Немного другая легенда (джен)

Дома, «прыгающим» строем расположившиеся на нависшей над кромкой воды пристани, были все до одного подозрительно необитаемы. Во всяком случае, так казалось со стороны. Криво посаженная у берега, чуть дальше, табличка на деревянном штыре, услужливо сообщала: «Озеро Каленхад. Купаться запрещено». Однако сидящих на досках и барахтающих босыми ногами в воде двоих ребятишек это не слишком смущало. Перестучав во все двери, виновато поведя плечами, Оуэн решил обратиться к детворе. Такой, как бы, запасной вариант в серьезном «взрослом» деле.

— Привет, парни, — присев на корточки рядом с пятилетним лопоухим шалопаем, брат сделал вид, что его очень занимает раскинувшийся вдали пейзаж.

— О, вы тот Страж, который помог отбить деревню от страшил? — затаив дыхание, спросил другой мальчишка, темноволосый.

— Вроде того.

— Здо-оо-ро-во... — протянули в унисон два друга, восхищенно растягивая губы.

— Еще бы, — усмехнулся младший. — Но ваши страшилы ничто по сравнению с драконом! Острые зубы, огромные крылья, иглы на хвосте. Представьте себе летающую тушу, затмившую солнце, а!

— Ух-ты!.. — вновь в один голос протянули дети, их глаза расширились от интереса и трепета. — И вы его победили?

— Ага, — быстрый и уверенный кивок. — Мечом проткнул голову. Дракон закатил глаза и упал, распрощавшись с миром.

— Когда-нибудь я тоже стану рыцарем! — выпятив грудь, уверил окружающих лопоухий.

— Да какой там рыцарь, ты палку в руках еле держишь! — хмыкнул темноволосый, толкнув товарища локтем под ребра. Второй поежился, скривив губы. Мальчишеское достоинство так же бывает довольно уязвимо к чужим замечаниям. Благо в детстве оно гибче и внезапную обиду легко перевести на шутку. — Я побеждаю тебя в четырех случаях из пяти!

— Ага. А в последнем драпаешь, сверкая пятками, едва не схлопотав дубиной по затылку...

— Слушайте парни, — прервал этот маленький спор Оуэн. — Тут такое дело. Мы с моим другом, вот этим большим и рогатым кунари, — младший кивнул в сторону стоящего за его спиной Стэна, — ищем одного гнома. Он приехал за день до драки со страшилами. Знаете его?

— Это наверное Двин, — ляпнул темноволосый.

— Да-да, Двин! — поддакнул лопоухий.

— Он дня два назад уехал. Даже маленького гномьего ножичка не оставил... все забрал. Все сундуки. И уехал.

— Куда? — брат медленно выпрямился, не сводя взгляда с собеседников.

— Да кто его знает... по большой дороге. И друзей своих прихватил. Хотя они поругались тогда. Громко. Едва ли не до драки. Кузнец успокаивал.

— Ясно...

— А у вас есть ножичек? — дернув Стража за штанину, поинтересовался тот мальчишка, которых хотел стать рыцарем. — Ну, чтобы тренироваться. А то отец не дает...

— Прости, приятель. Сейчас ножи на вес золота. Как же я буду других страшил убивать?

Ребенок отвел взгляд, понимающе пожимая плечами и, о чем-то негромко заговорив с другом, продолжил нарушать покой прибрежной воды своими гулкими по ней шлепками.

Развернувшись к великану, Оуэн нахмурился, потирая ладонью затекшую шею.

— Гном мог поехать в Денерим, — заметил он.

Воин Кун равнодушно хмыкнул.

— Если хочешь уйти, — хорошо. Все же это моя ошибка. Я не сдержал слово. Но твоя помощь была бы полезна и впредь, кунари. Тот хвост сам собой бы не отвалился.

Стэн снова многозначительно хмыкнул. То ли соглашаясь, то ли так — для картинности.

— Бесцельное блуждание из края в край. Вы — люди, довольно эмоциональны, когда дело касается вам подобных. Но не всех, — медленно проговорил воин. Слишком много слов за раз — необычное явление.

— Я ничего не делаю просто так, — довольно резко заметил младший. — И я всегда держу слово. Всегда.

Кунари кивнул, но промолчал. Мысли каменного лица прочесть невозможно. Даже темные, глубоко посаженные глаза полны пугающей непредсказуемости. Всем своим видом рогатый широкоплечий солдат, не по своей воле затерянный в мире чужаков, излучал силу и опасность. Оставалось лишь верить в то, что его нарастающая ярость будет обращена на порождений, а не на людей.

* * *

Сумерки сгущались.

Колеса телеги, издавая монотонный писклявый скрип, катились по пустынной дороге. Расплывчатая картинка пейзажа, проскальзывающего мимо, особо не впечатляла: скудные группки темно-зеленых елей, холмики, заросшие пожухлой травой, огрызки вбитых в землю кольев, полуразрушенные ограды...

Долбя копытом песок, рысак, на котором восседал Оуэн, следующий в начале колонны, на миг остановился, протяжно заржав. Скорее для разнообразия, чем преследуя какую-то конкретную цель. Подняв одно ухо, Клык, едущий со мной на телеге, перекатившись с живота на бок, недовольно фыркнул. Я потрепала пса по макушке, мабари удовлетворенно что-то пробурчал и вновь задремал. Рядом на козлах сидел Стэн — роль извозчика была ему, судя по виду кунари, дольно непривычна. Морриган и Лелиана, первая поджав под себя ноги, а вторая эти ноги невозмутимо перекинув за край «экипажа», молчали. Верхом ехали только мужчины — брат, Алистер и Дайлен. Я, как девушка неопытная, решила не рисковать. К тому же лошадей я, при контакте один на один, безумно боялась. А вдруг скинет? К слову, вопреки предположению Эамона, ездовых непарнокопытных в конюшне было всего лишь семь, а эрлу и самому нужен был транспорт, так что, придя с братом к согласию, седовласый мужчина широким жестом выделил нам четверку. И телегу.

Подавив зевок, я откинулась на спину, с ужасом представляя, как потом буду выскребать из волос веточки сухой травы, разбросанные по дну повозки. Затем вспомнила вечер в «ванном уголке», блестящий металл ножниц, темные локоны, падающие на пол, и грустно улыбнулась.

Казалось, дорога до Лотеринга — бесконечна. Скучный день, разбавленный лишь короткими диалогами с младшим, церковницей или Амеллом, подходил к концу. Третий день. Осталось совсем немного. Оуэн сказал, что к закату мы доберемся до дома. До настоящего дома, в каждом дюйме которого хранились воспоминания. Хорошие или чуточку плохие и печальные — это не имело значение. Важен был лишь факт наличия. Осознание, что раньше что-то было и надежда на продолжение все еще есть.

Там, под той крышей, в тех четырех стенах, прошло наше детство. Целую вечность назад, целую жизнь. Дерево, столы, стулья и даже кровать до сих пор хранили запах мамы. Необычный. Смесь толченых ноготков и столетника. Нечто кисло-сладкое, врезающееся в память так же нелепо, как пятнышко на мордочке той кошки, которую я видела всего-лишь раз в жизни, или, услышанный где-то выдуманный мотивчик какой-нибудь несуществующей песенки. Легко, бессмысленно, надолго.

Тот дом, те две скудно обставленные комнаты, — каждым своим изгибом, затертым пятном на бревенчатом полу, гвоздем, забитым в стену слишком высокого, так же напоминали и о папе, не нарочно наталкивая на мысли о вине. Но я себя уже простила. Почти. Просто нужно было дать себе еще немного времени. Чуть-чуть, и неприятный осадок испарится, как роса с зеленых стебельков травы на восходе солнца.

— Стой! — скомандовал брат и, запряженная в телегу кобыла, подчиняясь натяжению вожжей, замерла, лениво качнув темно-коричневым хвостом.

Поднявшись, я выглянула из-за плеча кунари на дорогу, удивленная внезапной остановкой. Небо за спиной пылало бело-желто-оранжевыми тонами, на фоне которых, как кляксы на листе бумаги, висели светло-фиолетовые растянутые полосы облаков. Они походили на пятна воды, которые растерли по блестящему нагруднику — влажные, медленно высыхающие следы чего-то некогда существенного.

— В чем дело? — негромко поинтересовалась я, но ответ пришел сам собой: посреди дороги, перегородив ее, на боку валялась добротная повозка. Кругом — никого. Лишь кучки деревьев, отбрасывающие меркнущие тени на протекающую тут же неширокую реку. Впереди, дальше по тракту, был хоть и сооруженный на скорую руку, но довольно прочный мост, пересекающий мерное течение воды. Следом — едва засеянные небольшие пшеничные поля, посреди которых, расставив руки-палки, высились прошлогодние фигуры облаченных в рванье пугал, и наконец, Лотеринг. Дом.

— Смотрите по сторонам, — велел Оуэн, стукнув пятками по бокам своего жеребца. Гнедой конь дернулся, осторожно обошел преграду и, переходя на рысь, небыстро помчался к реке, ведя своего наездника на разведку.

Алистер и Дайлен в это время умело спешились, бросив поводья, и направились к поваленной поперек пути телеге. Вся скромная поклажа прежнего хозяина, представленная конопляными мешками, полуразбитыми сундуками, клочьями сухой соломы и какими-то огрызками тряпок, — частично валялась на пыльной дороге, потеряв всякую свою ценность. Если она, конечно же, когда-то была. Горка эта, к слову, представлялась довольно объемной.

— Ах ты ж... демон! — беззлобно прошептал Амелл, до того пытаясь разгрести мешковину и старые сундуки, чтобы как можно удачнее перевернуть четырехколесный воз. Там, под кучей старого хлама и деревянных балок, лежало тело. Не удержавшись от любопытства, я спрыгнула на землю и подошла ближе. В это время труп был с горем пополам вытянут из-под завала и блондин, присев рядом, медленно и внимательно осматривал окоченевшего, с застывшей гримасой ужаса на лице жилистого человека.

Я всегда, сколько себя помню, боялась мертвых. Когда в деревне кто-то отправлялся к Создателю и днем вдали от детских глаз устраивали прощальное сожжение, я убегала домой и пряталась под одеяло, глухо напевая себе под нос слова маминой колыбельной. Ночью же, ворочаясь под покрывалом, закутываясь в него, как бабочка в кокон, не мигая, таращилась в потолок, прислушиваясь к посторонним звукам, наводняющим комнату. Мне все казалось, что души тех мертвецов, отвергнутых всевышним, толпятся вокруг моей постели, свесив сальные патлы волос к моему лицу. И стоит мне закрыть глаза, как они, до того невидимые, станут явью и, протягивая ко мне свои сухощавые пальцы, кривя серые лица, будут пытаться забрать меня с собой во мрак, подальше от глаз Создателя и его невесты. Сейчас, спустя годы, острота тех прежних переживаний сошла на нет. Трупы меня больше не пугали. Они стали просто предметом интерьера, без которого жизнь потеряла бы частичку своего смысла. Цинично, конечно, но честно.

— Судя по заметному одеревенению тела, желтизне, специфичному запаху и свернувшейся, потемневшей крови вокруг раны, я бы предположил, что его убили вчера.

— С утра, — согласился маг. — Подозрительно, что мухи роем не вьются — такое лакомство.

— Мечом?

— Скорее нож, — отозвался Страж. — Полоска на горле куда тоньше.

— Этот парень, убийца, знал свое дело, — сложив руки на груди, целитель повертел головой из стороны в сторону, словно бы пытаясь высмотреть в редких кустах и деревьях силуэт интересующего нас незнакомца. — Вот только кому сдался безымянный путник?

— Бард. Или наемник, — голос Лелианы, прозвучавший тихо, из-за спины, заставил меня дернуться от испуга. Не люблю, когда кто-то подкрадывается. — И его интересовал явно не этот бедняга. Он просто оказался на пути. Присмотритесь: пальцы и прочие части тела целы, а заказчик обычно требует какое-то весомое доказательство смерти; одежда скромная, едва дотягивает до купеческой, да еще и серьга в ухе, так что логичная мысль про ограбление так же сразу отпадает.

— А ты знаешь в этом толк, да? — улыбнулся Дайлен. Церковница медленно подняла глаза, в упор посмотрев на мужчину и, чуть погодя, кивнула, загадочно приподняв уголки тонких губ.

Хмурясь, я все еще равнодушно смотрела на мертвеца. Он был мне совершенно незнаком и оттого вопрос, относительно его нахождения вблизи Лотеринга был особо любопытен. Вскинув голову, я перевела взгляд на дорогу, ту, что продолжалась за телегой. Две широкие землисто-песочные колеи были пустынны, между ними на невысокой полосе бугорка кое-где пробивалась молодая травка. Звук шипящей, мчащейся воды, мешался с шепотом деревьев, кроны которых равномерно покачивались в такт дыханию ветра. Задумчиво проведя пальцами по губам, я вдруг вернулась в реальность, напряглась и в голос задала всем присутствующим вопрос, который внезапно так меня взволновал:

— А где Оуэн?

Посмотрев на горизонт, Дайлен так же, поддерживая меня в моей подозрительности, вопросительно хмыкнул.

— Сдвинем телегу и узнаем, — наконец произнес маг. — Стэн! Не поможешь?

Кунари равнодушно спустился с места возницы на землю, в душе неимоверно радуясь шансу наконец-то размять затекшие мышцы, и направился к возу. Быстро шесть мужских рук справились с кучей хлама у телеги и, хватаясь за боковины брошенного «экипажа», шустро его перевернули. Одно из колес, заднее, с треском отвалилось, откатясь в сторону и свалившись в неглубокий овраг на обочине слева. Алистер молчаливо выругался, поигрывая желваками, а рогатый воин, не долго думая, оттолкнул повозку вслед за ее деталью — варварский способ освободить путь, но оттого не менее действенный. Жаль только теперь эта телега так там и сгниет, заросшая бурьяном.

* * *

В конце всего, как точка, остается лишь пепел и тишина. Черный прах погибших невинных и немые вопли, затерянные в промежутке между прошлым и настоящим. Вся радость, недавний трепет и смех обращаются в ничто, встречаясь в болью, стыдом, виной и осознанием правды. С пеплом и тишиной рушатся последние крупицы надежды, подкашивающие хрупкий едва устоявшийся фундамент чего-то тускло-светлого, едва возродившегося на еще свежих руинах. Мир теряет краски, едва возвысив тебя, а затем брезгливо швырнув в пустоту, из которой нет выхода.

Лишь пепел и тишина.

* * *

Тревога возросла с большей силой, когда, пересекши реку, мы оказались на финальной прямой, лежащей меж двух прямоугольников земли, засаженных молодой, едва схватившейся, пшеницей. Створки западных ворот были гостеприимно распахнуты и все бы ничего, если бы одна из воротин не болталась на одной только нижней петле. Высокая клетка у забора была разворочена изнутри, металлическая решетка-дверца, застряв ребром посередине грядки, торчала в стороне.

Я ни разу не спросила себя, как именно Стэн сбежал из своего заключения. Даже мысли подобной не возникло. Ведь после того убийства его ждала смерть от голода или жажды, по меньшей мере. Или от меча, хотя сомневаясь, что Преподобная мать опустилась бы до насилия. Даже над убийцей. Тогда как же? Сейчас... спустя дни счастливого неведения я, наконец, поняла — ему просто повезло. Повезло, что металл клетки был недостаточно прочен; что глупые, испорченные скверной, твари, одна из которых гнилой тушей валялась прямо под обвисшей воротиной, не сразу его заметили. Кунари выжил, потому что был в плену. И потому, что, когда мясорубка закончилась, на него банально не обратили внимания, и великан, выбив дверцу, просто ушел своей дорогой, без сожаления покинув стертую с лица мира деревеньку.

Алистер махнул рукой — кунари снова дернул поводья, повозка остановилась, не доехав до ворот какой-то четверти мили. Я соскочила с нее и, не слушая окрикивающих меня голосов, побежала к селению. Брошенный у пустой конюшни гнедой жеребец недовольно фыркал, принюхиваясь к застоявшейся воде в треснутом корыте. Брата нигде не было, но я, кажется, знала, куда он мог пойти.

Повсюду валялись трупы. От тошнотворного запаха разлагающихся тел щипало нос и глаза.

Как давно это произошло? Неделю? Две назад? В памяти вдруг ярко, как вспышка зарницы на горизонте, возникло старое, потерянное воспоминание о самом первом сне, который мне приснился после обряда Посвящения. Там был дракон. А затем, на утро, в груди чем-то тяжелым застряло неприятное чувство беспокойства, которое я тогда никак не могла объяснить. Значит, правда. Всего через два дня порождения вырвались за границы Диких земель и напали на ближайший к Остагару населенный пункт — на Лотеринг. Убили женщин, детей, стариков, собак и кошек, изувечили броню растерянных храмовников и разворотили их внутренности на ступенях церкви. А затем ушли. Словно и не было ничего. Обычное дело.

На секунду прикрыв глаза, я вдохнула полной грудью, сдерживая подступающий к горлу кислый ком. Мертвая тишина стала нестерпимой. Даже не поднимая век, я могла с полной уверенностью сказать, чьи именно пустые глаза на меня сейчас смотрели и что за чувства навечно отпечатались на их сетчатке. Начиная дышать громче, я попыталась таким образом заглушить этот вой Ничего, что стоял в ушах, но внезапно что-то где-то звонко хрустнуло и, вернувшись в действительность, я позволила себе вновь, превозмогая боль и очередное чувство вины, свежим взглядом посмотреть на это поле боя. Боя ли? — мысль возникла сама собой, пронзая виски колючим сожалением. — Скорее бойни. Безжалостной и беспощадной.

* * *

Распахнутая дверь, знакомые, почерневшие от времени ставни окон, черта порога и кисло-сладкий забытый аромат, невольно нагоняющий слезы. Приложив руку к дверному косяку, я замерла у входа, не решаясь войти в брошенный, опустошенный и разграбленный дом. Перевернутые стулья и кровать, распотрошенные перьевые подушки, разбитые глиняные цветочные горшки и пара вырванных с гвоздями половых досок — воры уже успели внимательно рассмотреть это место, но видимо так ничего и не нашли. Что не удивительно.

Переборов в себе сильнейшее желание развернуться и убежать, прошла насквозь через комнату, к двери, ведущей на задний двор. Оуэн был здесь. Склонив голову и с немой яростью сжимая в кулаке рукоять оружия, на полдюйма выскользнувшего из допотопных ножен, он стоял у низкого забора, где в землю были воткнуты две скрещенные палки — самодельный крест — единственно-осязаемая память об отце, кроме разве что меча с набалдашником в виде объемного куба.

— Я знаю, что они мертвы. Оба. Но сейчас, мне кажется, они умерли снова, — медленно произнес брат, даже не оглянувшись. Он узнал меня по походке. Или подумал, что узнал. Не важно.

Осторожно приблизившись к младшему со спины, я обхватила его руками, сцепив пальцы где-то в области груди. Прикрыв глаза, уткнулась носом в кожу брони. Она пахла землей, влагой и кровью.

Оуэн был сильным, волевым, немного жестоким, но в то же время очень честным и верным. На поверхности. Внутри же этого вечно улыбающегося, неунывающего человека до сих пор скрывался потерянный, брошенный на произвол судьбы и слишком быстро повзрослевший мальчишка. Он пугался потерь, с болезненным любопытством привязывался к совершенно незнакомым людям, которыми потом начинал дорожить, как семьей, с неверием относился к любви и надежде, но в то же время порой довольно неожиданно обнаруживал подобное в себе, каждый раз будто заново рождаясь. Я удивлялась ему. И восхищалась. Порой ненавидела за то, что он был таким, какой у меня быть не получалось. Но все же любила и уважала, всегда, в трудный момент, стараясь быть с ним рядом, чтобы спрятать этого малыша от чужих, незнающих глаз. Боясь, как бы они над ним не посмеялись, напрочь разрушив в нем эту важную, ценнейшую частичку чего-то удивительного, скрытого под прочным черепашьим панцирем.

— Примите мои соболезнования, — растягивая слова, произнес незнакомый мужской голос, и я по инерции сильнее прижалась к напрягшемуся брату, ощутив, как под правой лопаткой кольнуло острой сталью. От прямого удара кожаный доспех подобного, как на мне, качества, защищал паршиво, так что риск, в данном случае, результата не оправдал бы. — Я знал, что вы вернетесь в это живописное место. Вот только долго гадал, которая из этих хибар будет вашей. Тяжела жизнь из грязи в стражи, а? Ну и долго же я за вами гонялся, клянусь фиалковыми глазками той длинноногой шлюхи из дешевого орлейского притона!

Незнакомец умолк, ожидая, видимо, ответа. Не видя лица, мне ему сказать было нечего. Младший будто бы прочел мои мысли.

— В проблемных местах что-то от страха поджимает, приятель, или ты просто так забыл представиться? — слова были сказаны самым учтивым тоном, на который брат был только способен. Нашего нового знакомого это, по-видимому, впечатлило. Он в голос расхохотался, звонко и мелодично. Я отчего-то представила себе парнишку ненамного старше меня самой, с шапкой светлых волос на макушке и с широкой, едва ли не от уха до уха, белозубой улыбкой.

— Забавный ты, Страж, — чуть погодя все еще с ноткой смеха в голосе отозвался мужчина. — Ну, давай знакомиться. Все же я не в прятки играть пришел.

Нож исчез. Я неслышно выдохнула, пытаясь расслабиться. Оуэн медленно развернулся, расцепив мои руки. Посмотрел на меня, ободряюще полу улыбнулся и, волнительно облизав губы, повернул и меня, едва ощутимо сжав одну из моих похолодевших ладоней, безвольно болтающихся вдоль туловища.

Справа, одним глазом подглядывая в кругляшок арбалетного прицела, стояла девушка в темных одеждах и маске, закрывающей нижнюю часть лица. Наконечник блестящего болта смотрел прямо на нас, не мигая, что говорится, и не дрожа. В двух шага от наемницы, поигрывая острым ножичком с локоть длиной, высилась фигура долговязого человека, лысого с козлиной бородкой. Он злорадно ухмылялся, исподлобья поглядывая на своих жертв. То бишь на меня и брата. Слева — еще два головореза. По виду — близнецы. Приклады компактных самострелов выглядывали из-за широких спин, а пятерни были вальяжно впихнуты в широкие карманы свободных брюк. Прямо по курсу, сложив руки за спиной, с ноги на ногу театрально покачивался длинноволосый лидер. Среднего роста, довольно худой и жилистый, он был облачен в удивительный бежево-белый с выделками из темного сукна, доспех. На левой щеке его красовался узор черного рисунка, а кожа лица была странно смуглой для таких светлых, оттенка платины, волос.

— Зевран Араннай к вашим услугам, — человек изобразил галантный поклон, пряди его необычной шевелюры упали на лицо, и я заметила уголки заостренных ушей. Эльф. Почему все эльфы, что нам встречались, были так подозрительно недоброжелательно настроены? — Антиванские Вороны приветствуют Вас, Серые Стражи и искренне просят у Вас прощение за вашу скорую смерть от их рук, — добавил знакомый незнакомец, вновь широко растягивая губы.

— Как мило, — съязвил Оуэн. — Давно ждете?

— Здесь? — наемник обвел рукой задний дворик. — Со вчерашнего утра. Пришлось обогнать вас, когда вы свернули к Редклифу. И так как вы так или иначе миновали бы это местечко — я решил рискнуть и подождать вашего прихода. Как видите — дождался.

Младший не мигая смотрел на лидера.

— На самом деле, хочу признать, шило в ваших задницах вертится довольно-таки проворно, — продолжил Зевран. — Когда по всем подсчетам вы должны были едва только добраться до Орзаммара, или на худой конец, находиться там еще не больше не меньше, как дня два, я обнаружил, что вы оттуда уже успели улизнуть. Пренеприятная новость, честно сказать. Особенно когда время так неудобно поджимает.

— Эту куда же оно поджимает? Кого? Логэйна? — не выдержала я. — Или кому еще мы так внезапно начали мешать, спасая всех от Мора?

— А ты мне тоже начинаешь нравиться, Серая бунтарка, — эльф скосил уголок губ в ухмылке, коротко мне подмигнув. По спине даже мурашки от отвращения пробежались. — Раскрывать имена анонимных заказчиков в подобном деле не в чести. Уж извините.

— Извиняю, — холодно отозвался брат. — А ты только так дела делаешь? Пятеро против двух?

— На самом деле нас тринадцать. Красивое число, — серьезно отметил светловолосый. — А вас, если память мне не изменяет, семь?

— Ты забыл про моего четвероногого друга.

— Пес? Ха! Будь по-твоему — восемь. Но знаешь, в Антиве тоже есть собаки. Они бродят по улицам и жрут отбросы. Честно. На них смотрят, как на паразитов, но у вас в Ферелдене к этому, видимо, другое отношение.

— Увы.

Внезапно затхлый вечерний воздух, пропахший старыми трупами, сотряс притупленный вскрик, за которым последовали грозные возгласы крохотного боя где-то за стеной жмущихся друг к другу пустынных домов.

— Кажется, ваши друзья поднабрались смелости, — заметил эльф, повернув голову на звуки. — Мы тут вчера наткнулись на тройку стервецов. Не люблю я представителей подобной касты, уж поверьте. Так вот, один из них, тот, что гном, внезапно проболтался про отличный запас оружия и выпивки в телеге, свалившись потом головой вперед в пересохший колодец. В числе брошенного хозяином добра оказался отличный такой кунарский ножичек с зарубками на рукояти. Такую штуку я везде узнаю, знаком не понаслышке, — добавил Араннай. — Так к чему это я: думается мне ваш рогатый великан, и мой добротный восьмидесятидюймовый товарищ станцуют на чужих косточках довольно неплохое танго, как считаете?