Изгои (джен)

Около двух в офисе появился Марк с новыми баннерами, которые нужно было согласовать с Бассо. Пицца на них выглядела особенно аппетитно, и было ясно, что Марк потратил на них не один час.

Пусть Марк, вроде бы, выглядел вполне обычно, Ойген обратил внимание и на его усталый взгляд, и на чуть натянутую улыбку. И Ойген понимал стоящие за этим причины — ситуация в детском центре, в которую Марк оказался втянут, лучше не становилась. Напротив: пару дней назад Ойген случайно услышал его разговор — очень странный разговор по сотовому, и Марк потом грустно ему рассказал, что кто-то из охранников зачем-то… скорее всего, случайно дал маме той девочки номер его телефона — и вот та теперь ему звонит и… а он с ней пытается хотя бы нормально поговорить. Но из этих разговоров ничего путного не выходит.

Ойген слушал, сожалел, сочувствовал, и пусть он понимал, что никак не отвечает за Марка, но отделаться от противного ощущения, что он не в состоянии отстоять своего, заставить себя не мог. Но он и правда, вообще не мог ничего поделать, это Ойген прекрасно осознавал. Даже нанять юриста Марку! Если тот ему вдруг понадобится. Или, как сделал бы прежде, прийти к той девчонке и сделать так, чтобы ей захотелось поделиться со всеми правдой, а её матери извиниться перед человеком, которого изводила.

Ойген ощущал себя совсем беспомощным — почти таким же, как два года назад, когда они с Рабастаном жили в Хейгейте. Вернее, жил Ойген — а Рабастан, похоже, собирался оставить его одного и просто… уйти, и никакие бесплатные врачи ему не помогали — разве что предлагали оставить его в лечебнице. А на платных денег не было — и Ойген помнил, как стоял в той комнате возле окна, выходящего на унылый грязный двор и на дома с изрисованными стенами, и чувствовал абсолютнейшее бессилие.

Но он же справился тогда? Нашёл же выход? И деньги. Значит, и теперь найдёт…

Вот только его же, кажется, об этом сейчас не просили?

Поэтому он просто дружески болтал с Марком о баннерах и пицце — двух по цене одной. Потому эта была та поддержка, на которую он сейчас действительно был способен — не бормотать же ему что-то выспренно-сочувственное, в самом деле!

Остаток дня Ойген словно варился в бульоне: он читал какие-то статьи о серверном оборудовании и кредитах, и пытался разобраться, как сделать в своём почтовом клиенте бекап. Инструкции были путаными, напоминавшими скорее магический ритуал, и первые две попытки завершились ошибкой, поэтому он решил сперва разобраться с накопившимися за несколько месяцев файлами и ужаснулся количеству странно названных папок, среди которых было восемь с названием «1», пять — «А», и четырнадцать имели наименования «11», «111» и «АА» и «ААА». Ойгену страшно было начинать разбирать это всё, и тогда он поддался предательской мысли, просто списать всё как есть и заниматься со всем этим бардаком потом, когда руки дойдут.

К этому пункту плана он на другое утро и приступил — едва проснувшись и привычно застав Рабастана перед монитором в гостиной, он сонно спросил:

— Асти, а у нас остались чистые диски? Файлы хочу списать.

— Где-то были ещё, — кивнул тот. — Ты всё-таки решил вернуть ноутбук хозяину? — добавил он с некоторой иронией.

— Не прямо сейчас, — признался Ойген. — Но когда-то же придётся это сделать, — он вздохнул.

— У вас случилось что-то? — немного помолчав, и, словно бы решившись, спросил Рабастан, придвигая к нему стопку дисков, в которой наверняка затерялись чистые.

— Не то чтобы случилось, — ответил Ойген, садясь за стол. — Но… мы, кажется, решились на модернизацию. Или, как говорят у магглов, апгрейд.

Рабастан выслушал его привычно молча и очень внимательно — а когда Ойген умолк, сказал:

— В принципе, конечно, ты мог бы взять что-то из наших денег… я понимаю, что тебе нужно… но, честно говоря, не думаю, что это будет хорошей идеей.

— И я не думаю, — кивнул Ойген. — Отец учил меня, что деньги нельзя смешивать — и это первый и кратчайший путь к банкротству.

— Да, — поддержал его Рабастан с заметным облегчением. — Не в том дело, что мне жалко… ты же понимаешь, да?

— Объединять личные средства и те, что вложены в дело — прямая дорога к тому, чтобы очутиться опять Хейгейте, — Ойген усмехнулся. — И то, если повезёт снова получить социальное жильё. Я не готов. Чему-то, всё же, я успел научиться у папы. Тут, как в картах — нужно знать, где провести черту. Хотя, признаюсь, соблазн был… и есть. Серьёзный. Но нельзя, — он покачал головой. — Я точно не готов остаться снова на улице. И уж тем более оставить на ней тебя.

— Тем более? — Рабастан тоже усмехнулся, и на его лице промелькнуло очень странное выражение.

— Ты знаешь, о чём я думал все эти дни? — спросил Ойген, интуитивно чувствуя, что на этой теме задерживаться не стоит. — О том, сколько же мы все вложили в Лорда. И как бы я потратил эти деньги сейчас. Это же была воистину чёрная дыра! Без конца и края!

— О да! — почти воскликнул Рабастан. — А нас потом к тому же ещё и ограбили — не только в переносном, но и в прямом смысле.

— Ограбили? — переспросил Ойген.

— Ты не знаешь? — Рабастан почему-то рассмеялся. — Да — наш сейф знатно так обнесли. В самом конце войны, аккурат накануне битвы. Руди еще пошутил, что Лорд мстит за наши семейные капиталы.

— Да. Точно! — Ойген тоже засмеялся. — Это же был ваш сейф. И Поттер…

— …на драконе… И почему Белла для своего барахла не могла снять отдельной ячейки?..

Они рассмеялись, и Ойген, хлопнув по плечу Рабастана и отложив чистые диски на стол, отправился в ванную, куда, позавтракав, и вернулся, чтобы навести чистоту. И, пока он отмывал её резко пахнущем прозрачным гелем, в нём зрело… решение.

Закончил он ближе к обеду, уже понимая, что смирился с тем, что ему предстоит. В конце концов, иной раз нужно принимать непростые и не самые приятные для себя решения. Да, ненужная ответственность перед неведомым пока банком возмущала всё его существо, пусть это были и обычные люди, а вовсе не гоблины. Но... пора было посмотреть правде в глаза: многие действительно так поступают. Чем они лучше? Или хуже… Да, кредит. Но в их ситуации это решение действительно подходило. Они же ведь не сто тысяч возьмут, чтобы выплачивать до конца жизни проценты!

Тем более, Дебора обещала ответить на все вопросы, и помочь со всеми бумагами. Может быть, вместе с ней они получат заём если не максимально выгодно, то, хотя бы, честно и без всяких неприятных неожиданностей.

Да и четыре тысячи — сумма не такая ужасная. Если всё получится, они расплатятся досрочно — но, конечно же, он не готов был, да и не имел морального права принимать окончательное решение сам.

На очередное обсуждение они снова собрались с чаем в переговорной, и, озвучив, наконец, то, чего он так не хотел, Ойген по лицам Саймона, Энн и Джозефа понял, что именно этого от него и ждали. И что все, кроме него, давно к этому были готовы, но не решались на этот шаг, как школьники не решаются обычно покупать сами гоночную метлу.

В какой-то момент, когда, придя к согласию в принципиальном вопросе, они перешли к обсуждению предстоящих деталей, прозвучала вполне здравая мысль, что если уж они решились на кредит, чтобы не упускать выгодную возможность, то между четырьмя тысячами и пятью с лишним, если переводить в платежи, разница не так уж и велика. Зато они все смогут нормально работать.

— Деб говорит, что разумных кредитов бояться не следует, — Саймон протер краем футболки очки. — Она, кстати, мне даже анкету дала с собой, — он положил перед Ойгеном распечатку, — нужно заполнить, и она нам что-нибудь подберёт. Не то чтобы у неё по кредитам план, но...

Ойген понимающе усмехнулся, и достал ручку из рюкзака.

— Значит, вписываю пять семьсот? — уточнил он, и все не слишком уверенно покивали. Странно было представлять деньги, которых у них пока нет, но они словно уже лежали в кармане. — Угу, — кивнул Ойген — и принялся заполнять анкету.

Он добрался до пункта о количестве состоящих в партнёрстве лиц и уже почти вписал туда четвёрку, когда, наконец, понял, что за мысль всё время крутилась в его голове. Бастет, пожалуй, это была новая грань стыда, которую он ещё не испытывал. Даже когда он забыл о дне рождения Северуса, вспомнив о нём аккурат в поезде, везущим их с каникул обратно в школу, ему не было настолько стыдно. Он забыл, просто забыл! И они все забыли. Они ведь так и не сделали Саймона партнёром официально. А ведь прошло уже больше месяца!

Он снова поймал себя на желании побиться лбом о косяк. Он даже ни разу об этом не вспомнил: в его сознании Саймон уже давно стал частью Лимбуса, а все эти бумажки… какой же он, всё же, болван!

Ойген сунул анкету в рюкзак, заявив, что заполнит её на смене: внимательно прочтёт всё, и заодно впишет реквизиты, не спеша и аккуратно. А потом сказал:

— Раз уж мы все собрались, хочу вынести кое-что на общее обсуждение. К своему стыду, мои уважаемые партнёры, мы так официально не приняли Саймона в наши ряды. И это безобразие, и мой непростительный промах.

— Ну, — Саймон порозовел то ли от смущения, то ли от удовольствия — и Ойген только сейчас понял, как он должен был объяснять себе подобную задержку. Или, что вероятней, он тоже забыл, в чём Ойген был уверен намного больше. Он сам никогда не был особым формалистом, но теперь он просто не мог позволить себе подобной роскоши: главным партнёром считался он, тем более, он был еще и самым старшим. Бастет… а ведь он же вправду старше их почти что вдвое… Ойген тихонько вздохнул, и продолжил:

— И мы это исправим в самое ближайшее время — если ты не передумал сам, — Ойген смотрел, как губы Саймона растягиваются в радостной широкой улыбке и в очередной раз клял себя. Ну в самом деле, как можно было так облажаться? Ну вот как? Северус сказал бы, что он бестолочь — и был бы прав сто, даже тысячу раз!

— Конечно, нет, — ответил Саймон, и Энн тоже заулыбалась и так обняла его, что Ойген про себя только вздохнул. — Я сегодня же позвоню Хоггарт и узнаю, когда она сможет нас всех принять.

— Бумажки, — Джозеф вздохнул. — Но без них никуда. Чувак, прости, что забыли, наверно, мы все заработались. Тем более, у нас тут всё время что-то случается, то у Энн, то у Марка...

В этот момент на лице Энн застыло странное выражение, словно она хотела тоже предложить что-то, но никак не решалась, и Ойген точно понял, что именно. И это было справедливо и правильно, да ему самому хотелось этого не меньше чем Энн.

— Раз уж у нас сегодня день важных решений, я хочу вынести на общее голосование еще одно, — серьёзно сказал Ойген — и краем глаза посмотрел на Энн. — Я предлагаю… — он слегка запнулся, потому что предложение звучало немного коряво, но, не найдясь с более правильными словами, он махнул рукой и продолжил: — Предложить сделать партнёром Лимбуса заодно и Марка. Тем более, — он улыбнулся, — мы ему уже прилично должны, как бы он сам от этого не отмахивался. Ребят, он здесь столько времени проводит и так много делает, что, как мне кажется, это будет… ну, просто честно.

— Да! — Энн почти подскочила. — Спасибо, Ойген! Я за. Марк правда… давайте?

— Я тоже за, — кивнул и Джозеф.

— Саймон? — спросил Ойген, и тот слегка смешался и спросил полушутливо:

— А у меня разве уже есть право голоса?

— Как я и сказал, то, что ты формально еще не партнёр — повод для моего позора, — ответил Ойген. — Так что есть, конечно — как у всех.

— Тогда я за! — Саймон поднял руку, и они все зааплодировали.

— Значит, единогласно, — солидно проговорил Ойген, вызвав этим взрыв смеха. — Теперь осталось главное: получить его собственное согласие.

— Он придёт сегодня, — сказала Энн. — Давайте сразу тогда и предложим?

— Договорились, — Ойген встал. — Тогда я пойду, обрадую мадам Хоггарт нашим визитом. Нам в любом случае пора вносить изменения в документы.

Соблазн попросить именно Энн предложить Марку присоединиться к команде Лимбуса официально был весьма велик, но Ойген всё же удержался, решив, что нечестно прибегать к таким приёмам.

Марк появился, когда Ойгену оставалась до смены всего ничего, и Лимбус в полном, пусть и не до конца официальном, составе усадил его на диван, после чего Ойген, откашлявшись, произнёс небольшую речь, общий смысл которой сводился к тому, что они все очень бы хотели видеть его в их рядах.

— Конечно, сейчас Лимбус только развивается, — добавил Ойген, пока Марк растроганно и, кажется, растерянно молчал, а затем улыбнулся: — Но мы надеемся, что в будущем достигнем многого и всё такое, как об этом бесстыдно пишут в рекламных проспектах. Да.

— Ребята, я… — наконец, проговорил Марк, глядя то на Ойгена, то на Энн, то на Саймона с Джозефом, то на логотип Лимбуса, висящий перед ним на стене. — Я совсем не ожидал…

— На самом деле, для тебя практически ничего и не изменится, — слегка подтолкнул его Ойген. — Ты и так проводишь тут так много времени и столько делаешь всего, что просто не заметишь перемены. Единственный минус — от честно заработанных денег отказаться будет уже нельзя.

— Соглашайся! — воскликнула Энн, и Марк, наконец, кивнул и тоже встал, и протянул руку — сначала Ойгену, а потом… как получилось — а Энн так просто обняла его и поцеловала. В щёку — Марк ужасно смутился и покраснел, и Ойген, чтоб затушевать неловкость, очень громко сказал:

— Ну, вот и отлично! Послезавтра в девять мы встречаемся с мадам Хоггарт — и подпишем все бумаги, — очень довольно сказал Ойген. — А потом будем готовы к встрече с Деборой. И я бы предложил отпраздновать, — он извлёк из рюкзака бутылку газированной минералки с яблочным соком и под всеобщий смех прокомментировал: — Ну, раз один из партнёров не может пока пить шампанское — я волевым решение объявляю сегодня этот напиток официальной заменой, и прошу, нет, требую это решение общим голосованием не отменять! Возражения есть?

— Нет, капитан! — отозвались все, и бутылка пошла по кругу.