Дамы семьи Паркинсон (джен)

Примечания:

Я очень рада, что ваш интерес только растет!

По техническим причинам в декабре я вынуждена буду немного увеличить паузы между главами. Надеюсь скоро снова взять привычный ритм. Напоминаю, что работа продолжается и что уже готова очень большая часть, выложить которую я не могу исключительно по сюжетным причинам.

Как всегда, буду очень рада отзывам! :)

Они сидели на полу небольшой прямоугольной террасы, жмущейся к «Норе», и играли в «правда или действие». Терраса была заставлена старой скрипучей мебелью: пара огромных кресел, между которыми они впятером уместились, шкаф с посудой в углу, комод темного дерева с печальными засохшими гвоздиками в стеклянной вазе… Кресла были накрыты шерстяными пледами в красно-зеленую клетку и украшены безвкусными вязаными салфеточками. Над садом повисли душистые летние сумерки, в траве надрывно стрекотали цикады, и казалось, что завтра никогда не наступит, что этот ленивый вечер будет длиться целую вечность...

Панси присела на корточки и лихо раскрутила стеклянную бутылку из-под лимонада. Та стремительно закружилась под восторженный писк Джинни, постепенно замедлилась и наконец остановилась, указывая узким горлышком на Драко. Он тяжело вздохнул.

— Правда или действие? — с хитрой улыбкой спросила Панси и оперлась спиной на основание кресла.

Драко задумался, глядя на предвкушающие лица честной компании. Сказать правду при Уизли? Вот еще, давать ценную информацию в руки всяким шантажистам!

— Действие, — решил он, и Рон тут же заулюлюкал, как по команде:

— Струсил сказать правду, твое высочество? Так и знал, что у тебя целый шкаф скелетов!

— Подожди, придет еще твоя очередь выбирать, — посулил Драко и выжидательно взглянул на Панси. — Итак, что потребует мисс Паркинсон?

— Мисс Паркинсон потребует, чтобы ты… — она наклонилась к сидящему рядом по-турецки Гарри, пошушукалась с ним и продолжила: — Достал нам всем пирожных из Фортескью! И прямо сейчас!

— Легко, — улыбнулся Драко и повелительно щелкнул пальцами. Рядом тут же возник один из домашних эльфов, кажется, Шилли. — Коробку пирожных от Фортескью, большое ассорти!

Домовик важно поклонился и исчез, а через несколько секунд явился обратно с внушительной картонной коробкой, украшенной замысловатым лиловым бантом. На боку коробки виднелся золоченый вензель «Ф».

— Спасибо, Шилли, — поблагодарил его Драко, и вышколенный домовик тихо растворился в воздухе. Подруга усмехнулась его находчивости, но все же пожурила:

— Ай-яй-яй, Малфой, какой же ты жулик! Эльфов использовать нельзя, это неспортивно.

— Напрямую правила этого не запрещают, — довольно пропел Драко и жестом фокусника потянул за шелковую ленту, развязывая бант. — Прошу! Сначала дамы, Рональд, не тяни свои загребущие лапы.

Панси взяла себе пирожное с заварным кремом и клубникой, а Джинни долго не могла определиться (скорее всего, видела такое разнообразие впервые), но наконец достала что-то похожее на воздушное вишневое безе. Коробка пошла по кругу: сначала выбрал десерт по вкусу Рон, затем Гарри. Сидящий между ними Драко великодушно отказался от своей порции — накануне он опять объелся малиной, и его уже тошнило от сладкого.

— Моя очередь, — азартно потер руки он и крутнул бутылку. Та указала на Джинни, и Драко едва удержался от того, чтобы не закатить глаза — преданная поклонница уже порядком его достала. Сначала ее влюбленность была занятной и даже приятной: как тут устоять, когда на тебя смотрят глазами, полными обожания, будто на спустившегося к смертным бога? — но всего бывает чересчур. Их диверсионная операция наконец подходила к завершению, и Драко не мог дождаться, когда он снова окажется дома, обнимет родителей и просто посидит в своей комнате молча, один, — оказывается, ему могло не хватать тишины и спокойствия, кто бы мог подумать... — Итак, правда или действие?

— Правда, — Джинни зарделась. Яркий свекольный румянец покрыл ее веснушчатые щеки и нос, а сквозь огненно-рыжие волосы маяком заполыхали кончики ушей, и Драко вздохнул про себя: может, гадкий утенок и вырастет в прекрасного лебедя, но пока смущение отнюдь не красило мисс Уизли. Что бы такого ее спросить, чтобы не спровоцировать еще больше? Осенью Джиневра поедет в Хогвартс, и не хотелось бы шарахаться от излишне настойчивой поклонницы по коридорам. Пора было постепенно понижать накал страстей, поэтому Драко безукоризненно вежливым тоном задал исключительно скучный вопрос:

— Что ты предпочитаешь есть на завтрак?

Джинни надула щеки, как хомячок, скопивший запасы на суровую зиму, и обиженно скрестила руки на груди.

— Гренки, — буркнула она, становясь очень похожей на своего старшего брата. — Почему ты не спросил меня что-то… ну, серьезное?

Романтичное, — угадал Драко невысказанный намек и улыбнулся ей своей лучшей улыбкой. Джинни растерянно захлопала глазами и робко улыбнулась в ответ, на глазах теряя запал. Нет, с этим точно надо что-то делать, — озабоченно подумал Драко и коротко взглянул на Панси, сидевшую напротив. Надо посоветоваться с подругой, вот уж кто умеет отказывать не обидев.

Тем временем Джинни раскрутила бутылку, поглядывая на Драко из-под золотистых ресниц, и он насторожился: не хватало еще вляпаться в какое-нибудь глупое действие наподобие поцелуя, фу! Но бутылка, к заметному разочарованию Джиневры, указала на Рона.

— Правда или действие? — расстроенно спросила она брата, и тот немедленно ответил:

— Правда! Вот еще, стану я ваши задачки выполнять.

Драко усмехнулся про себя: он начинал потихоньку понимать стратегию Панси в отношении семьи Уизли — держи друзей близко, а врагов еще ближе, причем на четко выверенном расстоянии. Приглашать Джинни и Рона на их вечерние посиделки было ее идеей, и благодаря этому умасленные рыжие перестали искать их компании в другое время дня: Рон больше не зыркал на Драко так, словно желал увидеть его голову на пике, а Джинни не поджидала его в засаде у ванной комнаты. Воистину, Панси была дипломатом от Мерлина. Что бы ни стало с их личной дружбой с течением времени, с Паркинсонами нужно будет продолжать поддерживать хорошие отношения, — сделал себе мысленную пометку Драко.

— Где ты прячешь свою заначку на новую палочку? — спросила, прищурившись, Джинни, и Рон вскочил со сжатыми кулаками.

— Так я тебе и сказал, да еще и при них! Ууу, коварная!

— Ты выбрал правду, Рон, — тихо, но веско сказал Гарри со своего места рядом с Панси. — Мы ведь договаривались.

Еще одна идея Панси: допустить к игре истосковавшегося по общению Рона при условии, что тот пообещает держать свой бескостный язык за зубами и следовать правилам. Драко восхищался подругой: ему самому стратегия давалась со скрипом, зато в тактике он чувствовал себя как рыба в воде. Надо как-нибудь сыграть с Панси в шахматы, — пришло ему в голову. Драко бы не удивился, если уже через пару партий подруга начала бы побеждать.

— Ладно, — процедил рыжий, садясь обратно на пол, и метнул яростный взгляд на сестру. — За шкафом в моей комнате, в носке. Но я сегодня же ее перепрячу!

Он со злостью крутнул бутылку, так что та закрутилась волчком, подпрыгивая на дощатом полу, и ее горлышко указало на Панси. Рон разулыбался в предвкушении, и Драко тут же подобрался, заметив, как то же самое сделал Гарри, — все-таки они по-прежнему ни на кнат не доверяли Рональду, несмотря на их вполне цивилизованное общение в последние две недели.

— Правда или действие? — протянул мерзким голоском Уизли, и Драко попытался поймать безмятежный взгляд подруги, чтобы намекнуть ей выбрать «правду». Панси мельком посмотрела на него и, переведя взгляд на Рона, спокойно улыбнулась тому.

— Правда, Рональд.

Запал Рона поугас, и он крепко задумался. Драко подумал, что если Уизли посмеет хоть словом оскорбить Панси, то он все-таки вызовет его на дуэль — и дракклы с ней, с позицией отца в Визенгамоте.

— Вам кто-то нравится, мисс Паркинсон? — перекривливая Драко, пропищал Рон, и Малфой понял, что этот конопатый мерзавец не заслуживает честной дуэли, и надо просто по-маггловски набить ему морду. Такое у приличных девушек не спрашивают, да еще и у всех на глазах! И тем более у Панси — потому что… ну потому что это личное, вот, к тому же Драко совсем не хотел узнать именно эту правду: он не был готов отказываться от их дружбы из-за того, что Панси внезапно начнет по кому-то вздыхать. Напротив опасно заледенел Гарри. Драко открыл было рот, чтобы поставить наглеца на место, но Панси его опередила:

— Конечно, — улыбнулась подруга, обводя их ласковым взглядом. — Вы все мне нравитесь. Как друзья, разумеется, — со смешком добавила она, разряжая обстановку. Рон побагровел и начал было что-то бубнить себе под нос, но Джинни ткнула его в бок острым кулачком, и он затих. Драко удивился тому, как им не пришло в голову заранее, что пошляк Рональд обязательно вставит свои пять кнатов и переведет разговор именно в это русло — среди них он был самый старший и, как Драко помнил по школьному году, все эти «любови» Рона уже весьма интересовали. Панси крутнула бутылку опять.

— Правда или действие, Гарри? — спросила она, когда бутылка указала на Поттера. Тот улыбнулся, но Драко видел, что его взгляд, устремленный прямо на Рона, оставался колючим и злым.

— Правда.

Панси задумалась. Она сидела, обняв колени, будто защищаясь от чего-то, и Драко почему-то показалось, что она только притворяется веселой.

— Почему ты не хочешь больше заниматься лингвистикой? — тихо спросила Панси, и Гарри напрягся. Драко тоже весь обратился в слух: он успел заметить, что друг старательно избегает темы парселтанга и предпочитает делать вид, что вообще его не знает.

— Лингвистикой? — переспросил Рон непонимающе. — И что за язык ты учишь, Поттер?

— Гоббледук, — отрезал Гарри и перевел немедленно смягчившийся взгляд на Панси. — Я… я постараюсь нагнать, Панси. Обещаю.

Подруга кивнула и улыбнулась неожиданно радостно.

— Спасибо, — серьезно сказала она. — Спасибо, Гарри.

Летний вечер плавно перетекал в ночь, на кухне под завывания Селестины Уорлок гремела поварешками Молли, близнецы крались мимо ставить свои загадочные опыты в саду, на террасе было уютно и светло, и Драко поймал себя на неожиданной мысли, что их импровизированные каникулы удались на славу.

* * *

Северус сидел в зеленых гостевых покоях Малфой-мэнора и в очередной раз пересматривал воспоминания Поликсены за второй семестр третьего курса. В этот раз он старался не увлекаться и даже поручил приставленному к нему камердинеру стучать в дверь каждый час, на случай, если Северус опять потеряет над собой контроль.

Было отчего переживать — воспоминания о его позабытом прошлом манили не хуже наркотика, были интереснее самого увлекательного романа. Казалось бы, что тут такого — трое подростков дружат, ходят вместе на занятия, делают уроки в библиотеке, пикируются и дурачатся… но для Северуса эти незамысловатые картины обладали поистине магнетическим притяжением.

Тогда они были счастливы, и все было намного проще — так просто, как уже не будет никогда. Северус тряхнул головой и, придвинув ближе думосбор, снова погрузился в одно из воспоминаний.

— Мне сегодня четырнадцать! — радуется Поликсена, но он слышит в ее голосе какую-то настороженность, будто она ожидает от жизни какого-то скорого подвоха. Они сидят в слизеринской гостиной на диванчиках возле панорамного окна, выходящего в глубины Черного озера. Каролина, свернувшись калачиком, следит взглядом за важными рыбами, медленно проплывающими мимо, а сам Северус что-то черкает в своем конспекте. Спустя множество чужих воспоминаний — просмотренных, изученных до последней детали и, наконец, прожитых — он наконец начинает принимать, что этот паренек в дорогой мантии, с ломающимся голосом и на удивление приличной стрижкой, — это он сам, такой, каким был на самом деле, в их общем с Поликсеной прошлом. Где тот забитый мальчишка в маггловских обносках, которого помнит сам Северус? — Жаль, что он выпал на понедельник, даже в Хогсмид не пойти.

— Можем устроить пикник на Астрономической, — не поднимая головы от пергамента, говорит Северус-в-прошлом. — Сначала рейд на кухню за едой, потом возьмем плед с термосом и будем сидеть на верхушке до самого отбоя, любоваться Запретным лесом. Очень торжественно.

— Язва, — беззлобно хмыкает Поликсена, и Северус видит, как она опускает глаза на свои руки — те нервно крутят какой-то конверт с гербовой печатью. — Мордред, боюсь открывать. Каро, будь другом, глянь вместо меня.

— Почему боишься? — удивляется Северус-в-прошлом. Он поднимает голову и смотрит на Поликсену очень пристально. — Я могу чем-то помочь?

— Не можешь, Север, это дела рода, — говорит Поликсена ровным голосом и, потянувшись, передает подруге в руки конверт. Каро открывает, разворачивает письмо и какое-то время молча читает. Затем поднимает на нее свои удивительные лучистые глаза и улыбается.

— Все в порядке, родители просто поздравляют тебя с днем рождения. Никаких новостей, — добавляет она со значением, и Северус-в-настоящем замечает, как он-в-прошлом начинает злиться. Он уже знает, как злился когда-то — холодной бескомпромиссной яростью, полностью сохраняя при этом остроту и ясность ума.

— Да что там такое? Что за страшные новости? Поликсена?

— Помолвка, Север, — вздыхает Каро, откладывая в сторону конверт, и опять возвращается к созерцанию озерных вод: видимо, ей тоже невесело. — Теперь нашей подруге придется каждый раз вздрагивать, когда будет приходить почта. Мне тоже, начиная уже с конца августа… А может, и раньше, и деться от этого некуда, не бежать же на край света… Только и надежды, что жених окажется не так уж и плох…

Северус-в-прошлом понимающе кивает, выражает сочувствие и возвращается к своему конспекту. Подруги продолжают что-то говорить, строить планы, но Северус-в-настоящем смотрит только на себя-прошлого. Он больше не пишет, а его пальцы, стискивающие перо, едва заметно дрожат, словно от тщательно сдерживаемых эмоций.

Северус вынырнул из воспоминания, отодвинул думосбор и задумчиво забарабанил пальцами по столешнице, невидяще глядя вдаль. Что за эмоции он тогда испытывал? Обиду за подруг? Злость? Или, может, ревность к будущему высокородному жениху Каролины? Тому самому, с которым он спустя несколько лет попытается сойтись в дуэли — уж не за руку ли и сердце своей синеглазой подруги? Думосбор в этом вопросе помогал слабо — он был как фильм, не более, и Северусу только и оставалось, что складывать обрывки фраз, жесты и взгляды вместе, пытаясь докопаться до сути.

В дверь несмело постучали, и он, встав, пошел открывать. За дверью топтался камердинер — все как по часам.

— Спасибо, Марси, — поблагодарил Северус и вышел, закрыв за собой дверь. — Хозяин просил мне что-то передать?

— Что лаборатория готова, господин, — пропищал домовик и указал на лестницу сухонькой лапкой. — Следовать за мной, Марси показать.

— Я помню, где лаборатория, — отмахнулся Северус. — Скажи мне лучше, когда возвращается твой молодой хозяин?

Эльф оглянулся по сторонам и прошептал:

— Марси слышать, как Телли говорить, что сегодня.

— Спасибо, это отличные новости. Можешь быть свободен.

Эльф исчез, а Северус размашисто зашагал по коридору по направлению к лестнице. Слева вместо стены была изящная мраморная балюстрада, а внизу Нарцисса обустроила оранжерею: посреди огромного зала бил фонтан с величественной статуей Посейдона в центре, а вокруг в кадках стояли финиковые пальмы, возвышались апельсиновые и банановые деревья, росли спатифиллумы, кливии и душистые амариллисы. Под сенью деревьев тут и там были живописно расставлены кушетки с бархатными подушками и ажурные кофейные столики со стульями. Сверху все это великолепие накрывал огромный стеклянный купол.

Северус любил этот флигель и всегда предпочитал его роскошной основной части мэнора. В нем было все, что ему нужно: апартаменты на втором этаже и лаборатория на первом, выходящая прямо в оранжерею, где можно было разжиться кое-какими растительными ингредиентами. Кроме того, в относительном уединении от семьи Малфоев он не чувствовал себя приживалой, назойливо крутящимся под носом у хозяев.

Спускаясь по ступенькам, он вдруг подумал, есть ли такая же оранжерея в Паркинсон-мэноре. Каков он сам внутри? Похож ли на дом Малфоев — белоснежный, изысканный, не то дворец, не то свадебный торт? Бывал ли он там хоть раз помимо той злосчастной дуэли? Ему почему-то казалось, что дом Поликсены должен быть похож на нее саму: глубокие темные цвета, мягкая обволакивающая тишина и уютное пламя камина вместо холодных мраморных плит. И он должен быть не белый, а цветной: с мозаичными окнами до потолка, бросающими разноцветные блики на пол, и гобеленами на стенах — грозные битвы прошлого и мирные картины вперемешку…

Северус сбился с шага, когда понял, что уже не фантазирует, а вспоминает. Он помнил. Темные коридоры с подсвечниками-драконами, резные панели на высоких потолках, розетки с полудрагоценными камнями, здание оранжереи в саду, мимо которого он тогда проходил, спеша на дуэль. И сам зал — огромный, с расчерченной площадкой на возвышении, и с амулетами, которые они расколотили вдребезги…

Он схватился за перила, потому что очередное воспоминание нахлынуло, захлестывая его, унося в прошлое…

Он аппарирует домой, чудом не расщепившись, и пытается дрожащими пальцами развязать завязки дуэльной мантии. Те никак не поддадутся, и Северус срывает с себя мантию, специально причиняя себе физическую боль, чтобы заглушить ту, другую, отныне навсегда поселившуюся внутри.

Все, к чему он прикасается, рушится, как карточный домик, — как заведенный, повторяет он про себя. Все, все становится проклятым, запятнанным, оскверненным… Зачем он пожал руку Каро на далеком третьем курсе? Зачем назвал ей свое имя? И зачем, ну зачем он пришел в Паркинсон-мэнор? Она могла бы жить, если бы Северус опять уступил, опять позволил судьбе взять над собой верх. Как он теперь взглянет ей в глаза — ей или Поликсене?

Он дышит судорожно и рвано, но даже в таком состоянии удивляется собственной слабости — он ведь убивал, и не раз, так в чем же дело? Почему после рейдов, наполненных кровью и дымом, его не тошнило, не слезились глаза и не хотелось выйти в окно — как сейчас? Наверное, что-то с ним сильно не так, раз ему плевать на тех, других, оставшихся лежать на земле после его заклинаний. Такой уж он уродился — или, вернее, таким уж он стал…

Северус медленно выдохнул, возвращаясь в настоящее. Сначала появились звуки — звонко пели птицы в малфоевском регулярном парке, переливчато журчал фонтан. Затем на него навалились запахи: влажная почва, озон как после грозы, нотки цитруса и выпечки — так пахнут красные соцветия амариллиса… Северус уже почти приспособился к этим всплывающим из подсознания воспоминаниям, они уже не заставали его совсем уж врасплох, как в первые дни. И даже невыносимые поначалу боль и вина со временем притупились — привык, человек ко всему привыкает.

Где же чертов Люпин с его заветным письмецом и колдофото Лили? Может, ответ ждет его в Коукворте? Северус сбежал по ступеням вниз и решительно направился к выходу — лаборатория подождет, сначала надо наведаться домой.

* * *

Паркинсон-мэнор встретил Панси сильным запахом лимонной вербены и оживленной суматохой — по лестницам с энтузиазмом носились домовики: отмывали до скрипа окна, начищали серебряные канделябры, обмахивали длинными перьевыми метелочками огромную хрустальную люстру в холле… Панси непонимающе огляделась по сторонам и обернулась к тете, вошедшей следом, — они только что распрощались с Гарри, которого пообещала отвезти к опекунам Молли, и аппарировали в Малфой-мэнор истосковавшегося по дому Драко.

— Что-то случилось? — осторожно спросила она. — Мы ждем гостей?

— В некотором роде уже дождались, — фыркнула Поликсена и объяснила: — У нас гостят Забини — Розабелла с сыном, Блейзом. Я хотела бы переговорить с тобой об этом сегодня вечером после ужина, это непростой разговор.

Панси кивнула и направилась к одной из двух мраморных лестниц, ведущих на второй этаж. Внезапно с ажурного балкончика между ними послышались торопливые шаги, и ей навстречу, как чертик из табакерки, выскочил Блейз. Однокурсник широко улыбался и тянул к ней руки, как к родной, и Панси остановилась и в замешательстве оглянулась на тетю — та стояла внизу со скрещенными на груди руками и внимательно глядела на них, но молчала.

— Я тоже рада видеть тебя, Блейз, — приветливо улыбнулась Панси и протянула ему руку. Забини ухмыльнулся и поцеловал тыльную сторону ладони, отказавшись от идеи заключить ее в свои крепкие итальянские объятия.

— Mamma mia, ты изумительно выглядишь, — пропел он, сопровождая Панси в ее комнату. Он даже чемодан у нее галантно забрал, хотя тот совсем ничего не весил благодаря чарам уменьшения веса. — Загорела, похорошела — песня, а не девочка! Где ты была — где-то на Лазурном берегу, да? Так и вижу тебя на набережной в белой широкополой шляпе — а на горизонте яхты!

Панси улыбнулась и покачала головой: уж таков был Блейз — крутился юлой, раздавал направо-налево экзотические комплименты и, казалось, всегда был одной ногой на пляже где-нибудь в Сицилии. Воспринимать его серьезно было абсолютно невозможно, она и остальные девочки поняли это еще в первые дни на Слизерине. Что при этом Блейз на самом деле думал, оставалось загадкой, ответ на которую был скрыт где-то за блеском карих глаз и размашистыми темпераментными жестами.

— Паркинсоны рады гостям, — обтекаемо сказала вслух Панси и метнула на его выразительный профиль взгляд из-под ресниц. — И все же… Я удивлена, Блейз, — в последнее время мы редко кого-то принимали... Не подскажешь мне, что происходит?

— Секрет, — загадочно улыбнулся он. — Даже от меня, хотя обычно мама всем со мной делится — однако не в этот раз. Есть пара догадок, но пока у меня нет веских доказательств, так что я смиренно жду, когда случится оказия меня просветить. Официально мы тут в гостях.

— Официально, — задумчиво повторила Панси. Они с Блейзом дошли до двери в ее спальню, и она забрала у него свой чемодан. — Тетя собиралась поговорить со мной сегодня, так что я точно что-то да узнаю. Могу потом поделиться информацией.

— Что хочешь взамен? — прищурился Блейз, и Панси с улыбкой покачала головой.

— Слизерин это диагноз. Мне ничего не нужно, это просто жест доброй воли — раз уж ты официально у нас гостишь.

— Ну тогда, в качестве жеста доброй воли, я тоже поделюсь с тобой кое-чем, — сказал Блейз и понизил голос до заговорщического шепота. — На днях к маме наведывалась портниха, и у этой портнихи было с собой очень много роскошного белого шелка. Белого, смекаешь?

— Смекаю, — медленно проговорила Панси, крепче сжимая ручку чемодана. Она вдруг почувствовала, как у нее похолодели пальцы рук. — Мне надо отдохнуть, Блейз. Увидимся за ужином.

Однокурсник кивнул на прощание и двинулся прочь по коридору, мурлыча себе под нос какую-то итальянскую песенку, а Панси вошла к себе и, оставив чемодан у двери, легла на кровать прямо в дорожной одежде. Белый шелк… почему-то она никогда не задумывалась о том, что отец может захотеть жениться снова — не после мамы… он ведь даже из кабинета почти не выходил, и тетя говорила, что он тоскует по маме, что он так ее любил… как же так — неужели успел совсем ее забыть? Панси почувствовала, что вот-вот расплачется от нелепой детской обиды и до боли закусила губу.

Белый шелк и радостный Блейз Забини в «официальных» гостях, скорее всего, означают скорую свадьбу. Дом уже меняется, пахнет по-новому, отряхивается от пыли и дремы, а вскоре им будет управлять новая хозяйка — Розабелла Забини… мачеха. Панси никогда не думала, что у нее может появиться мачеха, и лавры Белоснежки ее совсем не прельщали: обычно в сказках мачехи оказывались худшим злом, которое только могло поджидать осиротевшую героиню. Может, хотя бы мадам Забини окажется хорошим человеком и отнесется к Панси с теплотой и заботой? Бывают же на свете чудеса.

А еще внезапно появившийся сводный брат, да еще и ее собственный однокурсник, — как с ним прикажете быть? Панси давно привыкла к тому, что она единственный ребенок, и даже не мечтала о брате или сестре — просто потому что с раннего детства знала, что мама умерла, а отец не собирался жениться заново. И вот, пожалуйста: Блейз Забини — отныне ее сводный брат… А может, вскоре появится и не сводный — отец ведь женится не просто так, у него наверняка есть веская причина… к примеру, единственная дочь в наследниках. Девочка, годная стать главой только в самом крайнем случае, если крупно не повезло с сыновьями…

И тогда Панси все-таки расплакалась.

* * *

— Я все понимаю, — сказала Панси спокойно и вдумчиво, разрывая этим Поликсене сердце. Ее девочка сидела на кровати, сложив на коленях руки, как прилежная ученица в школе, и тон у нее был ровный и бесстрастный, совсем неподходящий ребенку неполных двенадцати лет, который недавно плакал навзрыд, — Панси убрала следы слез, и глаза уже не были красными, но хрипотцу в голосе она спрятать не сумела. — Я правда все понимаю, тетя. Отцу нужно жениться, ему нужен наследник.

Она говорила очень умные и правильные вещи, ее слишком быстро повзрослевшая племянница, а Поликсене хотелось обнять ее и покачать, как маленькую, как качала давным-давно. Очередная жертва очередной маленькой девочки на алтарь благополучия рода — ну сколько можно-то?!

— Патрокл по-прежнему тебя любит, — вслух сказала Поликсена, подсаживаясь на кровать к Панси и приобнимая ее за плечи. — Для него это очень тяжелый шаг, я точно знаю. Ты мне веришь?

Ее голос все-таки дрогнул. Что Поликсена станет делать, если ответом будет «нет»?

— Да, — тихо сказала Панси, низко опустив голову и занавесив лицо волной каштановых волос. — Я верю тебе, тетя. Я все понимаю. Сыновья идут прежде дочерей, и роду нужен второй наследник, иначе риск слишком велик. Я понимаю.

— Панси, — Поликсена накрыла маленькую ладошку своей рукой и попыталась заглянуть племяннице в глаза, но та упорно к ней не поворачивалась. — Он тебя любит. И Каролину тоже очень, очень любил. Просто… просто время лечит, — помявшись, сказала она словами самой Каро, которые когда-то давно, в другой жизни, та говорила ей на больничной койке в Мунго. — Вот и Патрокла вылечило.

— Он… он ее любит? Розабеллу? — спросила Панси упавшим тоном, поворачиваясь к Поликсене. Как же она похожа на Каролину, — привычно подумала та. — Не чертами, не внешностью, но чем-то другим, каким-то тихим внутренним светом…

— Он действует в интересах рода, — обтекаемо ответила она на вопрос Панси, и племянница кивнула, хотя Поликсена сомневалась, что она действительно понимает, что это значит: жить с нелюбимой женщиной, спать с ней и растить с ней детей… видеть ее каждый день, каждую ночь, до самого конца. — Золото Розабеллы Забини обеспечит роду спокойное существование без необходимости ужиматься еще сильнее. Я почти не упоминала о наших затруднениях, потому что полагала, что для этого слишком рано, но тебе пора начинать разбираться в таких делах.

— Зачем? — безразлично спросила Панси, глядя на свои руки. Часы в углу начали гулко бить — было уже десять вечера. — Теперь я ведь не стану главой, правда? Как только у отца и мадам Забини родится сын, именно он станет наследником. Разве что у них будут одни дочери…

— Если дочери — тоже, — скрепя сердце призналась Поликсена и вздохнула. В такие моменты ей очень не хватало Каро: та легко нашла бы правильные слова, сумела бы согреть дочку своим теплом и убедить ее, что в итоге все обязательно будет хорошо… Поликсена так не умела, но она просто не могла позволить Панси узнать об этом официальным образом, как когда-то узнала она сама — в кабинете у отца, между пятичасовым чаем и ужином, в минутном отрыве от важных бумаг. Такой подход граничил бы с предательством. — Есть еще кое-что, что тебе нужно знать. Когда ты родилась, Патрокл был очень дружен с Люциусом Малфоем, он даже попросил Люция стать твоим крестным, и тот не отказал в просьбе. Нарцисса Малфой, его супруга, — урожденная Блэк, и она, как все женщины Блэков, специалист по брачным расчетам.

Поликсена остановилась, вспоминая те странные дни. Патрокл почти не разговаривал с ней, как раньше, — никак не мог простить предательства и того, что из-за них с Севером пострадала Каро. Он до конца не верил в то, что последствия того несчастного случая неизлечимы, все надеялся на чудо…

— Твоя мама, хоть уже и была больна, но тогда выглядела и чувствовала себя вполне здоровой, и твой папа был убежден, что колдомедики ошиблись, — продолжила Поликсена, собирая силы в кулак, — сколько лет прошло, а сердце продолжало ныть, стоило ей только вспомнить то время. — Он надеялся на то, что у них с Каролиной еще будут дети, и когда Нарцисса предложила рассчитать твою совместимость с Драко, он согласился. Они с Люцием все смеялись, думали, это такая удачная шутка: у меня дочка, а у тебя сын, вот будет здорово, если они когда-то поженятся… Но когда Нарцисса провела расчеты, стало понятно, что это была совсем не шутка.

Блэки… они всегда чуяли, где можно поживиться, — со злостью подумала Поликсена и с тревогой взглянула на племянницу. Панси сидела молча, почти не дыша, и смотрела на нее широко распахнутыми глазами — уже все поняла, вот умница. Какая была бы глава — ну просто загляденье…

— Ты ведь знаешь, что у Малфоев проблемы с наследованием, — мягко сказала Поликсена. — В каждом поколении рождается только один ребенок, их род уже много лет ходит по грани. Если бы я не видела своими глазами, как Люциус любит Нарси, то решила бы, что он женился на ней исключительно из-за ее знаний…

Она замолчала — слова не шли из горла. Поликсена невольно вспомнила историю своей собственной помолвки и стиснула зубы — у Панси все будет по-другому, она будет сокровищем своей новой семьи, а не запасным вариантом, как Поликсена, полу-рабыней, которую можно передать младшему брату по наследству… так почему же ей так сложно об этом говорить, будто она предает свою девочку?

— В общем, у вас с Драко почти идеальная совместимость, а в случае Малфоев это большая редкость, — быстро закончила она. — Это шанс для их рода отступить от края пропасти, сломать привычный ход вещей. И, разумеется, когда Люций об этом проведал, то вцепился в Патрокла мертвой хваткой и уговорил его дать предварительное согласие на ваш брак.

— Почему я об этом не знала? — спросила Панси, подтягивая колени под грудь и обнимая себя руками, будто ее бил озноб. — Почему я слышу об этом только сейчас? Тетя? А Драко знает? Нет, вряд ли, он бы сказал… наверное…

— Вам не говорили, потому что после смерти Каролины Патрокл забрал свое слово, закрылся в мэноре и оборвал все контакты с Малфоями. Люциус счел это предательством, впрочем, так сделал бы любой глава рода на его месте. Его можно понять — он печется о своей семье, и для него ставки очень высоки. Он даже в сердцах обвинил Патрокла в том, что своим отказом тот пытается извести Малфоев, — сказала Поликсена и замолчала, позволив племяннице додумать самой.

— Отец отказал другу, потому что я осталась единственной наследницей, — подумав, медленно произнесла Панси. — Он отменил помолвку, потому что теперь уже наш род оказался под угрозой исчезновения.

— Да, — подтвердила Поликсена и нежно погладила ее по голове, по мягким темным волосам, так похожим на ее собственные. — Но время лечит, и Патрокл еще очень молод по нашим меркам. Он взял себя в руки, извинился перед Люцием и в обмен на взаимную поддержку пообещал ему заключить помолвку, если в новом браке у Патрокла родится еще один ребенок. Если у тебя будет брат или сестра, ты не станешь леди Паркинсон, но зато станешь леди Малфой. Не такой уж и плохой обмен — и не такой уж и плохой жених, — лукаво добавила она, поглядывая на племянницу. Та слабо улыбнулась.

— Мы просто друзья, тетя.

— Это уже очень немало, — с нарочитым энтузиазмом заметила Поликсена и прижала ее к себе, уткнулась носом в макушку, сладко пахнущую не молоком, как совсем недавно, а шоколадом. Когда Панси начала пользоваться духами? Она и не заметила… — Тебя не зря возили к Малфоям в детстве: хотели, чтобы вы с Драко выросли вместе, притерлись друг к другу. Впрочем, вы и так подружились, сами по себе. Это большая удача, Фиалка: я со своим женихом была как кошка с собакой, мы никак не могли найти общий язык. В чем-то это была моя вина — тяжело привыкать к ярму.

Панси отстранилась, пытливо заглянула Поликсене в глаза. Подумав, жестом завела шкатулку, стоящую на туалетном столике: из нее полилась нежная и грустная мелодия, «К Элизе» Бетховена, а светловолосая фарфоровая балерина внутри закружилась на одной ноге в нескончаемом фуэте.

— Ты никогда мне о нем не рассказывала, — помолчав, сказала Панси. — Наверно, потому что я была маленькой, но ты ведь можешь рассказать мне сейчас. Пожалуйста, тетя... Почему ты не вышла за него? Он умер? Но тогда почему ты не вышла за кого-то другого? Ты слишком любила его, да, как отец — маму?

Поликсена вздохнула и отвела глаза, повозилась немного, усаживаясь поудобнее: намечался еще один долгий разговор.

— Меня отдали в род Блэк вместо младшей сестры, — сказала она буднично, автоматически крутя перстень на пальце. — Пандора сбежала из дома и нарушила договоренность между нашими семьями, так что меня посчитали достойной заменой. Условия, правда, были куда хуже, чем у нее, — я должна была выйти за любого из братьев Блэк, причем если с одним что-то случилось бы, я по-прежнему имела бы обязательства перед вторым.

Панси слушала молча, и Поликсена была ей за это благодарна — ей все еще было тяжело вспоминать эту историю. Она мельком подумала, что мать никогда не секретничала с ней вот так, наедине, на женские темы: хотела ли Кассиопея замуж за Приама Паркинсона? Любила ли она его?

Следующая мысль была совсем уж обидной: что если она все же делилась этим, но не с ней, а с Пандорой?

— Оба брата не дотянули до свадьбы, — сухо продолжила Поликсена. — Сириус Блэк, крестный твоего друга Гарри, загремел в Азкабан. Его младший брат пропал без вести. Но пока жив Сириус, род не прервался, и по условиям обета это значит, что я по-прежнему не могу выйти замуж ни за кого другого, — она подняла руку, отягощенную старинным ониксовым перстнем, и посмотрела на него с отвращением. — И до тех пор никуда не исчезнет вот эта дрянь — символ моего обета. Я даже с пальца его снять не могу… Вот и все, конец моей печальной и поучительной истории.

Они помолчали, а затем Панси сама крепко обняла ее, и Поликсена с благодарностью ответила на объятие, поцеловала девочку в макушку.

— Я привыкла, — бодро сказала она. — Не переживай за меня. У тебя все будет по-другому, Фиалка, — я не позволю выдать тебя за Драко, если ты сама того не захочешь. Но… если честно, вряд ли нам выпадет вариант лучше. Малфои будут носить тебя на руках, а дружба — прекрасный фундамент для прочного союза, даже если пока так и не кажется. Возможно, куда лучше романтической любви — Патрокл едва умом не тронулся после смерти Каролины… люби он ее чуть меньше — может, всем было бы немного проще, и в первую очередь тебе… И еще кое-что, Панси. Ты ведь заметила, что вблизи Молли Уизли не производит впечатление счастливой замужней дамы? А ведь она сбежала из дома, вышла за Артура против воли отца. Где теперь та любовь, где те бабочки в животе?

— Я понимаю, тетя. А твой жених… ну, старший брат, Сириус… расскажи о нем, — попросила Панси, отстраняясь. Ее глаза азартно блестели, и Поликсена усмехнулась: хорошо все-таки, когда человек отходчив нравом.

— Хочешь поделиться с Гарри? — понятливо спросила она, и племянница закивала. Поликсена вздохнула: ну если уж с Гарри — то нужно рассказывать тщательно отцензурированную версию, чтобы парнишка не разочаровался. Всем нужен пример для подражания, особенно сиротам... — Он был отличным бойцом, одним из лучших, кого я знала, и ужасно красивым — девушки по нему просто с ума сходили. Сири Блэк был таким… крутым парнем, знаешь? Носил маггловскую кожанку, бандану с черепами — и где только взял? Такой весь принц среди черни, но при этом шебутной, наподобие принца Хэла у Шекспира: какие-то вечные розыгрыши, шалости, ночные отлучки, дуэли на ровном месте…

А еще он был редкостный кобель и гнусный шантажист — но эту историю, детка, мы прибережем для старших курсов.

— В общем, таким крестным Гарри может смело гордиться, — закончила Поликсена на позитивной ноте.

— А почему он попал в Азкабан?

— Там очень мутная история, — вздохнула она, вспоминая, как убивалась по своему первенцу Вальбурга, как раздирала себе в кровь лицо и выла, выла, выла, словно зверь… — Леди Вал, моя несостоявшаяся свекровь, все пыталась разобраться, но так и не смогла, а потом, на фоне всех этих внезапных потерь, сошла с ума… Позже я тоже пыталась его выкупить, как и всех наших, но мне дали от ворот поворот — слишком политически ценный заключенный. Я отступилась, но до сих пор не верю, что Сириус виновен, Панси. Блэк мог убить, мог напасть из засады или вчетвером на одного, а еще мог серьезно покалечить, особенно когда впадал в эту свою кровавую ярость… он мог бы предать свои идеалы — но по-настоящему близкого человека он предать не мог. По крайней мере, не того, кого считал лучшим другом, ближе родного брата.

— Я расскажу Гарри, он интересовался крестным, — задумчиво сказала Панси. — Спасибо, тетя.

— Ложись спать, Фиалка, — Поликсена притянула ее к себе и поцеловала в лоб. — А завтра расскажешь мне о своих каникулах у семьи Уизли во всех подробностях.

Она встала и направилась к выходу, но у порога ее догнал решительный голос Панси:

— Тетя, если так нужно, то после выпуска я выйду замуж за Драко. Ты права — дружба ничем не хуже любви, а он отличный друг.

Поликсена кивнула и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Дружба ничем не хуже любви, — строго повторила она сама себе, сглатывая комок в горле. — Ничем, ну вот абсолютно ничем не хуже.

Примечания:

PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com

Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️

Варианты оранжереи (добавьте малфоевский размах):

https://71015.selcdn.ru/media/media_article_cover_image/5463982/original.jpg

https://pro-dachnikov.com/uploads/posts/2021-10/1633336344_16-p-domashnyaya-oranzhereya-foto-16.jpg

https://idei.club/uploads/posts/2022-03/1646138207_1-idei-club-p-oranzhereya-v-chastnom-dome-interer-krasiv-2.jpg

Музыка из шкатулки: https://www.youtube.com/watch?v=5h8Fxwnshyw