Женский взгляд из-под кровати. Точка А (джен)

Я крутила в руках ген-йоки. Сначала в правой, потом в левой. Волшебная палочка послушно бегала по пальцам и описывала замысловатые круги. Это немного напоминало упражнения с лентой в художественной гимнастике. Знаете, в чем главная сложность? Чтобы лента по всей своей длине все время была в движении. Так и ген-йоки. Палочка в моих руках не должна была замирать ни на секунду, а скорость вращения такой, чтобы взгляд не мог зафиксировать объект. Перетруженные запястья болели, но я не останавливалась, продолжая упрямо крутить ген-йоки. Похоже, я начинаю проникаться жизненной философией шиноби: самоистязание — наше все.

Руки болели, ген-йоки крутился, а я злилась. Эта чертова нагината так и не давалась мне. Смирив гордость, я попросила Хотэку вернуться к железяке. Смесь упрямства и злости дала отличный результат — нормальной нагинатой я уже орудовала вполне уверенно на весьма достойном уровне, но вот ее тень в ген-йоки… Резко остановив вращение, я вперилась в мою прелес-с-сть. Передать не могу, насколько меня бесило то, что я не могу совладать с тупой железякой. Даже хуже — с тенью тупой железяки.

Вот спросите меня: а на фига тебе сдалась эта нагината? Без нее никак? Строго говоря, очень даже как, но меня, прям, заело. Ну не может быть, чтобы я оказалась самой тупой из Неко. От Нобу я знала, что снаряжение детского ген-йоки не менялось хрен знает сколько поколений. Средний меч, короткий клинок, нагината. Вся моя худосочная Ж кричала о том, что такой подбор оружия не случаен. И дело не только и не столько в дистанции — в нашем мутантском клане ничего не бывает так просто, все всегда имеет свой подтекст.

Давайте разбираться. Средний меч — средняя дистанция. Удобно, практично. Эдакая база, основной рабочий инструмент. Эффективен и на свежем воздухе, и в ограниченном пространстве помещения. Короткий клинок — ближняя дистанция. Область его применения куда уже, однако несколько эффективных сценариев мне подсказал Хотэка, еще столько же родилось в моем воспаленном мозге. Нагината — длинная дистанция. Звучит внушительно, но на самом деле, если учитывать специфику работы шиноби — полная херня, абсолютно непригодная для использования в небольшом помещении. Так за каким же лядом ее включили в детский (детский, Карл!) ген-йоки?!

Переместила волшебную палочку на кончики пальцев и пристально вгляделась в нее, словно деревяшка могла ответить на вопросы. Повинуясь моим пальцам, ген-йоки покачивался и неторопливо поворачивался из стороны в сторону. Внезапно где-то в глубине сознания смутно забрезжила одна интересная мысль. Сколько себя здесь помню, Хотэка постоянно проходился по поводу узости и ограниченности мышления. Он не уставал повторять, что действия по прописанному шаблону зачастую смертельны, каким бы умным, правильным и продуманным ни был шаблон. От этих его высказываний у меня внутри прям все протестовало. А как же: «Устав пишется кровью»?! Что, опыт чужих ошибок ничего не стоит? Все это время я с пеной у рта спорила с ним, но, кажется, сейчас начала понимать, что мой сенсей имел в виду.

Зажав ген-йоки в кулаке и вытянув руку перед собой, я повернула волшебную палочку параллельно земле. Концы были направлены в стороны — привычку не поворачивать конец неактивированного ген-йоки к себе или к союзнику Хотэка вколотил в меня на уровне рефлекса.

Ген-йоки был полым и тень клинка могла появляться из любого его конца. Откуда скажу — оттуда и вылезет. Думаю, вы уже поняли, какая мысль внезапно осенила меня. Концентрация, направить в волшебную палочку чакру, выровнять поток. Пара секунд — и я держала в руке своего полутораметрового мучителя. Но… держала за середину древка. Сохраняя общую длину, тень нагинаты торчала из обоих концов волшебной палочки. Я крутанула ген-йоки в руке, срубив по ходу пару кустов. Внутри меня все пело от восторга. Понятно, что впереди еще полно возни. Все-таки деревяшки у меня как было двадцать сантиметров, так и осталось. И, чтобы перенести на ген-йоки приемы работы с нагинатой, еще придется сильно потрудиться. Но я поняла главное — принцип!

Взглянула на небо, и восторг сразу поутих, сменившись ставшей уже привычной напряженной покорностью. Еще раз полюбовавшись на нагинату, я деактивировала ген-йоки и, убрав в ножны, направилась к вековому дубу, где аккуратной кучкой была сложена моя верхняя одежда.

С того времени, когда добрая Наставница отправила меня к почесушной стене и случилась Та ночь, прошло три года. Сейчас мне двенадцать лет, я учусь в пятом, предпоследнем классе Академии, и у меня растет грудь. Думаю, такими темпами через год будет полноценный первый размер, и, вообще, организм в полный рост перестраивается с девичьей модели на женскую. Еще у меня волосы вымахали до поясницы, закончились уроки этикета, и я полюбила фирменное клановое белье — теперь предпочитаю упражняться в нем.

Натянула штаны и майку и, прислонившись спиной к стволу, уселась под вековым дубом. Кончиками пальцев прикоснулась к висящей на шее фигурке кота из полупрозрачного темно-темно-красного, почти черного камня. Привычный, почти ритуальный жест. Но прикосновение к этой фигурке успокаивало меня и словно вливало энергию, давая силы терпеть и двигаться дальше.

Ладно, хватит уже ходить вокруг да около, напуская туман и фокусируясь на мелких деталях. Пора вернуться на три года назад, хотя я бы с огромным удовольствием больше никогда не вспоминала то время…

Пока я восстанавливалась после Той ночи, в клане меня особо никто не трогал, даже Мэдока поумерила свой преподавательский пыл. Но наконец я была признана годной к строевой службе, и вот тут в моем обучении произошли серьезные перемены. Во-первых, Наставница щедрой рукой зачла мне все общеобразовательные предметы, включая чертов этикет и икебану. Была бы я постарше — точно напилась бы по такому поводу, а так пришлось удовольствоваться литром молока. Во-вторых, к списку моих учителей добавился Нобу.

— Покажи-ка мне свои маячки, — сказал он, когда я впервые пришла в мастерскую в новом качестве.

Не без затаенной гордости я обвесила тень от верстака разными типами маячков. Бросив на них беглый взгляд, Нобу фыркнул:

— Узнаю стиль Хотэки. Грубятина, слепленная кое-как на коленке.

Я чуть не задохнулась от возмущения и открыла рот, готовясь яростно защищать честь своего сенсея. Но тут Нобу показал мне Как Надо, и я с лязгом челюстей захлопнула ротовое отверстие. Да, по сравнению с тем, что продемонстрировал донеко, мои маячки — просто грубо сделанные маракасы, еще и жрущие чакру как электрический чайник. Я просто облизнулась и, окинув Нобу обожающим взглядом, придала зрачкам форму сердечек. Красный Старейшина вздрогнул и, как мне показалось, едва не сиганул на другой конец мастерской, но сумел сдержаться. А потом громко и искренне рассмеялся.

— Отличный ход, Акира, потом расскажешь, как ты это делаешь. Я тебя понял. Тащи сюда рисовальный набор.

Это было потрясающе интересно. Моя бы воля, я бы, вообще, не вылезала из мастерской Нобу. Но были еще Хотэка, Мэдока и Академия.

Помимо освоения ювелирных тонкостей производства маячков разных типов, а их оказалось куда больше, чем было мне известно, я под руководством Нобу занималась правильным обустройством своего отремонтированного сознательно-подсознательного. Первым делом было оборудовано хранилище отпечатков: изолированное, тщательно замаскированное, снабженное несколькими уровнями защиты. Потом — местечко для активных копий и секции для маячков со своеобразными защищенными коробами под нити от них. Теперь ни одна сволочь не могла по маячковой нити добраться до меня, а при малейшей попытке этого гипотетического гада ждал очень неприятный сюрприз. Только не подумайте, что это было так просто. То, что я описываю, заняло даже не месяцы — годы.

Третье, чему меня учил Красный Старейшина — бесшумность.

— Когда ты орудуешь в Тени, грохот стоит такой, что у меня голова болеть начинает, — просветил меня Нобу. — Если бы я не глушил тебя, половина клана была бы в курсе, чем ты занимаешься. Я тебя, конечно, всегда прикрою, но давай-ка все-таки учиться ступать по Тени мягко, а не топотать, как разбушевавшийся бык.

Вот это было для меня новостью и откровением. Но, немного подумав, я с досадой поняла, что могла бы и сама догадаться. Простая логика говорит, что, вообще-то, Тень одна, и когда кто-то из нас там шурует, эхо разносится по всем углам. Это как многоквартирный панельный дом со слышимостью на грани видимости — соседи за стенкой скандалят, а ты у себя на кухне комментируешь. Странно, что я сама ничего подобного не «слышу».

— А это потому, что гиннеко все поголовно глухие, — съехидничал Нобу в ответ на мой вопрос. — Вы даже хуже тетсунеко — среди этих еще попадаются с работающими ушами.

Высказывание, прямо скажем, нелестное, но пришлось проглотить. Рожденный ползать летать не может. Хнык…

Занятий с Мэдокой стало меньше, и они претерпели значительные изменения. Танцы с географией отправились по боку, теперь мы с ней занимались исключительно энергией Ткани.

— Из курса Академии ты знаешь, что чакра — это смесь духовной и физической энергий, генерируемых человеком. Отличие шиноби в том, что они умеют управлять этой энергией. Делается это при помощи ручных печатей, которые преобразуют чакру, концентрируют или направляют ее в определенное место. Или сознательного усилия. Но мы — Неко — помимо чакры используем энергию Ткани, которую берем из окружающего мира. Это похоже на сендзюцу, только место природной энергии занимает энергия самой Ткани. Ткань — это основа, на которой держится все сущее, и все сущее питает ее, поэтому энергия Ткани чудовищна по своей мощи, и никто из живущих не может коснуться ее.

— Кроме гиннеко, — уточнила я.

— Да, кроме гиннеко. Это можно сравнить с кислородом. Каждому человеку для жизни необходим кислород, поэтому каждый человек дышит, вдыхая кислород и выдыхая углекислый газ. Генетика гиннеко такова, что нам для жизни необходима энергия Ткани, которую мы получаем из Очага. Мы «вдыхаем» изначальную энергию, забираем то, что нам нужно для жизни, и «выдыхаем» переработанную, которая рассеивается в окружающем мире. И уже оттуда ее черпают все остальные Неко. Но потребности человека в кислороде ограничены, так и потребности организма гиннеко в энергии Ткани имеют предел. Каждый из нас «вдыхает» ровно столько, сколько ему нужно для жизни, и столько же «выдыхает». Поэтому, например, мой «вдох-выдох» не сравним с твоим — он на порядки меньше. И чем ты сильнее и развитее, тем больше тебе требуется энергии Ткани…

— И тем сильнее «выдох» и больше доступной для остальных энергии, — закончила я мысль Наставницы. — Понятно. А я все голову ломала, каким образом я обеспечиваю питанием наш клан.

— Акира, ты мыслишь очень примитивными образами.

Зато доступными. Я чувствовала себя курицей-несушкой или молочной коровой, которую холят и лелеют, лишь бы неслась хорошо или давала побольше молока. Честно говоря, не очень приятное чувство. Спасибо, дорогие су… сущности, это вы хорошо пошутили. Ладно, вываливать это на Мэдоку не буду, она сама почти в таком же положении, хотя ее «надои» куда как пожиже моих будут. Разница между мной — истинным гиннеко и Наставницей была еще и в том, что, несмотря на ее способность перерабатывать изначальную энергию, работать напрямую с Очагом она не могла. Сунуться туда для нее было чревато крупными неприятностями. Генетика подкачала — серебра на башке маловато-с.

Во всем этом паскудном и, прямо скажем, несколько унизительном положении была лишь одна сладкая плюшка — способность воспринимать изначальную энергию Ткани открывала доступ к уникальным техникам и возможностям. Было лишь одно большое НО. Прежде, чем я начну сворачивать горы, компенсируя свой комплекс неполноценности, мне следовало научиться обращаться к Ткани. Я уже умудрилась дважды проделать этот фокус, но оба случая были спонтанными и неконтролируемыми. Теперь необходимо было понять эту серость и научиться погружаться в нее сознательно. Вот этим мы с Мэдокой и занимались, чередуя лекции с правильными медитациями и упражнениями на концентрацию.

Сеансы с Хотэкой тоже существенно видоизменились. Вот уж и вправду «level up». Возгордиться, что ли, или тихонько поплакать в уголке.

— Техники Неко уникальны за счет того, что только мы способны воспринимать и использовать энергию Ткани, — лениво покусывая травинку, в очередной раз говорил мне сенсей. — Но нам подвластны и обычные чакровые техники, хотя и ограничено. Например, стихийные преобразования нам недоступны. Хитрость в том, чтобы уметь разделять потоки чакры и энергии Ткани и использовать то, что тебе в данный момент нужно. Вот смотри.

Хотэка выплюнул травинку, шагнул в ближайшую тень и исчез. Я не поленилась, подошла и потыкала пальцем.

— Теневое перемещение? — вежливо поинтересовалась я.

— Нет, — раздался у меня над ухом голос внезапно материализовавшегося сенсея. — Техника растворения в тени. Другой вариант — Техника сокрытия в тени. Для глаза эффект тот же, но, если бы я использовал Сокрытие, то, тыча пальцем, ты бы меня нащупала. И, учти, твой противник не пальцем тыкать будет.

— Ну и зачем тогда оно нужно?

— Раствориться ты можешь только сама, а вот скрыть вместе с собой — любого. Кроме того, хотя Сокрытие не защищает от физического воздействия, но эффективно против стихийных техник. Растворение используется для засад и шпионажа, а Сокрытие для защиты. Однако ни та, ни другая техника на твоем нынешнем уровне тебе недоступны, поэтому сейчас мы не будем на них останавливаться. Обе эти техники возможны только благодаря энергии Ткани. А можно и так.

Хотэка выхватил кунай и метнул его во вкопанное в землю бревно. Бревно приказало долго жить, расколовшись пополам.

— Ты пропустил через кунай чакру, — «догадалась» я, — и тем самым усилил его.

Этот фокус я помнила по аниме.

— Совершенно верно, — кивнул Хотэка. — Для Техники растворения в тени я использовал энергию Ткани, для усиления куная — чакру.

Хотэка неторопливо подошел к ближайшему дереву и, не меняя ни скорость, ни походку, поднялся по стволу и остановился, замерев под прямым углом к стволу дерева. Это тоже было мне знакомо из аниме.

— Ты просто пустил чакру в ступни, — снова «догадалась» я.

— И снова верно, — улыбнулся Хотэка. — Присоединяйся.

И я повелась, как ребенок. Не буду утомлять вас подробностями, скажу лишь, что в итоге всех моих усилий я так и осталась торчать на земле, а на дерево забралась моя тень. Если надо кого попугать — рекомендую, отличный способ, я чуть сама в штаны не наделала. Спасибо Хотэке, он не стал ржать.

— Ты должна научиться разделять чакру и энергию Ткани, — а в твоем случае еще и отличать изначальную от переработанной — и использовать только то, что тебе нужно, — сообщил сенсей, бесшумно приземлившись рядом со мной. — Иначе… — он выразительно посмотрел на мою тень, покачивающуюся на верхушке дерева.

— Сенсей, а как же Зр… м-м-м… Техника теневого зрения? Или Техника теневого перемещения? Или тот же ген-йоки?

— Для всего перечисленного требуются и чакра, и энергия Ткани, — пояснил Хотэка. — Таких техник довольно много. Что касается ген-йоки… Это очень индивидуальное оружие, и, чтобы достичь наилучшего результата, каждый сам подбирает оптимальную пропорцию энергий. И я снова напоминаю: тебе — в отличии от всех остальных Неко — доступна как переработанная, так и изначальная энергия Ткани.

Я лишь тяжело вздохнула. Начался новый этап моих мучений. Скажу со всей ответственностью, ирьенины — дети по сравнению с Неко. Уметь разделять и в бешеном темпе жонглировать тремя потоками, по мере надобности смешивая их в разных пропорциях… На свой четвертый я пока просто забила. Изначальная или переработанная — какая для техники разница. Да, в плане контроля чакры мои соклановцы были настоящими виртуозами. Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы наконец взобраться на это чертово дерево, не потеряв по дороге собственную тень. Но радости от этого было мало. Теперь меня ждало все то же самое, но уже на воде…

В Академии тоже было весело. Нас стали обучать техникам, и начали с иллюзорного клонирования, как самой простой. И вот тут мы с Наруто оказались собратьями по разуму — техника не давалась ни мне, ни ему, хотя и по разным причинам. Но у меня были Хотэка и дерево, поэтому к четвертому классу я-таки совладала с ней, а вот Наруто… Я-то понимала, что дело не в его бестолковости, а в запечатанном в нем Девятихвостом, но, вот что с этим делать и как помочь моему солнцу не имела ни малейшего понятия.

Мальчишка хорохорился, но я видела, что он все больше впадает в уныние. Ну не привык Наруто моей версии этого мира плестись в хвосте. Еще и эта розоволосая зараза по имени Сакура не упускала случая поддеть мое солнце и меня заодно. Или наоборот, ну не важно. Мне-то по фигу, а вот Наруто это всерьез задевало.

Нобу удалось убедить Совет Старейшин начать расследование по поводу Итачи. Результаты все еще были неутешительными, когда — спустя почти год после своего исчезновения — Учиха объявился сам.

Акацуки. Преступная организация, в которую входили сильнейшие шиноби-отступники. И Итачи в их рядах… Согласно канону, старший Учиха после того, как вырезал свой клан, примкнул к этой организации по двум причинам. Во-первых, после содеянного деваться ему было особо некуда, во-вторых, он изнутри присматривал за тем, чтобы деятельность Акацуки не наносила вред Конохе. Но это в аниме. А здесь-то он каким боком там оказался?!

После получения таких новостей, глава клана Учиха и по совместительству отец Итачи и Саске загремел в госпиталь то ли с инфарктом, то ли с инсультом. Оно и неудивительно. Подлинный гений, гордость и надежда деревни, наследник главы Великого клана — нукенин. Это был такой позор, что всему клану Учиха впору было исполнить массовое сеппуку.

На Саске было больно смотреть. Старший брат являлся для него идолом и образцом для подражания, и тут такое… Все это странным образом совпало с прореживанием курятника. Часть его внезапно обратило свой взор на Тобираму, а рикошетом прилетело еще и Изаму. Я не вмешивалась, предоставив мальчишкам самим разбираться с внезапно обрушившимся на них девичьим вниманием. На мой взгляд, очень полезный опыт. И, чем черт не шутит, вдруг среди этой толпы затесалась Настоящая Любовь?

А вот Саске меня беспокоил. Я ни на минуту не забывала последнюю картину, которую видела перед исчезновением Итачи и не сомневалась, что его членство в Акацуки недобровольное. Я даже не могла представить, каким образом его принудили, но на это потребовался почти год. Теория спорная, о чем мне не преминул сообщить Нобу, но я была убеждена в своей правоте. Мое чувство вины перед Итачи разрослось до космических масштабов. Не то, чтобы я его культивировала — это был неконтролируемый процесс. И это чувство странным образом экстраполировалось на младшего Учиху.

Хорошо помню тот день. Как и тогда, я замешкалась, проходя мимо парты, за которой со сложенными перед лицом руками сидел Саске.

— Я знаю значение слова «сочувствие», — так, словно этот диалог произошел не почти год назад, а буквально вчера, произнес младший Учиха.

Молча я села рядом с ним. Не знаю, имело ли это для него хоть какое-то значение, потому что весь день мы просидели за одной партой, не обменявшись ни единым словом. Когда закончился последний урок, он неожиданно процедил сквозь зубы:

— Сегодня тебя провожу я.

— Ладно, — с тяжелым сердцем согласилась я.

Весь день мои мальчишки слали мне короткие взгляды. Они не вмешивались, не приближались к нашей парте, но я просто физически чувствовала исходившее от них недоумение. Когда мы с Саске выходили из класса, я всей спиной чувствовала три напряженных взгляда. Очень хотелось обернуться и сказать, что я все объясню. Но, блин, великоклановый этикет и мои собственные дорогие тараканы…

Мы с Саске молча шли по улицам Конохи. Учиха никуда не торопился, и мне пришлось приноравливаться к его неспешному шагу, хотя я предпочла бы по-быстрому добежать по крышам. Но вместо этого я неторопливо шла рядом с ним, старательно сохраняя расслабленно-безмятежный вид. Наконец он разлепил плотно сжатые губы и произнес, цедя каждое слово:

— Я знаю, что тебя тренировал мой брат.

— Да, он учил меня, — не стала отпираться я.

— Где вы это делали?

— На старом полигоне за нашим кварталом.

— Где это?

Я объяснила.

— Тот бросок… Это первый этап каскада. Я покажу тебе остальное.

— Зачем?! — не выдержала я.

— Разве ты не хочешь научиться?

Нет, Саске, у тебя я ничему не хочу учиться. И, вообще, предпочла бы держаться подальше от твоей звездной персоны. Но если тебе это зачем-то нужно… Однако озвучивать такие мысли было невежливо, и я промолчала. Он тоже больше ничего не говорил. Так — в гробовой тишине — мы наконец-то дошли до моего квартала.

— Я больше не буду сидеть с тобой, — категорично заявила я. — И провожать меня не нужно.

— Хорошо, — после продолжительного молчания согласился он. — В выходные на том полигоне.

— Договорились, — в свою очередь, кивнула я.

— Во сколько?

— Приходи, когда сможешь.

— Хорошо, — повторил он и, не сказав больше ни слова, ушел.

Надо было бы сделать слепок его тени и повесить сигнальные маячки на том полигоне. К черту, не хочу! Я сделаю это завтра, когда буду пободрее. Или послезавтра… Ладно, до выходных найду для этого время.

Доплетясь до своей комнаты, я достала из ящика комода фигурку кота из темно-темно-красного, почти черного камня. Некоторое время просто смотрела на нее, а потом погладила и повесила на шею. Итачи, я не знаю, где ты и что с тобой, и я ничем не могу помочь тебе, но я могу поддержать твоего младшего брата. Знаю, для тебя это важно…

На следующий день все вернулось на круги своя, и все вели себя так, словно ничего не произошло. Даже странно, что ни вчера, ни сегодня мне не прилетело от курятника. Мои мальчишки не задавали вопросов по поводу этой выходки с Саске, за что я была безмерно им благодарна. Приближался выходной. С упорством, достойным лучшего применения, я тянула до последнего. Но в конце концов взяла себя в руки и повесила на старом полигоне сигналки. Обошлась без слепка тени Саске. Ну его на фиг, не хочу — и так сойдет.

И вот наступил этот чертов выходной. По моим подсчетам, Саске заявился на полигон сразу после завтрака. Я как раз прикидывала, чем бы заняться, когда сигналки известили меня о появлении на полигоне постороннего. Уже зная, кого увижу, я для проформы врубила Зрак. Явился, чтоб тебя… Ладно, раньше сядешь — раньше выйдешь. Превентивно стерев с лица всякое выражение, прыгнула на полигон.

— Привет, — нейтральным тоном поздоровалась я.

— Вот как это происходило, — буркнул в ответ Саске.

Ну и что я могу ответить на подобное заявление? Еще и сказанное таким тоном, словно мы с Итачи сексом тут занимались. Вот же придурок… Но я сдержалась и не стала ни язвить, ни хамить, уговаривая себя, что он просто ребенок, которому сейчас нужна поддержка.

Началось это, с позволения сказать, занятие. Саске показал мне полный каскад, первый этап которого я уже освоила, и мы приступили к разбору и тренировке второго. Младший Учиха старательно и добросовестно учил, я старательно и добросовестно училась. Но если для нас с Итачи такие тренировки были, скажем так, приятным досугом, то с Саске меня не покидало ощущение, что мы оба просто отбываем трудовую повинность. Мы делали это не потому, что хотелось, а потому, что надо. И если с моим «надо» мне все было ясно, то вот насчет Саске я терялась в догадках. Может, он таким образом пытался понять старшего брата? Ладно, примем версию, как рабочую. Зачем-то же младшему Учихе это нужно.

Время перевалило за полдень, когда я поняла, что больше не могу. И дело было не в физической усталости — просто я больше не могла выносить общество угрюмо-сосредоточенного Саске. Еще немного — и я или совершенно некультурным образом завою, или громко и цветисто пошлю его в пешее эротическое путешествие. Поэтому, не дослушав его очередное объяснение, я молча отправилась собирать пролетевшее мимо мишеней железо.

— В чем дело? — недовольно поинтересовался Саске.

Я демонстративно посмотрела на небо:

— У меня сегодня есть другие дела.

— Понятно, — после паузы буркнул младший Учиха и присоединился ко мне.

Вот черт… Спасибо, конечно, за помощь, но лучше бы ты просто свалил. Когда мы собрали, что нашли, он распорядился:

— В следующий выходной в это же время.

И отчалил. Мне потребовалась вся моя вколоченная выдержка, чтобы ровным тоном сказать в удаляющуюся спину:

— Хорошо.

Да кем он себя возомнил?! Высокомерный говнюк и психованный придурок! Просто удивительно, насколько разными могут быть родные братья. Глубоко вздохнув, я сжала в пальцах висящую на шее фигурку кота. Итачи, и за что только ты его так любишь? Может, Саске просто очень закрытый персонаж, и я не вижу главного? Ладно, примем версию, как рабочую.

Незаметно пролетел четвертый класс. У всех моих одноклассников — плюс-минус — начался пубертат. Все-таки гормональная перестройка организма — суровая вещь. Даже меня не минула чаша сия. Как ни крути, а физическое состояние тела влияет на мозговую деятельность. И каким бы престарелым переселенцем ты ни был, против гормонов не попрешь. Вот и думай теперь, что первично — физическое или духовное.

Как же я полюбила занятия с Мэдокой! Медитация, расслабление, концентрация — полный дзен, приносящий облегчение измученному гормональной бурей телу. Имея хороший стимул, в серости Ткани я уже стала своим парнем — проваливалась туда как по щучьему велению. Отвисать там было даже круче, чем в Очаге. Да и «дышала» я после этого весьма нажористо, поэтому Мэдока была похожа на обожравшуюся сметаны кошку.

Все было вполне неплохо, если бы не одна заноза, имя которой — Учиха. О Шисуи не было ни слуху, ни духу, Итачи гремел в рядах Акацуки, а Саске… самый младшенький измывался надо мной.

Наши ежевыходные рандеву с ним продолжались, но я ни на йоту не продвинулась в понимании этого человека. Холодный, угрюмый, колючий. По моим наблюдениям, наши встречи не приносили ему ни радости, ни пользы. Непонятно зачем он педантично и добросовестно учил меня. Выплачивал долг клана Учиха клану Неко? Продолжал дело старшего брата? Своеобразно мстил мне за ту ничью?

От сюрикенов мы перешли к кунаям. Саске был абсолютно безжалостен, словно самоутверждался за мой счет. Я терпела, сколько могла, но любому терпению приходит конец, и в один прекрасный день я взбунтовалась.

— Не надо делать из меня Учиху! — проорала я, наплевав на все правила великокланового этикета. — Все эти ваши… — я сделала неопределенный жест рукой.

— Почему? — с каменной рожей спросил Саске.

Опешив, я буквально захлебнулась пламенной речью и растерянно спросила:

— Что «почему»?

— Почему не надо делать из тебя Учиху, — снисходительно пояснил он. — Итачи же этим и занимался.

Внезапно я ощутила, как внутри меня поднимается волна злости, помноженная на раздражение и неприязнь. Имя Итачи, сказанное этим издевательским тоном, резануло мне слух, словно острооточенная бритва.

— Придурок, — с трудом контролируя себя, прошипела я. — Что ты знаешь о том, чем занимался Итачи…

— Ну так расскажи мне. — Уголок рта Саске изогнулся в этом его подобии улыбки. — Ты влюблена в него? В предателя, опозорившего Коноху и весь наш клан?

Впервые в жизни я почувствовала настоящее желание убить. Стереть со смазливого лица эту мерзкую улыбку, заставить умолкнуть этот голос, так похожий на голос Итачи. В сознании яркой вспышкой блеснула маленькая чугунная кастрюля, зависшая над неподвижной крысой. Мои пальцы начали разжиматься… Нет!!!

Это было как ледяной душ; как пронизывающая боль, когда ломаешь кость; как внезапное пробуждение от ночного кошмара. Липкий холодный пот, головокружение, бешено колотящееся сердце, прерывистое дыхание.

Саске по-прежнему не спускал с меня глаз. Я чувствовала, как пульсируют зрачки, но ничего не могла с этим поделать. Кажется, я уже говорила, что это слабо поддающаяся контролю реакция. Потянувшаяся за ген-йоки рука замерла на полпути. Я… не могу… убить… крысу…

Держащие кастрюлю пальцы невыносимо медленно сжались. Я снова перевернула кухонную утварь и накрыла ей маленькое дрожащее тельце. Знаю, ты все равно сдохнешь… Вновь обретя контроль над зрачками, придала им привычную расширенно-круглую форму. Выровняла дыхание. Скривила губы в просчитанном подобии улыбки, чуть изогнула одну бровь и спросила:

— Завидуешь? Все еще гонишься за старшим братом?

Впервые на моей памяти каменная морда младшего Учихи дала трещину. Что промелькнуло на этой застывшей маске? отчаянье? боль? Но Саске быстро взял себя в руки.

— Ты безнадежна, — царственным тоном сообщил он. — Потренируем лучше уклонение. Может, здесь ты хоть как-то проявишь себя. В следующий выходной в это же время.

Вот на этом месте ему следовало повернуться и гордо удалиться. Но, вопреки ожиданиям, Саске остался на месте.

— Ты уверен, что я приду? — абсолютно безэмоциональным тоном спросила я.

— Да, — с железобетонной уверенностью ответил он.

Молча повернувшись, я шагнула в тень векового дуба и прыгнула на «нашу» поляну. Бам-м-с! Ствол одного из деревьев украсился уродливой вмятиной. Костяшки пальцев саднило. Боль немного отрезвила меня, удержав от дальнейшей порчи зеленых насаждений. Вот же самодовольный говнюк…

И вот я сижу на полигоне и жду свою трудовую повинность. Зачем я это делаю? Зачем это по-прежнему делает он? Итачи, когда и какую иллюзию ты на нас наложил?..

Поднялась навстречу Саске:

— Привет.

— Привет. — Он одарил меня холодным взглядом. — Давно ждешь?

В ответ я помотала головой, и на этом обмен любезностями был закончен.

— Готова?

Я молча потянула из ножен ген-йоки.