Дамы семьи Паркинсон (джен)

Примечания:

Итак, Поликсена начинает оттаивать, а у Северуса происходит первый прорыв (посвящается прекрасным идеям Mormorra о способностях человеческого мозга) :)

Интересно ваше мнение, буду очень рада отзывам!

Когда дети были внимательно выслушаны, успокоены, должным образом вразумлены, угощены шоколадом и отправлены обратно в гостиную в приподнятом настроении, Поликсена едва дождалась хлопка двери, чтобы с облегчением растечься в кресле и прикрыть глаза.

Моргана, как же она устала.

Родитель из нее — бездетной соломенной вдовы с покореженными войной мозгами и руками по локоть в крови — был тот ещe. Для умницы Панси хватало и такого безалаберного взрослого, но с этой разномастной шилопопой бандой она уже не справлялась.

Да, Поликсене оказалось прискорбно не по силам воспитывать сразу троих подростков, из них двоих мальчишек (причем у одного из них теоретически имелись и любящие родители, и заботливый крестный). Обрадованный их союзом Люций беспардонно скинул на нее присмотр за своим наследником впридачу к Панси и Гарри, взамен милостиво взяв на себя обязательство отстаивать их права среди вредных старикашек Попечительского совета. Тогда ненавидящая всякие заседания Поликсена решила, что обхитрила Люци, вытянула при жеребьевке длинную соломинку, но время расставило все на свои места и недвусмысленно показало: соломинка была самой что ни на есть короткой.

Дети чудили. Они влипали в неприятности с завидной регулярностью, причем как по отдельности — каждый в своей неповторимой манере — так и всем скопом. Поликсена начинала напоминать себе человека, которого в разные стороны тянут три дебелых волкодава, обрывая поводки, — как бы самой не разорваться.

Последний раз такое ощущение — что она не справляется, тонет, задыхается под лавиной обязательств, значительно превышающих ее скромную квалификацию, — она испытала после смерти Каролины, когда Патрокл самоустранился и замуровал себя заживо в собственном кабинете, пытаясь справиться с потерей любимой жены. Панси стала сиротой при живом отце, а Поликсена внезапно оказалась один на один со всем, что до этого покоилось на плечах брата и Каро: с бизнесом, бесконечными сессиями Визенгамота, трениями с Министерством и авроратом, ведением огромного дома, а также бесконечными и безуспешными апелляциями о пересмотре дел азкабанцев. Цена, которую она заплатила, чтобы хоть чем-то себя занять, на поверку оказалась весьма высокой, — но между Сциллой и Харибдой всегда выбираешь Сциллу...

Когда она наконец смогла выдохнуть, а боль от утраты лучшей подруги притупилась (но не исчезла, навсегда засев тупым терновым шипом где-то в районе сердца), Поликсена огляделась по сторонам и принялась за воспитание племянницы. Однако к ее удивлению выяснилось, что Панси — не иначе благодаря подготовке Каро — прекрасно справлялась сама. Ей вполне хватало библиотеки, компании домовушки Элси и уроков с Поликсеной. Панси росла идеальным ребенком, как по книжке: самодостаточным, спокойным и не по годам целостным, — и Поликсена тихонько порадовалась своей удаче. Она отнюдь не была уверена, что смогла бы справиться с кем-то другого склада характера.

Теперь ее опасения, казалось, оправдались: мальчишки, как назло, подобрались непростые, а самостоятельность и независимость Панси повернулись к Поликсене неожиданной стороной — племянница выросла настоящей темной лошадкой, влезала в неприятности точно так же, как и ее друзья, но, в отличие от них, секретами ни с кем не делилась и следы заметала почти профессионально. Не признайся она начистоту в открытии тайного хода — никто бы и не догадался. А реши полезть туда одна, никого не предупредив, — и костей бы не нашли… Поликсена вздрогнула, открыла глаза и залпом допила огневиски.

Было бы так просто волноваться только о наследнице рода Паркинсон, но Поликсена почему-то не могла перестать беспокоиться о всех троих. Может, пробудился поздний и нежданный материнский инстинкт? Мальчишки загадочным образом стали ей дороги, причем не просто как довесок к Панси, а в собственном праве...

Гарри, которого изначально нужно было обаять в рамках выполнения важной стратегической задачи, умудрился незаметно сам привязать Поликсену к себе. Паренек рос интересным: рыцарственным, отважным, болезненно честным, но при этом проницательным, неглупым и держащимся за свое зубами и когтями. Чем-то он напоминал ей Севера в нежном возрасте одиннадцати лет (тот тоже походил на волчонка, готового в любой момент зло вздыбить загривок), но был куда более открытым — все-таки Северус обзавелся друзьями позже, да и жизнь до школы у него была тяжелее. Поликсена поражалась сама себе, но признавала очевидное: Гарри Поттер, надежда магического мира, за каких-то несколько встреч накрепко пустил корни в ее черством сердце. Будь у Поликсены сын, она хотела бы, чтобы тот походил характером именно на Гарри…

С Драко было и проще, и сложнее одновременно. Сперва он показался ей маленькой копией Люция, и Поликсена отнеслась к нему с уважительной настороженностью, но мальчишка оказался куда занимательнее папеньки — азартный, непоседливый и непосредственный, истинный полу-Блэк, взявший лучшее от обоих родителей. Поликсена, чья мать тоже была из Блэков, всецело одобряла Драко Малфоя и изо всей дружной троицы именно его мотивы и решения понимала с полуслова.

Еще накануне она тешила себя робкой надеждой, что поодиночке могла бы легко корректировать их поведение и сдерживать порывы, но сегодня пугающие откровения детей больно щелкнули ее по носу. Авантюризм и изворотливость Драко, помноженные на пробивную силу Гарри и возведенные в квадрат обстоятельностью Панси, не оставляли много пространства для маневра.

Снова устало прикрывая глаза, Поликсена фыркнула про себя: драккловы теоретики, Патрокл и Люций, чтоб их гиппогрифы полюбили! «Ах как здорово будет подружить наших наследников с Героем! Какое простое и элегантное решение всех проблем!». То, что такое решение моментально породило новые проблемы, а дети, вообще-то, были живыми людьми, а не пешками на шахматном поле, сиятельные лорды милостиво оставили на откуп практикам. Вернее, одному-единственному практику — Поликсене, потому что до сегодня Северус почти не интересовался житьем-бытьем своего подопечного. Еще одно новое качество его характера, заставшее Поликсену врасплох...

Она почувствовала движение рядом с правой рукой, шелест чужой мантии об обивку кресла, и нехотя приоткрыла глаза, честя себя на все корки: расслабилась, разомлела, ушла в раздумья и совсем забыла об осторожности. Все-таки Север действует на нее самым тлетворным образом — казалось бы, сколько лет прошло, а в его присутствии она по-прежнему забывает следить за окружающей обстановкой, будто бы он нынешний станет прикрывать ей спину...

Северус стоял рядом, внимательно изучая ее лицо, а затем невозмутимо наклонился и долил огневиски.

— Спасибо, — пробормотала Поликсена и опустошила стакан. Внутри опять разлилось приятное тепло, перерастающее в жар, и страх, свившийся внутри пять лет назад (не справится, она ни с чем не справится!), немного разжал свои ледяные змеиные объятья.

Змееусты, — вспомнилось ей одно из чудных открытий сегодняшнего дня. — Как? Откуда этот проклятый дар? И почему именно у этих двоих?

Она не так удивилась бы, щеголяй знанием парселтанга Драко, — Нарси все же была урожденной Блэк, а все Блэки были с огромной придурью, специализировались на расчетах наследственности, и один только Мерлин ведает, что они могли при желании накрутить. Поликсена всегда относилась к семье маменьки с большим подозрением и опаской и в свое время была совсем не рада новости о том, что войдет именно в этот род. Взгляд сам скользнул на неизменный ониксовый перстень, отягощавший палец, но она поспешно отвела глаза.

Да, Поликсена поняла бы, разговаривай со змеями Драко, но Панси и Гарри?

— Эванс знала змеиный язык? — спросила она у Северуса. Тот, сидя в кресле напротив с таким же стаканом, медленно покачал головой, однако особой уверенности Поликсена не заметила. — Как думаешь, у нее в роду могли быть сквибы?

Бывший друг так же молча пожал плечами, и она горько рассмеялась:

— Моргана, Север, ты знаешь о своей единственной любви прискорбно мало! Ладно, извини. О мертвых или хорошо, или ничего.

Северус раздраженно прищурил глаза, а затем, будто пересилив себя, хмыкнул, криво ухмыльнулся и отсалютовал ей стаканом. Простил ее неуместную вспышку? Одному Салазару ведомо. Поликсена уже поняла и почти смирилась с тем, что этот Северус постоянно выбивает ее из колеи, и она только с большим трудом может предугадать его следующий шаг. Почему она так плохо его знает? Из-за прошедших порознь лет? Или из-за последствий Обливиейта тоже?

Поликсена беспокойно поерзала в кресле: было жутко смотреть на знакомого, родного человека и видеть его совсем другим, подмечать новые жесты, слова и взгляды, и даже выражение лица… Словно кто-то чужой надел маску Севера и теперь им только притворяется.

— И все-таки я рад, что ты обратилась ко мне, — бархатно промолвил Северус и проникновенно заглянул ей в глаза. Поликсена улыбнулась краешком губ и повторила его салют стаканом. — Ты пришла за помощью только потому, что я — крестный Драко?

— Да, — соврала Поликсена, не отводя взгляда. — Именно поэтому. Ты его крестный, и тебе стоило бы почаще об этом вспоминать. Север, ты преступно манкируешь своими обязанностями. Имей совесть: то, что ты уже не их декан, не снимает с тебя ответственности хотя бы за младшего Малфоя.

Он побаюкал стакан в ладонях, кинул на нее очередной непонятный взгляд и медленно кивнул. Поликсена раздраженно выдохнула: она не ожидала, что это окажется так сложно — не перебрасываться подколками, а просто спокойно и откровенно с ним говорить. Когда она узнала об Обливиейте, то была даже рада за Севера, даже позавидовала немного: какая же это роскошь — не помнить… Наивно понадеялась, что сможет получить второй шанс, чтобы все исправить, познакомиться заново, а потом, возможно, и сблизиться опять, без оглядки на прошлые обиды.

Однако на практике все оказалось намного сложнее — ее глупое, глупое сердце постоянно стремилось убрать наносное, вызволить прежнего, так знакомого ей Севера из-под маски этого чужого, по сути, человека. Сердце не желало понимать, что того парня, с которым она училась и дружила, давно уже нет и что Поликсене даже выгодно, чтобы он не воскресал из мертвых. Сердце просто болело, и на холодный расчет Поликсены ему было откровенно наплевать.

— Пожалуй, мне пора, — неловко сказала она, вставая, и поставила пустой стакан на разделяющий их с Северусом низкий и круглый кофейный столик.

— Почему ты не хочешь просто рассказать мне обо всем? А еще лучше — поделиться воспоминаниями?

Несмотря на то, что этот вопрос должен был рано или поздно прозвучать, он все равно застал ее врасплох. Поликсена замерла, медленно разогнулась и подняла на бывшего друга взгляд. Черные глаза напротив прожигали насквозь, и она мимолетно порадовалась тому, что с некоторых пор не снимала амулет против чтения мыслей даже ночью. Сколько соломки ни стели, а ко всему не подготовишься, — с непривычным философским смирением подумала Поликсена.

— Ты не спрашивал себя, почему наша повторная встреча состоялась через целых одиннадцать лет? — поинтересовалась она, скрещивая руки на груди. — Мой брат ведь дружил с отцом твоего крестника. Как же так вышло, что мы ни разу не виделись у Малфоев?

Северус нахмурился, отвел взгляд и побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

— И как же так вышло? — вкрадчиво спросил он. — Я действительно не припоминаю, чтобы хоть раз столкнулся в Малфой-мэноре с Патроклом или его семьей, даже до их с Люциусом размолвки.

— О, мне стоило немалых усилий устроить все так, чтобы ты не попался на глаза никому из Паркинсонов, — призналась Поликсена. — Уж не знаю, кого именно я берегла — наверное, всех сразу. К тому же приходилось соблюдать осторожность, чтобы Люций ничего не заподозрил и не начал копать, он ведь любопытнее кошки.

Она помолчала, а затем будто ринулась с разбегу в ледяную воду:

— Впрочем, будь у меня желание, я могла бы пойти на риск, нарушить прямой приказ главы рода и связаться с тобой лично, втайне от Патрокла, — однако такого желания у меня не было. Я сама не хотела тебя видеть.

Слова упали между ними, как тяжелые камни, как обвал, хороня под собой ростки надежды. Помолчав, Поликсена продолжила с нарочитым воодушевлением, не способным обмануть даже ее саму:

— Однако годы прошли, раны затянулись, и теперь у нас появился второй шанс. И я очень не хочу его испортить... Давай просто начнем с чистого листа, а, Север? Я вроде бы немногого прошу, простое такое человеческое желание.

Они помолчали, а затем Северус резко встал и принялся расхаживать по комнате: полы домашней мантии развевались от движения, руки были заложены за спину, намертво сцеплены в замок, а голова низко опущена. Поликсена усмехнулась и повернулась за ним, следя за метаниями Снейпа взглядом: хоть что-то осталось неизменным — она отлично помнила эту дурацкую привычку, лицо, занавешенное черными прядями волос, и белые, напряженные костяшки пальцев...

— Мне плевать, что там случилось в нашем общем прошлом, — ровным голосом сказал Северус, подходя к камину и тяжело опираясь об него правой рукой. Поликсена видела его профиль, и ей некстати вспомнился совсем другой вечер, летний и душный, чужие губы, исследующие ее шею, и этот самый профиль в окне старого запущенного дома. Ее сердце предательски сжалось. — Что бы там ни было, я имею право знать. Попробуй понять: у меня украли меня же! Кто я и каким был прежде? Что двигало мной на самом деле? Я долго размышлял и теперь понимаю: нельзя было просто изъять у меня воспоминания, их требовалось заменить на новые, скорректированные, чтобы я не сошел с ума от несоответствий. Кто знает, что мне могли под шумок внушить? Нравилось ли мне зельеварение на самом деле? Ненавидел ли я Мародеров так же сильно, как мне помнится? Как я могу жить дальше, если все, что у меня есть, вся моя нынешняя жизнь, сама моя личность — все это построено на песке?

Поликсена плотнее сжала губы, чтобы не сказать ничего лишнего. Тот, прежний, Северус не терпел жалости. Чего не терпит этот? Она мысленно прокляла тот день, когда поддалась соблазну и явилась в Хогвартс по вызову декана Слизерина. Надо было все-таки отправить Люциуса... впрочем, в глубине души Поликсена знала точно: повторись тот день, и она все так же не смогла бы отказаться от шанса увидеться лицом к лицу после стольких лет. Она скучала.

— Я скучала, — вырвалось у нее, и Поликсена до боли прикусила язык и дополнительно опустила голову, чтобы не выдать себя еще больше. Дракклова сентиментальность — и как всегда не к месту! — Север, я правда пойду.

Он стремительно развернулся к ней, как кобра перед броском, но Поликсена поспешно покачала головой, проскользнула мимо него к выходу и, выскочив за дверь, быстрым шагом направилась прочь. У ступенек, ведущих наверх из подземелий, остановилась и прислонилась спиной к стене, переводя дух. Твою Моргану, камин! Камин остался в покоях Северуса, но сейчас она туда не вернется ни за что на свете. За прошедшие годы проклятый бывший друг не только не разучился играть на ней, как по нотам, но еще и загадочным образом поднаторел в этом искусстве, а Поликсена нынче была совсем не в тонусе. Ничего, дойдет до Хогсмида пешком, не развалится, а камином отправится уже оттуда — заодно и развеется, придет в себя перед возвращением домой.

Поликсена чеканила шаг по пустынным коридорам, и почуявшие слабину воспоминания с укором глядели на нее из каждого угла, неотступно преследовали по пятам. Вот Север несет сумку за Эванс к их с Каро молчаливому неодобрению. Север собирает для Эванс трогательные букетики полевых цветов. Север стоит рядом с легкомысленно усевшейся на подоконнике Эванс и обстоятельно, в который раз, объясняет ей последнюю тему по зельеварению...

Снейп еще не понял, но одна вещь совершенно точно не изменилась, служа надежной связующей нитью между его прошлым и настоящим, толстой, словно корабельный канат. Если Поликсена еще хоть в чем-то и была уверена, так это в несчастной, мертворожденной и трагически безответной любви лучшего друга к жестокосердной рыжей магглокровке.

Она остервенело помотала головой, запрещая себе вспоминать об этом дурацком чувстве и обо всем, к чему оно в итоге привело.

Зачем вообще Поликсена обратилась за помощью именно к нему?! Следовало подумать головой и предугадать, во что это выльется, — но, как за ней частенько водилось, Поликсена проигнорировала доводы рассудка и понадеялась на импровизацию... а зря. Очень зря.

Зачем нужно было спускаться в подземелья и отрывать бывшего друга от его важных воскресных дел? Частично из мстительности — как ни крути, но он все же был профессором и крестным Драко, а Поликсене приходилось отдуваться за всех в одиночку. Частично из навязчивого любопытства, зудящего под кожей интереса: чем-то он теперь живет, на что тратит свое свободное время? Впрочем, была и еще одна важная причина. Ноги просто сами понесли ошеломленную Поликсену за поддержкой к единственному другу, как всегда делали это раньше: когда ее доставали навязчивые поклонники, когда хотелось поделиться радостью и когда наступало очередное горе. Когда-то, не так уж и давно, Северус Снейп был в ее мире глыбой, константой, одним из незыблемых полюсов. Оказалось, что эта глубинная уверенность — что Север поможет, поддержит, подставит плечо — никуда не подевалась, несмотря ни на их сложную историю, ни на пролетевшие мимо годы... Поликсена об этом и не догадывалась.

Она зашагала быстрее, ожесточенно вытирая глаза тыльной стороной ладони. Мордред и Моргана! Не хватало только еще сильнее разныться! Чуть погодя остановилась, запрокинула голову, часто и глубоко задышала, глядя сквозь мутную пелену слез на резной, украшенный лепниной и арочными сводами потолок, который видела столько раз. Вдох-выдох, вдох-выдох. Это должно быть просто, правда?..

Права ли она, пытаясь уберечь Севера от этой отравленной памяти? Поликсена слишком хорошо знала, как сильно неизбывная вина мучила ее все эти годы, как не проходило ни дня, чтобы она мельком не вспомнила — и не пожалела от всей души, не пожелала обратить время вспять. Она сумела по-настоящему простить себя только недавно, буквально накануне, и мысль о том, чтобы просто взять — и положить этот камень на душу лучшего друга, заставить его пройти через все то же самое, была для Поликсены невыносима. Это ведь шанс, который не выпал ей самой и о котором она втайне грезила — так разве можно беспечно отбросить его в сторону?

Кто из них двоих прав: Северус, до конца не понимающий, что его ждет, или она, единолично принимающая решение за другого человека? Поликсене казалось, что это верный и самый надежный путь: защитить Северуса от этой боли, лучше узнать его — такого, каким он стал, совершенно чужого и далекого, — а затем попробовать наощупь возродить их дружбу, оставив прошлое в прошлом... но что если она снова ошибалась?

* * *

Дверь захлопнулась, и Северус выдохнул сквозь сжатые зубы. Упрямая, ну какая же она все-таки упрямая!

Он несильно ударил кулаком по каминной полке, и боль немного его отрезвила. Северус снова выбрал с ней неправильную тактику: к норовистой лошади нельзя подходить слишком быстро — вот и Поликсена Паркинсон взбрыкнула в лучших традициях мустангов и ускакала прочь, поднимая копытами столбы пыли.

Северус вздохнул и с силой потер щеку костяшками пальцев. Он никак не мог поверить в то, что они дружили. Вернее, просто дружили.

Он умел дружить и знал, как это бывает. Дружба — это то, что было у него с Люциусом и, в некоторой степени, Нарциссой: беззлобные подначки, общие шутки, наивное соперничество и уютное молчание. Покой и единение.

То, что искрилось между ним и Поликсеной, на дружбу походило примерно в той же степени, как разрушительное, восхитительное в своей мощи цунами — на теплый грибной дождик в разгар лета. Северус легко мог представить себе их общее прошлое как страстный роман с трагическим концом, вынимающую душу ненависть, смертельную обиду или закоренелую вражду — такие версии примерно объяснили бы все это… электричество. Но просто банальная школьная дружба?

Северус недоверчиво покачал головой и опять размашисто зашагал по комнате — ему так лучше думалось.

Почему Поликсена не желала его видеть? Зачем было Патроклу отдавать свой странный приказ?

Это хорошо укладывалось в вариант «смертельная обида», но он с трудом мог себе представить, чем сумел бы настолько задеть Паркинсонов — на секундочку, род из Священных Двадцати Восьми. Разве что потоптался по фамильной чести? Это он и в самом деле мог.

Его мысли вернулись к моменту, когда Поликсена призналась, что скучала, — его тогда будто током прошило. Северус прикрыл глаза, изо всех сил напрягая свою изодранную в клочья память, вспоминая, вспоминая… Голова моментально заныла, будто сжатая тугими стальными тисками, и он со стоном схватился за виски. Ему казалось, что мозг сейчас спечется, но воспоминания все же медленно пробивались сквозь Обливиейт, просачивались редкими ядовитыми каплями.

«Я скучала». Каштановые волосы тонко пахнут гарденией, глаза напротив смеются, но в их темно-зеленой глубине прячется предательский отголосок боли. Невинный мимолетный поцелуй в щеку, будто целует брата.

Или лучшего друга.

Возвращаясь из воспоминаний в настоящее, Северус скрипнул зубами. Все-таки друзья.

За неожиданно болезненным уколом разочарования пришла волна радости, и он победно усмехнулся. Он сможет вспомнить! Пусть ценой боли и страданий, капля по капле, но рано или поздно он вернет себе память — даже без помощи упрямицы-Поликсены, даже без прорыва в библиотеке Малфоев.

Внезапно Северусу пришла в голову интересная мысль. Что поделывает Каролина Стивенсон, трогательная девочка с глубокими синими глазами, третья в их запутанной истории? Где она сейчас? Почему тоже разорвала с ним связь — из-за их ссоры с Поликсеной? Надо переговорить с Каролиной втайне от Паркинсон — может, она окажется мягкосердечнее подруги и поделится с ним если не воспоминаниями, то хотя бы обстоятельным рассказом об их школьных годах.

* * *

В затхлой тишине заброшенного класса Альбус внимательно осмотрел искалеченное сетью глубоких трещин зеркало Еиналеж — дошли, наконец, руки. Бесповоротно, окончательно испорчено, ни малейшей надежды на восстановление. Он тяжело вздохнул и, уменьшив артефакт, убрал его к себе в карман, чтобы потом уничтожить у себя в кабинете по всем правилам безопасности. Как жаль! Все-таки дети совсем не умеют ценить наследие старины и обращаются с редкими вещами из рук вон плохо.

Вовращаясь к себе, Альбус с сожалением жевал губами: из разбитого Зеркала было невозможно даже вытащить последние записи, чтобы узнать, кто именно его разбил и что такого перед этим увидел. Был ли это Гарри? Альбус надеялся, что мальчик рано или поздно придет к Зеркалу и заглянет в него из ребячливого любопытства — дверь была предусмотрительно открыта, а чары отвлечения внимания не дали бы остальным детям заинтересоваться загадочным кабинетом. Впрочем, он не обольщался: умельцев хватало, те же близнецы Уизли ломали мудреные защиты на одних инстинктах, походя, с тяжеловесной грацией взрывопотама. Мог ли разбить Зеркало один из них или какой-нибудь другой умелый старшекурсник, сумевший обойти охранные чары?

Альбус нервно подергал себя за бороду, и вплетенные колокольчики зазвенели жалобно и тревожно. В последние месяцы он неважно себя чувствовал, ему постоянно казалось, что он не успевает за событиями, что время ускорило бег и утекает меж пальцев подобно песку.

У него были такие планы на это зеркало! Еще летом он подготовил прекрасный лабиринт в Запретном коридоре, который должен был послужить сразу двум важным целям: сплотить Гарри с новыми друзьями, Гермионой и Роном, а еще хоть немного прояснить вопрос с его загадочной силой. В конце лабиринта Альбус собирался поставить главный приз — Еиналеж. Зеркало не врет, оно показывает именно то, что происходит у человека в душе на самом деле, а также сохраняет информацию об увиденном на потом. Возможно, ознакомься Альбус с потаенными мечтами и амбициями Поттера, он сумел бы наконец понять этого ребенка, но карты легли иначе. Гарри Поттер оставался загадкой.

Вообще, весь план с Запретным коридором начал трещать по швам задолго до того, как Зеркало разбили. Гарри едва терпел бесхитростного Хагрида и громкой историей с ограблением сейфа интересовался не больше, чем результатами последнего матча «Пушек Педдл». В Запретном коридоре он появился ровно один раз, еще в начале учебного года, и с тех пор старательно обходил его за милю. Рон и Гермиона так и не смогли потеснить в его симпатиях Паркинсон и Малфоя, но этих двоих Альбус не хотел бы пускать в лабиринт для героя — дети были неглупые, проницательные и очень практичные, они вряд ли поверили бы в сентиментальную сказочку об уставшем жить Фламмеле и спрятанном в школе философском камне.

Делать нечего, придется искать другие пути. Альбус не любил, когда планы менялись, причем не по его воле, но он был достаточно мудр, чтобы не противиться судьбе хотя бы в такой мелочи. Надо поближе познакомиться с фаворитами Гарри и лучше понять хотя бы этих детей — вдруг, изучив их, он сможет разобраться и в самом Поттере? «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты» — Альбус недолюбливал эту пословицу по очевидным причинам, но умело пользовался ее мудростью в отношении других людей. Малфой и Паркинсон, Драко и Панси… Альбус вспомнил, как тихая темноволосая девочка осторожно гладила разомлевшего от ласки феникса и улыбнулся — может, Гарри не так уж и плохо разбирается в людях.

Примечания:

PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com

Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️

Отдельная благодарность моим бетам, а также верному и очень проницательному читателю miiiiiss за вклад в улучшение этой главы ❤️

Перстень Поликсены: https://ibb.co/CQVPYSp