Женский взгляд из-под кровати. Точка А (джен)

Той ночью я не спала — даже не пыталась, прекрасно понимая всю бессмысленность этой затеи. Корень напал строго по графику. Я с точностью до минуты могла назвать время, когда началась атака, потому что повешенный на Итачи сигнально-тревожный маячок дернуло так, что у меня даже зубы свело. Перевернувшись на живот, я уткнулась лицом в подушку. Мне не надо было активировать Зрак, чтобы понять, что происходит — в квартале Учиха лилась кровь и умирали люди. Я не хотела это видеть. Маячок дергало все сильнее, глаза жгло от невыплаканных слез, но я лишь глубже зарывалась лицом в подушку. Потерплю, не маленькая.

Это была длинная и болезненная ночь, но наконец маячок стало дергать все реже и слабее. Отлипнув от подушки, я прошла в ванную, ополоснула лицо холодной водой. Похоже, заканчивается. Возвращаться в темную душную комнату не было никаких сил, поэтому я тихонько выскользнула из дома через заднюю дверь. Она вела в крошечный то ли садик, то ли огородик. Маленький, огороженный забором клочок земли, на котором Чика выращивала какие-то цветочки и травки.

Прохладный ночной воздух приятно остудил горящее, сведенное судорогой тело, ноздри защекотал аромат зеленых питомцев Чики. Маячок окончательно успокоился, и я рискнула врубить Зрак. Итачи спокойно шел по какой-то улице. В его руках не было оружия, а вокруг него людей — ни живых, ни мертвых. Я недостаточно хорошо знала Коноху, чтобы по окружению понять, где он, но, проследив направление, поняла, что Итачи направляется к боковым воротам деревни. Их даже воротами нельзя было назвать — так, калитка для тех, кто знает. Это было странно, и моя паранойя немедленно беспокойно заворочалась и застрочила разнообразными сценариями — один мрачней другого.

Шикнув на паранойю, я перевела Зрак на квартал Учиха. Вот здесь люди были. И живые, и мертвые, и раненые, и даже связанные. Среди снующих теней я с удивлением и облегчением обнаружила Чику и еще пару соклановцев. Их присутствие в квартале Учиха и вся окружающая обстановка говорили о том, что наши победили. Так какие же черти и куда понесли Итачи? И если Чика в квартале Учиха, то кто с Шисуи? Я заколебалась, не зная, на которого Учиху обратить свой Зрак. А, может, просто прыгнуть в убежище и уже оттуда посмотреть на Итачи? Далековато, конечно, могу не сдюжить.

Пока я колебалась и сомневалась, сработали законы жанра, в строгом соответствии с которыми решение было принято за меня. Маячок Итачи внезапно дернуло так, что я рухнула на землю, не в силах даже вздохнуть от боли. В сознании, словно фотовспышка, сверкнула черно-серая картинка: Итачи на коленях, с заломленными за спину руками, а вокруг него какие-то люди. Не отдавая себе отчета, я инстинктивно начала совмещение теней, готовясь к Прыжку, но в этот момент в меня словно плеснули струей обжигающей кислоты. Наверное, я заорала. Или это был вопль моего сознательно-бессознательного, по венам которого, безжалостно выжигая все на своем пути, бежала пузырящаяся кислота. Последнее, что я увидела — это странно искаженная, будто покалеченная тень Итачи…

Сумеречная серость вокруг. Ни холодно, ни жарко, ни жестко, ни мягко. Я знаю это место: я уже была здесь. Растворившееся сознание еще хранило воспоминание о боли. Еще чувствовались обожженные, дымящиеся раны, но словно бы издалека — и расстояние между нами все увеличивалось. Ласковая серость обволакивала меня, словно Алмагель раздраженный желудок…

…Нам не дано понять Мироздание. Материя, энергия, мысль, эмоция — крошечные, доступные нашему пониманию песчинки. Но даже их сущность человеческий разум не способен постичь до конца.

Что есть Тень? Отражение на Ткани Мира, впитавший суть оригинала абрис.

Что есть Ткань? Основа и граница. Недосягаемая. Неощутимая. И лишь Котам дано мягкими лапами касаться ее.

Что есть Кот? Пушистая тень, бесшумный озорник. Помогающий по незнанию, вредящий по недомыслию. Дремлющий в полусознании фантазий. Но однажды приходит Серебряный Кот.

Что есть Серебряный Кот? Отражение Мира на Ткани и воплощение Ткани в Мире. Источник, канал и связующее звено. Серебряный Кот не скользит по Ткани, он и есть сама Ткань…

Я открыла глаза. Надо мной нависал смутно знакомый потолок. Пахло больницей и чем-то еще. Боли не было. Тело я ощущала, но как-то неуверенно, словно нейронные связи в полном составе пытались функционировать с глубочайшего похмелья. Неимоверным усилием мне удалось пристыдить их и повернуть голову. У окна в моей комнате в Резиденции сидела Мэдока и смотрела на меня со смесью иронии и отвращения.

— Ты идиотка, — услышала я голос Наставницы. — Тебе разве никто не говорил, что на хранилище отпечатков нужно ставить защиту и ни в коем случае не тянуть туда нити маячков?!

— Помедленней, пожалуйста, я записываю, — с трудом разлепив запекшиеся губы, прохрипела я.

Мэдока поднялась и скрылась из поля моего зрения. Внезапно возникнув рядом, она одной рукой приподняла верхнюю часть моего туловища, а другой поднесла к губам стакан. Меня не надо было упрашивать — я жадно глотала прохладную воду, с каждым глотком чувствуя, как отступает нейронное похмелье. Стакан был очень маленьким.

— Еще, — скомандовала-попросила я.

Мэдока молча повторила. Потребовалось четыре стакана, прежде, чем организм дал команду «Достаточно». Почти без помощи Наставницы я привела себя в сидячее положение и попросила:

— А теперь можешь по слогам повторить, что это было? Вступление про идиотку можно опустить.

Мэдока тихо фыркнула и уселась на кровать у меня в ногах. Некоторое время она с интересом рассматривала меня, а потом сказала:

— Я не знаю, что это было. Никто не знает. Но результаты очевидны: у тебя полностью выжжено хранилище отпечатков теней. Надеюсь, ты сама понимаешь, что все маячки тоже сгорели. Рана глубокая: потребуется несколько месяцев, чтобы она зарубцевалась. Про сопутствующие повреждения рассказывать?

Я молча помотала головой. Переводя на доступный язык, какая-то сволочь дотла спалила мой сознательно-подсознательный сервер. Все данные безвозвратно потеряны, так какое значение в столь паскудной ситуации имеет количество отправившихся в мир иной проводов? Запах больницы, витавший в комнате, имел отчетливый привкус горелой проводки.

— Мы лишь каким-то чудом смогли тебя вытащить, — будничным тоном сообщила Мэдока. — Что ты помнишь?

— Немного, — честно призналась я и насколько могла подробно описала то, что смогла увидеть и запомнить. — Что с Итачи?

Наставница поднялась с кровати и вновь отошла к окну.

— Он исчез, — наконец сообщила она. — Как и Шисуи.

— Как мог исчезнуть Шисуи? — полюбопытствовала я, сама поражаясь своему спокойствию.

— У него была назначена встреча с Итачи, поэтому Чика перенесла его из нашего убежища.

Зашибись… Оба проблемных Учиха бесследно растворились в пространстве и неизвестно, живы ли они вообще. А, зная моих соклановцев, было наивно надеяться, что хоть кто-нибудь озаботился поиском.

— Кто-нибудь еще сделал их слепок? — на всякий случай поинтересовалась я.

Мэдока лишь покачала головой. Да, это был глупый вопрос. Ну кому еще в нашем мутантском клане — кроме меня — могло прийти в голову делать слепки этих беспокойных Учиха. На фиг надо, от них один геморрой.

— А что с кланом Учиха?

— Все по плану. Учитывая обстоятельства, можно сказать, что хорошо.

— Много погибших?

Мэдока долго молчала, разглядывая садик за окном. Ее молчание сказало мне все.

— Нам удалось свести потери к минимуму, — наконец произнесла она. — Но… погибла Микото.

— Кто? — переспросила я.

Имя было мне смутно знакомо, но я никак не могла вспомнить, о ком речь.

— Учиха Микото, — спокойно повторила Мэдока. — Жена главы клана и мать Итачи и Саске.

Бли-и-и-ин… Это была крайне паршивая новость.

— А их отец?

— Серьезно ранен, но жить будет. Ты довольна?

Теперь настала моя очередь покачать головой. Я не видела особых поводов для довольства.

— Хватит, Акира, — с неожиданной, совершенно несвойственной ей резкостью, сказала Мэдока. — Эта история закрыта. Куда важнее понять, кто на тебя напал, зачем и как. А проблемы Учиха…

Незавершенная фраза повисла в воздухе, как топор в накуренном помещении. Я молчала, молчала и Наставница. Я понимала ее и, думаю, она понимала меня. Но этим все и ограничивалось. Понять — еще не значит принять. У нас с ней были совершенно разные приоритеты. Ребята обратились ко мне за помощью, а я подвела их. И пусть для клана Учиха все сложилось наименее плохим образом, я чувствовала личную ответственность за Итачи, и — хотя и в меньшей степени — за Шисуи. Последнее положение, в котором я видела Итачи, мало напоминало дружеские объятия. Если он жив, то захвачен. Но кем и с какой целью? У меня не было идей. Вернее, их было слишком много, чтобы хотя бы одну я была способна логически продумать. Более того, я оказалась в абсолютно недееспособном состоянии. Это и бесило меня, и вгоняло в уныние.

Да, я понимала Мэдоку. Для нее история с кланом Учиха была закончена, а что до двоих пропавших… Это была такая мелочь по сравнению с нападением на главную Ценность клана Неко. Если что — это я про себя. Помните почесушную стену и коморку с философским трактатом за ней? Этот весьма увесистый плод литературного творчества оказался не вполне философским, хотя этого добра там тоже хватало — трактат был полностью посвящен Неко. Чтиво довольно занудное, а общая концепция такова: есть Мир, в основе которого лежит Ткань, на которую этот самый Мир отбрасывает Тень. И есть наш мутантский клан, которому позволено шариться по этой самой Тени. А можем мы это делать, потому что наша чакра не двух, а трехсоставная, и этой третьей составляющей является энергия самой Ткани.

Наш клан тоже трехсоставной. Есть тетсунеко, которые просто могут использовать переработанную энергию Ткани в своих личных целях; есть донеко, обладающие способностью работать не только с переработанной, но и с изначальной энергией Ткани; и есть гиннеко, которые, собственно, и перерабатывают изначальную энергию, делая ее удобоваримой и пригодной к использованию. Принадлежность к той или иной ветви Неко определяется цветом волос. Самый яркий и сильный представитель тетсунеко — Хотэка, и после прочтения сего литературного труда я поняла, что боевого уровня своего сенсея я не достигну никогда — уж простите, не дано генетически. Сильнейший современный представитель донеко — Нобу, и его способности недоступны мне даже теоретически. Ну, а единственный и неповторимый гиннеко — это, простите, я. Пожалуйста, аплодисменты, переходящие в бурные овации. Я жду и наслаждаюсь, блин… При этом тетсунеко — каждый третий, ну или четвертый, донеко — мало, но попадаются, а вот гиннеко настолько редки, что занесены в местную Красную книгу и ревностно охраняются кланом, ибо рождаются далеко не в каждом поколении.

Причем эти три подвида Неко тоже делились на просто и истинных, и зависело это от количества волос нужного цвета на башке. С Советом Старейшин тоже все оказалось не так просто. Только истинный тетсунеко мог занять пост Серого Старейшины, соответственно только истинный донеко — Красного, а истинный гиннеко — Серебряного. Переварив полученную из трактата информацию, я пришла к одному утешительному выводу — насчет карьеры в клане можно не волноваться, пост Серебряного Старейшины ждет лишь моего совершеннолетия. Зашибись, всю жизнь мечтала…

Но навязать мне этот пост насильно не получится — свободу воли даже в нашем мутантском клане никто не отменял. Так что — я еще побегаю от этой чести. Зато теперь мне стали понятны и манипуляции жены Митсуо с волосами дочери, и неадекватное отношение к моим выкрутасам, и то, что все мои просьбы выполнялись в режиме приказа. Для клана я представляла не просто ценность, а Ценность, потому что только я была способна снабжать клан пригодной для использования энергией Ткани в достаточном количестве и хорошего качества. И чем сильнее я — тем больше энергии и сильнее клан. Источник, блин, бесперебойного питания… Кстати, об источнике. Каналом, из которого в наш мир попадала энергия Ткани, оказался мой любимый Очаг, в котором я так мило и непосредственно чудила. Теперь понятно, почему эти мои игры так поощрялись. Уложив у себя в голове все это, я уже нацелилась было впасть в депрессию. Но случилась Та ночь, и все мои душевные треволнения отодвинулись на задний план.

Когда я отрубилась в садике-огородике за нашим домом, первой на помощь примчалась Чика. Как она почувствовала — не знаю, но подозреваю, что просто на мне маячков висит больше, чем комаров на туристе в лесах Архангельской области. Несмотря на все усилия Чики, я упрямо стремилась откинуть копыта, и она отволокла меня к Красному Старейшине. Взглянув на меня, Нобу сообщил, что в таком паршивом состоянии помочь мне может только Очаг. Сложность была в том, что, кроме истинного Серебряного, никто из Неко не мог безнаказанно прикоснуться к изначальной энергии Ткани. Итогом такой дерзости для подавляющего большинства моих соклановцев была смерть.

Все все знали и понимали, я стремительно уползала из этого мира, поэтому Нобу просто взял меня на руки и засунул в Очаг. Для меня это было спасение, для донеко — искалеченные руки. Он, конечно, обладал способностью работать с изначальной энергией, но даже ему прикосновение к Очагу обошлось очень дорого. Но это была небольшая плата за спасение главной Ценности клана.

Я провалялась в постели месяц и в депрессию таки впала — благо могла себе это позволить. Мне очень хотелось верить, что и для Хотэки, и для Нобу я не просто Ценность клана, которую они оберегают и обучают, но что я что-то значу для них просто как человек, как личность. Трактат из-за почесушной стены многое мне объяснил, но при этом отравил душу. Яд поселившихся сомнений и неуверенности жег меня. Наруто… Мне было необходимо мое солнце, чтобы снова обрести почву под ногами. Но Мэдока даже слышать не хотела о моем возвращении в Академию, и на пару с Чикой квохтала надо мной в лучших куриных традициях, хотя и на свой манер.

Едва я смогла встать с кровати, как отправилась в мастерскую. Обе руки Нобу были забинтованы по локоть.

— Заживет, — отмахнулся он в ответ на мои вопросы. — Как ты?

— Заживет, — в тон ему отмахнулась я.

Нобу нахмурился.

— Не относись к этому так легкомысленно, Акира, — сказал он с легким неодобрением в голосе.

— Это почему же? — ядовито поинтересовалась я. — Понимаю, я вся из себя такая Ценность клана.

Нобу молчал, а меня внезапно прорвало:

— Кому ты пожертвовал свои руки?!

Я кричала. Горечь и обида лились из меня, как вода из дырявого шланга.

— Гиннеко?! Только это имеет значение?! Да, будь они прокляты, эти волосы! Ненавижу их!!!

Неожиданно Нобу опустился на колени и, обхватив меня своими забинтованными культями, крепко прижал к себе. Я вырывалась и кричала что-то обидное и не очень связное, но он продолжал держать меня, не говоря ни слова. А потом я просто обхватила руками шею Нобу и, уткнувшись носом ему за ухо, наконец разревелась.

Когда я перестала всхлипывать и затихла, Нобу спросил:

— Ты там не заснула?

— Нет, — сдавленно ответила я, шмыгнув носом.

— А теперь послушай меня. Ты — мелкий, нахальный, любопытный котенок, который вечно лезет туда, где ему делать совершенно нечего. И ты — гиннеко. Ты не выбирала эту судьбу, тебе ее навязали. Но ты — гиннеко, и, сколько бы ты ни бегала, тебя это все равно настигнет. У каждого из нас свои пути, и не все из них мы выбираем сами.

— А как же свобода воли?

— Задай этот вопрос своей совести. Во что ты веришь, Акира?

Отпустив шею Нобу, я отстранилась. Он не удерживал меня.

— В любовь, дружбу и справедливость, — буркнула я, вытирая мокрые от слез щеки.

Нобу лишь хмыкнул:

— Яблоко будешь?

Я кивнула, и передо мной оказалась целая корзинка отборных фруктов. Сидя на полу посреди мастерской я сосредоточенно грызла яблоко. Нобу просто молча сидел рядом со мной. Мне кажется, он был способен так просидеть, пока я не сгрызу всю корзину. Вот же терпение у человека. Яблоко было достаточно твердым, и его уничтожение потребовало от меня усилий. Никогда бы не подумала, что процесс грызения так способствует сосредоточению. В прошлой жизни я для этой цели использовала сигареты. Должна признать, что яблоко куда полезней для организма, а эффект тот же.

Наконец с фруктом было покончено, и я спросила:

— Помнишь, ты говорил, что у меня хорошее чутье?

Нобу кивнул.

— Так вот, сейчас и чутье, и логика говорят мне, что очень важно понять, кто напал на Итачи.

— А на него действительно напали?

Я уже начала подбирать слова, чтобы описать, что видела, когда меня внезапно осенило.

— Пойдем, — сказала я и, вскочив на ноги, направилась к Очагу.

Забралась на постамент, привычно уселась на краю Бездны, вытянула руку вперед. Дымка радостно всколыхнулась, словно щенок, встречающий вернувшегося домой хозяина, и завертелась вокруг моей конечности. Это было лишь чуть-чуть сложнее, чем лепить котиков. Прикрыв глаза, я воспроизводила в памяти картинку и, повинуясь движениям моих пальцев, дымка приобретала нужную форму. Закончив, я придирчиво осмотрела результат. Да, все так, как я запомнила: в Очаге на коленях стоял Итачи с заломленными за спину руками.

— Вот последняя картинка, — сказала я присевшему на ступеньку ниже и внимательно наблюдавшему за моими манипуляциями Нобу. — Не похоже на встречу старых друзей, правда? Бой в квартале Учиха был закончен. Не имею понятия, знал ли Итачи о судьбе родителей, но после окончания боя он ушел из деревни. Как по мне, так это похоже на назначенную встречу. Он должен был встретиться с Шисуи. Возможно, Итачи шел к нему. А, возможно, вместе с Шисуи он собирался встретиться с кем-то еще.

— Я слышал об Итачи, — сказал Нобу. — Его не так-то просто застать врасплох. Это могла быть игра.

— Маловероятно, — не согласилась я. — Итачи не знал о маячке.

— Ты не знаешь, что ему было известно о наших техниках.

— То есть, ты хочешь сказать, что Итачи организовал атаку на меня, замаскировав это под пленение? Ты слышал о нем, а я его знала. Маловероятно, и совсем не ясен мотив.

— Допустим, — проговорил Нобу, внимательно изучая фигуру в Очаге. — А ты считаешь, что нападение на тебя — случайность, а целью был Итачи?

— Да, — кивнула я и повторила: — Он не знал о маячке, никто не знал. Кроме того, непосредственно перед атакой я начала совмещение теней.

Нобу покосился на меня и неодобрительно фыркнул, но промолчал.

— Его тень странно искажена, — наконец сказал он и, немного помолчав, добавил: — В любом случае, было ли нападение на тебя спланированным или случайным — это дело рук Неко. И в одном ты права: надо понять, что произошло с Итачи. Я постараюсь убедить Совет Старейшин начать расследование.

У меня на душе немного полегчало. Спасибо тебе, Нобу.

Приложили меня, действительно, качественно — на восстановление потребовалось больше полугода. Что касается иных результатов той кровавой ночи, то тут все было хорошо. Корень расформировали, Данзо посадили под домашний арест. Позиции Совета Листа и самого Хокаге сильно пошатнулись, а Совет кланов, наоборот, мощно усилился. Клан Учиха теперь был обязан клану Неко. Так что для моих братьев-мутантов, куда ни глянь — сплошные плюшки.

В Академию я смогла вернуться только спустя полтора месяца после Той ночи. С трудом, но мне удалось вколотить в головы Мэдоки и Чики, что если бы я могла видеться с друзьями, то мое восстановление пошло бы куда быстрее. Они долго сопротивлялись, но наконец сдались, и мне было позволено вернуться в Академию.

Я летела туда, как на крыльях. И плевать мне было на пропущенные занятия. Если я чего не знаю, Тобирама в два счета подтянет меня до приемлемого уровня. Влетев в класс, я внезапно споткнулась, словно врезалась в невидимую стену. За первой партой возле окна, сцепив руки перед лицом, одиноко сидел Саске. Никогда не испытывала к нему теплых чувств, но тут в моей душе шевельнулась искорка искреннего сочувствия. Всего полтора месяца назад этот мальчик пережил нападение на клан, гибель матери, исчезновение старшего брата и тяжелое ранение отца. Всего за одну ночь его привычный мир разлетелся вдребезги и склеить заново, как ни старайся, не получится. Конечно, он весь из себя потомственный великоклановый шиноби, но ему всего девять лет…

Подойдя к его парте, я остановилась и замешкалась, не зная, какие слова можно сказать в такой ситуации. Неожиданно, не глядя на меня и не отрывая рук от лица, Саске процедил сквозь зубы:

— Не надо меня жалеть!

У меня было такое чувство, будто он меня ударил. Едва сформировавшийся эмбрион теплого чувства к Саске тут же скончался, смытый ледяной волной обиды. Прости, Итачи, но твой младший брат просто надутый, высокомерный говнюк.

— Дурак, — спокойным, ровным тоном сообщила я очевидную истину. — На досуге полистай словарь и постарайся найти там значение слова «сочувствие».

Поднялась к «нашей» парте и, усевшись за нее, достала первый попавшийся учебник. Когда же уже научусь сдерживать своей души прекрасные порывы? Ничему меня жизнь не учит…

— Акира!

Глаза Наруто сияли так же, как и его улыбка. Перепрыгивая через ступеньку, он буквально взлетел наверх, но в последний момент остановился, видимо, внезапно вспомнив о стеснительности и сдержанности. А вот мне было плевать на все условности и правила приличия. Поэтому я отбросила учебник, вскочила на ноги и, перемахнув через парту, просто повисла на шее моего солнца. Наруто неловко обнял меня. Краем уха я услышала, как заквохтала присутствующая часть курятника. Плевать на них, плевать на все! Я прижималась к своему солнцу, буквально ощущая, как меня пронизывают излучаемые им свет и тепло. Господи, Наруто, как же мне тебя не хватало…

— Акира, я ревную, — услышала я до боли знакомый, чуть ироничный голос.

Отлипнув от Наруто, я обернулась к Изаму. Ну, чтобы повиснуть у него на шее, мне придется подпрыгнуть. Кроме того, для меня это небезопасно в гендерном смысле, я и так уже готова влюбиться в эту каланчу. На мое счастье рядом с ним стоял Тобирама, обниматься с которым у меня не было ни малейшего желания. Поэтому, с воплем: «Как же я по вам соскучилась!», я обняла их обоих. Длины рук как раз хватило, чтобы кончиками пальцев дотронуться до их плеч.

— Что с тобой приключилось?

— Тебя опять заперли?

— В ваш квартал попасть сложнее, чем в резиденцию Хокаге!

На меня обрушилась лавина вопросов, негодования и искреннего беспокойства. Эти минуты в плане моего восстановления сделали в десять раз больше, чем все пилюли и настои, которыми меня пичкали последнее время. Я уже это говорила, но повторюсь — какое счастье, что у меня есть мои мальчишки. Пока они рядом — все хорошо. И все будет хорошо, пусть только какая-нибудь су… сущность попробует с этим поспорить!

Мы едва дождались конца уроков, после чего удрали на «нашу» поляну. Я пребывала в абсолютно расслабленном и блаженном состоянии, когда голос Тобирамы вернул меня на грешную землю.

— Ну и насколько серьезно ты влипла? — внезапно спросил он с прямо-таки зубодробительным спокойствием.

— Ты о чем? — вполне искренне удивилась я.

— Тебя не было больше месяца, — объяснил Тобирама. — И твое отсутствие странным образом совпало с нападением на клан Учиха. Я видел, как ты обращаешься с сюрикенами. Это не стиль Неко, научиться такому ты могла только у Учиха. Только не говори, что тайком тренировалась с Саске.

— Нет, не с Саске, — тихо проговорила я. — С его старшим братом.

— Тебя тренировал Итачи?! — в тоне Тобирамы странным образом смешались недоверие, восхищение и досада.

Я молча кивнула.

— И? — после весьма продолжительного молчания подал голос Изаму.

Его тон мне совершенно не понравился. Но молчала я не поэтому — просто не знала, что сказать. На помощь пришел Наруто, который спросил:

— Тебя ранили во время нападения на Учиха?

— Ну… можно сказать и так, — неохотно промямлила я.

— Это серьезно? Ты была в госпитале? Тебя вылечили? — как из пулемета застрочил Наруто.

— Физически я в порядке, — поспешила я успокоить мое солнце. — Госпиталь не понадобился. Правда, техники мне пока не очень доступны, но это тоже восстановится.

Наруто с облегчением выдохнул, а Тобирама с все тем же спокойствием произнес:

— Ты влипла.

— Не преувеличивай, — недовольно буркнула я.

— Не буду, — охотно согласился Тобирама, — если ты объяснишь, что произошло.

Изаму молчал, и это тревожило меня куда сильнее, чем вопросы пра-пра-потомка. На поляне повисло неловкое молчание.

— Чего вы от меня хотите? — наконец не выдержала я.

— Доверия, — негромко произнес Изаму.

Черт… Ребята, вам троим я доверяю, как никому в этом мире. Но я не могу взваливать на вас повисшие на мне проблемы. Вам всего по девять лет, и я просто не имею права…

Изаму повернул голову и посмотрел мне в глаза. От его взгляда внутренности внезапно скрутило в колючий ледяной клубок. Я чувствовала себя так, словно зависла на краю пропасти. В поисках спасения я отвела глаза и наткнулась на два точно таких же взгляда ярко-голубых и темно-вишневых глаз. Так… похоже, меня приперли к стенке. Шиноби взрослеют рано, но, черт возьми, не в девять же лет! Обязанность, право и долг взрослого — защищать и оберегать детей. Я не могу… просто не имею права… вы дети и вы слишком дороги мне, чтобы…

На мои плечи, буквально вдавливая меня в землю, тяжело легла рука моего солнца.

— Рассказывай, Акира, — не попросил, а потребовал Наруто.

Момент истины… Я искренне любила своих мальчишек и была готова порвать за них глотку любому и каждому. Но в моем отношении к ним присутствовала изрядная доля покровительства — просто в силу возраста. И вот они потребовали равноправия. Дети взрослеют внезапно. Я столкнулась с этим с моим Мерзким Подростком, а в этом мире процесс взросления происходил в режиме турбо. И что мне делать? Инстинкты кричали об одном, мозги о другом, а совесть, вообще, о третьем.

Глубоко вздохнула. Решай, умудренная ты моя, чем ты готова пожертвовать — доверием или чистой совестью. Что для тебя важнее? Когда-то, в моем прежнем мире, передо мной уже стоял похожий выбор, хотя и попроще. В тот раз я осталась верна своим принципам, а за мою чистую совесть материально расплачивались родители. Тогда мне впервые подумалось, что, наверное, хорошо иметь достаточно гибкую совесть — сильно облегчает жизнь и способствует психологическому комфорту. Жаль, что мне досталась какая-то чугунная модель. Ладно, повторим любимую мантру: принимая решение, ты принимаешь и все последствия этого решения…

Снова глубоко вздохнув, я заговорила, буквально чувствуя хруст крошащихся в мелкую крошку принципов. Сколько еще мне нужно ломать себя, встраиваясь в этот мир, и что от меня останется после этих ломок… Мой Мерзкий Подросток… Мася… Пожалуйста, не оставляйте меня, не уходите из моей памяти. Этот мир уже почти выскоблил меня, и вы — последние якоря, которые позволяют мне оставаться собой.

Мальчишки слушали молча.

— И зачем было это скрывать? — искренне удивился Наруто, после того, как я закончила рассказ. — Но теперь я понимаю, почему Саске к тебе прицепился. Он просто ревнует. Скажи уже ему об Итачи, он и успокоится.

— Твои маячки… — начал было Тобирама, но его внезапно перебил Изаму.

— Пора по домам, — сказал он и резко поднялся. — Я провожу Акиру.

Изаму говорил нечасто, и его слова для всех нас имели большой вес. Вот и сейчас никто не стал с ним спорить. Поначалу я хотела было откосить от сопровождения, но быстро передумала. Ясно же, что разговора тет-а-тет с Изаму мне не избежать, так зачем оттягивать? Как я и ожидала, едва мы распрощались с Наруто и Тобирамой, как Изаму спросил:

— Насколько серьезно ты ранена?

— Физически я абсолютно здорова, — повторила я, — но использовать техники пока не могу.

— А сможешь?

— Да, через какое-то время.

— Какое?

— Ну… — я пожала плечами, — говорят, что через несколько месяцев.

— Он так сильно тебе нравится?

Я молчала, не зная, как ответить на этот вопрос. Да, Итачи мне очень нравился, но, похоже, в это слово мы с Изаму вкладывали разный смысл. Мне было сложно объяснить ту смесь чувств, которые я испытывала по отношению к Итачи. Но какой бы дикобразной не была эта смесь, сейчас в ней превалировало чувство вины. И, словно читая мои мысли, Изаму спросил:

— Ты чувствуешь себя виноватой перед ним?

— Да.

— Глупо. Но очень похоже на тебя.

Я снова ничего не сказала. Изаму, мои чувства к Итачи и к тебе — совершенно разные вещи, но сейчас у меня нет ни сил, ни желания что-либо объяснять. Это сцена ревности в твоем исполнении? Если так, то мне и радостно, и горько. Нам всего по девять лет. Помню, что шиноби взрослеют рано, но это уже перебор. Пожалуйста, не терзай меня сейчас.

В гробовом молчании мы дошли до моего квартала. Я повернулась к Изаму, чтобы попрощаться, когда он неожиданно притянул меня к себе и, крепко обняв, уткнулся носом в мои волосы. Я тоже обняла его, прижавшись всем телом. Не знаю, сколько мы так стояли.

— Давай больше не будем говорить на эту тему, — попросила я.

— Как скажешь, — согласился Изаму.

И мы, действительно, больше ее не касались. Почти три года…