Гермиона Грейнджер и то, чем можно гордиться (джен)

— Опять ничего? — больше утвердительным, чем вопрошающим тоном произнесла Джинни Уизли, заметив, как Гермиона с несвойственной ей грубостью обрушила на стол очередной пыльный том сборника «Магия: величайшие достижения и нижайшие злодеяния в тридцати шести томах». Сама Джинни давно уже сдалась и в настоящий момент развлекала себя раскачиванием на стуле в безуспешных попытках сохранить баланс на задних ножках. Двадцать девятая часть сборника, изучение которой она так и не закончила, валялась на столе посреди исписанных блокнотов и кусков пергамента, на которых девушки делали заметки.

— Опять, — вздохнула Гермиона. Джинни наморщила свой красивый веснушчатый носик. Стул с резким стуком приземлился на все четыре опоры, что заставило Гермиону вздрогнуть и нервно оглянуться, не приближается ли к ним разгневанная мадам Пинс.

— Знаешь, я за всю жизнь столько не прочитала, сколько за последнее время. У меня уже вся голова забита херней из этих книг, — Джинни брезгливо отодвинула ближайший пергамент. — Даже ночью снится библиотека. После такого Гарри будет обязан носить меня на руках по гроб жизни.

— Вообще-то у него и выбора теперь не будет, учитывая, сколько информации обо всяких мерзких приворотах у меня теперь здесь, — добавила она, фыркнув и постучав себе по виску перьевой ручкой, которую вертела в руках. Благодаря Гермионе они прочно вошли в моду на старших курсах Гриффиндора и уже начали находить отклик и на других факультетах.

— Я ценю твою жертву, — кивнула Гермиона.

— Весь магический мир оценит! — Джинни подняла кулак с ручкой вверх, как факел. — Но вообще, — добавила она тише, — мы топчемся на месте. Может все-таки пойдём к мадам Помфри, а?

— Нет смысла, — вздохнула Гермиона. — Она всё равно его позовёт, так что проще сразу пойти к самому Снейпу. Это не обычное проклятие, тут какая-то тёмная магия. Вообще-то я ходила сегодня к профессору Дамблдору… Но его нет.

— Блядский Дамблдор! — уныло выругалась Джинни. — Вечно он куда-то пропадает.

Гермиона фыркнула. Джинни, как и её старшие братья, ругалась как сапожник. При этом, в отличие от них, она не имела рыцарских замашек и даже не пыталась сдерживаться и вести себя как благовоспитанная леди. Рон на первом курсе жутко смущался и краснел, когда неосторожно поминал части тела Мерлина в пределах слышимости Гермионы. Сейчас он уже давно перестал стесняться в выражениях при ней, но в присутствии других девушек всё ещё старался выбирать слова. Близнецы же всегда выбирали выражения настолько двоякомысленные, что лучше бы уж они говорили прямо. Хотя очевидно, в этом и заключался весь смысл.

Пффф. Гермиона всегда ухмылялась про себя, наблюдая подобное джентельменство или, напротив, жалкие попытки смутить её нежную натуру. Её репутация отличницы и примерной ученицы многих, кажется, заставляла думать, что её круг общения до Хогвартса составляли воспитанницы пансиона благородных девиц. Знали бы окружающие, насколько это далеко от правды, впали бы в шок. Впрочем, Гермиона и сама никогда не стремилась развенчивать этот образ. Сама она не имела привычки материться по любому поводу, как Рон, но и табу на ругательства себе не ставила. Просто не часто выпадал случай блеснуть знаниями в этой области.

А вот Джинни было наплевать, насколько её речь или поведение могут оскорбить чьи-то эстетические чувства. Времена краснеющей от одного упоминания о Гарри Поттере пигалицы давно прошли — она делала что хотела с полнейшей уверенностью в себе.

— Рон то же самое сказал, только слов было раз в пять больше, — ответила Гермиона. Она и сама в сердцах помянула директора нелестным словом, хотя больше корила саму себя за промедление. Надо было сразу к нему пойти, а не тянуть резину. Как на зло, ни одной встречи Гарри сам директор в последнее время тоже не назначал. Шансы на успех разобраться в ситуации своими силами у друзей таяли с каждым днём.

В книгах с площади Гриммо Гермиона ответов не нашла, зато нашла очень любопытное старое заклинание для определения тёмной магии и постороннего влияния на волшебника. Заклинание выглядело вполне безопасным, но довольно сложным и, судя по тому, что никаких упоминаний о нем где-либо ещё, кроме книги из арсенала семьи Блеков, она не встречала, Гермиона имела серьёзные подозрения насчёт того, стоит ли им вообще пользоваться, особенно учитывая зловещие и не лишённые справедливого зерна наставления профессора Снейпа. После некоторых довольно изматывающих споров с собственной совестью Гермиона решила все же проверить. По крайней мере, никакой угрозы для объекта заклинание не представляло со стапроцентной точностью, так что Гарри Поттеру хуже не будут в любом случае, а у них появится хоть какая-то информация.

Объединившись с Роном, они наплели Гарри Поттеру, что это заклинание она якобы изучает для дополнительных заданий с Флитвиком и ей нужна практика в чтении чужого магического фона. Гарри не возражал; он вообще мало чему возражал в последнее время, и Гермиона предполагала, что заявись сюда Волдеморт и дружески попроси его сдаться с потрохами, Гарри бы не особенно сопротивлялся.

Продемонстриров действие заклинания для начала на Роне и не почувствовав ничего особенного, она приступила к изучению ауры своего второго подопытного, сама не зная, чего ожидать, потому что толком в книге описания работы заклинания не было, а фраза «чародей, заклятие творящий, узреет гнусь и смрад, не слышимые прочим» особо света на ситуацию не проливала.

Оказалось, это была вовсе не метафора, как думала Гермиона. Едва с её губ сорвалось последнее слово магического речитатива, как в нос ей ударила такая мерзкая вонь, что Гермиону едва не вывернуло на собственные туфли. В ужасе зажав рукой рот, она смотрела на клубящиеся вокруг шокированного Гарри Поттера клубы чёрного дыма. Всё его тело, казалось, покрывала какая-то склизкая жижа, и когда парень дёрнулся, намереваясь прийти на помощь скрючившейся в рвотном спазме Гермионе, дым по инерции устремился в её сторону, принеся с собой волну ещё большего смрада. Гермиона рефлекторно отшатнулась, дыша ртом и изо всех сил пытаясь удержаться от тошноты. Её лицо покраснело от напряжения, на глазах выступили слезы. Не выдержав, она глухо пробормотала извинения и бросилась за дверь, в ванную.

— Кажется, у меня какие-то проблемы с магическим фоном, — медленно произнёс Гарри Поттер отстолбеневшему Рону.

* * *

Будь Гарри Поттер в своём уме, этот примечательный эпизод занимал бы его мысли дольше, но Мальчик-которому-на-все-плевать не долго переживал и, удовлетворившись предположением о том, что во всём виноват его шрам, переключил своё внимание на излюбленную тему — карту Мародёров, оставив Рона и Гермиону наедине с мрачными мыслями. Рон, до глубины души впечатлённый представлением и изнывающий от ужаса, перемешанного с завистью, заставлял Гермиону в красках расписывать все подробности пережитого, пока она не прикрикнула на него и не предложила самому пойти и провернуть ту же схему, раз ему так хочется острых ощущений. Постоянные симптомы тошноты, пусть и не такие сильные, все ещё преследовали её; она не могла есть практически ничего, кроме огурцов и подобной ерунды, потому что одна мысль о плотном обеде вызывала отвращение; и старалась обходить Гарри Поттера десятой дорогой, потому что в его присутствии дурнота усиливалась, хоть уже и без оптических спецэффектов. Совместные с ним уроки были сущей пыткой, благо их расписания не слишком частно пересекались и они с Гарри, который с пониманием отнёсся к проблеме подруги, усаживались максимально далеко друг от друга, отчего некоторые сокурсники косились на них, явно предвкушая очередную сплетню. Гермиона даже знать не хотела, что они могли выдумать. Ну, по крайней мере, стало предельно ясно, почему это заклинание не пользуется популярностью в широких кругах.

Перелом наступил на очередном уроке защиты. Гермиона отсела подальше на другой конец аудитории, поэтому могла только беспомощно наблюдать за тем, как Гарри, не удовлетворённый игнорированием его поднятой руки во время устного опроса, решил напомнить Снейпу о себе по-другому.

Он просто встал.

— Может, спросите меня, профессор? — выкрикнул он, сложив руки на груди.

Слизеринцы, сидящие справа от Гермионы, зашушукались. Рон, чьи уши запылали так, что даже ей было видно, дёргал Гарри за рукав в напрасных попытках утянуть его на место, и что-то бормотал. Гермиона не слышала, но по движением рта было похоже на что-то вроде «что ты творишь, придурок». Гарри двинул локтем и сбросил его руку. На Снейпа Гермиона отказывалась смотреть принципиально, но судя по гробовой тишине с его стороны, зрелище было не из приятных.

— Ну так что? — произнёс Гарри и, сделав паузу, издевательски добавил: — Сэ-э-эр.

Если бы стыд за другого человека был осязаемым и поддавался измерению, то сейчас Гермиона сказала бы, что он весит тонну или две. Он навалился тяжёлой плитой и просто раздавил её. Гермиона закрыла глаза, мечтая оказаться где-нибудь на другой планете, в тишине и благостном умиротворении. Обычно в такие привычные их троице моменты, когда всё шло не по плану и мир катился куда-то в очередную дыру, её мозг начинал работать в турборежиме, чтобы найти выход из положения, решить очередную загадку или выбраться из смертельной западни, но сейчас — нет. Может быть, она просто устала, она много читала, много думала, волновалась и мало ела, не говоря уже об этой мерзкой тошноте. Хотя скорее это было ее сознательное решение не думать. Всё. С неё хватит. На планете спокойствия всё хорошо и чудесно.

И надо было уважаемому профессору Снейпу раскрыть свой рот. Хрупкий мирок Гермионы треснул и рассыпался, когда в него проникло одно-единственное спокойное слово:

— Вон.

Её выдернуло обратно в реальность, где куча подростков в красных и зелёных галстуках синхронно, как заведенные болванчики, поворачивали головы, жадными глазами наблюдая за представлением, а лицо Рональда Уизли слилось по цвету с его знаменитыми волосами.

Гарри Поттер сказал:

— Прекрасно!

И вылетел из класса, оставив за собой на миг звенящую тишину после оглушительного хлопка дверью. Через мгновение все отмерли и одновременно забормотали, наполнив помещение возбуждённым гулом.

— Молчать, — произнёс Снейп, по-прежнему не повышая тона, но это сработало. Словно ничего не произошло, он продолжил опрос, перемещаясь по классу в своей обычной манере. Как только Рон оказался вне его поля зрения, он выразительно посмотрел на Гермиону и провёл рукой себе по горлу в красноречивом жесте. Его губы беззвучно сложились в нецензурное слово, и Гермиона кивнула в ответ.

Это и правда был полный пиздец.

* * *

Тем же днём ею было принято волевое решение пойти к Снейпу за помощью. Рон скорчил такую унылую мину, что Гермиона подивилась тому, насколько велики возможности человеческого тела, но мужественно согласился сопровождать её в «логовище тьмы», как он выразился. Гермиона усмехнулась такой театральности, но почувствовала облегчение. Вместе спокойнее. На обитателя логова тьмы Снейп, при всех своих талантах в этой области, все-таки не тянул (хотя судя по всему отчаянно к тому стремился), но идти к нему в одиночку ей все-таки очень бы не хотелось. На самом деле страшно было даже представить, как он отреагирует на эту потрясающую информацию. Гермиона твёрдо решила не зацикливаться на этих фантазиях и жить моментом, поэтому задвинула их в голове подальше, в самый пыльный угол, куда-то между воспоминаниями о том случае в младшей школе, когда она так сильно смеялась, что намочила штаны, и ещё более позорном эпизоде её биографии, когда в третьем классе она написала любовную записку учителю английского.

Если бы её приятели пронюхали о том, что Локхарт не был её единственной страстью с драматической разницей в возрасте, то эпизод с промокшими от смеха штанами рисковала бы получить половина Хогвартса.

Они дождались, пока Джинни вернётся с отработки у Филча, которую она заработала за очередную ссору с Ромильдой Вейн, в результате чего последняя навсегда лишилась заметной части своих красивых волос, а сама Джинни обзавелась поросячьим хвостом, рылом и ушами, от которых не могла избавиться целых пять дней. Теперь обеим приходилось быть в рабстве у Филча до самого Рождества, но Джинни ни о чем не жалела, кроме того, что ей не удалось обстричь Ромильду полностью. Свиное рыло вместо носа ничуть её не смущало: до тех пор, пока оно не исчезло, она носила его с гордостью словно боевой трофей и даже не пользовалась маскирующими чарами. Мало кто осмеливался над ней насмехаться, и в конце концов это только добавило ей популярности. Гермиона была в восторге от её достоинства и немного завидовала, вспоминая, как выпив зелье с кошачьим волосом на втором курсе, боялась показаться на глаза даже собственным друзьям. Сейчас она уже не была такой робкой, но всё равно не осмелилась бы выйти на публику с поросячьим пятачком и встретить чужие насмешки.

Оставив Гарри на попечении своей волевой девушки, Рон и Гермиона выдвинулись навстречу неизбежности. Несмотря ни на что, Гермиона была настроена решительно; едва отважившись на этот шаг, она поняла, что это правильное решение, которое стоило принять уже давно. Рон был менее оптимистичен, но тоже держался. Он отобрал у Гермионы сумку, набитую её записями на тему проблемы Гарри, и закинув её на плечо, бодро шагал рядом. Не то чтобы сумка была тяжёлой, но Гермионе был приятен этот джентельменский жест, ранее ее другу совсем не свойственный.

Спустившись в подземелья, они на всякий случай заглянули в класс зельеварения и лабораторию, но там никого не оказалось. Гермиона со времён своей злополучной отработки довольно неплохо запомнила дорогу к покоям Снейпа, но воспоминания о том дне немного приглушили её воинственный настрой. В мрачном молчании они дошли до развилки, где пришлось притормозить.

— Почти пришли. Я не помню, в какую сторону свернуть, — призналась Гермиона.

— Придётся проверить всё, — легкомысленно отмахнулся Рон. — Сейчас бы, конечно, карту.

— Гарри в жизни с ней не расстанется, — хмыкнула Гермиона. — Наверняка и сейчас следит за профессором. И знает, что мы к нему идём.

— Очень надеюсь, что Джинни его отвлекает, — скривился Рон. — Прикинь, что он себе напридумывает? Р — е — в — н -… — начал он по буквам со смешком, но Гермиона поспешила перебить.

— Ужас. Лучше молчи, мне и так не по себе, — она внимательно обвела взглядом коридор со сводчатым потолком, в который они свернули, и сказала: — нет, это не то. Нам не сюда.

Они вернулись к развилке и свернули в соседний проход. Гермиона прошла вперёд и огляделась.

— Оно? — спросил Рон.

— Да, — заключила она удовлетворённо, указав на стену. — Оно! Я помню эту глупую пустую картину.

Не успел Рон ничего ответить, как раздался незнакомый мальчишеский голос.

— Глупая и пустая тут только твоя башка, дура!

Они подскочили от неожиданности. Рон рефлекторно схватился за палочку, озираясь, но вокруг никого не было. Раздался смех. Обернувшись на звук, они поняли, что он исходит из висящей над дверью картины.

— Это что, говорящее кресло? — удивился Рон.

— Это что, говорящий осёл? — откликнулась картина издевательским тоном.

— Ты кто такой? — заинтересованно спросила Гермиона, рассматривая старинную раму, покрытую вензелями.

— Салазар Слизерин, — ехидно ответил невидимый мальчишка с картины.

Рон фыркнул.

— Ага, а я Хельга Хаффлпафф.

— Странно, по-моему, больше похож на чучело, — откликнулся голос.

— Не припомню, чтобы спрашивал твоего мнения, приятель, — Рон тоже подошёл к картине поближе и пристально вгляделся в интерьер. — Может, сначала вылезешь? Прячешься за занавеской как крысеныш.

Неожиданно на картине появилось движение и из ниоткуда показалась рука, медленно развернувшая средний палец в сторону Рона.

— Слышали что-нибудь про мантию-невидимку, придурки?

— Невероятно! — восхищённо воскликнула Гермиона, проигноровав оскорбление. — Никогда не читала о портретах в мантиях-невидимках! Рон! Ты знал о таком?

— Ну раз уж даже ты не читала, — ответил он, скользнув по руке с портрета неприязненным взглядом, — откуда тогда мне знать.

— В «Истории Хогвартса» про это точно ни единого слова!

— «Историю Хогвартса» писали такие же идиоты, как вы, — вставил голос с картины. — Может, даже ещё более тупые.

— Замолкни, — посоветовала Гермиона, до глубины души оскорблённая за свою первую и любимую волшебную книгу.

— А то что? Наколдуешь мне такую же кошмарную причёску, как у тебя? — мальчишка гадостно захихикал.

Теперь рассердился уже Рон.

— А ну заткни свою пасть! Иначе…

— Ой, боюсь, боюсь, щас от страха умру, — издевалась картина. — И что ты сделаешь, заплачешь, суча ножками?

— Заткну тебя навечно, — мрачно пообещал Рон, вскинув палочку.

— Рон! — ахнула Гермиона, переживая за сохранность имущества школы, но не успела его остановить. Впрочем, Рон наколдовал всего лишь Силенцио.

Вспышка заклинания погасла, воткнувшись прямиком в центр спинки нарисованного кресла, где располагалась предполагаемая голова мальчишки. В ответ на это картина взорвалась громким хохотом.

— Вот блядь, — пробормотал Рон. — На других картинах работает.

— На портрете Вальбурги тоже не работают никакие чары, — резонно заметила Гермиона.

— Ну и дубина! — с картины всё ещё доносилось ржание. — Думаешь, ты первый до этого додумался? Да пока я вишу в этом замке, меня только ленивый не пытался заколдовать!

— И давно висишь? — спросил Рон.

— Так говоришь, будто считать умеешь! — фыркнул наглый портрет. — У тебя мозгов не хватит обработать эту цифру. Расслабь булки, чучело, тебе от меня не избавиться. Что-то не устраивает — можешь валить и порыдать в уголке.

— А ты можешь снять мантию? — поспешила Гермиона увести разговор в сторону заинтриговавшей темы.

— Могу.

— Иии?..

— Что «и»? Дохера хочешь. Может, тебе ещё пятки облизать?

— Приступай, — согласился Рон.

— Ослам слова не давали.

— Да он просто боится, — заключил Рон, скрестив руки на груди. — Снять мантию. Он, наверное, лысый карлик.

— Кого мне бояться, тебя что ли? — фыркнул мальчик, но Рон не отреагировал, продолжая подначки.

— Он ни за что не вылезет, просто стесняется своей морды.

— На свою морду бы сначала посмотрел, — огрызался портрет; Рон подмигнул Гермионе, повернувшись к картине спиной.

— Забей, Гермиона, дохлый номер. Даже хорошо, что мы его не видим. По-любому, мерзкий уродец, каких свет не видывал. Наверняка художник согласился рисовать его только под угрозой Авады.

Гермиона поняла, к чему он клонит, и подключилась:

— Думаю, ты прав, — вздохнула она. — Видимо, Бог уберёг нас от этого зрелища. Пойдём, Рон, нам уже пора, — она демонстративно сделала шаг в сторону выхода.

Это сработало. Уязвленный обитатель портрета откинул капюшон мантии и взглядам Рона и Гермионы открылось миловидное худое лицо парнишки лет тринадцати с перевязанными лентой темными кудрями и карими глазами, метавшими молнии.

— Ну и кто из нас уродец, чучело? — прошипел он.

Рон пристально посмотрел ему в злые глаза и медленно, растягивая слова на манер Малфоя, произнёс:

— Ну, положим, не ты… Но умом ты явно не блещешь. Повёлся на слабо как жалкий первокурсник, — он рассмеялся и махнул портрету рукой. — Бывай, приятель! Нам и правда пора. Было не очень приятно познакомиться, но всё равно удачно тебе повисеть.

Он взял Гермиону за руку, потянул за собой в сторону выхода и они покинули коридор с дружным смехом под громкую ругань портрета.

* * *

Перепалка со вздорным кудрявым мальчишкой придала Гермионе сил и бодрости духа, поэтому, добравшись наконец до логова профессора Снейпа, она решительно и без колебаний постучала в массивную чёрную дверь.