Его багровые лилии (джен)

— Эти!.. Мерзкие уродцы! Принесут всем нам погибель! Вот увидите! Будет сидеть на этом самом месте, на троне, не мой внучатый племянник, а другая какая-нибудь золотая башка! Вы думаете, они не умеют маскироваться?! Сила мысли! Вот, что их вообще держит на этой земле! Она их даже не носит, они парят в паре миллиметров над ней, уверенные в том, что их тела способны на такое мракобесие!

— Уважаемый первый секретарь мира, прошу убедительнейшим образом Вас, перестаньте плеваться! Первый принц обязательно сядет на престол, и это будет Ваш племянник. Где доказательства того, скажите, пожалуйста, мне, что чудные — оборотни? Или, предположим, парят над землей? — попытался успокоить лёгким поглаживанием тощей белой в расписанном рукаве кисти высокий неказистый мужчина средних лет своего пузатого собеседника в богатом снежном костюме.

— Господи! — ругался он. — Да у вас же всех головы опилками набиты! Раньше каждый студент на себе мог опыт со стульями провести и висеть спокойно в воздухе! Прокалывать ноги и руки без крови! Вы-ы!.. — он заходил по комнате, при этом ноги секретаря сопровождались стуком позолоченной трости. Раньше действительно проводили опыты, но это было столетия назад, а сейчас — лишь в книгах, которые первый секретарь старательно прячет от закона, запрещающего ныне ум. Сейчас правил страной его же сын, выросший отменным ублюдком, жадным до власти, и в отсутствии всякого воспитания его был, конечно, виноват сам секретарь. А до волны безумия, явления, которое превратило перспективы и современность в субъективную картину, студенты интересовались не сплетнями, а философией, математикой, физикой, психологией. Четырнадцать дней психосоматики приводили к потрясающему результату: человек мог без боли и крови прокалывать себя стержнем и иголкой, висеть в воздухе, опираясь только о спинки стульев в районе стоп и головы без напряжения и дрожи. — Вы же все бездари! Необразованные!

Корреспондент внимательно слушал его, но не скрывал на лице отвращения от собеседника, хотя тот и не замечал: постоянно глядел либо в невидимую точку, либо на носки своих матовых белых туфель, уже разваливающихся от толстой неровной стопы своего господина, но тщательно начищаемых его слугой.

Секретарь продолжал ругаться, пока не чувствовал находящую на него усталость вместе с забытием. Он кивал скрюченным носом, постепенно скрючивался сам, и становился похожим на седого немощного старика с какой-то клюкой, а не изящной дорогой тростью. Корреспондент обнимал его за плечи и тихо шептал мужчине колыбель. Секретарь все засыпал и засыпал, взгляд его стекленел, точно за зрачками уже не было сознания. Одна из важнейших личностей при ограниченной монархии, которая сдерживала произвол своего отродья, превращалась в послушного и слабого пациента. Корреспондент окружил его медсестрами, но приказал не спасать секретаря ни в одном инциденте, как если с ним что-либо случилось: хоть лихорадка, хоть коллапс, хоть инсульт или инфаркт, хоть кома.

— Храните Боги нашего короля Еруима, сына когда-то слепого от жестокости Ельгена и покойной деревенской девочки Альджиро, благородно отдавшей свою честь во благо страны и двух сыновей! — пел, как гимн, корреспондент. — Как мне жаль… Как мне жаль, что сегодня страну ждет такое потрясение как смерть первого секретаря и отца нашего монарха, и эту скорбную весть должен буду сообщить я.

* * *

К обеду на заседании обсуждалась кончина первого секретаря Ельгена. Голодные и подготовившиеся к трапезе толстые животы в голубых костюмах и с белыми палантинами с бахромой от жен были не очень расположены к серьёзным разговорам. Корреспондент стоял около места для Еруима, но сам король предпочёл не явиться. Тогда мужчина окинул взглядом всех сидящих за большим овальным столом с кружевной той скатертью, что их жирные пухлые ручки каждое собрание пытались облапать, убедился, что никто не изъявляет желания больше сказать ничего лишнего и что каждый сможет его слушать. Так же стоя у пустого расшитого серебром и золотом кресла, корреспондент обратился к сидящим:

— Дорогие мои! Я знаю, как тяжело вам всем было собраться сейчас здесь, взять себя в руки и замолчать, — шестеро с бульдожьими лицами стариков в один этот момент обернулись на говорящего, выставив на него не одобряющий, недопонимающий взгляд лохматых серых бровей, но тот тем не менее продолжал свою речь. — Но сегодня нас, как и всю эту великую страну Россов, поразило большое, глубокое несчастье. Да-да! Несчастье! Сейчас вы смотрите на меня с презрением, поганые, ленивые, обжиревшие псы! — каждое из последних слов он выделил наиболее отчетливо. — Но после одной лишь моей фразы вы все будете плакать, страдать и скорбеть, потому что отец нашего мудрейшего и вернейшего короля, Ельген, умер сегодня утром от истощения. Медсестры, которые находились с ним постоянно, не смогли ему помочь или даже успеть подозвать врача. В последние месяцы секретарь практически не ел, а затем и вовсе отказался от пищи. Как вы знали, на нервной почве у него ещё три года назад развилась астма, и вследствие обезвоживания и обессиливания господин Ельген не смог справиться с приступом, проявления которыми были невыразительными для медицинских работников. Когда наши опытные медсестры отметили гиперемию лица и потерянность в лице своего пациента, в чувстве страха секретарь поднялся со стула, на котором сидел, и вышел в окно напротив него. К счастью, оно не выходило сразу на улицу, поэтому господин Ельген упал на крышу с небольшой высоты и даже сам попытался встать. Но от нестандартности сей ситуации и труднодостижимости своего пациента врач не успел ничего сделать, чтобы спасти нашего любимого секретаря. Поэтому, с болью в сердце, я сообщаю вам, господа, что Государство Россов лишилось одной из самых ярких личностей в нашей истории.

К концу его выступления все бульдоги в голубых костюмах уже не видели корреспондента за своими слезами, даже при непрекращаемых попытках вытереть лицо салфеткой. Когда дрожащие рты уже были наполнены солью, представители Совета короля поняли, что пропускают свой обед. Вдоволь наплакавшись, толстые мужички вывалились из-за столов и, покряхтывая и похлюпывая, с привычными кипами бумаг и свертками побежали было уже в свою большую королевскую столовую, оформленную под ресторан под самых дорогих гостей — уж привыкли эти бульдоги уже есть коллективно. Но корреспондент неожиданно перекрыл им дорогу у дверей, состроил поистине презрительный вид:

— Неужели вы, холопы, так просто оставите этот зал? Вы хоть понимаете, что вас ждёт? В стране проснутся негодования. Все маргинальные группы, еретики встанут, чтобы пойти за вашими детьми и сжарить фаер-болами их головы, ваших жен они совратят суккубьей магией и изнасилуют, а дома зальют вулканьей кислотой! Вы понимаете это? Несколько лет Ельген терроризировал этих людей и только в последние годы опомнился и стал выдвигать свои предложения по реформированиям госуправления, по программе лояльности к сиротам, чтобы они не стали все чудными и не затопили материк какой-нибудь радиоактивной жижей. Вы понимаете, что человек, которого они боялись, завоевал их же уважение. Его смерть вызовет диссонанс в обществе! — лицо корреспондента покраснело, но первый стоящий перед ним из толпы бульдогов выглядел серьёзным, и ни одна жирная складочка на его лице, ни один усик не дрогнули.

— Так это же вы устроили, Я-Син. Вас не просто так тот же народ зовет балаболом. Зачем Вы это сделали? Чтобы начать гражданскую войну? А её не будет. Мы уже позаботились о том, чтобы всех «чудных» этих людей, как Вы их называете, сбивали с пути. Есть психиатрические клиники, есть общества, есть башня магов и жадные до мнимой оплаты наставники маленьких маргиналов. Как думаете, управляется эта страна? Сама по себе? Нет. Если бы не сила мысли, то что бы мы здесь делали с племенами, деревнями, городами, мегаполисами, которые резко различаются по уровню развития?... И здесь, внутри, у нас везде есть глаза и уши. Вы думаете, что мы не знаем, как Вы называете нас тут «псами» и «бульдогами»? У псов, к Вашему сведению, очень хорошие нюх и слух. Вы считаете, что это Вы обеспечили отсутствие короля на заседании, на котором Вы так охотно приговорили его отца к выдуманной Вами смерти? Стража! Этот мужчина пытается совратить власть своей грязной магией! Он еретик! — объявил представитель Совета.

Стоящие, как оловянные солдатики, всегда у всех дверей во дворце гвардейцы с белыми и черными перьями на головах точно оживились и обняли за ручку корреспондента с двух сторон так, что он не мог пошевелиться. Он не выронил и слова из своих тонких губ с крысиными редкими усиками, а в круглых серо-голубых глазах его читался страх. «Я еще не побежден!» — думал он про себя, если не сказать, что кричал.

Его увели и закинули в тюрьму, как последнего преступника, где до следующего дня он должен был дожидаться казни.

Как только проход освободился, а стук пяток корреспондента по ступеням стал прощаться с бывшими коллегами, когда его только относили, толпа пузатых голодных слюнявых мужичков в голубых костюмах быстро перенеслась в столовую, в которой стол уже валился от блюд.

Примечания:

Жду вас в следующей части (*´ω｀*)