Кукла с коляской (джен)

Не живите для себя, если у вас есть дети. Не тратьте на себя ни единой секунды, если хотите, чтобы с ними было всё в порядке. Не оставляйте их ни миг.

Как-то раз я услышала по телевизору выступление матери ребёнка-инвалида, и её слова запали мне в душу: «Любая мама, не только мама ребёнка-инвалида, живёт до того момента, когда у неё рождается ребёнок. После этого она уже не живёт».

Было что-то страшное в этих словах, но теперь я с ними согласна. Ходите по филармониям и крутите романы до рождения первого ребёнка. После его рождения ваша жизнь закончена, теперь будет жить он, а ваше предназначение сводится к заботе о нём. С этой минуты вы должны круглосуточно беспокоиться за него, бояться и переживать, не думая о себе. Я прожила для себя четыре дня, и судьба жестоко покарала меня за это.

Став матерью, женщина должна забыть о себе навсегда.

Меня разбудил звонок. Спросонья я хлопнула по будильнику, но трещал не будильник, а телефон. Я не хотела брать трубку — наверняка это мамины приятельницы, но звонки не прекращались, и я заставила себя встать.

— Алло, — хриплым со сна голосом сказала я.

— Наконец-то я тебя нашла! — заорала Анжела. — Всю ночь звонила, а ты вон куда забралась. Спасибо, Ваня догадался позвонить на городской.

— Что случилось-то?

— Ты только не волнуйся, сейчас уже лучше.

— Да что стряслось, чёрт тебя дери!!!

— Дети отравились. Сейчас уже всё в порядке. Врач приезжал. Спросил: что ели? А у нас ничего не было, кроме картошки. Он так и написал: аллергия на картошку. У всех. Ты можешь не приезжать, они уже играют, бегают…

— Нет, я всё-таки приеду.

Позвонила Коле — недоступен. Заметалась, собирая сумку: документы, деньги, уголь в таблетках. Воду, газ перекрыть. Вот тебе и пьянки-гулянки. Махнула расчёской по волосам и без завтрака, не умывшись, помчалась на вокзал. По дороге выбросила визитку вчерашнего бой-френда, чтобы она случайно не попалась на глаза Коле. Позвонить не успела, мне была дорога каждая секунда. Будет считать меня кидалой.

При первой же возможности куплю сотовый телефон. Автобус едет три часа, и мне двадцать раз хотелось позвонить Анжеле по дороге. Чем они могли отравиться? Может, нахлебались речной воды? Или Анжела купила что-то несвежее? Господи, скорей бы доехать. В чужом городе я заблудилась, проговорила всю телефонную карточку, выпытывая у Анжелы, как добраться до её пригородного дома, и кое-как добралась к четырём часам вечера.

Дети встретили меня бодрые, весёлые, облепили со всех сторон, но что-то мне не понравилось в поведении Анжелы. В её словах и жестах появилась робость, несвойственная наглым и шумным бабам, и в каждом взгляде мелькал затаённый страх. Я отнесла это на счёт чувства вины и подробно расспросила её об отравлении. Оказалось, что всех детей тошнило, у некоторых болела голова, и всё.

— Может, случайно газу нанюхались? — спросила я. Мы сидели на кухне и пили кофе. Орать и скандалить не хотелось.

— Где? На кухне я сама весь день, а на чердаке газа нет.

Меня осенило.

— Анжел, а не мог Прошка дать им что-нибудь покурить?

Она вытаращила глаза.

— Мой Прошенька? Да он сигарету в руках не держал. Я специально даже мужиков выбираю некурящих, чтоб не подавали ему пример.

Я покивала и не стала говорить, что имела в виду не табак, а нечто более современное. Ну да ладно — отравление прошло, и слава богу. Анжела была гостеприимна и вежлива, но не уговаривала меня остаться на денёк-другой, и я поняла, что детей надо увозить завтра же на утреннем автобусе от греха подальше. Я не верила, что Анжела ничего не знает.

Явился Юрик — высокий и толстый, под стать Анжеле, и потребовал шашлыки. Анжела начала заквашивать свинину, а я пошла к детям. Ни на начинающих наркоманов, ни на жертв насилия они не походили, нормальные весёлые дети. Они потащили меня к речке, до которой три шага пути, и заставили искупаться. Я вовремя вспомнила, что у меня в сумке лежит мокрый со вчера купальник, и переоделась в кустах.

Алина и Ваня тщетно учили меня плавать, мы брызгались и плескались, малыши визжали, и это был последний день, когда я чувствовала себя счастливой матерью шестерых детей. Такими я их и вспоминаю — здоровыми и смеющимися, как они брызгаются водой и гоняются друг за дружкой по берегу.

Вечером были шашлыки под сухое красное, Юрик рассказывал небылицы, и даже Проша вышел из своей комнаты. Это был худенький, стеснительный мальчик в очках, затюканный до предела. На одной его щеке красовался след оплеухи, заметный даже в свете костра. Ситуация нравилась мне всё меньше, но я не лезла с расспросами. Анжела явно от меня что-то скрывала, но я считала, что правда рано или поздно сама вылезет, и придерживалась версии о наркотиках. О том, что бывают вещи пострашнее наркотиков, я не задумывалась.

Наутро мы уехали. Анжела, похоже, была рада, хотя и старалась это скрыть. В автобусе Але дважды становилось плохо, и водитель притормаживал у кустов. «Ей надо на качелях качаться, — посоветовал он, — тренировать вестибулярный аппарат».

Как-то из головы вылетело, что возвращаться нам придётся в тот дом, где меня атаковало нечто. Но выбора не было, не тащиться же с усталыми детьми в мамину городскую квартиру. Ключ лежал под калиткой, кошки сидели на заборе и умывались. Я отперла дом… Никого. Мельком взглянув на порванную обшивку, я вошла в дом первая. Нужно было переодеть и накормить детей.

Зазвонил телефон.

— Алло! Мама? Слава богу. Как доехала? Да… Да… Хорошо. Справляюсь. Ну, удачи вам. Насте привет.

Дети устали с дороги, и мы отложили установку бассейна.

Вечером зашёл Коля и без приветствия спросил в упор:

— Где носки?

— В твоём шкафу на нижней полке, — машинально ответила я и убежала мыть посуду.

Коля ушёл, хлопнув дверью.

А тут ещё у детей огорчение: Хвостатик в клетке подох. На мой-то взгляд он правильно сделал, но у детей было другое мнение. «Мама, ты же его совсем не кормила! И поилка высохла!» — хныкали дети. Можно подумать, мне тут до мыша было. Я их успокоила, как могла, и объяснила, что пустая кормушка и сухая поилка ни при чём, а у него просто срок годности вышел, ведь мыши живут недолго. Дети мне поверили.

Жуткие атаки на дверь больше не повторялись. Так я и не узнала, что это было: полтергейст или чья-то злая шутка. Мы поставили бассейн следующим утром, но прежнего энтузиазма у детей уже не было, и купался один Сеня. По сравнению с рекой наш бассейн выглядел жалко, и я задумала съездить с детьми на неделю в город: буду водить их на пляж, а потом покупать мороженое. Здесь-то оно редкость.

Но дети снова чем-то отравились, и на этот раз всё было серьёзней. Я ругала рыночную черешню. Врач велела срочно всех класть в больницу. Там тоже списали болезнь на черешню, и несколько дней нас лечили антибиотиками. Говоря «нас», я не имею в виду себя, так говорят все мамы, у которых болеют дети. Я тоже ела черешню, но мой организм оказался крепче детских.

Вскоре нас выписали, и всё пошло как прежде… и шло три дня, а потом начались кожные заболевания. Делать вид, что проблемы нет, я уже не могла, и пришлось класть детей на обследование в городскую больницу. Я позвонила Тане.

— Забери кошек! Три штуки. Пушистые. Не котятся. Твоя дочка рада будет.

Я отдала ей зверей вместе с сумками. Сказала, что серенькую нужно одевать зимой в кафтанчик. Танька любит животных, по крайней мере, ей не взбредёт в голову их усыплять. У Таньки уже был кот — ну и ладно, будут ещё три. Я сказала, что на время, но оказалось, навсегда.

За день до отъезда Коля объявил, что разводится со мной. Молодец, дождался самого трудного момента, чтобы меня бросить. В лучших мужских традициях.

— У тебя есть жилплощадь. Вот и потрудись мою освободить, — авторитетно сказал он. — Ты в это жильё ни копейки не вложила.

— Коль, а причину не назовёшь? — это я так, для проформы спросила. Давно знала, что к этому идёт.

— Причину? — он вскинул бровь. — Да ты на меня наплевала! Ты хоть вспомнила о моём дне рождения?

О господи! Это же был день нашего возвращения от Анжелы.

— Коль, извини, пожалуйста, я так закрутилась. Поздравляю тебя…

— Сейчас уже не надо.

— Коль, я в тот день так перепугалась из-за детей. Ну, сам бы напомнил, если у тебя такая беспамятная жена.

— А я напомнил. Спросил: где носки? У вас, у баб, привычка нам по праздникам носки дарить.

Мне было ужасно неудобно.

— Коль, прости, пожалуйста.

— Не нужны мне твои «прости». Я не слепой и прекрасно вижу твоё ко мне отношение. Чем быстрее ты увезёшь свои вещи, тем лучше. Оля не любит разгребать чужое барахло.

— Оля? У тебя вроде Катя была.

— Времена меняются, — изрёк муж.

— Это да, всё меняется. Только ты, старая сволочь, не меняешься, — беззлобно сказала я, и это был наш последний разговор.

Есть такой литературный приём — скомкать сюжет. Именно это мне и хочется сейчас сделать, потому что есть вещи, о которых писать невозможно. Наконец я подвела повествование к тому месту, ради которого и затеяла его, но поняла, что о самом главном не напишу ни строчки. Я бы могла написать большой медицинский роман с тучей кровавых подробностей, материалу у меня на целый трёхтомник, но не здесь и не сейчас. И не я. Пусть напишет кто-нибудь ещё, для кого мои дети чужие, а я уже никогда ничего не напишу. В принципе, мой рассказ подошёл к концу, но я должна уточнить некоторые детали.

Мы в спешке перебрались в город. Детям никак не могли установить правильный диагноз и делали рентген за рентгеном.

— Я смотрю, вашим детям не все прививки поставлены, — строго сказала врачиха, просмотрев карточки. — И чего же вы хотите? Нужно ставить. Больных и ослабленных нужно защитить в первую очередь.

Поставили несколько прививок, но это не помогло. Мы перешли к другому врачу, в другую клинику, и нам по новой назначили рентген. Наконец-то я своими глазами увидела цифровую аппаратуру. Эти снимки я и вручила врачу, когда он пришёл в палату к девочкам проконтролировать перевязку.

— Патологий не вижу, — успокаивающим тоном произнёс он, и я с облегчением улыбнулась: по крайней мере, у моих девочек нет туберкулёза. Аля к тому времени уже почти не ходила, и я сама превратилась в куклу с коляской, только коляска была инвалидная.

Молодая санитарка перестилала постель — совсем девчонка, едва школу окончила. Я вечно забывала, как её зовут — Настя или тоже Алина, и дважды в неделю молча совала ей в карман сотню.

— А у Пхоши на чехдаке ентген лучше был, — сказала Эля.

— На каком ещё чердаке? — поинтересовался врач.

— Они летом играли в больницу, — пояснила я. — Не обращайте внимания.

— Нет уж, я обращу. Что за Проша? Что за рентген? Рассказывайте.

И дети рассказали. Говорила в основном Алина. Произошло следующее: Проша раздобыл то ли у друзей, то ли на блошином рынке списанную рентгеновскую лампу, купил книжку и построил, как мог, рентгеновский аппарат. Умный мальчик, любит науку. Вспомнились слова Анжелы: «У него на чердаке телескоп, микроскоп и ещё какой-то хреноскоп…»

И в тот дождливый день все мои дети в течение нескольких часов торчали в душном чердачном помещении в обществе этого юного гения и делали опыты. Просвечивали друг друга, книжки, цветы, просто сидели рядом — день-то скучный, на улицу не выйдешь. И всё это время лампа была включена.

— Теперь понятно, — сказал врач и развёл руками. — Ну, а что вы хотите. Они доигрались.

— Я знаю! — раздался звонкий возглас, и все посмотрели на юную санитарку. Её было не узнать: глаза сияли, волосы выбились из-под чепчика, она возбуждённо улыбалась и подпрыгивала. — Я читала в интернете! Сначала один мальчик сделал такую установку, потом ещё один, и вообще сейчас многие так играют. Покупают списанную лампу и делают установку. Я знаю, я читала! Я знаю, я читала!

— Помолчите, Настя, — строго сказал врач. — Это все читали. Ну что ж, не они первые, не они последние. Дураки на земле никогда не переведутся.

Настя — значит, восемнадцать уже есть. Моложе-то восемнадцати все Алины. Типичная современная девушка, где уж ей знать о хороших манерах! Ну не могла она замолчать, настал её звёздный час, и Настенька тарахтела взахлёб:

— Мы над ними так ржали на форуме, вы даже не представляете. И над этими будут ржать, вот увидите, я сегодня же выложу на форуме, вы даже не представляете.

Ей было невдомёк, что рушится чья-то жизнь, она спешила показать свою осведомлённость. Младшие девочки удивлённо хлопали глазами, а старшая что-то смекнула и уставилась на врача. Почуяв опасную тему, я предложила выйти в вестибюль, и мы продолжили беседу на диванчике для посетителей.

— Доктор, по-вашему, из-за дурацкой детской игры они все теперь больны? Думаете, я в это поверю? Скажите лучше сразу, что не можете поставить диагноз.

— Уже поставил. Жаль, что так поздно, — он просматривал карточки моих детей и вдруг нахмурился. — А прививки зачем делали?

— Ваша коллега велела. Сказала, что больных и ослабленных нужно защищать в первую очередь. Что, не надо было делать?

— Прививки надо было делать в своё время по графику. А все вместе они только посадили иммунитет. И рентгеном ещё радиации добавили.

— А зачем вы назначаете процедуры, от которых только хуже? — чуть не кричала я.

— Женщина, успокойтесь. Скажите, ну кому в мирное время придёт в голову подозревать у больного лучевую болезнь? — врач был спокоен и рассудителен. — Неудивительно, что моя коллега ошиблась.

— Доктор, у моих детей… лучевая болезнь?

— Мне жаль.

— Но это абсурдная ситуация! — крикнула я. — Этого не может быть!

— У ваших детей то же, что было у детей Чернобыля и у японской девочки, делавшей журавликов, но с той разницей, что ваши расплачиваются не за чужую глупость, а за свою собственную, — и он положил карточки на журнальный столик.

Я встала, потом села. До меня начало доходить. Врач предложил мне валерьянки. Я старалась собрать воедино обрывки знаний о радиации. Помнится, от неё выпадают волосы, и она делает людей бесплодными.

— Скажите, доктор, — взволнованно спросила я. — Это может повлиять на моих девочек, когда они вырастут? Смогут ли они родить детей?

Врач добродушно рассмеялся.

— Женщина, они получили смертельную дозу радиации. Каких детей? Никто из них не вырастет. Что вы как маленькая. Если бы лечение начали сразу, прогноз был бы благоприятным, но время упущено.

Я молчала, оглушённая. Получается, всё зря? В моей голове пронеслось множество мыслей. Всё, о чём я мечтала — школьные оценки, выпускные балы, институтские годы, свадьбы… Внуки, оценки внуков… Получается, ничего этого не будет? Хотела же как лучше, хотела помочь брошенным детям, но вместо этого всех угробила. Значит, я хуже Колиной Лёльки? Я так волновалась за Егорку, а выходит, ему повезло. Васе повезло, Арминэ — всем, кого у меня вовремя забрали. Разве я мать после этого?

Игрушки, платьица, оценки, домашние пироги — ничего больше не будет. Впереди только больница, капельницы, аппараты искусственной вентиляции лёгких, бессонные ночи и… Что они видели в жизни? Наш грязный городишко да два раза побывали на речке. Мои дети никогда не были в лесу и в луна-парке. У них не было качелей — я боялась, что они сломают шею. Ни в кино, ни в театре они тоже не были, мне просто в голову не приходило их туда сводить. Меня в детстве никуда не водили, мама считала, что телевизора достаточно, вот и я следом за ней... Я запрещала им изучать борьбу, разлучила Ваню с другом. Я каждый день на них орала — да-да, теперь я это припоминаю. Они вздрагивали от моих криков. Из-за проклятой бытовухи мне некогда было спросить, как у них дела. Я надеялась, что недостаток внимания смогу восполнить им в будущем, но врач только что объявил, что будущего нет.

Из-за несчастной списанной лампы? Не верю! Я вцепилась пальцами в столешницу и подалась вперёд.

— То есть, вы хотите сказать, что все мои дети…

— Если их не прикончит лучевая болезнь, то добьёт рак. Это вопрос нескольких месяцев. В крайнем случае — год.

Половица скрипнула. Я резко оглянулась и встретилась глазами с Алиной.

* * *

Вот и всё. Ровно шесть месяцев я верила в бога, писала это слово с большой буквы и ходила в церковь. Потом пошла к экстрасенсам, потом делала отвары красной смородины. Доктор учёл не все факторы — у детей были разные возможности организма и разная степень облучения. Некоторые продержались вчетверо больше отмеренного срока, и иногда мне казалось, что дело идёт на лад.

Те, кто раньше кричал: «Набрала!» теперь кричали: «Так ей и надо, сама виновата!» Была ли статья в жёлтой газете? Была. Был ли судебный процесс? Был. Сотни людей, которые могли бы помочь, швыряли в меня комья грязи. Для широких масс историю преподнесли так, будто я отравила детей ртутью, так что о смерть-лампе в прессу не просочилось ни слова.

Ещё раз перечисляю ключевые слова: набрала, бездельница, эгоистка, убийца, таких сажать надо, бог ей судья, набрала, набрала, набрала. Я даже хотела рукопись озаглавить «Набрала», но пусть лучше это название возьмёт Танька, если когда-нибудь осилит написать о кошках — я слышала, у неё их уже десяток.

О деньгах на лечение разговор отдельный. Я трижды пожалела, что выбросила все визитки: может, мне помогли бы дедушка Арминэ или мой случайный кавалер. Никогда не сжигайте мосты!

Об усталости молчу. Если я выматывалась со здоровыми, представьте, каково было потом, с тремя больными (приёмных отобрали после суда). И каково было врать детям, особенно старшим, которые уже кое-что понимали, что всё будет хорошо. Каково мне было сохранять улыбку на лице и строить вместе с ними планы типа «кем ты станешь, когда вырастешь». Каково было думать о приёмных детях, в чью жизнь я так грубо вмешалась и о которых теперь не могла даже навести справки. Я ни разу не сорвалась и не устроила истерику.

Не буду об этом рассказывать, я писала о живых детях, и пусть они останутся на этих страницах живыми. Мои дети не жертвы и не герои, они просто были слишком любопытными. В случившемся виню только себя. Нельзя было оставлять их без присмотра, если уж «набрала» — так следи! А по большому счёту, не надо было искушать судьбу и заводить третьего ребёнка. А может, не надо было экономить и вместо Анжелы поехать к Арминэ и её дедушке. Что говорить попусту? Что сделано, то сделано.

О судьбе Васи я ничего не знаю. Ваня очень хотел с ним повидаться, и я выкроила время для поездки в детдом, но Васи там уже не было, его перевели в областную больницу, оттуда в другой город, и след затерялся. Ване я наврала, что у его друга всё хорошо и его взяли в семью.

Анжелу я не нашла. Сначала было не до неё, а когда проблема обозначилась, я позвонила и услышала, что набранный номер не существует. Отправляла ей письма и телеграммы по почте, но они возвращались с пометкой «Адресат выбыл». Оперативная баба. Нет-нет, да и вспоминала я красную Прошкину щёку. Всё она знала, эта Анжела, и всё понимала. Наверняка её Прошка получил лечение вовремя. Сказала бы сразу правду, и мои дети были бы сейчас со мной. Но она спасала свою шкуру от суда.

Свекровь от меня отвалилась вместе с мужем, и я её больше ни разу не видела. У неё появился новый внук, и ей есть чем заняться.

Маме я так ничего и не рассказала — не хватило духу. По телефону я ей сдавленным голосом врала. Она звонит редко и вряд ли когда вернётся, двойняшки зовут её бабушкой. Разумеется, рано или поздно она всё узнает от чужих людей, но я запрещаю себе об этом думать, иначе не смогу совершить задуманное.

На последнем курсе филфака мы проходили статью Алексея Толстого «Художественное мышление», где он говорит, что капля алкоголя на корню убивает способность к творчеству. Это правда, но есть книги-исключения. Эту повесть я писала почти всю по пьяни, потому что тема неизлечимых болезней вообще очень тяжёлая, а когда речь заходит о детях — становится неподъёмной. Одно дело — катиться в могилу самому, но совсем другое — закапывать своих детей.

Как пережить смерть ребёнка? А никак. Не знаю. Я не нашла ответа на этот вопрос. Когда я осталась одна, у меня было несколько дней, чтобы записать всё это, и вот моё письмо закончено. Квартира фактически уже продана, и в ближайшее время её нужно освободить. Я положу письмо в конверт и отправлю на адрес редакции. А что будет дальше, не знаю.

Точнее, догадываюсь. Могу снова устроиться уборщицей, снять комнату и жить, как до замужества — я одна, свободна, ничем не связана… Но это вряд ли. Я чувствую себя опустошённой. Мои дети там, и мне здесь делать нечего. Прошу, опубликуйте моё письмо. Если оно предостережёт хотя бы одну женщину от ошибок, я буду считать свой долг выполненным.

Своего имени ни разу не указала намеренно по причинам, которые не хочу раскрывать.

С уважением, ваша читательница.

12 ноября 200*

Примечание к части

Плюс поставлен из жалости моим другом, который не смог читать эту трёхчасовую нудятину.

Примечание к части

Автор стихотворения Д.К. Гаранин

https://ficbook.net/readfic/4320233/23914086#part_content