Его багровые лилии (джен)

Поднялась шумиха. В темноте так отчётливо распространялись свет огня, запах и звук пляшущего пламени вместе с криком проснувшегося Нарцисса, которым пару минут назад управляли мы. Теперь весь город увидит это и, поверив в происходящее, оно станет реальным. «Неужели у нас получилось?! Это и правда работает!» — поразился я. Магия, о которой я читал, существует! Я не верил до конца, даже несмотря на аяттару, но воля Манджиро, или Судьба… Кто-то из них оказался сильнее мысли меня одного. Получается, что каппы, Леший, кицунэ, — все реальны! Может, даже есть и Королева ужасов!

— Нам пора выбираться, — сказал Маня, и его лицо в этот момент уже выглядело совершенно привычным для меня, без тени лишней опасности. Это был голос друга, а не убийцы.

Но как нам это сделать? У нас же забрали все вещи, когда привели сюда.

— Решётка закрыта, — констатировал я, удивляясь при этом, как резко в стрессе возвысился у меня голос. Если бы охранники сами не выбежали на улицу, чтобы видеть их горящего «Бога», они бы точно услышали меня.

— Ха! Ни за что не поверю, что в этой гниющей темнице хороший замок! — бросил вызов закрытой двери Маня. Он отошёл подальше, к противоположной от выхода стенке, насколько получилось разбежался и выбил ногой замок вместе с жалобным звуком от железки. Отвага этого коротышки воодушевила даже меня, привыкшего к характеру Манджиро. Возможно, потому что я вовремя увидел корешок дерева немного между дверью и самой решеткой, я и не задумался, а человек ли он, раз сшибает любые препятствия, которые должны быть серьёзнее, чем он думает, лишь посчитал, что Маня сейчас был крут.

— Как у тебя всё просто, — прокомментировал я.

Мой друг молча потерял улыбку, и зрачки его заходили из стороны в сторону, что отвлекло меня от язвительных высказываний. На полу откуда-то проросли большие корни. Мы вышли из коридора, попутно открывая и другие двери. На оставленном охранником единственном освещенном столе лежали упакованные в прозрачные пакеты нож и спички Мани, будто их не успели убрать. Он бесшумно взял их, почему-то постоянно оглядываясь. В пространство, охваченное тишиной, отчего-то перестали входить даже звуки с улицы. В сырых помещениях было довольно зябко, и я почувствовал, как моя кожа ещё и от излишней подозрительности приятеля покрывается мурашками. Рубаха сзади прилипла от холодного пота. Даже неровно получившийся вдох или выдох вызывал у меня испуг. Я даже ждал, когда Маня скажет: «Ну ты и трус. Я же тебя развёл», — но этого не было. Кишка в моем брюхе что-то завывающе, будто это романтично, проурчала мне, был даже звук чего-то лопающегося. У меня заболел живот, и я ухватился за него рукой. «Зачем же ты меня так пугаешь, друг?» — хотел спросить я у Манджиро, раз даже мое тело стало подавать признаки негодования от этой тишины. Я ощутил на своей шее, как движется воздух и поднимаются волосы.

— Черт! — ругнулся, и сразу получил по губам от приятеля, когда моё сердце чуть не выпрыгнуло из-за внезапно появившейся крысы, которая издавала громкий режущий и странный свой звук, будто зовя на помощь, и убегала прочь из той части коридора, в которую мы шли.

«Да чего вообще может такая тварь приспосабливающаяся бояться?!» — удивился я, вспоминая, что обычно, если есть хоть одна крыса, то нет мышей вообще. На противоположной стороне вдоль обшарпанных потрескавшихся стен было темно, но, насколько мы помнили, именно там был последний поворот к свободе. Из-за моего крика что-то, по-видимому, откликнулось на мою ругань. Тень зашевелилась и, медленно чем-то шелестя по полу, направилась к нам. Во времена войн случалось так, что преступников просто бросали в тюрьмах, но тогда же к ним приходили матери и неравнодушные женщины, которым ничего не нужно было взамен. Порой они и оставались там, закрывали тяжелую металлическую дверь, если она была, особенно когда в камерах сидели невиновные. Когда-то, было, поползли слухи об одной такой альтруистке, что каким-то образом выбравшиеся из-за решеток заключенные изнасиловали её и зверски убили. То были военные годы, поэтому жестокость их пропитывала воздух везде, и в местах наибольших сгущений её выросла фигура безликой Королевы ужасов. Прямо как и сейчас, когда мы казнили незнакомого нам человека. «А в чём он был повинен? — неожиданно задумался я именно в эту страшную минуту, и в животе что-то скрутило меня ещё больше. — Он хоть и петух, но всего лишь был самовлюблённее других и вселил в них ложную веру в то, что он — Божество. Мы вмешались в поток магии чужого города, и теперь кто знает, какие последствия тому будут. Ещё и подозрительно каждый из тюремщиков вышел». Я стоял за спиной Манджиро, и мне хотелось отступить, но я увидел как он напряжен, как этот коротышка снова в упор смотрит моему страху, без дрожи и без единой мысли, чтобы пойти на попятную. Алый кокошник с меандровым узором прорезался огнём из непроглядной темноты, лицо её будто закрывала плотная непрозрачная маска, поверх которой шёл серебряный орнамент только на верхнюю половину её, и все тело так же было закрыто, будто неким доспехом. Но при том проклятая женщина оставалась в таком же алом платье, на руках красовались твёрдые плоские наплечники, на запястьях и шее было подобие украшений, а с боковых краёв кокошника даже свисала длинная розовато-красная ткань с вышивкой на концах. Острые металлические пальцы звенели, стукаясь друг о друга, будто кольцами. Она была воистину Королевой ужасов — она была выше меня на две головы даже без кокошника, отчего ей приходилось пригинаться в коридоре тюрьмы, её наряд и весь внешний вид давали представление о сходстве с дамой высокого титула, но и внушали страх. По принципу «не смотри вниз — не будешь бояться высоты» я видел не эту великаншу, а своего приятеля, ни один мускул которого не смел выявить хотя бы его волнение. Мне стало стыдно за свою трусость, я уперся пятками в пол, чтобы не развернуться, и прокусил до крови нижнюю губу, но, похоже, запах жидкости из раны только привлёк Королеву ужасов, потому что движения её стали ровнее, живее и быстрее, и вот её маска с орнаментом уже перед самым носом Мани. «Он её не победит, — решил я. — Нам конец».

— Зря ты меня недооцениваешь, — сказал друг резко, то ли отвечая на мои мысли, то ли бросая вызов тем остаткам от женщины, что были перед нами. Вдруг он схватился за кокошник Королевы ужасов и немедленно снял с её головы. — Ты свободна! Я приказываю тебе не мстить больше!

Она застыла перед ним, как если бы у неё были глаза, и сейчас даже мёртвая готова была бы расплакаться, глядя на Манджиро не отрываясь.

— Уходи! — повторил он ей так твердо, что я усомнился, а мой ли это друг — Маня бывал серьезен, но взрослость и властность не были его коньком.

Королева ужасов подняла руки, чтобы схватить ими Маню, но рассыпалась, превратившись в чёрный пепел. Я опешил, но окаменение быстро спало, когда я понял, что опасность вроде бы миновала. Коридор еще больше будто пророс толстыми корнями деревьев. Я подошел к своему приятелю, отчетливо и громко слыша каждое шорканье в этой образовавшейся снова, но уже более живой тишине. Неожиданно для меня Маня присел на корточки, и я заметил его мандраж. Он поднял голову, чтобы посмотреть на меня, и сказал:

— Я не ожидал, что это будет так сложно.

— Ты… Ты шутишь?! Ты же просто снял с неё эту корону.

— А, ты про это? Вот это короной что ли называется? — поднял он отнятый кокошник, не теряя лёгкого напряжения в голосе, как вдруг головной убор превратился в миниатюрную меандровую тиару. В это же мгновение мне показалось, что вокруг нас всё пронизало нитями одной большой паутины.

Манджиро резко поднялся. Он разглядывал бегло всё вокруг себя — похоже, не только я видел это. Больше всего сплетений было именно на корнях, пролезающих под каждой плиткой и под каждым потолком. Маня опустил взгляд снова на тиару и стал вдумчиво вглядываться в неё.

— Похоже, это теперь мой трофей, — объявил он бодро.

Мы успешно покинули тюрьму, и следующим утром уже все говорили о том, что Манджиро — иноземный принц, выживший из их города Королеву ужасов, появлявшуюся при любых несчастьях. Но Посланник Солнца все так и сидел на своем любимом троне, живой и здоровый. Он улыбался лучезарно всем людям, а особенно — любимым монахиням и послушницам своего персонального храма.

На площадях стал появляться глашатай — он звенел большим колокольчиком и кричал народу о смерти первого секретаря мира, какого-то Ельгена, но нам уже было всё равно. Которые сутки мы провели без нормального сна. Разделяя тёплую стенку чьего-то дома в центре города на солнечной стороне с маргиналами, мы сидели прямо на земле, пытаясь сквозь дремоту сохранить последнее, что в нас осталось от культурных людей.

Примечания:

Спасибо, что читаете Лами Кой, жду вас в следующей части ヾ(＾-＾)ノ