Дамы семьи Паркинсон (джен)

Примечания:

Новая глава готова, надеюсь, придется вам по душе (кто там заказывал "летний лагерь наследников", Hirohito_Meiji?).

Как всегда, буду очень рада комментариям :)

P.S. Пока выглядит так, что даже с моим реалом глава пишется примерно за неделю, весьма бодрый темп.

— Гарри, возьми с собой бутерброды! — донесся из кухни звонкий голос тети Петуньи, и Гарри снова поразился тому, как сильно все изменилось по сравнению с прошлым летом.

И первым в списке перемен было то, что Дурсли оказались не такими уж плохими, как он привык считать.

Даже думать об этом было странно, но Гарри умел признавать очевидное: опекуны изо всех сил старались наладить с ним отношения. Мисс Паркинсон, забирая Панси и Драко из «Норы», украдкой передала ему письмо, в котором кратко описывала свои переговоры с дядей Верноном; в нем опекуны подавались под каким-то прежде невообразимым для Гарри углом — он никогда раньше не задумывался о том, что они тоже были людьми со своими слабостями, мечтами и тревогами. Письмо Поликсены (узнав об их дальнем родстве, Гарри решил называть ее про себя по имени) многое расставило по своим местам, а еще дало пищу для новых размышлений.

Судя по письму, тетя Петунья находилась в очень плохих отношениях со своей одаренной младшей сестрой. Гарри представил себе, что испытывал бы он сам, заставь его кто-то воспитывать сына Дадли, и впервые почувствовал к тете искреннее и горячее сочувствие. Более того, теперь становился понятным затаенный ужас в ее глазах, когда она иногда украдкой смотрела на Гарри, — видимо, мама частенько угрожала старшей сестре своими колдовскими умениями. Впрочем, после возвращения Гарри в дом Дурслей он все чаще и чаще замечал, как тетя Петунья пытается бороться с собственным страхом — недавно она даже потрепала его по волосам за завтраком, для нее вещь небывалая.

Дадли тоже изменился — он пребывал в непреходящем восторге от Поликсены и теперь хвостиком ходил за Гарри, постоянно расспрашивая его о крутой взрослой волшебнице. Кузен отказывался говорить, чем именно та произвела на него такое неизгладимое впечатление, но дядя Вернон как-то проворчал, что мисс Паркинсон вылечила кое-что, что оставил Дурслям на память другой волшебник, и Гарри понял, что Поликсена удалила шрам от свиного хвостика, наколдованного Дадли Хагридом. Он знал, что кузен ужасно стесняется своего шрама и мысленно еще раз поблагодарил мисс Паркинсон за все, что она сделала, — действия Хагрида, какими бы героическими они ни казались Гарри в тот момент, в долгосрочной перспективе только ухудшили его отношения с опекунами, а теперь появлялся шанс все наладить.

Особняком стоял сложный разговор с дядей Верноном. На Литтл-Уининг опустились душистые июльские сумерки, и они сидели на кухне вдвоем. И пускай в отличие от дяди, баюкавшего в ладонях бокал коньяка, Гарри пил всего лишь чай, тем не менее их беседа выглядела очень солидно, как между двумя взрослыми мужчинами. Дядя обстоятельно рассказал о том, как Дурсли жили до появления на их пороге Гарри и какие планы строили на будущее. Он перечислил все свои неудачные попытки дать Гарри лучшую семью и даже извинился за то, что срывал на нем злость. Гарри не собирался с ходу прощать опекуна, но внутри все равно что-то дрогнуло, и он просто молча кивнул — в конце концов, их и правда никто не спросил, хотят они воспитывать его или нет, а он ненавидел, когда людей к чему-то принуждают против их воли.

Обсудили они и летний график занятий, составленный Поликсеной. Отныне три раза в неделю дядя Вернон собирался отвозить Гарри с собой на работу — якобы помогать секретарше с уборкой, но на самом деле передавать с рук на руки мисс Паркинсон. Согласно расписанию, переданному дядей Верноном, в понедельник и пятницу планировались индивидуальные уроки в Паркинсон-мэноре, боевка и трансфигурация, а в среду — совместное с друзьями зельеварение под присмотром Снейпа в лаборатории Малфой-мэнора. В остальное время Панси и Драко занимались по собственному графику — все-таки их умения сильно опережали его собственные; к тому же, Малфоя, за исключением трансфигурации, натаскивал его крестный лично — оказалось, что декан Снейп очень хороший боец, и Гарри только диву давался, как он умудряется сочетать в себе столько разноплановых талантов.

Дурсли также переселили Гарри в отдельную комнату, хотя дядя Вернон настоял на том, чтобы для отвода глаз он не рассказывал об этом никому из соседей и старался не слишком часто маячить у окна — Поликсена подозревала, что за домом на Тисовой следили, хоть и не вдавалась в конкретные подробности.

Все определенно налаживалось, и впервые за всю свою жизнь Гарри мог с уверенностью сказать, что был счастлив.

* * *

— В позицию!

Гарри сделал рваный вдох и попытался встать, но тело его не слушалось. Тело хотело лежать на полу дальше и не вставать, а еще лучше — умереть прямо тут, на месте, но он уже успел узнать, что тело хитро и доверять ему нельзя, так что напрягся сильнее: нужно всего лишь встать на четвереньки, потом на колени… выпрямиться. Есть.

— В позицию, Гарри, — повторила Поликсена, сложив руки на груди и постукивая себя концом палочки по плечу. Она стояла на другом конце дуэльной площадки Паркинсон-мэнора, спокойная и собранная, будто все утро гуляла по саду под кружевным зонтиком, а не гоняла его до седьмого пота. Гарри стиснул зубы и уже привычно встал в дуэльную стойку.

— Правая рука выше, палочка смотрит прямо. Левая нога свободнее, твой вес должен быть только на правой. Отлично! — сама Поликсена стойкой пренебрегала и атаковала, как кобра, из любой позиции, в которой ей довелось находиться на момент начала боя. Сначала Гарри наивно велся на ее ленивую расслабленность, а потом привык и начал пристально следить за руками своей наставницы, потому что только они и выдавали ее намерения — к тому же, иногда Поликсена быстро перебрасывала палочку из правой руки в левую, коварно меняя угол атаки. — С Экспеллиармусом и щитовыми у тебя и так все хорошо, больше возиться с этим не будем. Повторим связку Агуаменти-Глациус. Движения помнишь?

Гарри кивнул и, не дожидаясь команды, — как она учила — резко сдвинулся вбок, проворачиваясь на правой ноге и ускользая от ее окаменяющего. Резко взмахнув палочкой, он выкрикнул оба заклинания почти на одном дыхании, и пол между ними покрылся толстой коркой льда, а Поликсена, оказавшись на скользком, взмахнула руками, находя равновесие. Она все же сумела устоять на ногах, низко полуприсев, как кошка после падения с высоты, и Гарри выгадал этот момент, чтобы послать в ее сторону Эверте Статум. Атаку Поликсена предсказуемо отбила, но потеряла темп, и Гарри воспользовался этим, чтобы метнуться по льду вперед и сбить ее собой с ног. Увы, закрепить победу не вышло — уже через пару мгновений он почувствовал, как в шею больно упирается кончик ее палочки.

— Очень неплохо, — довольно сказала Поликсена и, отменив его ледяное заклинание финитой, встала сама и протянула ему руку. Гарри воспользовался ее помощью и тоже встал. У него противно ныл левый бок, а ноги мелко тряслись от усталости. Неужели когда-то он сможет легко выдерживать такой темп боя, как это делает Поликсена? Пока в это верилось с трудом. — На сегодня все.

— Что я сделал не так? — спросил он, упираясь руками в колени и пытаясь отдышаться, — хоть теперь утро и начиналось с пробежки к удивлению соседей по Тисовой, интенсивные тренировки все равно напрочь сбивали дыхалку. Между лопатками пробежала капля пота.

— С чего ты взял, что что-то сделал не так? — ответила вопросом на вопрос Поликсена, ухмыляясь, но Гарри недоверчиво покачал головой: он уже знал, что наставница предпочитает не отвечать напрямую там, где он может догадаться самостоятельно.

— Я проиграл, — напомнил он, и эти слова горечью осели на губах.

— Я бы очень удивилась, если бы ты выиграл учебный поединок со мной, Гарри, — мягко сказала Поликсена и, убрав палочку, принялась заново завязывать растрепавшийся пучок; ее длинные каштановые волосы золотились в лучах солнца, падавших из высоких арочных окон. В столпах света танцевали свой замысловатый танец пылинки. — На моей стороне сила, знания, рефлексы и опыт. На твоей — удача новичка и неординарные решения. Ты технически не можешь победить меня в прямом столкновении, но это никогда и не было нашей целью. Сейчас твоя задача: правильно применять то, чему я тебя учу, и нарабатывать рефлексы. На этом все.

— И все равно, я точно что-то сделал не так, — заупрямился Гарри, и она улыбнулась и постучала пальцем по виску — смекаешь, мол.

— Пять баллов Гриффиндору. Догадаешься сам?

— Нет, — устало сказал он и, опустившись обратно на твердый пол, улегся звездой и уставился на высокий потолок, как в соборе, покрытый резными панелями из темного дерева — какие-то геральдические цветы, не то розы, не то пионы, он пока так и не понял, хотя валялся в этой позе после каждой тренировки. Поликсена бесшумно подошла к нему и встала рядом; он заметил ее приближение только по тихому смешку над головой.

— Чем громче произносишь заклинание, тем больше шансов, что противник успеет на него отреагировать, — пояснила она. — Позже мы будем тренировать невербальную магию, но пока попробуй просто шептать вместо крика. Кроме того, никогда не пытайся идти на сближение с более сильным физически противником — лучше вообще не подпускать его на расстояние вытянутой руки. В остальном все отлично, герой, теперь можно не переживать за судьбы мира — у тебя правильный характер, очень живое воображение и удачные идеи, есть с чем работать.

— У Драко все равно получается лучше, — расстроенно прикрыл глаза Гарри, вспоминая, как застал тренировку друга с деканом Снейпом, и услышал фырканье — почти как у кошки. Ему подумалось, что анимаг из Поликсены вышел бы куда лучший, чем из МакГонагалл, — интересно, почему она решила не обретать вторую форму.

— Нашел с кем себя сравнивать, Малфой с детства тренируется. У магглов ты ведь не стал бы завидовать профессиональным спортсменам, к примеру? Гарри, если бы тебя воспитывали, как Драко, возможно, ты давно обошел бы приятеля. Повторяю последний раз: у тебя прекрасные результаты. На следующем занятии будем тренировать твое тайное оружие — вот уж в чем приятель тебе не конкурент, — а пока отдыхай, после обеда трансфигурация.

Гарри тяжело вздохнул и открыл глаза, перекатил голову влево, в ее сторону, — но Поликсена уже уходила и спорить было не с кем.

Парселтанг, опять он… Никуда от проклятого дара не деться — мало того, что Гарри пообещал Панси не отказываться от их общего умения, так еще и наставница заинтересовалась его спорными талантами и решила найти им боевое применение. Пока получалось не очень: Гарри мог разговаривать со змеями ровно до тех пор, пока они находились в радиусе двух метров, но как только расстояние увеличивалось, он автоматически переключался на другой язык, и змеи быстро теряли интерес к бою и расползались кто куда горазд. У Панси выходило куда лучше — за этот месяц она научилась переходить на парселтанг по собственному желанию; Гарри она тоже пыталась помочь, но он никак не мог взять в толк ее подход.

«Это как волны в колдорадио, — терпеливо объясняла Панси, поглаживая наколдованного ужика по умной треугольной мордочке. Они вдвоем сидели в саду на пледе, и Гарри честно пытался уследить за ее мыслью, но постоянно отвлекался то на жужжание шмеля, то на яркие, теплые лучи солнца, а еще на то, как хорошо просто сидеть вместе и уютно молчать, а не набивать синяки в дуэльном зале. Панси смешно хмурилась и повторяла одно и то же несколько раз подряд, пока до него наконец не доходило. — Ты можешь переключаться между волнами: представь, что у тебя в голове большой регулятор, круглый такой, и ты его крутишь, пока не находишь нужную частоту».

Гарри послушно кивал и пробовал, но пока особого прогресса не было. Иногда он задумывался над тем, а не было ли это следствием того, что он не родился змееустом, как Панси, а стал им в раннем детстве. Лорд наверняка умел то же самое, что умела теперь его подруга, и выходило у него это так же легко и играючи, как у нее. Впрочем, — здраво думал Гарри, — ему грех жаловаться на парселтанг — по крайней мере, с боевкой у него получалось хорошо, и Поликсена хвалила его инстинкты, хотя и это, скорее всего, было прощальным даром от Тома Риддла.

Сначала Гарри вообще не хотел иметь с Лордом ничего общего — старательно избегал разговоров со змеями и собирался даже отказаться от уроков мисс Паркинсон. Однако потом рациональность все-таки взяла верх над обидой, и он принял тот факт, что от непрошеных даров никуда не деться. В этом ему немало помогла Панси.

«Считай это репарациями, — посоветовала она как-то за завтраком, когда остальные уже ушли из-за стола, и Гарри поднял эту тему. Вообще-то он не ожидал никаких конкретных предложений и хотел просто пожаловаться, но Панси своим советом сумела попасть не в бровь, а в глаз. — Лорд осиротил тебя, это так, но он также оставил тебе щедрое наследство. Конечно, было бы намного лучше, если бы все пошло иначе, но правда такова, что ты — змееуст и всегда им будешь. Ты также можешь стать отличным бойцом, если посмотришь на свои навыки непредвзято. В конце концов, это тоже своего рода победа: Лорд погиб, а ты выжил и теперь пользуешься его умениями — ну чем не меч, добытый в бою? Воины прошлого гордились своими боевыми трофеями — и ты тоже можешь гордиться своими».

Она опять была права, и Гарри удивлялся сам себе, почему ее правота не вызывает в нем отторжения, как это бывало, когда правой оказывалась та же Гермиона. Возможно, из-за мягкого, ненавязчивого тона? Или из-за того, что Панси всегда готова была отступить, сделать шаг назад? С подругой было легко, даже когда сама она пребывала не в лучшем расположении духа: ей с трудом давалось привыкание к будущей мачехе и — вот уж неожиданность — сводному брату.

Когда Поликсена впервые забрала Гарри в мэнор из кабинета дяди Вернона, он так удивился при виде щеголеватого Блейза, смачно грызущего яблоко в садовой беседке, что даже неверяще помотал головой: его мозг никак не мог объяснить присутствие Забини в доме Паркинсонов, да еще и явно чувствующего себя вольготно, почти как дома. Тем же вечером он улучил момент и отвел Панси в сторону, та все объяснила, и Гарри на мгновение захотелось вызвать ее отца на дуэль: подруга была совершенно очевидным образом не рада новостям, хоть и пыталась это скрывать.

Неужели мистер Паркинсон никак не мог поступить иначе? Думал ли он вообще о дочери, когда принимал такое решение? За обедом Гарри пристально присматривался к Патроклу, но тот не выглядел по уши влюбленным. Видимо, Панси права и дело в чем-то другом, в очередных загадочных делах рода. Гарри честно задумался, что его самого могло бы заставить жениться без любви. Деньги? Поддержка другой семьи? Что такого могло сподвигнуть мистера Паркинсона на этот дурацкий повторный брак, который причиняет очевидную боль его единственной дочери?

«Так нужно, — повторяла Панси ровным голосом и отводила глаза, и Гарри стоило немалых усилий просто стоять на месте, а не бросаться искать ее обидчиков по всему мэнору. — Роду нужен этот брак, и Блейз — неплохой парень… брат. Он неплохой брат. Мерлин, Гарри, я никак не могу привыкнуть к этому, — в сердцах добавила подруга, и он вспомнил другой день, в Выручай-комнате, и то, как она говорила о парселтанге с похожим отчаянием. — Но привыкну, я обязательно привыкну. Не лезь на рожон к Блейзу, очень тебя прошу. Мы с ним вроде бы нашли общий язык, так что хлопот друг другу не доставляем».

И добавила с надеждой:

«Возможно, если он не станет мне другом, то хотя бы будет хорошим приятелем. Это уже очень много».

Гарри кивал, но внутри весь кипел от злости: вот еще, сдался им этот Забини! Нет, никакими приятелями и тем более друзьями они не будут, им втроем никто больше не нужен. Конечно, ради спокойствия Панси он будет улыбаться Блейзу, но если тот сделает хоть одно резкое движение, хотя бы словом заденет ее или заставит почувствовать себя не в своей тарелке — они с Драко не дадут Забини спуску.

Впрочем, Малфой, с которым Гарри через пару дней попытался обсудить ситуацию после урока зельеварения, только плечами пожал:

«Мерлин, ну что ты уже себе надумал? Ты решаешь проблему, которой нет, друг мой. Это дела семьи, и не нам с тобой в них лезть. Панси виднее, как она предпочитает строить отношения со своими новыми родственниками. Хотя, конечно, я удивлен: в нашем мире редко случаются сводные семьи, тем более, когда в братья определяют ровесника, да еще и знакомого. Блейз Забини, ну надо же…»

Драко продолжал вышагивать по гравийной дорожке Малфой-мэнора, спокойный и расслабленный, и Гарри отчетливо понял, что у друга он тоже не найдет понимания. Собственно, он и сам не мог до конца взять в толк, что именно его так бесило, — возможно, то, что он мог приходить к Панси в гости только два раза в неделю, а Блейз жил в мэноре круглосуточно? Мог сидеть с Паркинсонами за завтраком, неспешно гулять с Панси по саду, заниматься с Поликсеной хоть каждый день… ну и вообще быть частью их семьи?

Гарри отдал бы правую руку за то, чтобы Паркинсоны взяли его к себе насовсем, а Забини все досталось просто так. Ценит ли этот франт свою удачу? Гарри сильно в этом сомневался.

* * *

Люциус сложил бумаги на столе аккуратной стопочкой, еще раз переставил с места на место малахитовый письменный прибор и пригладил завязанные в низкий хвост волосы. Неожиданно для себя он волновался — как-никак, серьезные новости, да и вообще заканчивается целая эпоха в жизни: вот и вырос его маленький сын… Что сказать, если Драко неожиданно заартачится? Память угодливо подсовывала пример безбашенного Сириуса — а ведь Драко тоже полу-Блэк, вдруг в нем не к месту проснется фамильное ослиное упрямство?

В дверь постучали, и Люциус прочистил горло и принял уверенную, но дружелюбную позу, которую натренировал до автоматизма: плечи шире, голова чуть наклонена к плечу, глаза улыбаются.

— Входи, Драко!

Сын вошел, огляделся по сторонам и уверенно проследовал к гостевому креслу. Люциус внимательно изучил его, пытаясь оставаться непредвзятым, но остался доволен увиденным: все-таки их с Нарциссой ребенок удался на славу — красивый, умный, веселый… Он наверняка сможет обаять свою будущую невесту, тем более, что они уже дружат. Ковать железо нужно, пока горячо, — уж в этом Люциус был уверен. Они и так потеряли несколько лет, пока Патрокл оплакивал свою супругу и пытался смириться с мыслью о повторной женитьбе, — а ведь все это время Драко и Панси могли бы расти вместе, притираться друг к другу… Люциус насмотрелся на договорные браки в своем кругу и видел все: отчетливую неприязнь, холодную ненависть, презрение, усталость, отвращение… Нельзя допустить этого в союзе Персефоны и Драко — нужно обеспечить роду как можно больше наследников, и проще всего это осуществить, если Панси будет без ума от своего будущего мужа.

— Ты мог уже слышать, что отец твоей подруги женится в конце лета, — сказал Люциус, глядя на сына поверх сложенных домиком пальцев. Драко кивнул. — Ты понимаешь, что это значит?

— Панси может потерять статус наследницы, — сочувственно вздохнул тот. — Если у лорда Паркинсона, конечно, будет сын.

Люциус довольно кивнул — все-таки Драко молодец, схватывает на лету, — но добавил, уточняя:

— Есть кое-что, чего ты не знаешь. Между родом Малфой и родом Паркинсон существует давняя договоренность. Если у Патрокла будут еще дети, причем любого пола, Панси выйдет замуж.

Долгое мгновение Драко недоуменно смотрел на него, а затем его глаза, такие же, как у самого Люциуса, удивленно расширились.

— За меня? — спросил он с ноткой сомнения и замялся: — Я думал, что… Впрочем, неважно, — взял себя в руки Драко и сел ровнее. — Если так нужно, я все понимаю.

Люциус с тревогой поймал его взгляд.

— Ты против? — спросил он, а сам горячо взмолился про себя: Мерлин, пускай возражений не будет! Люциус пока не был готов ломать собственного сына даже ради будущего рода.

— Нет, — задумчиво сказал Драко и сказал по-деловому: — Просто я не был готов к такому повороту. Мы с Панси друзья, и я не ожидал, что мне в жены будет выбрана именно она. Но я не против, у нас отличные отношения. Конечно, у вас с мамой все было по-другому…

— Может, со временем у вас будет так же, как у нас с Нарциссой, — подбодрил его Люциус. — Помолвка будет заключена, когда у Патрокла родится ребенок во втором браке, а до этого точно имеется пара лет. Свадьбу отпразднуем после выпуска.

— А что если Панси влюбится в кого-то другого? — спросил Драко как бы невзначай.

— В кого бы это? — подозрительно прищурился Люциус. — У тебя что, есть конкурент? Драко? Не темни!

— Нууу, — заюлил сын, переводя взгляд на окно за спиной Люция, — он всегда так делал, когда пытался на ходу придумать удобную полуправду. — Мало ли в кого… Хогвартс ведь большой… Приглянется ей какой-нибудь бравый квиддичист…

— Никто не может тягаться с урожденным Малфоем, — уверенно произнес Люциус, гордо вскидывая подбородок. — Девушка, которая предпочтет тебе кого-то другого, должна быть или слепой, или скорбной умом — но насколько я могу судить, Персефона прекрасно видит и соображает, — он вздохнул и наклонился вперед, ловя взгляд сына. — Но даже если она увлечется кем-то, это не должно ни на что повлиять. Нам очень нужен этот брак, наследник. Так что с этих пор твое основное задание — завоевать расположение своей будущей невесты, влюбить ее в себя.

— Влюбить? — озабоченно переспросил Драко и тяжело вздохнул: — Я как-то не готов к таким подвигам, папа, даже не знаю, с чего начать. Могу ли я приступить хотя бы через пару лет, когда будет заключена помолвка?

— Через пару лет может быть поздно, — отрезал Люциус, поворачиваясь боком к окну. Там по зеленым лужайкам важно вышагивали белые павлины, волоча за собой роскошные хвосты, а Нарцисса сидела на скамейке под белым зонтиком и листала какой-то роман. Люциус не удержался от улыбки при виде жены. Он повернулся обратно к сыну. — Драко… То, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами. Если второй брак Патрокла окажется бездетным, я желаю, чтобы Панси все равно вошла в наш род, отказываясь от своих наследственных прав. Фактически, сбежала с тобой. К этому моменту она должна быть готова пойти на такой шаг ради тебя, понимаешь?

Люциус помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил:

— Пока что я не требую от тебя никаких широких романтических жестов — просто с этого момента попробуй присмотреться к Персефоне, увидеть в ней красивую девочку, а не просто верного друга. Если заметишь, что кто-то подбивает к ней клинья, — объясни наглецу, что тот опоздал. Дари ей цветы, угощай сладостями, садись рядом на уроках, решай ее проблемы… Не навязывайся, но всегда будь где-то рядом — так, чтобы Панси привыкла к тебе, чтобы ты стал для нее незаменим. Ты поймешь, когда нужно будет сделать следующий шаг.

* * *

Северус взглянул на колдофото, присланное Люпином, еще раз, но ничего не поменялось: девушка на нем была симпатичной и с некоторой натяжкой могла бы считаться даже красавицей, но совершенно его не привлекала. Рыжие волосы, живописно рассыпанные по плечам, нежная белая кожа с солнечными веснушками, курносый носик и выразительные зеленые глаза — объективно она была очень, очень хорошенькой, но не зная, кто это, и увидев ее на улице, Северус прошел бы мимо: ничего внутри него не екало при взгляде на это лицо. В его памяти и воображении остался совсем другой портрет Лили: девушки манящей и волшебной, недостижимой, как путеводная звезда. Где тот золотистый свет, который словно окутывал ее с головы до ног? Где тайна, где колдовское влечение, в котором, как в рыболовных сетях, когда-то запутался маленький глупый Северус Снейп?

Изменился ли он сам — или его опять водила за нос его ненадежная память? Что если Лили всегда была такой — красивой, но абсолютно не интересной ему лично? И почему тогда Поликсена так уверена в том, что он был от Лили без ума? Возможно, он разлюбил Эванс на последних курсах? На ум сам собой приходил инцидент после СОВ, когда Мародеры предательски напали на него, воспользовавшись его же собственным заклинанием — заклинанием, которое он показывал только одному человеку, своей вероломной подруге с Гриффиндора. Мог ли он тогда окончательно разочароваться в Лили — наперекор собственной памяти, которая твердила, что он продолжал попытки примирения? Вроде бы Поликсена что-то такое упоминала в том баре… Северусу до сих пор было неприятно вспоминать о том, как он вытянул из нее правду с помощью своих умений.

Короткая записка Люпина, которой тот сопроводил колдофото, мало что проясняла:

«Ты очень странный человек, Снейп, и у тебя очень странные просьбы. Никогда не думал, что ты обратишься именно с таким запросом и именно ко мне — из всех людей! Все-таки я никогда тебя не понимал.

Впрочем, пользуясь случаем, скажу то, что давно хотел сказать: мне жаль, что в школе между нами все было так, как было, — я зря слепо шел на поводу у Джейми и Сири. Ты тоже был хорош, но по крайней мере, не нападал на нас, пользуясь численным перевесом, как это делали мы сами. В качестве жеста примирения, так и быть, высылаю тебе колдофото Лили, как ты и просил, — между прочим, единственное, которое у меня есть⁽¹⁾. Надеюсь, когда-нибудь мы окончательно забудем школьные обиды и сможем поговорить по душам. Мне бы этого хотелось. Ремус».

На уроках зельеварения, куда Поттера и Паркинсон приводила невозмутимая Поликсена, Северус пользовался возможностью и исподволь изучал сына Лили, пока тот вместе с друзьями крошил, резал и мешал, испарял и конденсировал. Мальчишка и раньше был ему чужим, но прежде он был важен Северусу как символ его утерянной любви, как напоминание о Лили и о том, что могло бы принадлежать ему, а не Джеймсу Поттеру, — дом, семья, счастливая жизнь с любимой женщиной, общий ребенок…

Что теперь будет связывать его и Гарри, если великая любовь Северуса Снейпа к Лили Эванс все-таки окажется наваждением, навеянным Обливиейтом? Северусу было больно даже думать об этом. Зачем все эти годы он трудился в Хогвартсе, зачем давал обет защищать мальчишку? Неужели все это было бесполезно: долгие одинокие вечера за проверкой безграмотных домашних работ, вдалбливание одного и того же материала, снова и снова, в пустые головы, деканство, от которого ему лично не было никакого проку, одна головная боль?

Северус верил — и не верил, отчаивался и обретал надежду, начинал заново распутывать клубок и терял зацепки. Все ужасно запуталось, как любил говаривать старина Долохов: смешались в кучу кони, люди… Надо опять прижать к стенке Поликсену. Спросить бы еще кого-то, да вот кого? Секретничать с Люпином не хотелось — он, Северус, еще не настолько отчаялся, чтобы идти на примирение со школьным врагом, как бы тот ни раскаивался. Надо переговорить с Люциусом — хоть он тогда и учился на старших курсах, но если страдания Северуса по Лили были такими масштабными, как в красках описывала Поликсена, Люций должен хоть что-то об этом помнить: все-таки не каждый день видишь, как слизеринец вздыхает по гриффиндорке на потеху всем четырем факультетам.

— Осталось десять минут, — напомнил Северус, сверившись с часами. Драко кинул на него быстрый взгляд и начал выжимать сок бум-ягод активнее, а Панси лихорадочно залистала учебник — между прочим, когда-то принадлежавший самому Северусу. У него так и не поднялась рука забрать его обратно — Каролина ведь хотела оставить учебник дочери на память… Да, учебник… Учебник, который…

— Не понимаю я зельеварение, — расстроенно говорит Каролина и захлопывает конспект. Они сидят в библиотеке, за дальним столом у окна. Поликсена увлеченно, едва ли не высунув язык от напряжения, рисует себе самодельную татуировку заколдованным пером: что-то воинственное, как раз в ее стиле, — мечи, короны, змеи… Сам Северус внимательно смотрит в окно, туда, где под мелким противным дождиком бредут по двору студенты с очень заметными на фоне осенней серости ало-золотыми шарфами. Где-то там, среди них, должна быть и Лили — отличная оказия показаться ей на глаза и предложить помочь с уроками…

— Возьми мой учебник, — рассеянно предлагает он Каролине, даже не глядя на нее. — Я летом делал пометки на полях, должно помочь. А мне давай свой, я и так все помню.

— Ты уверен? — Каролина не спешит соглашаться — как всегда в первую очередь думает о других, — но он только кивает отстраненно: да-да, бери, мол. Поликсена отвлекается от татуировки, поднимается со стула, одним слитным движением приникая к окну, и безошибочно понимает, в чем причина его рассеянности.

— Мерлин, Север, опять? — страдальчески стонет она и поворачивается к нему, с раздражением складывая руки на груди. — Хватит уже унижаться перед ней! Ну сколько можно, тебе еще не хватило? Весь Слизерин над тобой потешается — а весь Гриффиндор тебя ненавидит! Каро, ну скажи уже ему!

— И правда, Север, — здравомысляще говорит Каролина, но по ее глазам он видит: подруга сочувствует ему. — Лили совершенно тебя не достойна. Ты ведь знаешь, что она ничего к тебе не испытывает, — так зачем же бегаешь за ней?

— Мне она нужна, — просто говорит Северус. — Это сложно, я не могу объяснить. Просто поверьте.

— Мог бы и попытаться, ты же гений, — неожиданно угрюмо говорит Поликсена, и по ее лицу видно, что она злится, хоть и пытается держать себя в руках. — Север, ты не мог выбрать себе кого-то попроще? Когтевранку какую-нибудь, например, — встречался бы с ней в библиотеке, обсуждал бы всякие сложные зелья.

— Мне она нужна, — упрямо повторяет Северус и обезоруживающе улыбается. — Не ревнуйте.

— Вот еще, — фыркает Поликсена и отворачивается к окну. Каролина молчит и отводит взгляд, а ее щеки едва заметно розовеют. — Мы просто переживаем за тебя. Эта шайка-лейка во главе с Поттером тебя в гроб вгонит! Почему ты не примешь мою помощь? Вместе мы могли бы с ними разобраться раз и навсегда.

— Нет, — отрезает Северус. — Нет, ни за что. Не вмешивайся, я не прощу себе, если с тобой или с Каро что-то случится. Это только мое дело.

— Ну и дурак.

Поликсена рисует пальцем узоры на запотевшем стекле, с опасным прищуром глядя вниз — туда, где под моросящим дождиком так отчетливо сияют рыжие волосы Лили Эванс, — а Каролина с благодарностью принимает из рук Северуса потрепанный учебник.

— Крестный? — в голосе Драко, доносящемся откуда-то издалека, звучала тревога, и Северус вскинулся, осмотрелся по сторонам. Судя по часам, время для задания давно вышло, и ему крупно повезло, что он выпал из реальности на занятии именно с этой троицей — случись здесь тот же Лонгботтом, катастрофа была бы неизбежна.

— Вы закончили? — хрипло спросил он, приходя в себя.

— Да, крестный, — настороженно сказал Драко. Он стоял за своим столом и внимательно изучал Северуса — вот уж кого на мякине не проведешь. — С тобой все в порядке? Может, тебе отдохнуть? Хочешь, попрошу родителей отменить все занятия на этой неделе?

— Я просто не выспался, — соврал Северус, потирая глаза. Не хватало еще посвящать двенадцатилетнего крестника и его друзей в загадки собственного прошлого. — Пробирки на стол.

У Драко, как и ожидалось, зелье вышло почти идеальным, разве что цвет был не зеленый, красный, розовый или синий, а слегка пурпурный, однако оставался в пределах нормы. В зелье Панси был осадок, хоть и не критичный, а вот у Гарри дело шло ни шатко ни валко: цвет подходящий, а вот консистенция, скорее, желейная, чем жидкая.

— Затрудняюсь даже сказать, что именно тут пошло не так, — задумчиво сказал Северус, рассматривая пробирку с рябиновым отваром на свет. — Сколько добавили шипов крылатки, Поттер? Подойдите сюда, посмотрим вместе.

— Пять, — браво отрапортовал Гарри, подходя к учительскому столу.

— Какой цвет приобрело зелье после добавления слизи флоббер-червя?

— Фиолетовый.

— Ничего не понимаю… — вздохнул Северус и на пробу встряхнул пробирку, но консистенция осталась прежней. — Ладно, а что если… сколько капель сока бум-ягод?

— Шесть.

— Вот! — удовлетворенно сказал Северус, возвращая пробирку. — В следующий раз добавьте в два раза меньше, трех достаточно.

— Но в рецепте написано «несколько», — уверенно возразил Гарри, и Северус с интересом взглянул на него: возможно, из паренька выйдет толк, по крайней мере, вопросы он задает правильные.

— Опытным путем, Поттер, вычислено, что «несколько» — это три, — сладким голосом парировал Северус, но Гарри только кивнул и вернулся на свое место. Снейп усмехнулся про себя: героя магического мира было тяжело вывести из себя элементарными придирками. Между прочим, самый правильный для зельевара темперамент: мастера постоянно язвили в сторону своих подмастерий и всячески пробовали их на прочность, так что без толстой шкуры и хладнокровия в этом направлении никак.

— На сегодня все. Драко, Панси, с вами мы увидимся завтра. Гарри, до следующей среды.

Он подождал, пока дети, оживленно переговариваясь, покинут лабораторию, очистил котлы заклинанием, убрал ингредиенты в шкаф и, выходя, закрыл за собой дверь на замок. Обернувшись к оранжерее, увидел Поликсену — та сидела на изящной скамейке возле фонтана, поставив локти на колени и обхватив щеки ладонями, и отрешенно смотрела на струи воды.

— Здравствуй, декан Снейп, — сказала она угрюмо, когда Северус подсел рядом. — Как успехи детей?

— Есть чем гордиться, — признал он, прислоняясь боком к спинке скамьи и подпирая щеку левой рукой. Поликсена выглядела какой-то непривычно грустной и задумчивой, да и за созерцанием бегущей воды он ее раньше не замечал. — Что-то случилось? И куда успели исчезнуть твои подопечные?

— У них сейчас по плану освоение Малфой-мэнора, — улыбнулась Поликсена, продолжая смотреть на игру света в струях воды, но эта улыбка не тронула глаз. — Стойла с гиппогрифами, прятки в лабиринтах французского сада, потом пикник где-нибудь в укромном месте. Прекрасная пора — детство, — ностальгически вздохнула она.

— Не хочешь делиться своими тревогами? — не дал сбить себя с толку Северус, и она пожала плечами, выпрямляясь.

— Не хочу. Дела рода, будь они неладны… Впрочем, скоро ты тоже узнаешь, Люциус наверняка растреплет… Патрокл женится в конце августа, — в ее голосе прозвучала странная нотка, словно она до конца не верила в то, что говорила.

Северус замер, осмысливая новости. Почему-то ему стало обидно за Каролину, хотя ум твердил, что Патрокл в своем праве и ей давно уже все равно — да и вряд ли она хотела бы, чтобы ее вдовец отказался от попыток обрести счастье и заживо похоронил себя. Нет, только не та Каро, которую Северус начинал постепенно узнавать, — та искренне желала, чтобы всем ее близким было хорошо.

Следом мелькнула совсем уж странная мысль: что стало бы с ними всеми, выйди Северус победителем и не будь того несчастного случая, искалечившего Каролину? Он все больше и больше склонялся к тому, что тогда сражался против «Патрокла» именно за руку и сердце своей школьной подруги — других рациональных причин для вызова он просто не находил: у них с Паркинсоном не было других точек пересечения, кроме близости к Каролине и одинаковой татуировки на предплечье.

— Ты не рада новостям? — вслух спросил Северус. Поликсена поморщилась и подтянула колени к груди, обняв их руками. В этой позе она выглядела — и была — совсем беззащитной, и Северус, с высоты собственного боевого опыта, оценил ее жест: так сидят только в присутствии того, кому доверяют, — из этой позы сложно защититься или контратаковать.

— Это все меняет, — сказала Поликсена, невидяще глядя на мускулистый торс мраморного Посейдона и обильную белую пену в чаше фонтана. — После смерти Каро Патрокл был сам не свой, но я, если честно, успела к этому привыкнуть… Теперь он вернулся в чувство, и я внезапно обнаружила себя не у дел. Так странно… все эти годы я крутилась, как белка в колесе, жонглировала обязанностями, воспитывала Панси, как умела, — и вот сбылась моя мечта: Патрокл снова у руля, Панси на заре взрослой жизни, а я вроде как и не нужна никому. Эгоистично с моей стороны, знаю.

— Синдром опустевшего гнезда? — хмыкнул Северус, и подруга повернулась к нему и вопросительно склонила голову к плечу в своей манере. — В маггловской литературе этот феномен подробно описан: когда дети вырастают и становятся самостоятельными, родители часто не могут найти себе новую цель в жизни. Немного похоже на твою ситуацию.

— Похоже, — согласилась Поликсена и улыбнулась, на этот раз искренне. — Ну надо же, маггловская психология. Всегда восхищалась твоим умом, Север, вот чего у тебя не отнять. Почему ты остался в Хогвартсе? Я могу понять первые пару лет, когда все мы пытались сидеть тише воды, ниже травы, но потом…

— Я расскажу как-нибудь позже, — пообещал Северус, и Поликсена понятливо кивнула. Вот что ему нравилось в ней, так это умение не настаивать — хотя, судя по его воспоминаниям, она окончательно освоила этот ценный навык уже во взрослой жизни. — Раз ты тут… у меня есть к тебе два странных вопроса, и мне очень нужны честные ответы. Обещаешь быть со мной откровенной?

Поликсена смерила его насмешливым взглядом и устроилась поудобнее.

— Север, ты ведь джентльмен, правда? — игриво мурлыкнула она, и Северус усмехнулся — уже привык к ее чувству юмора, которое раньше, до того, как он начал вспоминать свое прошлое, ставило его в тупик. — Ты же не станешь задавать незамужней девице нескромные вопросы? Осторожнее — иначе мне придется попросить брата…

— …Вызвать меня на дуэль, знаю, — закончил ее предложение Северус. — Собственно, это еще одна вещь, которую я хотел с тобой обсудить. Я знаю, что вместо Патрокла сражалась ты, причем так было всегда. На рейдах, на операциях — это всегда была ты.

Поликсена подобралась, улыбка исчезла из ее глаз, и он заметил, как по красивому лицу пробежала едва заметная тень.

— Я не понимаю, о чем ты, — ровным голосом сказала она. — Что это за гнусная клевета?

— Мне принести обет? — с ходу предложил Северус, хорошо понимая причины ее замешательства.

— А принеси, — согласилась подруга, прищуривая глаза, и, когда в их запястья втянулась очередная светящаяся нить, прошипела: — Северус, не лезь в эту грязь, я очень тебя прошу! Одна из причин, по которым Патрокл не в Азкабане, — это то, что они никак не смогли доказать его участие в рейдах. Даже под веритасерумом брат твердил, что не был ни на одном из них, — ему повезло, что они задавали не те вопросы, у министерских просто не хватило воображения. Ты связан с Дамблдором, а Паук на короткой ноге с Фаджем. Если о твоих догадках узнает кто-нибудь, желающий опять потрясти Паркинсонов… Подумай хотя бы о собственном крестнике — наши семьи отныне тесно связаны, и все, что затронет нас, обязательно отразится на Малфоях.

— Я никому не скажу, да и обет мне не позволит, — заверил ее Северус успокаивающим тоном, но Поликсена только горько усмехнулась и покачала головой.

— Любой обет можно обойти — конечно, если знать, что именно искать. Скажи мне, Дамблдор в курсе твоих летних занятий?

— Он знает только то, что я гощу у Малфоев и занимаюсь с Драко, и не особо возражает. Подозреваю, что Альбусу нравится мысль, что в стане врага у него есть свой человек, — предположил Северус. Над их головами пролетела беззаботная бабочка-крапивница, покружилась у фонтана, похожая на сорванный цветок, и он проследил взглядом за ее грациозным полетом.

«Мне она нужна», — сказал он тогда в библиотеке, много лет назад, и у Северуса не было оснований сомневаться в разблокированных воспоминаниях, однако его смущал сам подбор слов… Нужна — возможно, но вот для чего именно? Почему он не сказал «я люблю Лили» или «она мне нравится»?.. Тяжело не понимать самого себя.

И этот румянец на щеках у Каро…

— А ты его человек? — тем временем спросила Поликсена вроде бы мимоходом, но Северус понял, что для нее этот вопрос очень важен и честно задумался.

— Уже нет, — наконец медленно произнес он. — Послушай… ты говорила правду о том, что я ухаживал за Лили в школе?

— Ну, ухаживал это громко сказано, — фыркнула Поликсена, заметно расслабляясь. — Носил ей цветы, таскал сумку, учил Эванс зельеварению — но, насколько мне известно, так и не сорвал ни одного поцелуя с уст прекрасной девы. Если это бесконечное унижение считать ухаживаниями, то да — ты за ней ухаживал, только на старших курсах образумился. Откуда такой вопрос?

— Только не смейся, — предупредил Север и признался: — Я на днях разглядывал ее колдофото, которое сумел достать, и совсем ничего не почувствовал. Словно я к ней совершенно равнодушен.

Поликсена безразлично пожала плечами.

— Может, ты просто наконец-то перерос свою детскую привязанность. Это нормально, друг мой. Вот что точно не было нормальным — так это многолетние страдания по барышне, которая тебя ни в кнат не ставила. Сколько можно убиваться по тому, кто уже никогда не ответит тебе взаимностью? Гробить лучшие годы в пустых надеждах по давно ушедшему, хотя ум и так говорит тебе: все потеряно? Так что я тебя поздравляю, ты на пути к исцелению. Хочешь, можем даже отпраздновать это знаменательное событие — мы с Каро долго ждали, пока твои мозги встанут на место.

Что-то в ее голосе заставило Северуса взглянуть на Поликсену внимательнее. Какая-то нотка горечи, затаенной тоски, словно она говорила не только о его ситуации, но и о самой себе, о чем-то, спрятанном глубоко внутри… Внезапно его осенило.

— Ты тоже убиваешься по кому-то недостижимому, не так ли? — сделал рискованную ставку Северус и понял, что попал в точку: Поликсена едва заметно вздрогнула, но тут же усмехнулась краешком губ, молниеносно беря себя в руки.

— У тебя слишком длинный нос, Север, и этот нос так и норовит влезть не в свое дело, — шутливо заявила она. — Тебе не хватает личной драмы, и ты решил приписать неразделенную любовь кому-то еще? Почему мне, а не тому же Дамблдору? Вот уж кто подозрительнее некуда — ни одного известного романа за столько лет!

— По Эйвери, да? — не отставал Северус. Его внезапно разобрал азарт, и он повернулся к Поликсене всем корпусом, чтобы не пропустить ни намека на эмоции: затрепещут ли ресницы? Отведет ли она взгляд? — Ты говорила, что он дарил тебе красные розы, а сам я недавно вспомнил, как вы с ним танцевали на выпускном балу.

Поликсена прищурилась и внезапно широко улыбнулась.

— Ты помнишь бал? Здорово! Похоже, память потихоньку возвращается, а, Север? — она шутливо пихнула его кулаком в плечо. — Что еще ты помнишь? Помнишь, как мы ходили в Хогсмид? Или как играли в снежки зимой?

— Не сворачивай с темы, — строго сказал Снейп. — Так что, это был Александр? Жаль его — все могло закончиться по-другому, если бы он не лез на рожон.

Северус хорошо помнил Эйвери: его породистые привлекательные черты лица, песочные волосы, вкрадчивый голос, а особенно любовь к широким жестам — Сандро, как его звали приятели, любил поражать размахом, иногда забывая при этом о правилах хорошего тона, да и просто любых правилах. На один из своих дней рождения он выкупил у старост и капитанов право воспользоваться роскошной Ванной старост и организовал там шумную вечеринку с выпивкой — и ничего ему за это не было, преподаватели только пожурили «такого славного, но увлекающегося мальчика». Пожалуй, тягаться с Эйвери за звание самого большого чистокровного засранца мог только Блэк — и Северус вполне закономерно недолюбливал их обоих: за снисходительное отношение к остальным, за чувство собственного превосходства…

— Эйвери действительно таскал мне охапки красных роз и осаждал по всем правилам осады, — задумчиво протянула Поликсена, водя пальцем по спинке скамьи. — Но, увы для Сандро, у него не было ни единого шанса: я всегда знала, что он за фрукт.

— Кто тогда? — удивился Северус.

— Да ни по кому я не сохну, отстань уже, — нарочито грозно прикрикнула Поликсена, но ее глаза смеялись. — Мордред, Север, я скучала по тебе и этим нашим дурацким перепалкам, — вздохнула она тяжело. — Столько раз хотела связаться с тобой, но в последний момент всегда останавливалась. А когда увидела тебя опять — ты был таким чужим, таким непохожим на себя самого… Я рада, что тот Север, которого я помню, все еще остался где-то внутри и теперь сливается с тобой воедино.

Он смущенно кивнул, неожиданно растроганный такой откровенностью.

— Что там за второй вопрос был? — напомнила Поликсена и, встав, подошла к фонтану, подставила руку под брызги воды. — Так люблю этот флигель… Всегда мне нравился, так спокойно здесь. Я даже хотела устроить что-то подобное у себя, но у меня для такого руки растут не из того места.

— Из-за чего мы дрались на дуэли? — спросил Северус и, видя, что она молчит, сгорбив плечи, продолжил: — Поликсена, я и так почти все знаю, мне нужно только подтверждение. Я пытался отбить Каролину у Патрокла, правда?

Подруга повернулась к нему и села боком на бортик фонтана, опустила правую руку в воду. На фоне сверкающих капель и сочной зелени она казалась умиротворенной и очень юной — почти как та девчонка в слизеринской форме, которую Северус начинал вспоминать.

— Да, — подтвердила Поликсена его подозрения и тут же вскинулась: — Мерлина ради, постарайся не попадаться на глаза Патроклу, он смертельно ненавидит тебя с тех самых пор — за это, а еще за то, что мы с тобой натворили на той дуэли. Думаешь, почему Панси и Гарри всегда привожу к Малфоям именно я? Хорошо еще, что ты поселился не в основной части мэнора, иначе точно столкнулся бы с Патроклом нос к носу, и мне пришлось бы опять становиться между братом и другом.

Северус задумался над ее словами.

— Он что, не знал, что ты выйдешь на дуэль вместо него? — неверяще спросил наконец, и подруга нехотя кивнула. — Мерлин, Поликсена, что за игры?

— Ты убил бы его, — отрезала она, глядя на него в упор своим фирменным взглядом. — Пока я прикрывала тебе спину в схватке, то успела составить исчерпывающее мнение о тебе как о бойце. Ваша дуэль с Патроклом очень быстро превратилась бы в самую настоящую резню. У меня хотя бы был шанс.

Они помолчали, а затем Северус сказал то, что давно собирался:

— Спасибо. Я никогда толком не благодарил тебя… Спасибо за то, что не дала мне сдохнуть тогда, хоть я и старался.

— Не за что, — усмехнулась она и коварно брызнула в него водой из фонтана.

Примечания:

Песня, которая у меня ассоциируется с моим Гарри:

https://www.youtube.com/watch?v=ZRRt8EyYNvg

Вариант письменного прибора из малахита (у Люция губа не дура):

http://content.podarki.ru/goods-images/8d217458-eb89-4e93-9f27-6196a2d23ec2.jpg

Для любознательных привожу рецепт рябинового отвара :)

https://harrypotter.fandom.com/ru/wiki/%D0%A0%D1%8F%D0%B1%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D1%8B%D0%B9_%D0%BE%D1%82%D0%B2%D0%B0%D1%80

Рецепт

Добавляйте кровь саламандры, пока зелье не станет красным.

Перемешивайте, пока зелье не станет оранжевым.

Снова добавляйте кровь саламандры, пока зелье не станет жёлтым.

Перемешивайте, пока зелье не станет зелёным.

Снова добавляйте кровь саламандры, пока зелье не станет бирюзовым.

Нагревайте, пока зелье не станет цвета индиго.

Снова добавляйте кровь саламандры, пока зелье не станет розовым.

Нагревайте, пока зелье не станет красным.

Добавьте пять шипов крылатки.

Нагревайте, пока зелье не станет жёлтым.

Добавьте ещё пять шипов крылатки

Добавляйте слизь флоббер-червя, пока зелье не станет фиолетовым.

Перемешивайте, пока зелье не станет красным.

Добавляйте еще слизь флоббер-червя, пока зелье не станет оранжевым.

Перемешивайте, пока зелье не станет жёлтым.

Добавляйте медовую воду, пока зелье не станет бирюзовым.

Добавьте несколько капель сока бум-ягод.

Снова перемешайте зелье и дайте ему покипеть в течение тридцати минут.

Снимите зелье с огня и дайте ему остыть. Когда оно остынет, оно будет готово к использованию.

1) Я так думаю, что колдофотография во времена Мародеров была еще не сильно распространена

Вернуться к тексту