Женский взгляд из-под кровати. Точка А (джен)

Муж Маси как-то сказал, что крепкая мужская дружба частенько начинается с хорошей драки. Тогда я просто приняла его мнение к сведению, а теперь убедилась в этом воочию, и вот уже несколько месяцев наблюдаю «не разлей вода» в исполнении Наруто и Тобирамы. Удивительно, но мальчишки по-настоящему сдружились.

Канон отчетливо потрескивал, ибо Наруто все дальше уходил от образа гиперактивного, одинокого, бестолкового, отчаянно жаждущего признания простачка. Мне даже стало интересно посмотреть, к каким последствиям это приведет. Незначительное, в общем-то, изменение — характер одного человека. Станет это тем камешком, что вызовет обвал канона или зарисованная история, так или иначе, но пойдет по написанному? Лично мне было все равно, хотя и любопытно.

Сейчас же я просто была рада за Наруто — мое солнце светилось, как никогда прежде. Насколько бы нежно и трепетно он ко мне не относился, я была девчонкой. Дружить со мной совсем не то же самое, что настоящий друг-мальчик. Я очень хорошо его понимала, потому что сама сильно тосковала по Масе. Но… она уникум, и ее мне не заменит никто и никогда.

В этом мире я сторонилась девочек, категорически не желая ни с кем из них заходить дальше уровня простого «привет». С мальчишками мне было проще и комфортней. Возможно, подсознательно я избегала общения с ровесницами, расценивая попытку завести здесь подругу как предательство по отношению к Масе. Глупость, конечно, но мое сознательно-подсознательное способно и не на такие выверты. Кроме того, ни одна из местных девочек не заинтересовала меня. Девчоночья часть нашего класса по большей части состояла в курятнике Саске, что сразу опускало интерес к ним до абсолютного нуля. Хината — милая и очаровательная до приторности, была уж совсем тиха и незаметна. Ничего не имею против нее — в аниме этот персонаж предельно умилял меня, но в реальности это было скучно.

После того, как к моим попыткам расшевелить мозговую деятельность Наруто присоединился Тобирама, дела пошли на лад. Первым учеником он, конечно, не стал, но уверенно держался в середине списка. Вообще, пра-пра-потомок оказался невероятно умным парнем и неплохим учителем. Он сильно помогал не только Наруто, но и мне в моей безнадежной борьбе с точными науками. Умел, стервец, простыми словами объяснять сложные вещи. Он даже бесить меня стал чуть-чуть поменьше. Правда, совсем чуть-чуть. Иногда я даже понимала Сакуру — уж очень хотелось ему врезать. Я даже всерьез задумалась о спарринге с ним, с предложением о котором он подъезжал ко мне с завидной регулярностью. До сих пор я отказывалась, находя все менее и менее убедительные предлоги. Подозреваю, что настоящей причиной моего отказа был элементарный страх, ну и немного стеснительность. Все-таки Итачи, выступая в роли учителя, жалел и щадил меня. От Тобирамы такой роскоши ждать не приходилось — этот, блин, исследователь, драться будет в полную силу. Но учебный год заканчивался, и после недолгих каникул нас ждал второй класс, когда начнутся спарринги. Надо все-таки как-то собирать себя в кучку и соглашаться на предложение Тобирамы, чтобы, хотя бы понять, на что я способна.

Теперь большую часть свободного времени Наруто проводил с Тобирамой. Я не обижалась, потому что, как уже говорила, хорошо понимала его. Мое солнце, правда, в какой-то момент стал смотреть на меня виноватыми глазами. Пришлось с ним поговорить и объяснить: я совсем не обижаюсь; друзей у него может быть сколько угодно много; и несмотря на то, что он самый первый и самый лучший мой друг, ему совершенно необязательно до старости ходить за ручку со мной и только со мной. От такой перспективы, красочно мной описанной, и без того топорщащиеся волосы Наруто встали дыбом — и он успокоился.

Я же все больше времени проводила с Изаму. Не то, чтобы это была спланированная акция — просто как-то само-собой получилось. С ним мне было по-настоящему интересно. Взрослый не по годам, очень проницательный и внимательный к другим людям, хотя внешне всегда бесстрастно-отстраненный. Он вроде как ничего не скрывал, но и не спешил раскрываться. Но чем лучше я узнавала его, тем больше очаровывалась. Хотя его будущей жене я не завидую — жить с тем, кто читает тебя как открытую книгу не очень комфортно, правда, зачастую удобно.

Как мне кажется, вполне закономерно, что мой первый настоящий спарринг состоялся именно с Изаму. Это было больно. Я, конечно, не выиграла, хотя вроде как и не проиграла. Мы с ним были на «нашей» полянке и, когда, усевшись под деревом, отдыхали, я сказала:

— Признайся, ты дрался не в полную силу.

— Ошибаешься, — возразил Изаму.

Могу собой гордиться — в отличие от Итачи, он хотя бы немного запыхался.

— Просто я, как и ты, не использовал техники. Мы же договаривались только о тайдзюцу. А здесь ты для меня не самый удобный противник — больно мелкая и быстрая.

— Как за мухой гоняешься?

Изаму рассмеялся:

— Ну и сравнения у тебя. — Немного помолчав, он покосился на меня и, как бы между прочим, обронил: — Знаешь, Акира, чего я не могу понять? Ты так веришь в Наруто и совершенно не веришь в себя. Почему?

Я молчала, не зная, что ответить. Как бы тебе объяснить, Изаму, что я — редактор, и моя стихия — слова. А все эти рукопашества и прочие методы смертоубийства чужды самой моей природе. Что я слишком старая и окостенелая, чтобы быть способной так радикально измениться. Что несмотря на все прожитые здесь годы и приобретенные знания, я до сих пор не могу убить крысу.

Говорят, что в любом человеке сидит зверь. Наверное, он сидит и во мне, но, чтобы выпустить его, понадобится слишком много коньяка — не уверена, что выпью столько. Да и где я здесь коньяк найду? Другой вариант — обстоятельства. И он страшит меня настолько, что я уже готова наплевать на коньяк — черт с вами, пусть будет сакэ. Вот только мой биологический возраст рубит алкогольный выход на корню.

— Ты не любишь драться, — между тем продолжал Изаму. — Тебе не нравится причинять и терпеть боль. Это я понимаю — моя младшая средняя сестра такая же. Но в тебе будто стоит какой-то барьер. Акира, ты понимаешь, что рано или поздно тебе придется его сломать?

Да понимаю я, Изаму, очень хорошо понимаю. И ты даже не представляешь, насколько это страшит меня. От этих мыслей мне страшно настолько, что я с упорством, достойным лучшего применения, гоню их прочь. Глупая страусиная политика — если я закрою глаза на проблему, то она исчезнет сама собой. Ага, как же… Ты же живешь в сказке, где скачут белоснежные пони, а прекрасные принцессы какают розами. Пардон, забыла — настоящие принцессы совсем не какают.

Глаза — впервые за эти годы — предательски защипало. Больше всего на свете мне сейчас хотелось уткнуться физиономией в широкую грудь Изаму и от всей души разреветься. Выплеснуть на него все накопившиеся страх, боль и сомнения. Он тот человек, который способен все это понять, принять и найти нужные слова, что немного обезболят эту зудящую рану. Ага… лет через пятнадцать-двадцать.

Усилием воли я подавила закипающие слезы. Черт бы тебя подрал, Изаму! Тебя и твою проницательность. Остановись, не расковыривай меня дальше — это плохо кончится для нас обоих. Однако сколько не убегай от проблемы — ей по фигу, она никуда не денется.

— Ты знаешь способ? — спросила я.

Откинув голову, Изаму прислонился затылком к стволу.

— Нет, не знаю, — наконец ответил он. — Но могу сказать, что я увидел сегодня. Ты мелкая и слабая физически, при этом легкая, гибкая, очень быстрая, и у тебя отличный удар. Любой бесклановый для тебя не проблема. С клановыми сложнее, но даже для них ты достойный противник. Ты отлично обучена, Акира, тебе не нужно бояться спаррингов.

— А ты?

Изаму всегда правильно понимал мои вопросы и — что удивительно — всегда отвечал.

— У нас маленький клан. С Великими нам не тягаться, но… свои секреты есть и у нас.

— Какой ты скромняга.

Не отрывая затылка от ствола, Изаму повернул голову и взглянул на меня.

— Посмотри на нас, Акира, — сказал он. — Я — большой и сильный, ты — маленькая и слабая. Посчитаем, у кого сколько синяков?

Я не выдержала и рассмеялась.

— У меня есть хорошее средство от синяков, — сообщила я. — Только тебе оно вряд ли понравится. В моей слюне есть особое вещество, которое в сочетании с моей же чакрой обладает отличными целебными свойствами.

— То есть, если ты наплюешь на меня, то мои синяки заживут?

— Ну да, как-то так.

Изаму хмыкнул:

— Буду иметь в виду.

Изаму, еще немного — и я влюблюсь в тебя. Для протрезвления мозгов надо срочно повидаться с Итачи. Все-таки красота — великая сила, а лично для меня в этом плане Итачи вне конкуренции. Вот только его хрен поймаешь. Придется изобретать другое средство борьбы с нежелательными чувствами. Можно, например, поскандалить с Мэдокой. Гарантированная выволочка мигом вышибет из башки все лишнее. Ладно, оставим это на крайний случай, метод уж больно радикальный.

Прибегать к крайним мерам не потребовалось, потому что учебный год закончился, и мы отправились на каникулы. Отдых у меня получился сомнительный. Воспользовавшись отсутствием занятий в Академии, Мэдока, довольно потирая ладошки, взялась за меня с прежним энтузиазмом. Так что с ребятами я почти не виделась. Хотя, буду справедлива к Наставнице — как-то мне даже удалось у нее отпроситься аж на ночь, и мы с мальчишками заночевали на «нашей» поляне. Было весело. Тобирама наконец получил свой вожделенный спарринг, а я — новую коллекцию синяков. Хотя и пра-пра-потомок целым не ушел. Наруто здорово поднял свой уровень — спасибо Тобираме и Изаму.

Все-таки меня не покидали сомнения, что в поединках со мной мальчишки сдерживаются, хотя они, глядя на меня честными глазами, и утверждали, что это не так. Ну и ладно. В любом случае, я убедилась, что не полный ноль и, возможно, в новом учебном году мне не придется позорно глотать пыль на академической площадке. Главное — не наглеть и быть внимательной.

С Итачи мы тоже виделись пару раз. На личные темы больше не разговаривали, но в отношениях что-то неуловимо изменилось. Уж не знаю, рада я была этому или не очень. Но сделанного не воротишь, так что я решила просто не париться. Пусть идет, как идет.

А вот с Хотэкой у нас случился прорыв. Аж целых два. Во-первых, я наконец уверенно освоила этот чертов Прыжок. Суть его в том, чтобы, совместив две тени, перепрыгнуть из одной в другую. Удаленность теней друг от друга зависит от объемов чакры и развитости навыка. В принципе, удобная и полезная техника. Но, блин, сложная. До Прорыва мне лишь однажды удалось исполнить несколько Прыжков: когда я в Резиденции удирала от шпунтиков. Тогда это получилось случайно, на нервах и адреналине. А теперь я действительно освоила эту технику и могла ее исполнять вне зависимости от эмоционального состояния. Следующим этапом был Прыжок с прицепом, как я его окрестила. То есть вместе с собой я могла перенести через тень еще одного человека, ну или нескольких. На самом деле, он не сильно отличался от обычного Прыжка, особенно если не думать о последствиях для пассажиров. Однако Хотэка меня предупредил, что злоупотреблять этой техникой не стоит, потому что она имеет побочный эффект. Я только кивнула, потому что, в любом случае, не собиралась исполнять роль городского такси.

Во-вторых, Хотэка счел, что я достаточно прониклась железякой и мне было позволено начать, наконец, осваивать ген-йоки. Вот в волшебную палочку я просто влюбилась. Каюсь, даже под подушку ее клала, не в силах расстаться. Здесь оказались свои сложности. Первая — видимость. У настоящего мастера ген-йоки клинок, вообще, невидим. Лишь очень опытный взгляд может его различить по изменению кривизны воздуха (вот ей богу, не вру — Хотэка именно так и выразился). Второе — хват. Оказалось, что ген-йоки ну очень неприятная вещь. Взрослая волшебная палочка могла содержать в себе бесконечное число видов холодного оружия — сколько запечатаешь, столько и будет. Теней, естественно. Как по мне — так настоящие гадство и читерство. Детский ген-йоки нес в себе три вида: средний меч, короткий клинок и нагинату. Понятно, что разные виды оружия держат по-разному и, меняя его тень в ген-йоки, ты меняешь хват. Опытные люди по изменению положения руки могут понять, какую пакость ты им готовишь. От мастера ген-йоки требовалось, чтобы изменение хвата было минимальным.

Менять средний клинок на короткий я более-менее научилась, а вот нагината… Ну вы сами представьте, как изменится положение ваших пальцев, когда из двадцатисантиметровой палочки вырастет полутораметровая хрень. Это настолько… м-м-м… специфично, что Хотэка даже не стал мне подсовывать железяку. Так, несколько занятий, чтобы понять принцип. Осваивала я эту штуку сразу в режиме ген-йоки, и не сказать, чтобы сильно преуспела. Какой, к черту, незаметный хват — мне бы, в принципе, удержать эту дуру. Это у нормальной нагинаты львиная доля длины — рукоять, на само лезвие приходится 30-50 сантиметров, а у меня деревяшка всего-то двадцать сантиметров, а все остальное — тень, которую в руки не возьмешь. Она, конечно, ничего не весит, но, чем больше меня мучил Хотэка, тем больше я убеждалась что ЭТО мне не по уму.

Ну и третья сложность — скорость смены оружия. Сейчас на то, чтобы сменить средний клинок на короткий мне требовалось около тридцати секунд. За это время любой более-менее боеспособный шиноби из меня котлету сделает или на ленточки порежет. Так что, как я не любила ген-йоки, но в плане владения мне не то, что до мастера — до младшего подмастерья еще как до Китая раком.

Однако Хотэка выглядел довольным. Я не отсекла момент, когда это стало для меня важным. Просто в один прекрасный день поняла, что искренне люблю своего зеленоглазого сенсея, и его одобрение имеет для меня значение. Мама дорогая, что же я творю… Ладно, поздно пить Боржоми, когда печень отвалилась. Наруто, Изаму, Нобу, Итачи, Хотэка, да даже Мэдока и Тобирама — список людей, которые стали значимы и дороги мне все ширился. Я чувствовала, как врастаю в этот мир, а сил и желания сопротивляться становится все меньше. Наверное, это нормально. Едва я обрела дееспособность, у меня был выбор — сдохнуть или жить. Я выбрала жизнь, но невозможно жить в мире и одновременно вне его.

Мой Мерзкий Подросток, Мася, сестренка… Мне кажется, я предаю вас, и все мои терзания лишь поиск оправданий. Сколько пройдет времени, прежде чем ваши лица превратятся в едва различимые силуэты в моей памяти… Это нормально? У меня нет ответа. Я окончательно запуталась и уже не знаю, что правильно, а что нет. Что это — сумерки морали, поиск самоидентификации или обыкновенные слабость и трусость? К черту все! Если я продолжу это самокопание, то окончательно спячу, а от этого точно никому не станет лучше ни в том мире, ни в этом. Просто расслабься и плыви по течению, уж в этом-то ты специалист…

Начался мой второй учебный год. Ну что же — все на месте. Шикамару спит, Чоджи ест, Киба выпендривается, Шино мудрствует, Хината прячется, курятник квохчет, Саске являет миру себя. Все-таки хорошо, когда есть стабильность — это успокаивает.

Программа второго года обучения была поинтересней. Во-первых, нас начали обучать основам работы с чакрой. Для меня никакой практической пользы эти уроки не несли, но послушать было интересно. Во-вторых, теории стало меньше, а физической подготовки — больше. Началось то, чего, как мне кажется, ждали все мальчишки — рукопашка и метание железа. После первых же спаррингов стала очевидна пропасть между клановыми и бесклановыми ребятами. В аниме, насколько я помню, этот вопрос как-то даже особо не поднимался. Основной посыл все же был — если будешь усердно трудиться, то все получится. В принципе, настрой правильный и духоподъемный, вот только столкновение с реальностью выдерживает слабо. Во всяком случае, с той реальностью, в которой я оказалась.

То, что в кланах вколачивалось с пеленок, бесклановые начинали постигать только на втором году обучения, да и уровень был совсем другой — в Академии давали лишь основы. Вот и смысл собирать в одном классе ребят с таким разным начальным уровнем? Ладно, не мое это дело, да и просто лень ломать голову на эту тему.

Девчонкам была отведена роль наблюдателей, в пары нас почему-то не ставили, поэтому ни блеснуть, ни опозориться мне пока не удалось. Наруто выступал очень достойно — я, прям, гордилась моим солнцем. Все-таки он очень способный, и то, что касается физики — впитывает, как губка. В этом плане наши лесные сеансы мордобоя дали ему очень много. Невпупенный же крутыш Саске меня разочаровал. Нет, среди необученных бесклановых он, конечно, был звездой. А вот на фоне Тобирамы и Изаму как-то не впечатлял. На мой взгляд, мои мальчишки в тайдзюцу были ничем не хуже. Хотя, возможно, я сужу предвзято.

С метательным железом дело обстояло приблизительно так же. Все клановые худо-бедно владели этой наукой, тогда как бесклановые только учились держать сюрикен. После уроков Итачи на этих занятиях мне было откровенно скучно, а смотреть на выпендривающегося Саске противно. Поэтому я отошла в сторонку и, выбрав самую удаленную мишень, хотела потренировать тот хитрый «вж-жик» тремя сюрикенами. Наверное, на меня нашел приступ слабоумия, раз я решила заняться этим в Академии. Ведь о занятиях с Итачи я не говорила никому, даже своим мальчишкам, а этот прием точно был из кланового арсенала Учих. К приступу слабоумия добавилось аццкое везение, потому что именно сейчас у меня наконец получилось. Не успела я порадоваться, как внезапно услышала:

— Кто тебя этому научил?!

Похоже, младшего Учиху настолько перекорежило от увиденного, что я с трудом узнала его голос. Да, чтоб тебя… Вот не сиделось тебе в объятиях курятника. Хотя — сама хороша, и как теперь выкручиваться — не имею ни малейшего понятия.

— А тебе какое дело? — максимально недружелюбно буркнула я и отправилась вынимать свои сюрикены. — Отвали.

Отвечая таким образом я немного рисковала — все же этот звездун тоже из великоклановых, а у нас свои тараканы. При желании он мог и насмерть обидеться. Никаких серьезных последствий детская ссора в Академии, конечно, не имела бы, но выволочку Мэдока устроила бы мне сладкую. Плевать. Я хотела сразу жестко отделаться от младшего Учихи и была готова за это заплатить положенную цену. Однако Саске никак не отреагировал на мою вызывающую грубость, хотя и вопросов больше не задавал.

А я ругала себя последними словами — ну надо же было так подставиться. Больше всего меня тревожило, как это аукнется Итачи, если в его клане станет известно, что он меня обучал. Может, и никак, и я совершенно напрасно психую из-за нормальной, обыденной практики. А, может, он мне выдал какие-то страшные клановые секреты, и за это ему грозит серьезное наказание. Возможны были оба варианта, как и несколько промежуточных. Черт, надо было уже давно у Итачи спросить, насколько законно то, чем мы с ним занимаемся. Ладно, будем надеяться, что Саске в своей самовлюбленности сочтет этот эпизод случайностью и выбросит из головы. Ну или отвлечется на мое хамство и первопричина как-то замылится.

Эх, надежды… Я просто плохо знала Саске. Когда на следующий день я пришла в класс, то обнаружила его сидящим за «нашей» партой. Никакой жесткой рассадки под руководством учителя не было, все сидели как хотели. Просто так сложилось, что ко второму году уже определились предпочтения. Чаще всего я сидела с Изаму за самой последней партой, а Наруто и Тобирама — прямо перед нами. Саске же всегда предпочитал первую парту у окна и, насколько я помнила, никогда не менял этого места. Вообще, парты в нашем классе были рассчитаны на троих. Но учеников было меньше, чем посадочных мест, поэтому многие сидели по двое.

Признаюсь честно, увидев этого хмыря, усевшегося на «мое» место и с каменной рожей пялящегося на меня, в первое мгновение я просто растерялась. Это было такое ребячество, что я не понимала, как реагировать. Хотя, чего еще, кроме ребячества, можно было ожидать от девятилетнего ребенка, пусть он и десять раз потомственный шиноби? Эта мысль вывела меня из ступора. Я с невозмутимым видом прошествовала к «нашей» парте, уселась на другом краю и ядовитым тоном поинтересовалась:

— Что, сквозняки замучили?

Саске удивленно моргнул и после весьма продолжительной паузы наконец ответил:

— Нет.

В этот момент в классе появилась Великая и Бесподобная Сакура и первое, что увидела, был сидящий рядом со мной Саске. От этого зрелища розоволосую королеву курятника перекосило настолько, что ее лицо стало похоже на портрет кисти экспрессиониста. Решительной деревянной походкой она направилась в нашу сторону. Стоило ей приблизиться, как я вскочила и с лучезарной улыбкой предложила:

— Садись быстрей, Сакура, а то у тебя ноги чего-то совсем заплетаются.

И, прихватив рюкзачок с учебниками, слиняла за парту у окна, где обычно сидел младший Учиха. Сакура не подвела, немедленно прилепившись к Саске с силой хорошо пережеванной жвачки и надежно зафиксировав того на месте. Так начались наши Большие Салки.

Суть игры заключалась в том, что Саске гонялся за мной по всему классу, поставив себе целью сесть рядом. Я в свою очередь бегала от него, стремясь оказаться как можно дальше в пересчете на парты. Делала я это по двум причинам. Во-первых, мне совершенно не хотелось отвечать на вопросы по поводу того случая с сюрикенами. А, как я подозревала, цель Саске была как раз в том, чтобы вытрясти из меня, где я научилась этому приему, а вовсе не насладиться моим обществом. Что ему мешало поймать меня в каком-нибудь углу в перерывах или после занятий — не знаю. Может, гордость не позволяла, но, на всякий случай, я не отлипала от своих мальчишек. Во-вторых, мне до смерти не хотелось связываться с курятником, который крайне возбужденно и болезненно реагировал на малейший знак внимания со стороны Саске в адрес любой левой особи женского пола. А уж если им мерещилась хоть какая-то ответная реакция… Мне кажется, что даже мухи облетали младшего Учиху стороной по этой причине.

Через пару дней за нашими догонялками с азартом следил весь класс, а еще через неделю, как мне показалось, кое-кто начал делать ставки. Упрямства нам обоим было не занимать, но и продолжаться бесконечно это не могло. Ну надоест же ему когда-нибудь эта беготня, в конце-то концов?!

В своих предположениях я оказалась права и ошиблась одновременно. Уже через пару недель нашей звезде надоело бегать за мной. Но вот от цели своей он не отступился и нашел другой способ. Расплата за упрямство настигла меня на спарринг-занятии. Когда вызвали Саске, он, не дожидаясь пока прозвучит второе имя, спросил:

— Учитель Ирука, а почему девчонки не участвуют в спаррингах?

— Ну-у-у… — Ирука явно смутился. — Это как-то неправильно.

— Почему? Они бесполезны, если не будут уметь драться.

Класс затих. Только курятник тихонько шебуршился, переглядываясь и перемигиваясь.

— Наверное, ты прав, — неожиданно согласился учитель. Он убрал свой блокнотик с именами, сложил руки на груди и спросил: — И кого из девочек ты хочешь в спарринг-партнеры?

Подозреваю, Ирука надеялся, что Саске тут же пойдет на попятный. Ведь это же позор и унижение — одному из сильнейших в классе драться с девчонкой. Но не тут-то было. Этот гаденыш, даже на мгновение не задумавшись, выдал:

— Акиру.

Ну вот и все — трындец котенку… То бишь мне. Это со зрительского места можно было кривить нос, как младший Учиха меня разочаровал. Драться с ним у меня не было желания от слова «совсем». Это даже не Тобирама, спарринга с которым я так долго боялась — это гораздо хуже.

Едва прозвучало имя, как мои мальчишки вскинулись, а Наруто уже открыл было рот, но я тронула его за плечо и покачала головой. Не дело это — прятаться за их спинами. Ошибка с сюрикенами была моя, и исправлять ее тоже было мне. Ну что же — спарринг, так спарринг. Давно у меня не было стоящих синяков, фермент аж застоялся, бедный.

Я молча вышла на площадку, встала напротив Саске. Мы с ним одновременно сложили руки в «символе битвы».

— Использовать техники запрещено, — немного напряженным голосом и громче, чем требовалось, предупредил учитель Ирука.

Саске чуть заметно улыбнулся.

— Если я выиграю, то завтра ты весь день будешь сидеть со мной, — так, что слышать его могла только я, прошептал он.

— А если проиграешь?

Он фирменно пфыкнул и с легкостью пообещал:

— Тогда я выполню любое твое желание.

— Договорились, — я тоже изогнула губы в тщательно выверенной улыбке.

— Начали! — скомандовал Ирука.

Да-а-а… Саске был очень быстрый — в этом плане и Изаму, и Тобирама, и Наруто уступали ему. У меня перед младшим Учихой было одно маленькое преимущество: я уже видела его в спаррингах с другими партнерами, а он меня нет. Так что, я занималась тем, что уворачивалась от его атак, выжидая удобный момент. Блокировать я даже не пыталась. Один раз я уже попробовала заблокировать удар Изаму, и дело кончилось переломом, пришлось даже в госпиталь обращаться. Вспоминать тошно, сколько Изаму меня тогда пилил. Не думаю, что Саске бьет слабее, а проверять чего-то не хочется. Так что я исполняла танец кота с мухами, стараясь не думать о том, на сколько меня еще хватит. Выносливость — не самое сильное мое место.

Не знаю, сколько это продолжалось — во время драки время течет по-другому. Я начала уставать, еще немного, и я уже не смогу поддерживать такую скорость. А Саске, судя по всему, и не думал замедляться. Но рисунок его боя уже сиял у меня в голове четкой схемой, поэтому я, не затягивая, поймала нужный мне момент и контратаковала. Закончилось это тем, что я оказалась лежащей на спине. Саске нависал надо мной, заблокировав мои ноги и одну руку, его кунай упирался мне в горло. В свободной моей руке тоже был зажат кунай, и его острие застыло прямо напротив сердца Саске.

— Ничья, — с облегчением и изрядной долей изумления объявил Ирука.

Мы поднялись на ноги и сложили пальцы в «символе гармонии». На лице Саске ничего не отражалось, и тон был ровным, когда он буркнул:

— Я должен тебе одно желание.

— Не зазнавайся, — фыркнула в ответ я, подпустив в голос рассчитанную долю насмешки.

Вопреки обыкновению, на этот раз курятник не встретил Саске радостным писком и восторженным щебетанием. А вот мои мальчишки улыбались.

— Акира, ты молодец! Это было круто! — заявил Наруто и чуть не со всей дури хлопнул меня по плечу.

Я лишь сдавленно пискнула. Все-таки тяжеловата ручка у моего солнца. Плюс еще один — незапланированный — синяк.

Оставшиеся уроки Саске сидел за партой один. Интересно, за это тоже мне надо будет расплачиваться? Может, все же стоило ему проиграть и уже покончить с этой затянувшейся историей? Я ощутила смутное беспокойство, о завтрашнем дне даже думать не хотелось. И в Небесной Канцелярии внезапно услышали мои безмолвные молитвы и приняли меры, правда, не совсем так, как бы мне хотелось…