ReidaLinn

Во всем виноват Карл

Перечитал "Песнь о Роланде". Думаю, многие современные читатели испытывали соблазн вслед за Оливье сказать, что во всем виноват Роланд, который погубил французский арьергард из пустой гордости. Ему сказали, что врагов - видимо-невидимо, и нужно звать на помощь, а ему важнее было показать, что он ничего не боится.

Но это слишком поверхностный взгляд на вещи. На самом-то деле, виноват во всем случившемся, определенно, император Карл. Тот самый, мудрый и великий.

Достаточно просто посмотреть на каждое, буквально каждое решение этого мудрого монарха, чтобы не признать, что они не могли не привести к трагедии.

Сначала Карл отправляет к сарацинам Ганелона, несмотря на то, что у него есть куча добровольцев, в том числе - вполне пригодных для роли посланца (многоопытный, проницательный Немон, разумный и не склонный горячиться Оливье). Но Карл шлёт в стан своих врагов не их, а человека, который на предложение Роланда назначить его послом реагирует вот так:

"Из‑за тебя к Марсилию я послан,
Но коль вернуться мне господь поможет,
Тебе за все воздам я так жестоко,
Что будешь ты меня до смерти помнить».

Мало того, Ганелон говорит:

"В град Сарагосу к маврам я поеду,
Наделаю безумств я у неверных,
Чтоб отвести хотя б немного сердце»."

А королю Карлу отвечает так:

"Я вижу, к маврам надо ехать мне.
Кто послан к ним, тому возврата нет.
Король, на вашей я женат сестре.
Красавец сын у нас родился с ней.
То — Балдуин, он будет удалец.
Я вас прошу ему отдать мой лен,
А мне уж сына не видать вовек"

Наконец, получив от короля его перчатку в знак своей посольской миссии, граф Ганелон умышленно роняет ее наземь.

Ну в самом деле, кто бы мог предположить, что человек, который отправляется в посольство в таком настроении, или сорвёт переговоры какой-нибудь резкой выходкой, или вовсе решится на предательство!

Если уж Карла самого не посетила трезвая мысль о неудачности такого выбора, мог бы послушать своих подданных:

"Перчатку он берет, роняет наземь.
Все молвят: «Что же будет, о создатель?
Посольство это нам сулит несчастье».

Но Карлу, выражаясь современным языком, по барабану. Ему наплевать на здравый смысл и на государственные интересы, ведь куда важнее - ещё раз продемонстрировать, что его воля и его решения непререкаемы.

"Граф говорит: «Роланд всему виной.
Он будет ненавистен мне по гроб,
Я враг и Оливье, с кем дружит он,
И пэрам вашим, любящим его.
Бросаю им при вас я вызов свой».
Король в ответ: «Умерьте вашу злость.
Пойдете вы, раз приказал король».

Дальше - известно. Ганелон вступает в сговор с сарацинами, чтобы сгубить Роланда. План простой - добиться, чтобы Роланда поставили командовать французским арьергардом, а потом напасть на этот арьергард и перебить всех рыцарей. Но в том, что этот план сработал, виноват опять же Карл! Восстановим события: вот здесь решается, кто будет прикрывать отход французских войск -

"...Тесны ущелья здесь и круты скалы.
Кого бы нам оставить в арьергарде?»
Граф Ганелон ему в ответ: «Роланда.
Мой пасынок — храбрейший из вассалов».
Услышал Карл, на графа гневно глянул
И говорит ему: «Вы — сущий дьявол.
Вас злоба неизбывная снедает"

То есть - Карл прекрасно понимает, что Ганелон руководствуется мстительными чувствами и, по меньшей мере, хочет подвергнуть жизнь Роланда риску так же, как Роланд подверг большому риску его жизнь, предлагая послать его к Марсилию (уже казнившему до этого двух послов Карла, Базилия и Базана). То есть советом Ганелона стоило бы пренебречь. В особенности - если вспомнить вещий сон, виденный Карлом прямо накануне, в котором Ганелон хватает и ломает его лучшее копьё (!). Но Карл делает ровно то, чего от него хочет Ганелон.

Тут возможно только два варианта: либо Карл - совсем дурак, либо он просто-напросто не может обуздать Роланда, втайне трусит и пасует перед буйным нравом своего вассала. Тогда маневр Ганелона выглядит беспроигрышным. Если Карл откажет, Ганелон станет смеяться над Роландом, что король не удостоил его чести прикрывать французский арьергард, отличающегося непомерной гордостью Роланда это взбесит, и он сам потребует у Карла этой чести, а отказывать Роланду Карл не смеет точно так же, как плохой хозяин побоится раздражать большого, злого пса, поскольку знает, что у него нет никакой реальной власти над этой собакой.

Второй вариант выглядит правдоподобнее - во всяком случае, когда Роланд клянётся выполнить порученное ему дело, император выглядит, как человек, который знает, что послал его на смерть:

"Наш император Карл поник челом,
Мнет бороду и крутит ус рукой.
Но удержать никак не может слез"

Да и потом, в дороге, прямым текстом говорит о своем понимании происходящего:

"Старик Немон конь о конь с Карлом скачет.
Он молвит королю: «Что вас печалит?»
Король ему в ответ: «Вопрос ваш празден.
Я так скорблю, что не могу не плакать,
Граф Ганелон погубит войско наше.
Мне нынче в ночь явил виденье ангел:
Сломал копье мне Ганелон‑предатель,
Он в арьергард определил Роланда.
В чужой земле племянник мной оставлен.
Беда, коль он умрет: ему нет равных».

И тут встаёт один-единственный вопрос - что значит "Ганелон определил"?! Разве не ты его туда определил? Кто здесь король? Ганелон тебе точно не указ, ты ему говорил "умерьте свою злость и валите к Марсилию, раз я велю". А если ты не можешь сказать то же самое Роланду - то кто в этом виноват?!

По Карлу - и по мнению автора песни - виноват Марсилий, Ганелон, хитрые сарацины, персонально сатана, который покровительствует маврам - только не французский император. А по мне, учитывая все детали, в соревновании "кто больше всех виновен в гибели французских рыцарей?", Ганелон с Марсилием и Бланкандреном делят серебро, кичливому Роланду достаётся бронза, но золотая медаль по праву присуждается королю Карлу.

Помимо всего прочего, Карл - просто отвратительный король. Вот, например, что происходит с Ганелоном, когда Карл бросается на помощь им же брошенному арьергарду:

Взять Ганелона приказал король.
Велел, чтобы стерег его Бегон,
Начальник всех придворных поваров:
«Глаз не спускай с него: изменник он.
Арабам предан им племянник мой».
Отвел на кухню Ганелона тот.
До сотни поваров туда сошлось.
Рвет каждый графу бороду рукой,
Четырежды бьет кулаком в лицо,
Злодея лупит палкой иль кнутом.
За шею был прикован Ганелон,
На цепь посажен, как медведь лесной"

Во всей этой сцене важно то, что все эти вещи совершаются до всякого суда. Только что Карл ехал с Ганелоном бок о бок и любезно с ним беседовал, теперь он заявляет, что он изменник, позволяет его бить и унижать - хотя никаких доказательств, подтверждающих идею о сговоре с арабами, у него как не было, так и нет. Но Ганелон уже - без всяких доказательств, просто из-за резкой перемены настроения своего сюзерена - избит, всеми оплеван и посажен на цепь.

Читатели и слушатели песни этого не замечают, потому что им, все видевшим, известно, что граф Ганелон действительно виновен. Ну а был бы невиновен? Как бы тогда следовало назвать такое поведение монарха? Карл, в отличие от слушателей песни, ничего о договоре Ганелона и Марсилия не знает. А уверенность в его измене основывает на своем сне и на злых словах Ганелона о Роланде. Но то, что Ганелон всячески очерняет пасынка - ещё не преступление и не свидетельство измены (он и до всякой измены его тоже оскорблял!). А если в государстве Карла такие вещи случаются с людьми, которых император - не имея на то твердых оснований - в чем-то заподозрил, можно быть уверенным, что завтра на месте виновного в измене Ганелона окажется (в том же самом положении) и ни в чем не повинный человек.

#песнь_о_роланде #рыцари #средневековая_литература #карл_великий #ронсеваль #роланд

Есть причина, по которой роль французской chanson de geste в становлении жанра фэнтези проявилась только опосредованно – за счет того, что авторы «Влюбленного Роланда» и «Неистового Роланда» позаимствовали из нее образ Роланда, место действия и некоторые детали сеттинга (царствование условного, литературного Карла Великого, постоянные сражения христиан с «неверными» и тд и тп).

Формально у «каролингской жесты» очень много общего с артурианой. Есть статичный мир, в котором правит мудрый и великий монарх (в одном случае – это Артур, в другом – Карл Великий), монарха окружают доблестные рыцари, которые то верно служат королю, то ссорятся с ним, и основной смысл повествования – в изображении их воинских подвигов, путешествий и приключений, в воспевании их доблести и подробном рассказе об их личности (во всяком случае, о тех чертах характера, которые интересовали авторов этой эпохи). И там, и здесь истории все время разрастаются, герои обретают братьев, детей, родителей, племянников, истории о разных персонажах искусственным образом соединяются в одну, а подвиги героев постоянно умножаются за счет того, что новые рассказчики хотят добавить к приключениям любимых персонажей что-то новое.

Вопреки общепринятому мнению – точнее было бы сказать, не мнению, а неким смутным образам в нашем сознании – различие между рыцарским романом и chanson de geste лежит не в том, что мир романов фантастичен, а мир жесты тяготеет к реализму. В каролингской жесте фантастической условности и сказочных событий так же много, как и в современных жесте рыцарских романах.

В жестах тоже фигурируют волшебники (такие, как Можис или Оберон) и великаны вроде Фьерабраса и Робастра, регулярно происходят разные невероятные события (превращение рыцарей в лебедей), а животные бывают наделены почти человеческими чувствами и волей (конь Баяр из раза в раз спасает своего хозяина, Рено де Монтобана, который бунтует против Карла, и за это Карл ненавидит коня так же сильно, как и своего мятежного вассала). В конце концов, сам император Карл, как и Артур, как бы не вполне человек, он существует вне времени (в поэме «Ансеис Картахенский» ему уже двести лет) и обладает сверхчеловеческой мудростью и могуществом.

Даже названия некоторых поэм из каролингской жесты говорят сами за себя – скажем, в жесту о Гуоне Бордосском наряду с другими произведениями входит «Гуон, король Волшебной страны». И если фокусировать внимание только на сочетании реального и фееричного, то мы никак не сможем объяснить, почему жеста все-таки интуитивно не воспринимается, как «средневековое фэнтези», а вот рыцарский роман в такой роли смотрится очень органично.

Сказочная условность в жесте не заставляет воспринимать ее, как аналог и прообраз фэнтези, совсем не потому, что она не настолько распространена или же не настолько фантастична, как в вымысел в рыцарских романах, а потому, что в этой сказочной условности часто отсутствует личностное начало, проявление авторской воли, ценностей и вкусов – словом, индивидуальности.

Здесь, безусловно, есть свои градации. Истории о приключениях Робастра и Можиса явно ближе к фэнтези, чем очевидно сказочные, мифические сюжеты вроде семи рыцарей, которых колдовские чары превратили в лебедей. Или истории, в которой Элиас женится на своей возлюбленной с условием, что она никогда не спросит его имени, а когда она, в конце концов, не сдерживает любопытства, за рыцарем является лодка, которую тянет гигантский лебедь, и навсегда увозит ее мужа. Этот сюжет в том или ином виде встречается в мифах множества народов, а вот в _фэнтези_ такой сюжет будет выглядеть совершенно неуместно, инородно и нелепо (о чем следовало бы подумать тем, кто бездумно выводит фэнтези из мифов, сказок и легенд).

Но в целом – к фэнтези гораздо ближе описанные в жестах детские подвиги Роланда, в частности, история о том, как ему и его друзьям запретили сражаться вместе со взрослыми рыцарями, и в разгар битвы они пришли на помощь войску Карла с кухонными ножами, ложками и ухватами (что, разумеется, переломило ход сражения и привело к победе христиан). Разница в том, что этот эпизод явно придумал не "народ", а человек. Он воплотил в этом сюжете то, чего хотелось ему самому, а личные страсти и личные страхи очень сильно отличаются от страхов и желаний, растворенных в коллективном бессознательном и давно потерявших личностную значимость.

В жесте одновременно присутствуют два вида чудесного – с одной стороны, происходит мифологизация, и народная память о каких-то реальных событиях перемешивается с мифическими мотивами (Элиас, рыцарь с лебедем, становится дедом Готфрида Бульонского), а с другой стороны – рассказы о каких-то «исторических» событиях расцвечиваются и дополняются личной фантазией рассказчика.

На тот момент, когда существовали жеста и рыцарский роман, будущее было однозначно за индивидуальным вымыслом, за максимально полным и бескомпромиссным выражением авторской личности в литературе. Возможно, сейчас происходит нечто прямо противоположное. Метавселенные, фанфикшн, открытый мир, ремейки, пересмотры и интерпретации… Возможно, область вымысла снова становится открытой, коллективной, а успех отдельного сюжета определяется тем, насколько авторскую личность можно вынести за скобки и отнестись к персонажам и сюжету, как к доступному для всех желающих конструктору.

#средневековая_литатература #рыцарский_роман #chanson_de_geste #фэнтези #рыцари #карл_великий