динамики и новизны, потому она плоха. То есть, можно сказать, "ваши тараканы не нравятся моим категорически", что прямо таки противоречит идее драббла.
Вот сижу и думаю: а вдруг комментатор это специально, как бы продолжая и развивая драббловскую идею, чтобы заставить остальных читателей задуматься?
(Да, я верю в лучше в людях)

#драбблы #творческиемуки

Диагност. Неудачи
(продолжение драбблов про Андромеду-диагноста)


Внешность у очередного пациента оказалась примечательная: левая часть лица скособочилась, кожа стянулась, сморщилась, словно кто-то подержал заговоренную куклу над огнём – Андромеда пару раз видела такие ритуалы в детстве, когда ещё жива была бабушка Розье.
– Как давно это у вас? – задумчиво тянет она, одновременно "набрасывая" на него тончайшую "сеть" прощупывающих заклятий.
– Третий год, – криво разевая изуродованный рот, невнятно говорит он. – А с полгода еще и трясучка...
Андромеда хмурится. Точки приложения вроде и есть, но поймать их не удаётся. Они нестабильные, шаткие, скользкие. А если приглядеться...
– У кого-то из родни такое было? – строго смотрит она в глаза мужчине. В его актах генеалогическое древо расписано до пятиюродных племянников и ничего подобного не значится, но люди часто скрывают семейный характер болезней, думая, что диагносты и целители из простой прихоти за такие не берутся. На самом же деле давно уже доказано: бесперспективное и неблагодарное это дело, фамильные заболевания лечить. Сил тратится много, а толку ноль. С такими лучше к знахарям и зельеварам идти, травки-экстракты-смеси ещё могут обратить какие-то симптомы вспять, а вот магия, увы, бессильна против того, что заложено ещё до рождения, течёт в крови, чем пропитана каждая клеточка тела.
– Не было! Клянусь, не было! – с отчаянием утверждает мужчина.
Андромеда вздыхает. Точки приложения никак не сходятся в цельную картинку. "Все-таки семейное, только, наверное, у других слабо проявлялось. Или же, как говорит целитель Луриа, каждый десятый отец воспитывает не своего ребёнка..."
Мужчине приходится долго объяснять, почему у неё ничего не выходит. (1)
– Тогда позовите кого-то постарше и поопытнее! – наконец сердится он. – Мне обещали, что здесь точно помогут! Я за приём деньги платил! Вы тут не жульничайте! Вы вообще знаете, кто я?!
Андромеда не знает. В "Списке двадцати восьми" и среди их близких родственников его фамилии точно нет, а иные генеалогии её не заставляли учить наизусть.
– Я позову старшего целителя Луриа, – вежливо отвечает она.
Пациент продолжает сердито бурчать, и Андромеда поспешно выскальзывает в коридор.
– Конфету будешь? – суёт ей в карман пробегающая мимо Айрис О'Фланаган. – Это Бенджамен угостил.
Бенджамен Яксли – ещё один диагност, новенький, его взяли вместо Фрэнка Лонгботтома. Фрэнк, говорят, собрался в авроры податься, да ещё жену за собой тащит. В такие неспокойные времена только аврором и становиться! Если б её Теду пришла в голову настолько дурацкая мысль, то Андромеда бы не погнушала и Обливиэйтом... Да что там, она бы и на тёмные заклятия покусилась бы – не зря её фамилия Блэк, всякой ерундой про запятнанные души не испугаешь! Она-то с детства знает: если заклятие тебе или твоим близким помогает, то оно хорошее, а если нет – то какой с него толк, будь оно хоть трижды светлым?! Тед, конечно, смеётся над её рассуждениями, подкалывает: "Сразу видно твоё происхождение". Ну и пусть. Андромеда не собирается отворачиваться от своих корней, пусть даже родичи отвернулись от неё.
– Там к тебе какая-то девица, – внезапно выглядывает из проема коридора уже было скрывшаяся с глаз Айрис. – По-моему, у неё слоновье проклятье, я сказала направить её сразу к Гликемии, но она требует диагноста и все тут... – многозначительно кривится она.
Андромеда хмыкает. Многие пациенты почему-то уверены, что без предварительной магической диагностики точного диагноза не поставить, хотя на самом деле это не так – многие болезни запросто распознаются по внешним признакам, и тратить на всякую ерунду свои силы Андромеде совсем не хочется. Поэтому дамочку – которую она сходу по типу лица определяет как принадлежащую к славному семейству Гойл и не ошибается – Андромеда, конечно, принимает, но возиться с ней долго не собирается...
– А ещё я кашляю постоянно, – вдруг упоминает девица, и Андромеда резко меняет своё решение. Приходится бодро тараторить уже заученные наизусть фразы о "пользе и рисках" магической диагностики. Девица внимательно слушает и соглашается подписать "информированное согласие".
– А можно мне копию? – интересуется она, и приходится доставать самопишущее перо, которое споро копирует текст, а так же росписи Андромеды и пациентки.
Наконец с формальностями покончено и девица укладывается на кушетку. "Стернум, левая туберозитас тибиэ, назион", – выхватывает Андромеда. Дальше идёт сложнее, Андромеда даже призывает атлас анатомии и, чихая от пыли, на которую неумолимо рассыпаются старые страницы, пытается соотнести увиденное с тем, что интуитивно ощущает в теле пациентки. "Так, карина трахеи... Альвеолы... Нет, это дальше", – но тут не накрывает, и она видит-ощущает-чувствует, и волна брезгливости и отвращения накрывает её: там, в теле пациентки, живёт и разрастается нечто неприятное, извращенное... "Канцер!" – понимает Андромеда и надеется, что не слишком меняется лицом.
– Подождите минутку, мне надо посоветоваться со старшим целителем, – как можно непринужденно говорит она девице и выскакивает за дверь – отдышаться.
Целитель Хантингтон – Луриа был занят – вдребезги разбивает надежду Андромеды, что она ошиблась.
– Это, определённо, канцер, – говорит он ей с глазу на глаз, после того, как сам осмотрел пациентку. – Да и все симптомы налицо. За полгода сбросила десять фунтов, по ночам сильно потеет, кашель этот... Элефантиазис, возможно, с канцером никак не связан, так, просто совпало... Хотя, может, и паранеопластический. Или тромбоз... Или... – вслух размышляет он. (2)
Андромеду тошнит. Канцеры она плохо переносит.
– Меда, там к тебе ещё одна, она в зале ожидания, – докладывает инфериор Лукас, с которым у Андромеды сложились приятельские отношения. Хантингтон кивает:
– Идите, мисс Блэк. С мисс Гойл я дальше сам разберусь.
"Ещё одна" оказывается совсем не тем, что ожидала Андромеда. Потому она пару секунд просто молча смотрит. "Ещё одна" тоже молчит.
– Цисси... – наконец удивлённо говорит Андромеда.
Нарцисса неуверенно переминается с ноги на ногу. Невысокая, худенькая, болезненно-бледная, очень хорошенькая в белом пушистом манто... Андромеда подходит ближе:
– Что ты тут делаешь? – не самая приветливая фраза, но Цисса не давала о себе знать уже больше года. Как и остальные.
– Здравствуй, – говорит Нарцисса отстранённым тоном. – Рада тебя видеть...
– Зачем ты пришла? – холодно повторяет Андромеда.
Нарцисса молчит.
– Ты заболела? – предполагает Андромеда.
Отрицательное движение головой.
– Кто-то из... – Андромеда чуть было не говорит "наших", но они уже давно не "свои". С тех самых пор, как её выставили за дверь и выжгли с родового гобелена. – Кто-то из остальных заболел?
Нарцисса снова качает головой. Эта угадайка начинает нервировать.
– Что случилось?
Нарцисса упрямо молчит.
– Ты просто пришла тут постоять? Посмотреть на меня?
Молчит.
– Ладно, раз не хочешь говорить – и не надо, – раздраженно пожимает плечами Андромеда. В душе нет больше ни капли любви, ни капли привязанности к младшей сестре.
– Приятно было повидаться, – с сарказмом говорит Андромеда и делает шаг к двери.
Нарцисса судорожно вздыхает.
"Сейчас истерику закатит", – понимает Андромеда. Оборачивается. Так и есть – глазищи большущие, губы бантиком...
– Цисси... – Андромеда и сама не замечает, как оказывается рядом с Нарциссой, та секунду колеблется и кидается ей на шею. Все же не плачет, хотя и вздрагивает, как от рыданий.
– Цисси... Ох, Цисси... Я тоже так рада тебя видеть, – прочувствованно лепечет Андромеда, шмыгая носом.
Они обнимаются пару минут, затем Нарцисса отстраняется.
– Родители знают, что ты здесь? – на секунду у Андромеды вспыхивает совершенно безумная надежда, что Блэки простили её и приняли обратно.
Но Нарцисса в который раз качает головой.
– Ясно, – поджимает губы Андромеда. Ну и не надо.
– Как же ты решилась? – удивляется она поступку обычно такой осторожной и опасливой сестры, которая всегда была трусишкой.
Нарцисса улыбается:
– У меня есть одна новость...
За её улыбку Андромеда готова выслушать хоть сто любых новостей.
– Люциус Малфой сделал мне предложение.
А вот к этому Андромеда не готова.
– Что?
Нарцисса повторяет. В глазах – счастье, голосок звенит, на щеках пробился румянец. Андромеда пытается заставить себя радоваться за неё. "В конце концов, Малфой – ещё не самый худший вариант".
Нарцисса замечает её состояние и дуется:
– Тебе он не нравится, я знаю.
"Ничего ты не знаешь", – хочется огрызнуться Андромеда. О Малфое у неё со школьных лет не самые приятные воспоминания.
– Поздравляю, – говорит она. – Я уверена, ты будешь с ним счастлива.
Нарцисса делает вид, что приняла её слова за чистую монету, благодарит. Затем спохватывается:
– Мне пора бежать, а то заметят! – наспех целует Андромеду в щеку и... аппарирует.
"Точно, ей ведь уже семнадцать, имеет право", – понимает сперва ошарашенная Андромеда.
– Ты не занята? Поможешь мне с одним интересным случаем? – не даёт ей времени на размышления Бенджамен Яксли. Андромеда кивает. Надо будет все обдумать дома, после работы.


1 - за основу взят синдром Пэрри-Ромберга, чей этиопатогенез не совсем ясен (предполагается аутоиммунная и/или генетическая причина заболевания). Выражается в прогрессирующе вначале и зачастую стабильной впоследствии атрофии мягких тканей одной половину лица. "Трясучка", которую упомянул пациент - эпилептические приступы, которые иногда встречаются при этом синдроме.

2 - элефантиазис, особая форма лимфэдема, зачастую доброкачественное заболевание. В сочетании с опухолями как сопутствующий (паранеопластический) симптом встречается крайне редко, потому это и не было первичной диагностической гипотезой Андромеды.


#драбблы #диагност

#безнадежные_заявки #драбблы
(продолжение драбблозаявки http://www.fanfics.me/message219446)


- Все готовы? - заглядывает в ординаторскую Гликемия Стюарт и, нервно взмахнув палочкой, сбивает со стола кувшин с родниковой водой. - Ой, я нечаянно, сейчас... - она порывается наклониться, чтобы собрать осколки, но Айрис О'Фланаган отпихивает ее:
- Иди лучше в триажную, скоро поступать будут.
Андромеда уже ловко скатывает заклинанием воду в прозрачный, чистый шар. Удивительно, насколько ловка Гликемия в хейрэргонии (1) и насколько неуклюжа в быту - обязательно то стопку книг сшибет, то дверью хлопнет так, что все отделение содрогнется, то что-то на пол уронит. Но целитель-практик из нее отличный, за это все простить можно.
- Говорят, крови много, - тихо говорит Айрис.
Андромеда крови не боится. Быть Блэком и бояться крови - нонсенс, столько ритуалов на ней завязано. Помнится, как-то тетушка Вальбурга целую ванную набрала, чтоб старшей племяннице амулет защитный сделать...
- Пять человек погибло, пятнадцать ранено! - просовывает голову в щель приоткрытой двери Фрэнк Лонгботтом. Лицо у него сердитое, хмурое, как, впрочем, и всегда с тех самых пор, как всем стало понятно: с диагностическим даром для него покончено. Исчерпался, выгорел, как оно всегда и бывает. И ведь что пользуйся им часто, что редко - все равно не угадаешь, на ком сорвешься, какой случай вдруг станет последним. Все вокруг еще немного надеются, что Фрэнк восстановится, но Андромеде каким-то образом, непостижимым чутьем, ясно: все, конец. Фрэнку, наверное, ясно тоже.
- Готова? - спрашивает ее Фрэнк, и Андромеда кивает, не глядя на него. Ей с ним теперь неудобно.
- Уже у ворот! - кричит кто-то в коридоре.
Перед входом выстраивается очередь. Эмерджеры (2) по двое левитируют пострадавших, укрытых золотистой, нарядной тканью, удерживающей тепло. Это сейчас особенно важно, ведь некоторые люди попали под обмораживающее заклинание. Инфериоры (3), быстро оглядывая пациентов, ловко разделяют поток входящих на четыре рукава, раздавая бирки: красные - неотложные случаи, желтые - могут и полчаса одождать, зеленые вообще могут долго в коридоре скучать... Четвертые, самые тяжелые, уже окружены младшими и старшими целителями. Андромеда, подвернув рукава мантии, определяет точки приложения у девицы с обморожением ног: мизинцы, эпигастриум, верхняя часть левой фибулы...
- "Paralisis a frigore", - диагноз дается легко, пациентку уже перехватывает практики Гликемия и Рыжий Майкл.
Андромеда бросается к следующему: мужчина средних лет с инеем на груди. Дышит.
- То же самое? - нетерпеливо спрашивает Айрис.
На первый взгляд и впрямь идентичные повреждения. Андромеда уже прицеливается к тем же точкам приложения для диагностики, но что-то ее сбивает...
- Как? - она наклоняется к бледно-голубым, еле различимым разводам на шее пострадавшего, вверху, у самого уха, легко можно не заметить...
Айрис озабоченно косится:
- Слушай, не хочу мешать, но ты все-таки поторопись. Это пока только второй.
Андромеда молчит. Губы кривятся в улыбке, только совсем не веселой. Точки приложения - трагус, левая маллеола и правая спина илиака антериор супериор... Бабушка показывала.
- "Marmor glacies", - зло говорит Андромеда.
Айрис издает негодующий вопль:
- Ах, заразы! Это они что, каждого чем-то отдельным прокляли?! Вот уроды! Это ж пока снимем... Проваландаемся до вечера!
Впрочем, все не так плохо. У следующей пациентки опять "Парализис а фригоре", а четвертый уже с обычным "Секо", его и без диагноста определить не сложно... Пятый, правда, заставляет снова напрячься, пока все проклятья не поддаются, наконец, распознанию. Андромеда глотает шоколадные конфеты, давясь сладкой слюной. Руки дрожат, колени подгибаются.
- Все, отдыхать, - толкает ее прочь старший целитель Луриа, перехватывая эстафету. Опыта у него больше.
- Сейчас, - бормочет Андромеда, еще порываясь чем-то помочь Айрис, но голова кружится и приходится присесть на скамью у стенки. Рядом, как назло, еще одни носилки. Светлые локоны, бледная кожа... И алая аврорская мантия.
Андромеда через силу поднимается. Всего пара шагов, но дается с неимоверным трудом. Хорошо, что все коллеги заняты делом и не видят, что она снова на ногах. Андромеда отодвигает золотистую ткань, чтобы лучше видеть.
- Под "пресс" попал, потом головой приложило, эти гады заклятиями только так сыпали, - с готовностью докладывает юный эмерджер, который понятия не имеет, что по всем правилам диагносту сейчас положено только отдыхать и восстанавливаться.
- Состояние тяжелое, но стабильное, пульс слабый, я дал ему атропиновую настойку восемь капель, потом еще камфору, - продолжает старательный эмерджер.
Андромеда, не отрываясь, смотрит на тонкий профиль пострадавшего. Глаза закрыты, губы синие, венки на висках проступают.
- Кровотечение мы остановили, - не успокаивается эмерджер.
- Ага, - говорит Андромеда.
Аврорская мантия смотрится невыносимо фальшиво, рукава слишком широкие, не по размеру, из них выглядывают рваные, грязные кружева с перламутровыми пуговицами. От фальши начинает тошнить, но, кажется, никто, кроме Андромеды, ничего не замечает. Юный эмерджер - тот аж из себя выходит, пытаясь хоть чем-то помочь пострадавшему "аврору":
- Когда эти паразиты метку выпустили, то вообще здание подорвали, вот его и засыпало немного...
- Ага, - снова говорит Андромеда.
Под тонкими веками - голубые глаза, зрачки расширены. "Они с Нарциссой так похожи", - мысль привычная, знакомая, очень домашняя... Мама любила это повторять, тогда, в прошлой андромединой жизни, в большом особняке Блэков.
Эмерджер, видимо, решив, что своей болтовней отвлекает "госпожу диагноста", тихонько отходит. Андромеда медлит. В ушах шумит, перед глазами темнеет, конфеты плохо помогают. Если закатать рукав аврорской мантии и отодвинуть кружева, то на обнажившемся предплечье с белой - как у Нарциссы - кожей можно увидеть отвратительный рисунок. Андромеда старается не думать о том, где он взял эту проклятую мантию. "Эпигастриум, пятое интеркостальное пространство по аксиллярной линии, назион, калканеум... Еще процессус мамиллярис... Слишком много, этих точек слишком много!" Она еле их удерживает, поток силы хлещет, контроль слабеет.
- Ты, сволочь, только попробуй оказаться моим "последним", я тебя лично придушу, - сквозь отчаянные слезы шепчет Андромеда. - Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу... Всех вас ненавижу!
На этот раз обходится - дар остается там, внутри, только свернулся усталым котенком. Андромеда достает палочку, заклятия слетают с губ легко, но стоят последних сил. Хорошо, что стул рядом. Этот, ненавистный и, к несчастью, родной, теперь порозовел лицом, дыхание выровнялось. Андромеда ненавидит и себя. Лучше бы она помогла вон той старушке со сломанной ногой...
- Спит, - с благоговением смотрит на Андромеду вновь подошедший эмерджер. - Здорово у вас получилось.
Андромеда закрывает глаза и приходит в себя уже на кровати в дежурной комнате. Инфериор Лукас протягивает ей чашку сладкого, густого горячего шоколада с корицей. Этот, в аврорской мантии, разумеется, уже очухался и смылся. Может даже сидит сейчас за ужином у Блэков: "Прекрасная погода сегодня, тетя... А ваши булочки с изюмом просто божественны".
Андромеда решительно поднимается. Пора дальше работать.


1 - хейрэргония - это я так извратилась с греческой "хирургией", которая для меня слишком приземленное слово )))
2 - эмерджеры - от emergency/emergency physician, они же врачи скорой )))
3 - инфериоры - неврачебный медперсонал. В реальной жизни их, конечно, инфериорами ("низшими") не назовут, но маги не очень заморачиваются всякой этикой и уважительным обращением.

#диагност

#безнадежные_заявки

"- Андромеда, - заискивающе обращается Айрис О'Фланаган, младший целитель отделения общемагических повреждений больницы Святого Мунго, - ты не могла бы одним глазком взглянуть на моего пациента, а? Мы его сегодня с профессором Аблацио обсуждали... Никакой метод резекционных заклинаний к нему не подходит - спадают, и все, никак точки приложения найти не можем.
В руках О'Фланаган держит мешочек с шоколадными конфетами. Шоколад Андромеде хочется всегда - организм требует восполнения энергии после очередного обследования.
- Слушай, он у меня уже сегодня четвёртый, - больше для проформы бормочет себе под нос Андромеда, направляясь по узенькому коридору к маленькой двери с толстыми пузырчатыми стеклами. Больше трёх за день целителям-диагностам осматривать не рекомендуется, иначе дар быстро выдыхается, выкачивается, как насосом со слишком большой тягой, из-за которого источник пересыхает. Но разве ж остановишься, когда каждый больной - как неизведанная страна, новая тайна, которая, возможно, только ей, Андромеде, и по зубам?
- Уже год худеет, чернеет, на ногах язвы, зубы выпадают, трясёт всего, - тараторит симптомы Айрис по пути, - флегма тёмная, сангва повышенной свертываемости, я не знаю, тёмное заклятие вроде, но может и яд...
Андромеда деловито рассматривает терпеливо ждущего в смотровой мужчину, и пока О'Фланаган представляет её ("Целитель-диагност Блэк, 77 процентов попадания"), уже подбирает по вибрации натянутых струн его магической оболочки пункты приложения - сбоку в верхнем абдоминальном квадранте, третье парастернальное пространство, акромион слева, назион и правая маллеола для заземления.
- Будет немного больно, - предупреждает она, пока Айрис ловко подсовывает пациенту листок с информированным согласием, который тот, поколебавшись, подписывает. Андромеда засовывает в рот конфету, дожидается, пока приторная сладость разольется по небу, и с натяжкой бьет сразу по всем точкам - чем бьет, и сама не знает, тем, что есть у неё и нет у большинства других магов и магглов, струями чистой магии, сплетающимися узорами уже внутри пациента. Он охает, но Андромеда уже тянет наружу свою "сеть" с "уловом":
- Ага, первичное гипокринное проклятье седьмого уровня защиты... - глаза закрываются, ноги слабеют, горло пересыхает, конфеты летят в рот одна за другим. Три первых пациента сегодня были сложными и она себя переоценила, раз решилась на четвёртого. Так действительно через год-два придётся искать другое занятие. Родственники, Блэки, будут рады. С тех пор, как в Мунго устроилась их личная "предательница крови", они сюда ни ногой, даже когда Нарси так тяжело болела прошлой зимой...
- Спасибочки! - радуется Айрис, поудобнее усаживая бледного пациента. - Я тогда позову Гликемию, она с таким должна разобраться.
Гликемия Стюарт - одна из травниц, а к ним практики, как Андромеда, всегда относятся чуть снисходительно. В конце концов, они-то могут все исправить парой движений рук или палочки...
- Да я и сама могу, - тянется к карману робы Андромеда, нащупывая деревяшку. - Тут всего-то...
- Только попробуй! - перехватывает её запястье Айрис, делая страшные глаза. - Хочешь отделение без диагноста завтра оставить? Сляжешь же, а пока Фрэнк восстановится, нам неделю без вас обоих справляться придётся. Дураки вы все же, потому вас так мало! Головой думать надо! - сумбурно заканчивает О'Фланаган, выталкивая Андромеду за дверь, подальше от пациента"

#диагност #драбблы

#драбблы #творческиемуки

По мотивам моего предыдущего поста с картинкой появился очередной драббл:

Прелестная девочка
Юмор, романтика, чуть-чуть флафф

Нарцисса/Люциус

Жестокосердные, гадкие мамАн и папА совершили ужасный поступок по отношению к их самой любимой, прелестной дочурке: не спросив её согласия, договорились о помолвке. И ладно бы обручили её с кем-то таким же милым и очаровательным, как она сама! Так нет же, Нарциссе Блэк волею злых родителей предназначался Люциус Малфой.
Малфой Нарциссе окончательно и бесповоротно не нравился. Особенно раздражала его манера тянуть слова, смотреть на всех сверху вниз, по-дурацки подвязывать длинные, девчачьи волосы ленточкой, пристрастие к дорогим кружевам и ботинкам из драконьей кожи. Он был самодовольным, эгоистичным и совершенно невыносимым человеком. Когда пять лет назад не подозревавшая обо всех его ужасных качествах одиннадцатилетняя Цисси послала ему на День Святого Валентина прехорошенькое надушенное и посыпанное блестками послание, которое по наивности откровенно подписала своими инициалами, Люциус никак не отреагировал. Вот совершенно никак, как будто и не получил этой злосчастной валентинки! А ведь Нарцисса постаралась, чтобы она попала ему лично в руки, опередив целый ворох безвкусных посланий от влюблённых в Люциуса дурищ. Но Малфой сделал вид, что его ничуть не заинтересовала личность обладательницы изящного вензеля с буквами "Н" и "Б".
После трёх дней потерянного аппетита и двух бессонных ночей Нарциссой было принято окончательное и бесповоротное решение игнорировать Люциуса Малфоя до конца его (ну или её) дней. И как бы затем ни старался Люциус, как бы нагло не мешался на нарциссином пути, как бы ни устраивал показательные полеты на мётлах, ни напрашивался в гости к Беллатрикс, ни шумел в слизеринский гостиной, Нарцисса с удивительной твердостью выполняла своё обещание. До тех самых пор, пока родители не оповестили её о подло подстроенной помолвке.
- Но маман, я не собираюсь выходить замуж за человека, который пере... перецеловал по хогвартским углам половину хогвартских же учениц! А какие слухи ходят о нем и об этой гадкой Розмерте, презренной трактирщице?! - забывшись, воскликнула горящая негодованием Нарцисса.
Маман смертельно побледнела, слыша такие не подобающие настоящей леди речи, папА рассердился, и Нарциссу оставили без ужина. Впрочем, сердобольная Андромеда тайком принесла младшей сестренке кусок пирога с яблоками.
Никакие слёзы, мольбы, уговоры и даже угрозы не действовали. Нарциссу обрядили в модное платье, завили ей кудри, подкрасили бледные губки кармином и ужасная помолвка состоялась. Малфои вели себя ещё хуже, чем представлялось Нарциссе в её самых страшных кошмарах: Абраксас и Моргана, родители Люциуса, отнеслись к новоявленной невестке с противной снисходительностью, а Люциус держался холодно и отстранённо, словно то, что самая прелестная из сестёр Блэк удостоила его своей искренней улыбки, ничуть его не впечатлило.
Оскорбленная до глубины души Нарцисса, ещё не став супругой, вознамерилась стать вдовой. Для этой цели из комнаты покойной бабушки был конфискован изящный флакончик зеленого муранского стекла.
- Не желаете ли чаю, мистер Малфой? - с преувеличенной нежностью поинтересовалась она.
Люциус, обезвоженный долгой процедурой помолвки, пожелал.
- Вкусно? - счастливо поинтересовалась Нарцисса, нетерпеливо считая его глотки: "Ещё четыре... три... два... Ох, какой же он красивый!" - внезапно пожалела она о своём решение, молниеносно выхватывая из рук суженого полупрозрачную фарфоровую чашку. От такого обращения чашка треснула, брызги полетели в сторону домового эльфа, который машинально слизнул их длинным фиолетовым языком...
- Яд! - взвизгнуло это глупое существо.
Дальше началась кутерьма, мамочка Малфоя тряслась над окаменевшим то ли от действия яда, то ли от испуга Люциусом, отец Нарциссы запихивал ему в рот безоар, чуть было не выбив ровные зубки... Маман со скоростью крылышек колибри обмахивалась веером, а Андромеда, Беллатрикс и, что ужаснее всего, Абраксас Малфой с подозрением косились на саму виновницу происшедшего.
Люциус остался жив, но это ничему его не научило. После скоропостижно закончившейся, но все же свершившейся помолвки он так и не проникся к невесте совершенно никакими чувствами. Навещая её, согласно этикету, каждую пятницу, он вёл себя подобно равнодушному чурбану и скучающе наворачивал круги по саду, совсем не слушая интереснейшие рассказы Нарциссы. Она уже пожалела о том, что не довела своё благое дело с чаем до конца. Тем более, что Люциус стал подозрительным и нервным.
- Какой у вас чудесный крем, - молвила она как-то, при виде старательно смазываемых нежной субстанцией малфоевских кистей, дабы защитить мягкость их кожи после недавней конной прогулки. Люциус при этом почему-то вытаращился на Нарциссу и опрокинул баночку, а потом, ловко вытащив из кармана безоар, ухватил его так и не выбитыми зубами и поспешно аппарировал в неизвестном направлении.
Нарцисса слегка закручинилась. Малфой, разумеется, нервировал её своим присутствием, но без него было тоскливо. До конца летних каникул оставалось ещё целых два месяца. Однако все оказалось не так плохо: привлекаемый заманчивым приданым Нарциссы, Люциус на следующую пятницу вновь оказался у Блэков. На этот раз он был в перчатках, его щеку чуть оттопыривало нечто твёрдое, заранее спрятанное во рту, и он не спускал с Нарциссы глаз, относясь к её светское щебетанию очень внимательно. Разумеется, при этом он не смотрел под ноги, и длинный корень любимой Нарциссой бешеной цикории, которая накануне расцвела восхитительными синими гроздьями, застал его врасплох.
- А-а-а! - завопил Люциус, оказавшись подвешенным вниз головой за опутанные корнем цикории ноги. Цикория возмущённо трясла им из стороны в сторону, и Нарциссе пришлось потратить немало времени, чтобы успокоить возмущенную любимицу, которой отдавили чувствительную часть тела. Успокаивать приходилось зажав уши, потому что Люциус произносил очень неприличные слова. Впрочем, с растрёпанными волосами и вниз головой он был очень даже мил.
- Зачем ты над ним так издеваешься? - спросила как-то Андромеда, когда проклинающий всех Блэков на свете Малфой прятался в тишине блэковской же комнаты для джентльменов. На этот раз Нарцисса не собиралась его травить, но совершенно случайно перепутала сахар и мышьяк, щепотку которого Друэлла порой добавляла в чесночный соус для лучшего вкуса.
- Потому что он невыносим, - искренне ответила Нарцисса и отправилась собирать болиголов, чтобы поставить его в гостевой комнате рядом с креслом жениха.
Однако Люциус оправился от действия мышьяка неожиданно быстро, не иначе как запасся тремя или четырьмя безоарами. Довольно грубо перехваченная им за руку Нарцисса только пискнула, не решаясь промолвить ни слова: очень уж перекошенным было лицо Малфоя, того и гляди удар хватит.
- Послушай, ты, жуткое создание, - прошипел Люциус не хуже разъяренной змеюки, - если ты думаешь, что мне доставляет удовольствие сложившаяся ситуация, то ты глубоко ошибаешься! И я не могу никаким образом повлиять на решение моего отца связать меня с такой блеклой, тощей, пучеглазой молью, как ты!
Сердце Нарциссы остановилось. Никто никогда не обзывал ее столь гадкими словами, а слышать их от Люциуса было втройне обиднее, чем от кого-либо другого.
- Я пытался отговорить отца, но он был неумолим! Да и твоего папашу прельщает союз с Малфоями, поэтому будь добра, прекрати вести себя как сумасшедшая маньячка, и попытайся пойти со мной, как с человеком, которого тебе придётся терпеть ещё долгие годы, на компромисс! - тут Люциус отпустил Нарциссу и расстроенно застонал: - Ну почему ты?! Почему мне не досталась Андромеда или хотя бы Белла? Красивые и нормальные!
С этими словами он развернулся и понуро побрел прочь.
- Осторожнее, в тех кустах живёт грызоглот, - только и хватило Нарциссу на такое предупреждение, но даже вид шарахнувшегося Люциуса не согрел её заледеневшего сердца. Ей очень хотелось, чтобы кто-то сейчас обнял её или утешил. "Андромеда", - решила было Нарцисса, но... "Почему мне не досталась Андромеда или хотя бы Белла? Красивые и нормальные!" - сказал Люциус Малфой, и видеть сейчас красивую и нормальную Андромеду блеклой, тощей и пучеглазой моли Нарциссе не хотелось.
Совершенно несчастно побрела она в глубь сада. Логично рассуждая, слова Малфоя не должны были задеть её так, как задели, но Нарцисса зачем-то бросилась бежать, не разбирая дороги, чтобы оторваться от преследующих её "блеклая, тощая, пучеглазая сумасшедшая маньячка", споткнулась, разбила колено и позорно разревелась.
Следующая неделя тянулась невыносимо медленно, и впереди все время маячила пятница, когда Люциусу Малфою снова придётся, преодолевая отвращение, проводить время с навязанной ему молью.
- Ты что-то хандришь, - заметила Беллатрикс, очень красивая, хотя, на взгляд Нарциссы, не совсем нормальная. Нарцисса ничего не ответила.
- Мистер Малфой ждёт тебя в гостиной, - напомнила ей мать в пятницу. На этот раз о болиголове Нарцисса забыла.
- Да ты ещё не причёсана и не одета! - ужаснулась Друэлла и почти силой вытащила вялую Нарциссу из кровати, ловко натягивая на неё платье и быстро проводя щеткой по волосам. - Ладно, сойдёт, он все равно на тебе женится.
Люциус был, как обычно, холоден и молчалив. Нарцисса тоже молчала. Ситуация становилась катастрофической, в глазах щипало и нос набух слезами.
- Мисс Блэк, - вдруг сказал Люциус, - я хотел бы попросить прощения за мои слова на прошлой неделе... Я был вне себя. Больше такого не повторится.
Нарцисса кивнула. Это было очень любезно с его стороны.
- Извинения приняты, - срывающимся голосом пробормотала она.
- Я вовсе не считаю вас ни блеклой, ни тощей, ни молью, - продолжал Люциус.
- А пучеглазой? - не подумав, ляпнула Нарцисса и все-таки разревелась.
- И пучеглазой не считаю, - растерянно сказал Люциус, а потом Нарцисса оказалась в его объятьях.
- О, - только и успела сказать она, ведь Люциус принялся её целовать и говорит стало невозможно.
Целовался Люциус знатно, и Нарцисса обрадовалась, что не успела его отравить.
- Теперь я должна дать вам пощечину, - все же заявила она в перерыве между захватывающими дух поцелуями.
- Давай, - покорно согласился Люциус.
Нарцисса слегка стукнула его по щеке двумя пальцами:
- Будем считать, что я дала... А кем ты меня считаешь?
Он рассмеялся. Смех у Люциуса был очень приятным.
- Ты красавица. Стройная, прелестная, нежная, как цветок.
- Как нарцисс? - слегка разочарованная банальностью сравнения, уточнила Нарцисса.
- Я бы сказал, скорее, как саррацения или венерина мухоловка, - ухмыльнулся Люциус, - но, памятуя о твоей мстительности и ужасном характере, предпочту розу. Красивая и колючая.
Нарцисса улыбнулась. Такое сравнение ей польстило.
- Ты сам виноват. Вёл себя, как напыщенный чурбан.
Люциус пожал плечами:
- Ты же смотрела на меня с таким видом, будто мечтала, что я провалюсь под землю. И постоянно подстраивала мне каверзы. Я просто старался держать с тобой дистанцию, чтобы не провоцировать, хотя мне очень хотелось познакомиться с тобой поближе...
Нарцисса счастливо вздохнула, а затем, встав на цыпочки, ласково поцеловала его:
- Кстати, а ты знаешь, что существует ядовитая губная помада?

#драбблы #творческиемуки

Тут мои старые два драббла, которые я удалила, когда снесла все посты. Но пусть, все же, и тут, в блоге, лежат, а то фикбук - штука ненадежная )))

Цветовые различия
Люциус Малфой/Нарцисса Блэк
Придумано при виде вот этой цветовой таблицы: https://www.pichome.ru/image/IVm


С самого детства Нарцисса Малфой отличалась обостренным цветовым восприятием и дизайнерским чутьем. Но, разумеется, профессия – любая, не только магодизайнера или магошвейки – являлась для девицы из семейства Блэк недопустимым распутством. Однако, став наконец госпожой Малфой, Нарцисса, как минимум, обрела возможность покупать все, что было ее замужней душеньке угодно, не оглядываясь на скуповатого папА и строгую мамАн.
– Милый, взгляни, что я сегодня приобрела! – время от времени радостно выкладывала она перед Люциусом отрезы неотличимых для него по цвету тканей.
– И зачем это? Домовых эльфов, что ли, собралась освобождать? – недоумевал Люциус.
Нарцисса хмурилась:
– Нет же, милый, это будут мои платья на летнюю Бирюзовую Неделю, которую ежегодно устраивает у себя в поместье Маргарет Гойл...
Люциус удивлялся еще больше:
– Ты хочешь себе платье со шлейфом длиной от наших ворот до их дома? Или десяток платьев одинакового цвета? Или это на всех гостей?
– Одинакового? – изумленно отвечала Нарцисса. – Ты, должно быть, шутишь! Смотри, это же аквамарин, а тут – бирюзовый жемчуг... А это вообще цвет "Электрик" по версии великого кутюрье Яндекса Серч-Платформа!
Люциус только неверяще фыркал. Нарцисса топала ножкой – не сильно и заметно лишь для нее одной.
– Вот, давай приложим сюда цветомер, – выхватывала она из рук услужливого домовика цветоизмеряющего хамелеона. Хамелеон послушно заползал на ткань, шевелился еще пару раз и словно бы пропадал, слившись с ней цветом. На месте хамелеона возникала надпись с неразборчивыми мелкими буковками.
– Яйца дрозда! – ликующе восклицала Нарцисса.
Люциус вздрагивал. Он никогда не слышал и даже не представлял, что жена может позволить себе пусть даже смягченные, но ругательства. "Хотя это очень даже хорошая альтернатива яйцам Мерлина, если разговор будет вестись в приличном мужском обществе", – замечал сам себе Люциус.
– Теперь ты видишь? – настаивала Нарцисса.
Люциус пожимал плечами. Эта бессмысленная дискуссия его порядком утомляла. В конце концов, если супруга желала упорствовать в своем заблуждении и замечать несуществующие отличия тканей одинакового цвета, то пусть ее. Не стоили такие мелочи потраченных на них нервов.
– Как хочешь, дорогая, – меланхолично отвечал Люциус и не прогадывал: счастливая Нарцисса неизменно вознаграждала его куда более приятными минутами, чем те, что он мог бы потратить на обсуждение ее странностей.


От любви глупеют

Андромеда Блэк, Нарцисса Блэк, Люциус Малфой


– Продолжаем, – Андромеда закидывает ногу на ногу, поправляет волосы и вглядывается в наугад распахнутую книгу: – На этот раз выпал двести семнадцатый вопрос: "Ведьминское жало: диагностика и лечение".
– Ведьминское жало – дюже тяжкая немочь, – бодро цитирует Нарцисса строчки из учебника. – Болящего жаляще тюкает в чело, в ланиту, в око или в уста, а то и во все разом...
– Своими словами говори, – перебивает ее Андромеда, и Нарцисса хмурится, но подчиняется, признавая правоту такого требования: преподаватель, который будет принимать у нее экзамен, и впрямь любит, чтобы ученики не наизусть тараторили, а вдумчиво пересказывали смысл.
– Приступы боли длятся от нескольких секунд до нескольких минут, могут повторяться множество раз в день и длиться месяцами, а то и годами. Насылаются заклинанием "Ticcus dolorosus", которое произносится нараспев, взмахивая наклоненной на тридцать градусов...
Андромеда перебивает сестру:
– Нет, не отвлекайся от темы, обозначенной в вопросе. Там стоит "Диагностика и лечение", значит, о них и рассказывай.
Нарцисса вздыхает и безуспешно пытается вспомнить, что за растение используется в лекарственном зелье против ведьминского жала.
– Ти... – подсказывает Андромеда.
– Typha latifolia, или рогоз! – радостно подхватывает Нарцисса. Прочитанные накануне слова теперь сами всплывают перед глазами: - Выращенный в особых условиях, в настоянном виде обладает способностью смягчать приступы! (*)
– Молодец, – кивает Андромеда и, не сдержавшись, гладит младшую сестру по голове.
Нарцисса отшатывается:
– Не порть мне прическу!
Ее волосы и впрямь сегодня мудрено закручены и скреплены хорошенькими заколочками.
– Ладно, маленькая модница, – смеется Андромеда. – Переходим к вопросу номер... номер сто шестьдесят: "Пурпурные колики: создание проклятья".
Нарцисса открывает было рот, но почему-то молчит и смотрит куда-то мимо Андромеды.
– Ну? - не выдерживает через пару секунд та. – Чего ты, как будто о Силенцио споткнулась?
Нарцисса продолжает молчать, только по лицу расползается глуповатая улыбка, а глаза становятся совсем большими и круглыми. Андромеда оборачивается, уже примерно зная, кого увидит:
– Ах, конечно, твой Малфой, – презрительно ворчит она, едва удостоив взглядом устраивающегося поудобнее за столиком напротив Люциуса Малфоя.
– Пока что не мой, – шепчет Нарцисса с таким мечтательным видом, будто в голове договаривает что-то вроде "но когда-нибудь станет моим". Впрочем, наверняка так оно есть: Андромеда бы не удивилась, узнай, что сестра твердит эти слова постоянно, словно мантру.
– Давай вернемся к нашим "пурпуным коликам", – говорит Андромеда, но Нарцисса только вздыхает и восхищенным шепотом тянет:
– Ка-а-акой он красивы-ы-ый...
– Угу, – не разделяет ее восторга по поводу Малфоя Андромеда. – Ты не забывай, у тебя послезавтра экзамен. Как насылают пурпурные колики?
– А глаза у него... как звезды, – не слушает ее Нарцисса. – А руки такие изящные... как стебли тюльпанов. А губы нежно-розового цвета, словно утренний закат...
– А ты сейчас порешь чушь, как полная дура! – взрывается Андромеда и резко поднимается. Книжка со стуком падает на стол.
– Сама повторишь, не маленькая, – бросает Андромеда, пересаживаясь.
– ... ах, если бы он на меня взглянул, – лепечет себе под нос Нарцисса, бездумно шелестя страницами. – Ах, если бы только взглянул...

Примечание:
* На самом деле существуют исследования, при которых карбамазепин (одно из лекарств, прицельно действующих на тригеминальную невралгию - прообраз "ведьминского жала") накапливается в специально выращенных с добавлением этого лекарства растениях, которые потом предлагается использовать в фитотерапии.
Честно говоря, смысл данного действа от меня ускользает: вместо строго дозированного в таблетках карбамазепина мы получаем тот же карбамазепин, но в растениях, и без точной дозировки.
Но люди таким балуются.

#творческиемуки #драбблы

На фоне недовольства всякими лордами Поттерами возникла у меня идейка одного миника с этим самым Лордом. Но на миник времени нет, потому набросала драббл:

Постхог, Гарри Поттер, Альбус Поттер, Джинни Уизли, Скорпиус Малфой

У отца такой взгляд, что я невольно ежусь. На мать сам уже не смотрю, я же все-таки не железный.
– Альбус, – говорит отец мертвым голосом, – это наша последняя встреча... Последняя нормальная встреча, понимаешь?
Я-то понимаю. Это не у отца мертвый голос, это я уже почти мертв, потому и кажется мне дракклова чушь. Отец уже заранее меня осудил и приговорил, как и Визенгамот. Я знаю. На мать все так же не гляжу, не могу.
– Альбус... Хотя бы сейчас ответь мне: зачем? Зачем все это было? – настырно допытывается Главный Аврор Поттер, он же мой дражайший папочка.
Усмехаюсь в лучших традициях Скорпиуса Малфоя. Скорп бы сейчас мной гордился, наверняка. Впрочем, не знаю, может мне и не удалась гордая ухмылка, может, мою осунувшуюся рожу сейчас перекосило оскалом – таким, как на колдографиях Барти Крауча-младшего, тех редких, которые мы с трудом добыли из архива Министерства. Зеркала в моей камере нет, папочка, конечно же, не стал добиваться для меня хороших условий. Мой справедливый папочка, мой ревнитель добра и мира во всем мире...
– Альбус? – не отстает он. – Альбус, мне нужно понять!
Я молчу. Конечно, ему нужно. Ему всегда все нужно. А я молчу потому, что у меня не осталось слов, уже все миллион раз высказаны, я объяснял ему до хрипоты все эти годы, а он не слушал. Он так и защищал эту насквозь прогнившую систему, которую сам же и удерживал от неминуемого иначе краха и разложения. Я сорвал голос в наших спорах, где пытался донести до него, что все надо менять: этот мир, этих людей. И если они не хотят меняться сами, то им надо помочь.
– Альбус! – повышает он голос.
На стене передо мной надпись, пунктиром выведенная моей же собственной кровью – с ума сойти, какая крепкая у людей кожа, я весь выбесился, пока смог палец проколоть, иголки-то у меня не было, нашел какой-то почти острый камушек. Зато теперь там виднеется: «Лорд Белый Север». Ну да, не анаграмма – не повезло мне с именем, я же не Том Риддл. И вообще, это глупое прозвище, которое мы со Скорпом от нечего делать, по дурости, в школе придумали – помню, было невыносимо скучно на истории магии – а оно возьми, и приживись. Лили вечно с нас ржала, как ненормальная: «Лорд Белый Север» и «Лорд Скорпион», «два полных придурка».
– Альбус, поговори со мной... – просит отец.
Я вздыхаю. Его можно понять. Завтра будет суд, завтра меня обязательно признают виновным – не спасет даже гордое звание «Сына Героя Магического Мира». Уничтожение двухсот невинных людей – это вам не шутки...
– Сын, я хочу понять тебя. Я, правда, очень хочу. Я готов выслушать. Готов постараться, – жалко горбится отец, голос дрожит.
Поздновато, папа. Я уже давно сказал, что хотел. Ты думаешь, мне их не жалко, этих людей, собравшихся на праздник, рассевшихся по трибунам под звуки музыки, следящих за быстрыми движениями любимых игроков квиддича, сопереживающих командам... А потом все, боль, страх, и небытие? Я их ночами вижу, я спать не могу, потому что они рядом – а скоро станут еще ближе, потому что я уйду туда, к ним, в это ничто. Но как иначе я мог донести до вас серьезность моих слов?! Как мог пробудить вас, указать на несовершенство системы, на ее недочеты, на это бесконечное «я-не-виноват, это-не-моя-обязанность, я-за-это-не-отвечаю, мне-все-равно»?! Теперь вам снова не все равно, теперь министерские задницы шатаются на своих стульях, а некоторые уже провалились по уши в зловонную жижу собственных экскрементов, под грузом трусости и... И чего-то там еще, я не мастак говорить, это Скорп может замутить такую речь, что все встанут и стройными рядами леммингов пойдут в пасть к василиску.
– Это все дерьмовый Малфой, проклятый Слизерин, проклятый Малфой! – словно читает мои мысли отец. А может и читает, легилименцию он любит, наш славный аврор Поттер!
Да, это все Малфой, и не только, я и сам «с усами». Началось с мальчишества и дурости: «Малфой, так ты из бла-а-а-га-а-а-родного, браголодного рода? Лорд Малфой, сэр!» – «Да ты и сам не лучше, Лорд Поттер, смотри, твоя генеалогия половину книги занимает, в маггловское время вы аристократами были, чувак, ты не так прост, как кажется, о, великий Лорд Альбус Северус, Белый Север, ваше сиятельство!». Трепались о всякой фигне, дошли до Темного Лорда – который в миру Томми Риддл, папаша мой ему все нервы, говорят, вымотал и до инфаркта довел. Скорп и говорит: мол, изначальная идея у его темнейшества была неплоха, извратили ее потом только – да так всегда бывает. Спорили с ним до хрипоты, мой аргументы главный был, конечно, «вас, Малфоев, всегда на плохишей тянет». Скорп ржал, как псих... Потом посерьезнели, стали маггловский мир обсуждать. Дерьмовый, надо сказать, мир у них. Надо быть полным дебилом, чтобы равняться на него, как любят у нас в Министерстве продвинутые чуваки.
– Альбус, скажи мне только одно: Лили ведь жива? – подает голос мама.
Стискиваю зубы. Лили всегда была «эта тупая малая», я и не заметил, как она выросла и поумнела. Скорп заметил первый. Лили, оказалось, подслушивала нашу умную болтовню – к тому времени у нас появился малочисленный кружок из тех, кому, так же, как и нам, не наплевать было на судьбу нашего общества. Я, Скорпиус, Никки Забини, Доминик Уизли (надо сказать, вреднющая девка, но ума – таки палата, серьезно), Бэби Гойл (тоже вот прозвище, которое намертво прилипло), еще Пьюси и Крошка Нотт, младшая кузина Скорпа. Все целеустремленные и понимающие, что к чему.
– Альбус, я тебя умоляю! – плачет мама.
Я тоже плачу. Только внутри. Снаружи я-то весь такой из себя бесстрастный Лорд Белый Север... Ну, я по крайней мере надеюсь на это.
А вообще, да не расстраивайтесь вы так. У вас же есть еще ваш дорогой, правильный сынок Джимми, о наш непогрешимый Джеймс, гроза квиддича и девчонок, душа компании и этого душного, грязного мира!
– Да конечно жива она, как и этот Малфой – этот всегда вывернется! Еще бы он сдох, он живуч, как его родичи, твари чистоплюйные, белобрысые уроды! – срывается отец и перечисляет еще много разных эпитетов в сторону родаков Скорпа.
Отец не верит, что Лили и Скорп погибли. Он думает, что они подстроили свою смерть и смылись куда-то в малфоевское поместье заграницей. Малфои, умницы, ничего ему на это толком не отвечают. «Скорпиуса нет», – говорит Драко Малфой с тем невыразительным лицом, которым я тоже очень хочу обзавестись. Мой отец брызжет слюной: «Ты видел его тело? Ты уверен, что он мертв? Ты видел тело моей дочери?». Но папаша Скорпа ни дохлого драккла не видел, и потому ничем не может помочь.
Я тоже ничего не говорю. Да я и не знаю. Мои воспоминания уничтожены, мы так решили. Они все не хотели знать о нас пока мы жили, пусть не знают о нашей смерти. Жаль, в моем случае эта схема не сработала.
– Альбус, Альбус, – плачет мама. Мое имя за эти недели звучит чуть ли не ежесекундно из чьего-то лживого рта. Оставьте меня в покое!
– Роза сказала... – начинает отец.
Я не выдерживаю и ржу, как идиот. Роза – тупая корова, ревнивая корова, ревновала то меня к Скорпу, то Скорпа ко мне, то нас к Лили, то Лили к нам. Тупая, тупая, ревнивая корова. Ненавижу. Ненавижу предателей.
– Я просто хочу знать! – кричит мама и трясет меня за плечи. Лицо у нее красное, рот раскрыт так, что видны гланды. Поцелуй дементора – самая отвратительная вещь, вишенка на тортике этого лицемерного мира. У нас не получилось его уничтожить, но, надеюсь, мы его основательно раскачали, и теперь качели не остановятся, пока не совершат головокружительное сальто-мортале в своем полете в новую Вселенную.
«Мой сын – террорист», – потрясенно сказал в самом начале папа. Ну-ну, папочка, не расстраивайся, все не так однозначно. В вашем мокричном мирке я террорист, в том идеальном – который мне пока так и не удалось построить – я кто-то совсем другой... Я верю, что некоторые из нас еще живы. Я не помню, но я верю. Моя жертва не будет напрасной (охренеть, как пафосно, прямо как для манифеста) и все будет так, как надо.
Они еще долго говорят – все такую же чушь – и наконец уходят – ну и скатертью дорога, пошли вы все, ненавижу, уроды... Сижу, смотрю на стену.
Ну да, мне страшно.