Его багровые лилии (джен)

Мы, я, Маня, Великан и Дафна, действительно перевезли многих людей в другой город — город спасения, Аполлонию, как ее называют местные. Но некоторыми пришлось пожертвовать. Не было времени и ресурсов, чтобы транспортировать каждого, да и некоторых было уже невозможно поднять: земля забирала их себе. Фаины среди нас не было, зато шел слушок, что в лесах, простирающихся между Аполлонией и Винтейном, чудовище в виде женщины с металлом вместо зубов и когтей нападет на всех людей, что только находит. Но Маня не верил мне:

— Это не может быть Фаина, — говорил он. — Она только хитрая, как лиса, и выживает, но она не нападает на других по своей прихоти.

— Да-да, — скептически относился к подобным его фразочкам я. — Она же «великолепная женщина»...

Но мой друг на этой строчке меня уже не слушал.

— Оставь его. Он потерял в том пожаре важного для себя человека, — убеждал меня мудрый женский голос.

— Это про Фаину-то? Не говори мне таких вещей, Дафна, — просил я ее, в тайне, однако, радуясь, что она сейчас со мной, а не где-то там, в зеленом огне, который, пусть и потух, но все еще оставался в моем сознании.

— Так, еще надо раздать сухпайки. Ставьте сюда, — распоряжался Маня, будто был важной шишкой среди военных Аполлонии.

Местные больницы были переполнены, а жилье давали людям не сразу. Сейчас мы находились в другой парадигме. Аполлония, не смотря на свое название, была уже ближе к современности и походила на провинциальный, с большой историей, очень традиционный городок. Но деньги здесь уже были совсем другими, и власти явно не собирались менять это и не стремились даже хотя бы к какому-то подобию единообразия. Прибывшие из Винтейна предлагали свои рабочие руки в обмен на кров и те золотые украшения, что были у них с собой. Кто-то даже умудрился прихватить вино, и вот его очень полюбили аполлоновцы. Тем не менее, раздача минимальных предметов быта и еды все равно создавала некую поддержку оставшимся без родного дома людям. В то же время это была возможность хоть как-то разгрузиться Мане. Он полностью ушел в это свое волонтерство, и окружающие не оставляли его без благодарности, видя, кто так ухаживает за ними и тратит столько времени на помощь обездоленным. Но он смущался, не принимал скромные подарки, если такие были, и их заботу. Это вызывало в нем даже отчасти неприятное чувство: будто люди не привыкли получать то, что должно быть у них по праву, и благодарны ему за то, что входило в его обязанности, словно это являлось просто душевным позывом.

— Так должно быть, — говорил он. — Если человек в твоей стране теряет все, то это ты должен обеспечить ему жилье, еду и работу. А я и этого не могу.

Он не договаривал: мы не можем это сделать, потому что сами снова остались без ничего. Наверное, поэтому, нами сами военные могли помыкать, как могли. Вот они и пришли по наши души, чтобы отправить нас в Центр.

— Ты еще не король, чтобы так рассуждать. В принципе, ни один король и не станет заботиться о каждом человеке в своей стране. Это невозможно.

— Знаю я, — сказал он и стал ворчать на меня.

Но к нему подбежала бабушка, стала совать в карманы штанов Мане всякие сладкие конфеты в яркой зеленой обертке с нарисованными ромашками, гладить его, обнимать и очень сильно благодарить. Только и слышно было от нее: «Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спасибо...». А когда она попыталась от него отойти, осенний ветер толкнул ее, старушка не удержалась и снова упала моему другу в объятия.

— Что ж... Твои первые официальные отношения с женщиной, — подбодрил потом я Маню. Он хотел ткнуть меня свернутой газетой, но почему-то не удержал ее, и та полетела мне за спину.

Она попала прямо в лицо Великана, который спал на мешках с сахаром под навесом, и целые дивизии муравьев облюбовывали его. Самое интересное, что он, как и его толпа очень злых детишек, остался цел невредим после пожара, и даже пары фосфора в него не попали.

— Ты как уцелел-то, мутант? — спросил я его.

— Ты кого мутантом назвал, сопля?

Я закатил глаза.

— Сам сопля, да еще, к тому же, гигантская. Как ты так легко отделался в Винтейне? И вся твоя ребетня?

— Мой детский сад это мой детский сад, и они слушаются меня. Самовнушение. Верь, что ты кабан, и будешь здоровым, как кабан. Или как бык.

— Хочешь сказать, если быка поджечь и отравить, он не сгорит и не отравится?

— Ты воспринимаешь, сопля, все слишком буквально, вот у тебя все и валится из рук — холодец и то лучше держит. Смотри за тем, как бы однажды ты не превратился в слизь со своим мировоззрением.

— Филя, только не вздумай в ответ грубить ребенку! — обошла меня Дафна, чтобы встать именно перед самым лицом, а Великан изобразил очень красочно и картинно свое удивление и даже изумление из-за слов моей девушки. — Ты должен быть, как мудрая сова с бровками! Ведь у тебя же не просто так такие же бровки, да? — Влепила мне неожиданную претензию она. — Чили не хотел тебя обидеть!

— Дафна наивная. Вы оба друг друга стоите. Я люблю перец чили, а ты решила, что это мое имя.

Моя заступница растерялась и явно почувствовала себя, как не в своей тарелке. Скорее всего она уже пожалела о том, что пыталась сказать Великану что-то за меня.

— Прости. Но как тогда тебя зовут?

— Дориан.

Я посмеялся над этим, и «Дориан» тут же забыл о своей напыщенности.

— В Винтейне это совершенно нормальное имя! — попытался оправдаться он, но в моих глазах как в глазах Феликса, чье имя на родине уже считалось устаревшим и необычным на фоне Александров и Евгениев, Дориан утонул в стыде и смехе. Ладно Дафна: она девушка, она как Афродита со двора, но Дориан...

В общем, тот раз сильно позабавил меня, и я не мог это не вписать в историю. А пятнадцатилетнего парнишу я так и продолжил называть Великаном.

Пожары скоро, наверное, бы стали нашим повседневным делом. И это хорошо, что «Велик», как его зовет Маня, и Дафна еще смеялись, потому что скора белоснежная служанка-принцесса заболела из-за смены парадигм. Она не понимала, где, что и почему происходит. Аполлония была слишком современным для нее городом.

Когда военные пришли не помогать, а по наши души, Дафна была даже не в состоянии что-либо ответить. Поэтому я молча взял ее с собой. Мама учила меня не оставлять девушек в беде, хотя сам для себя до конца я так и не знал, как нужно обращаться со своей дамой. Маня, услышав, что путь предстоит до столицы, тоже не стал отпираться. Я уже понимал, что где-то он слишком тоскует по оставшейся еще, возможно, в Винтейне лисице Фаине, и предполагал, что сейчас он надеется что-то узнать о ней через Центр, в который его так любезно приглашают. А Дориана удивило, что Манджиро так легко согласился на условия королевских солдат, думал, что он воспротивится действующей власти и поднимет восстание. Я понял это, потому что как в Винтейне, так и в Аполлонии я замечал странный контингент. Точно! А ведь Маня упоминал каких-то новых друзей, которые ему и рассказали о четырех влиятельных фигурах в городе вина...

* * *

Нас вели то пешком, то поездами. Удивительно, как в такой маленькой коробке для котов умещалось столько человек, да еще со столовой и туалетом. Все было маленькое, но, в целом, с кучей удобств. Поначалу меня, Дафну и Великана с его дружком, Сохатым, и не собирались никуда брать. Чего такую свиту тащить по стольким городам, но харизма Мани победила их. Уж не знаю, как описать, но другие люди смотрят на него так, будто он всегда глаголит истину, о которой они никогда и додуматься не могли. В любом случае нам это очень сильно помогало.

Говоря об очередном путешествии... Доставить нас вертолетом в Центр не могли. Объяснялось это тем, что между столицей и Аполлонией слишком много областей и глухих деревень с совершенно разными парадигмами, и лететь через такие территории опасно. Хотя идти через них своими ногами лично я не считал менее опасным.

Порой все свистело вокруг нас, голову опять поливали сильные дожди, а на лбах своих соотрядников я начинал видеть рога, как у черта. Так нас представляли местные. В одном из таких населенных пунктов жили одни колдуны, и даже дети могли управлять погодными явлениями. Но нас они всегда встречали бурей, зато вместе с этим несли все время какие-то подаяния, среди которых были и огромные мешки янтаря. Солдаты забирали все себе, как будто это было обычное дело, и шли дальше, держа Маню, меня и наших друзей в кольце, как охрана.

Зато я вдохновился великолепной природой своего края. Здешние березки были не как у меня дома: их ветви изгибались и проседали вниз, протягивая свои листья земле. Мои же тянулись вверх, как и все остальные, нормальные деревья. Если не считать сосну и прочие хвойные. Дороги все были в слякоти и мелких речках, со временем соединяющихся в один большой поток, в котором утопали ноги. Благо я любил носить шорты, и моя одежда не сильно пачкалась во всем этом месеве.

В пути у нас были с собой только огромные походные сумки со спальниками, которыми мы все надеялись ни разу не воспользоваться, поскольку то и дело попали в вагон, в какой-нибудь город, поселок или деревню, но спина и руки все равно гудели, ломались и отваливались. Я смотрел на Маню, и глаз мой даже несколько завидовал: мы ровесники, хоть и не одногодки, но, казалось, он вообще не уставал. Как и солдаты с нами. Про Великана я вообще молчу: он нес и свое, и за Сохатого. И еще постоянно менялся с моим лучшим другом сумкой моей девушки.

— А Дориан, если присмотреться, такой красивый парень, да? — нечаянно спросила у меня Дафна. — И сильный... Это ему сколько, пятнадцать лет? А уже такой взрослый... И косички у него классные.

— Нет! Вовсе он не классный и не красивый! А твою сумку и я могу понести! Ничем этот Велик не лучше и не сильнее меня! — вспылил я и пошел к Великану, чтобы стянуть с него вещи Дафны. Но тот посмотрел на меня, как большой и угрюмый медведь, на которого нападает кролик, и отпихнул. Я не сдался без боя и вот уже шел со всем баулом моей прекрасной дамы, но спина начала говорить «нет». И все же я не подал виду. Увлекательное, наверное, было зрелище.

Самое тяжелое было идти по лесу и взбираться по холмам. Тогда я еще вспомнил о слухах про Фаину, что она как кицунэ бродит где-то и нападает на людей, и тогда каждый посторонний шум и вой стал для меня знаком опасности.

Ночь. Мы проходим очередной город. Дафна прижимается ко мне. Эти дни ей давались очень тяжело, когда приходилось скакать с места на место, чтобы только добраться до цели. Все горожане казались ей очень чужими, злыми и завистливыми людьми, которые то и дело косились то на нее, то на остальных. Она не хотела принимать то, что за стенами ее дома, Винтейна, мир совершенно другой и что люди в нем имеют столько разных мнений, устоев и взглядов. Она не понимала, когда кто-то даже придерживал или не придерживал дверь для нее, поскольку в городе вина дверей почти что не было, да и население там меньше, чем в местах, в которых нам пришлось побывать теперь. На родине мужчины могли день и ночь пить вино, в пабах во времена самые трагичные для Винтейна они могли вести себя некрасиво, но обычно они не превращались в зверей и не шли драться кулаками или с ножом на всех подряд, как мы увидели среди людей недавно.

И вот идем мы, дождь не унимается. Уже мокрое все: чертовы дома, Аполлон Маня, Дориан-переросток и молчаливые солдаты в камуфляже, которые даже не обращали на нас внимания. Дафна прижимается, а я пытаюсь держаться, чтобы не свалиться с ног от усталости, но плечи мои как будто привыкли нести эту тяжесть. Фонари горят оранжевыми маленькими сердцами, контрастируя на сливовом небе. Черные дороги отражали их свет и от этого будто сверкали золотом, по которому бесцеремонно проезжали автомобили. «Даже ночью они все ездят и ездят», — бухтел я, и все вокруг меня раздражало. Я хотел взять этот дождь, как какое-то полотно или простынь, смять, разорвать, выбросить и стоптать, сравняв с грязью под ногами. Но это было невозможно. Холод уже не чувствовался, и на фоне этого постоянно падающие капли чувствовались только в области глаз и рта, слизистые которых не очень-то радовались такому привету. Где-то застучала вода о железное ведро, но сменившееся направление ветра прекратило этот звук. Вдруг один солдат что-то показал жестом другому, и тот отошел в конец нашей череды, а дальше и вовсе удалился в кусты. Я уже подумал, что ему, как и всем живым людям, понадобилось "по делам" туда, но вскоре он оттуда выбежал, как ошпаренный, а за ним — движущаяся и рычащая тень по форме напоминающая медведя. Она стремительно шла на нас, а я, с двумя походными сумками, был не в силах бояться и тоже спасаться бегством. В итоге я остановился, повернулся к тому непонятному явлению и в упор посмотрел на него. Наверное, меня бы сожрали, если бы Маня не додумался вовремя схватить меня за шиворот и бросить под фонарь. Тень не стала осмеливаться подходить близко к свету. Она замерла, и в ней начали светиться два красных глаза, обращенных к нам.

— Ну и что ты мне сделаешь? — устало спросил я у этого ночного кошмара. — Ты даже подойти ко мне не можешь, а вот рюкзак на меня давит меня круглые сутки уже несколько дней будь здоров. Как тебе такое, а?

Тень заскулила.

— Почему ты не сказал мне раньше!? — как будто проснулась Дафна, которая до этого на автомате сама забежала под свет фонаря. Кстати, ее чисто белые волосы сейчас несколько золотились, и это выглядело, как волшебство в ночи, будто она — звезда, упавшая с неба, которую я поймал себесебе и держал под рукой. Думаю, ей бы очень пошло кимоно... В моей родной деревне хватало людей с древнеазиатской культурой, поэтому мы с Маней постоянно носили хаори. Чувствую, и Фаина была такой же. — Так тебе тяжело? Давай я понесу свои спальник и сумку сама!! — начала просить Дафна, но я одернул плечо, с которого она попыталась стянуть лямку.

— Ну вот, теперь ты видишь? — обратился я снова к тени-медведю, но та безмолвно смотрела на меня красными глазами.

— И что теперь? — спросил Маня солдата, возглавлявшего наш поход. — Будем рассвет здесь встречать?

— Спокойно! Нам и фонариков хватит, просто не кипишуйте! Дети...

— А-ах! — закричал Великан, вырвавшись вперед, на дорогу, скрытую в тени листвы у дома, и прыгнул на светящиеся глаза, но тьма расползлась в стороны от него.

— А это мысль, Веля! — подбодрил его мой друг, взял Сохатого, взял, что предлагал солдат, и попытался зажать черного бестелесного медведя между двумя парнями, а затем стал светить на тень двумя фонариками сразу. Она и не успела ускользнуть, а потому жалобно заскулила и задымилась так, будто ее обожгли.

— Мань! Брось ты это живодерство!

— Маня! — закричала испуганно Дафна, но мой друг быстро отошел от тени и вернулся к нам под большой свет, но тогда я увидел на его руках здоровенные кровоточащие укусы.

— Вот вам и зверек, за которого вы так боялись, — продемонстрировал он, и с телом Дориана и его мальчишки было то же самое.

— Его... Его... Его просто надо правильно приручить! — вдруг заплакала моя леди, заставила Маню сесть и забрала у него из походной сумки мед в банке, который сложила ему, когда прикупила его еще на попавшейся нам ярмарке на последней стоянке.

Она сняла крышку, сложила ее обратно, а саму банку поставила перед собой, куда свет уже особо не доходил. Тень приблизилась к этой границе и засунула свои красные глаза туда, прямо в мед, полностью растворив свою черноту в нем. Тогда Дафна подняла его, прикрыла ладонью отверстие и понесла с собой, наблюдая за медведем.

Он довольно компактно уместился в банку и не вылезал оттуда. Похоже, мини-авантюра моей леди обошлась успехом для всех нас. Мы нашли ближайшую гостиницу и провели остаток ночи там.