Кто...ты? (гет)

Завтра Рождество.

Кто в предрождественский вечер будет сидеть в библиотеке? Кто в предрождественский вечер будет листать ветхие тома, выписывая целые абзацы на чистые листы пергамента? Кто в предрождественский вечер будет мечтать не о завтрашнем утре, пестреющем подарками и поздравлениями, а о том, что бы ЭТОТ вечер, полный усталости и пыли со старых полок, никогда не кончался?

Отложив очередной том, Гермиона потерла уставшие глаза. Она с Гарри уже несколько дней собирала информацию о всевозможных защитных и боевых заклятиях.

Какой же Рон ленивый увалень! Задание дали всей команде, а он еще ни разу не появился в библиотеке! Каждый вечер куда-то пропадает, потом припадает к ногам, извиняется… лучше бы искуплял вину в виде конспектов по отражающим заклятьям! Вот Симус проделал неоценимую работу – он написал домой, и ему прислали разработки его отца. Сколько всевозможных еще никому неизвестных заклинаний он выудил из почти километрового старого свитка! От Луны было мало пользы с ее чушью про всякие порчи… но две великолепные находки все-таки на ее счету. Остальные неспешно штудировали по стопке тяжелых томов. Однако самая неоценимая помощь исходила от Гарри Поттера.

В первый же день он принес исписанные куски пергамента с пометками и планами. На них были разобраны одни из самых продвинутых боевых заклинаний, разобраны настолько, что, пусть даже написанные в разброс, пометки объясняли суть наисложнейших нюансов заклинаний высшей магии. Сколько он работал над этим? Кроме того, он еще и необыкновенно имел представление обо всем. Словно не раз сталкивался с использованием боевых заклятий.

Удивительно.

И от него можно было всегда ожидать помощи. Гермиона не припомнила вечера, что бы ей приходилось сидеть одной в библиотеке и разбирать завалы книг. Гарри всегда приходил, с улыбкой уложив принесенные с собой набросанные скорой рукой записи, он усаживался рядом, придвигал к себе уже написанное девушкой, и быстро просматривал.

Работать с ним было удивительно легко. Иногда даже казалось, что Гарри знает все о ней, все ее привычки и интересы, и подстраивается под них.

А еще он делал то, что никогда и никто не делал. Когда глаза слипались, и начинала болеть голова, но старая привычка кричала в уши: «продолжай работать» — Гарри закрывал книги, которые она просматривала, и уверенно заявлял:

— Время работы окончено.

Его плечо всегда было рядом, что бы положить на него голову и задремать. Его руки всегда забирали слишком тяжелые для нее книги. Его глаза всегда были внимательны, а уши готовы были выслушать все, что она говорила.

Да, он очень уставал. И, снимая очки, он устало потирал глаза, но никогда не жаловался и не ныл. И тогда Гермиона сама закрывала книги и предлагала отдохнуть.

Она чувствовала, что меняет свои привычки. Ради него.

Гермиона зевнула и, оглянувшись на Гарри, улыбнулась. Уронив голову на сложенные руки, юноша спал. Очки были зажаты в кулаке, без них его лицо казалось совсем юным. Растрепанные волосы спадали на глаза, протянув руку, Гермиона легонько отвела непослушные пряди. Во сне он такой ранимый... такой беззащитный...

Оперевшись на локоть, Гермиона подперла щеку ладонью.

Такой удивительный человек... Гарри Поттер...

Даже грустно. Он настолько несчастлив в жизни. Он настолько одинок.

Возможно, ему больно, или даже страшно каждый раз, когда он ложится спать, вспоминая прожитый день.

Один. Всегда.

Хороший ли я ему друг? Могу ли я облегчить его боль? Даю ли я ему успокоение, или хоть немного счастья?

Он верит мне? Он надеется на меня? Он ищет меня в толпе?

Снова захотелось коснуться его лица, но нет. Нельзя тревожить его сон.

Он настолько удивителен. Настолько непонятен. Интересно, что он видит в своих снах? Может быть, какой-нибудь чудесный мир, в котором он не одинок?

Неожиданно сон юноши стал тревожным — глаза под веками задвигались, губы сжались в линию, брови сдвинулись.

Что ему снится?..

Губы дрогнули, пальцы так сильно сжали очки, что прогнулась дужка, и в следующую секунду, повалив книги на пол, Гарри вскочил, прижав ладонь ко лбу.

— Гарри!..

Очки ударились об пол.

Взвыв, Гарри качнулся в сторону, чуть не упал, повалив на пол очередную стопку книг.

Гермиона бросилась к нему, схватила за руки.

— Гарри!.. Шрам? Снова?..

Следом со стола полетели пергаменты, чернила лениво потекли по гладкой поверхности.

Его лоб был горячим, боль, видимо не успокаивалась, оторвав руки Гермионы от своего лица, Гарри ткнулся лбом в плечо девушки, так, словно бы только она, только ее присутствие могло остудить пылающий шрам.

Его волосы под пальцами были мягкими, Гермиона не знала, что сделать, что бы он успокоился. Гарри цеплялся за нее, сжимая в руках все сильнее, плечо уже горело...

Сердце стучало отбойным молоком, боль от плеча растекалось по всему телу, из уголка сознания чей-то голос шепнул — так надо.

Вдруг шрам обжег сильнее, чем обычно и... стих. Тело Гарри обмякло, Гермиона чуть не упала под его весом. Нащупав лавку, села, увлекая юношу за собой.

— Гарри...

Он не отвечал.

Гермиона потянулась к его лицу, дрожа всем телом, но вдруг теплые пальцы сжали ее запястье.

— Гермиона...

Ему плохо? Он... умирает?

— Герми...она...

Сердце дрогнуло, внутри все похолодело, ледяной пот выступил на лбу.

Гарри все еще не отнимал лба от ее плеча. Его шершавые пальцы потянули руку девушки к своему лицу, прижав ладонь к гладкой щеке.

— Герми... Гермиона...

Прерывистое дыхание обжигало кожу, страх колотился в груди —

что с ним?

— Помнишь... после победы гриффиндора... На матче... мы стояли на лестнице... а там были птицы… над лесом... помнишь? Ты еще так перепугалась… но Рон был так счастлив…

Гермиона снова провела дрожащей рукой по черным растрепанным вихрам. Птицы над лесом? После победы гриффиндора? Перепугалась?

— Помнишь?..

— Я...

Он грустно вздохнул ей в плечо. Тяжело отстранился. Темные волосы упали на глаза, губы сжались.

— Гермиона...

Сердце екнуло. Его голос... Звучит так, будто...

— ...чего ты боишься?

Боюсь?

Перед глазами замелькали тысячи картинок — Макгонагалл, отнимающая баллы с гриффиндора, болеющая мама, сбитый на огромной шахматной доске Рон, волшебная палочка пожирателя, направленная прямо в лоб: "Авада..." — и юноша бросившийся в ноги... кровь... она вся в крови... осколки... в небо...

...не умирай...

Закружилась голова.

— Я... — Гермиона прикрыла глаза, — не знаю... много всего…

Кровь… она везде… на летнем платье, на руках…

Гермиона почувствовала, как внутри забилось нечто ужасное, воспоминания, они ускользали, стоило только приглядеться, но скользкое чувство страха не покидало. Оно пронзало душу.

Тысячами иголок.

Вдруг теплые пальцы коснулись ее щеки. Нежное прикосновение, такое легкое, мягкое… Тут же сотни видений исчезли, испарились в горячем воздухе.

Тихий голос, мягкий, чуть грустный, совсем близко произнес:

— Ты...

Вздрогнув, Гермиона открыла глаза, встретив внимательный изумрудный взгляд. Совсем близко.

Мурашки пробежали по спине.

— Что? – спросила девушка тихо, чувствуя, что с каждой секундой дышать становится все труднее.

— Ты… ты не бойся… надейся на лучшее, верь в то, что все будет хорошо… но не бойся… пожалуйста…

Почему он просит меня об этом?

— Иначе я просто не поверю, что ты гриффиндорка… — фальшивый смешок царапнул слух.

Поморщившись, Гарри потер шрам.

— Болит? – тут же вскинулась Гермиона. – Все еще болит?..

Лоб был все еще горячим, но Гарри медленно отвел руки девушки от своего лица.

— Не беспокойся об этом.

Это было невозможно. Он такой… он же всегда помогает, всегда подставляет плечо! Я тоже хочу ему помогать, тоже хочу заботится о нем!..

— Гарри, я!..

Первая звезда зажглась в ночном небе. А за ней еще одна. И еще. Луна заглянула в окно библиотеки, сотни корешков книг посеребрились в ее свете.

Почему так сложно дышать? Почему сердце так тихо бьется в груди? Почему кажется, что мир застыл, утонул в черных расширившихся зрачках юноши, единственного существующего здесь и сейчас? Почему так легко и просто, и его пальцы в спутанных волосах, и его дыхание совсем рядом, у губ, и его присутствие, такое ощутимое и значимое?

И почему не страшно и кажется, что ты в безопасности? И разум затуманивается, и в воздухе витает что-то непонятное, и думается, что жизнь начинается здесь, а все остальное…

…не важно?..

Вздох… поймать его?.. наверное мира нет… нет ни земли, ни неба, нет никого из людей. Наверное все это сон, странный сон…

Тогда пусть он не кончается… никогда…

Интересно, что будет, если шагнуть чуть дальше?..

На небе зажглась еще одна звезда. Еще одна в сотнях и тысячах других.

Что это за чувство?.. Такое знакомое… и так тепло… ничего не видеть… не слышать…

Не оставляй меня одну!.. Никогда… больше…

Я хочу дышать этим чувством. Прямо сейчас.

Секунды. Тикание часов. Удары сердца. Дыхание совсем рядом. Прикосновение. Легкое, мягкое.

Слезинка. Вниз по щеке. Пальцы в волосах, и маленький кусочек пространства. Один на двоих.

И больше ничего. Ни неба, ни земли.

Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Я хочу узнать о тебе все.

С тобой я в безопасности. С тобой я чувствую себя счастливой. С тобой я…

Что я? Книги и знания – вот и все. Но есть вещи куда более важные. Храбрость и дружба. Понимание и надежда. Сила духа и вера.

А еще есть чувство, которое витает сейчас в воздухе. Которое наполняет мое сердце и надеждой, и верой, и храбростью…

Я знаю, нет ничего важнее этого.

* * *

Треснула чашка. Луна испуганно отдернула руку, от неожиданного звука сердце подпрыгнуло в груди. Всего лишь чашка треснула...

Быть беде. Так говорит примета.

Нахмурившись, Луна хотела прикоснуться к трещине, но не смогла —

— Репаро, — взмахнул палочкой мистер Лавгуд, не отрывая взгляда от книги. Тут же трещина исчезла, словно ее и не было.

Треснула чашка... Быть беде.

За окном горели тысячи звезд — безмятежных, счастливых. Завтра праздник — хорошо...

Но неприятное чувство тревоги залегло в душе.

Неспроста, неспроста...

Чашка треснула.

* * *

Дальняя кровать скрипнула, и послышался отчаянный зевок Симуса. Шорох одеяла, неприятный лязг колечек, кряхтение и голос, хриплый ото сна:

— Черт возьми! Рождество!.. Подарки!

Невнятное мычание с других кроватей. Симус зашуршал обертками, спустя минуту и остальные принялись за яркие свертки.

Подарки?..

Рождество?..

А что было вчера?..

...

Рука потянулась к тумбочке — дрожащая, она еле нащупала очки, тут же выронила.

Кривая дужка.

Этого не может быть. Голова отказывалась соображать, рука все еще бесцельно шарила по тумбочке, сбрасывая на пол книги и куски пергамента.

Пометки, выписки из библиотечных томов.

— Гарри, просыпайся! — крикнул Невилл, старательно шурша оберткой. — Подарки!

Голос однокурсника эхом раздался в пустой голове. Медленное дыхание — состояние очень похожее на то, что всегда разливалось по телу после занятий оклюменции. Показалось, что время замедлилось, словно он снова засыпает...

А сердце билось не громко и яростно, а тихо, с каким-то упоением. И не хотелось ничего. Ни вставать, ни смотреть подарки, ни просто открывать глаза.

В голове — пустота. Что вчера произошло? Мир переродился? Время провернуло какую-то шутку? Что это были за вселенные, завораживающие и манящие — неужели это были глаза Гермионы? Что это было за тепло, сжимающее все чувства в узел — неужели она была рядом, неужели это ее пальцы бесконечно путались в его волосах? Что это была за тишина, мягкая и покойная — неужели он осмелился поцеловать ее?

Поцеловать...

Гарри машинально коснулся губ пальцами.

Воспоминания смывались, кружились в неясном огненном танце. Да и не хотелось всматриваться. Теплое сияние в груди росло, вспомнившийся запах ее волос одурманил разум еще сильнее.

Запомнить навсегда. Никогда не забывать.

Не смотря ни на что.

Неожиданно сам для себя Гарри подскочил, бросившись к двери —

Увидеть ее!

— Ты куда это так помчался? — послышался недовольный голос Рона.

Рука, так и не коснувшись ручки двери, опустилась. Голос Рона подействовал не хуже ведра холодной воды.

И правда, куда? В пижаме, босой, да еще и в спальню девочек, куда лестница не пустит. И вообще заявляться в спальню девушек рано утром это не совсем благоразумно.

Тяжело вздохнув, Гарри обернулся к однокурсникам и тяжело вздохнул.

— Нет, ничего...

Сердце кольнула тоска. Мысль о том, что он не может увидеть ее сейчас была мучительной, Гарри почувствовал, что сейчас сойдет с ума. Так долго смотреть на нее поверх книг, так долго ждать и верить, и теперь, когда она так близко, и когда она готова раскрыть свои объятия для него, он не может сделать всего пару шагов и постучать в ее дверь!

Но... Может быть она сама придет? Она всегда приходила... И, может, в этот раз она прибежит сюда, счастливая и разгоряченная, и, как и всегда, будет восклицать: "Рождество!"?

...Гарри...

Она почти ничего не сказала тогда...

...Гарри... я...

Но... она не убежала, не оттолкнула?

...пальцы в волосах, теплое дыхание...

И может быть...

Тут же всю душу обхватило горячим пламенем счастья, губы сами расплылись в улыбке. Немного кривой от непривычки, но все же такой счастливой, что сожители по комнате тут же остолбенели.

Не обратив на них внимания, Гарри плюхнулся на кровать и, порывшись немного в куче подарков у ее подножия, вытащил увесистый сверток, к которому была приколота карточка с красивой надписью:

"Гарри от Гермионы. С Рождеством!".

* * *

Как легко...

Наверное это самое лучшее время суток. Когда никто еще не проснулся, а солнце уже залило все вокруг светом. Не хочется двигаться, открывать глаза, думать.

Так тепло и уютно, нос дразнят рождественские запахи... А в груди что-то позвякивает, напоминая о том, что жизнь от чего-то прекрасна... От чего-то важного...

Как легко...

Немножко трудно дышать, но это не плохое чувство — это чувство восторга, долгожданного счастья. А сердце, словно чаша, полно чем-то сияющим, восторженным... лишь бы не расплескать. Лишь бы не спугнуть это чувство... Оно настолько прекрасно!

— М-м-м!...

Кровать Лаванды заскрипела, проворковав что-то, однокурсница сладко потянулась.

Видимо время всеобщего просыпания настало.

— Девченки, Рождество!

Парвати захныкала из под одеяла, натягивая его себе на голову.

Гермиона потерла глаза, потянулась. Из окна в комнату глядел солнечный день, а где-то там, в мальчишечей спальне, должно быть уже проснулся Гарри...

...Гарри...

Тут же вспыхнувший в сознании образ заставил Гермиону снова бухнуться на кровать. Волосы разметались по подушке, счастье чуть не выплеснулось из глаз — вчера..!

— Гермиона, ты не хочешь смотреть свои подарки? — изумленно протянула Лаванда из завалов обертки. — Гермиона!..

Звать не было смысла. Вчера, вчера... Не может... Не может этого быть!

Книги на полу, перья, чернила. Лунный свет, звезды, шепот...

Сердце дрожит в груди, дыхание перехватывает. Неужели это произошло? Его руки на плечах. Слезинка... и губы. Шелковистые волосы, широкие ладони, шершавые пальцы.

Невнятное бормотание у уха — он путался и захлебывался, горячее дыхание жгло кожу, но это не было важно.

Неужели все это вчера произошло? Он... Он...

... — Надеюсь, когда я завтра проснусь — все это не окажется сном...

— Гермиона, да что с тобой? — с неподдельным волнением протянула Парвати. — Тебе плохо?

Лаванда испуганно оторвалась от своих свертков.

— Гермиона?..

Перевернувшись на бок, Гермиона рассмеялась, увидев встревоженные лица однокурсниц.

— Все отлично!

Парвати нахмурилась, ничего не понимая, Лаванда пожала плечами.

Рождество! Подарки, поздравления, друзья, Гарри...

Гермиона коснулась губ укозательным пальцем.

День обещал быть отличным.

Глянув на кучу подарков у подножия своей кровати, Гермиона потянулась к ближайшей пестро украшенной коробочке. Упаковка хруснула под пальцами, и девушка уже было ухватилась зв ленточку, как ее взгляд упал на строгий белый конверт, лежаший прямо на полу.

"Грейнджер"

От кого, интерессно?

Подобрав конверт, Гермиона села.

Сковырнула печать, аккуратно развернула лист пергамента. Аккуратный незнакомый почерк. Короткое простое послание.

Черные чернила.

"С Рождеством, Грейнджер!.."

* * *

В спальне девочек 5 куса факультета Гриффиндор царил переполох, в центре которого восседала Джинни Уизли, облаченная в свою привычную полосатую пижаму. В ее руках блестела недавно разорванная обертка, а взгляды всех обитателей спальни были направлены на предмет лежащий у нее на коленях.

— О боже, Джин, ты везунчик! – Лиза Бернс аж хлопнула в ладоши, — Такой подарок…

— Такие стоят очень дорого! – задумчиво протянула Анжела. — Моя мама не хочет мне такой покупать, потому что считает, что я тут же его разобью.

Мелани согласно покивала, словно бы говоря: «Да, Да, так бы и случилось».

— А кто прислал?

Джинни радостно помахала поздравительной открыткой.

— Это от Фреда и Джорджа, — воскликнула она, беря подарок в руки. – Это переносное радио старой модели, потому не такое дорогое, как новые.

— Но все равно твои братья наверняка кругленькую сумму за нее отложили, — покачала головой Трейси.

— Ну, их дела с магазином идут в гору! – рассмеялась Джинни, прижав радио к груди.

Ну, близнецы! Ну, дают!

«Что бы ты всегда была в курсе дел, сестренка!»

Вот уж что правда, то правда. Газеты приходили в школу так редко, причем если выходили, то совершенно неинформативные. Казалось, учеников старательно пытаются отрезать о внешнего мира и странно, что еще никто из вечно-лезущего-не-в-свои-дела трио этого не заметил. Хотя насчет Гарри с Гермионой это понятно… но Рон?

Тут же перед глазами предстало лицо младшего сына Уизли. Мда… этот, поди, лишь в мыслях о том, как досадить Гарри и охмурить Гермиону. Какие уж тут газеты!

— Кстати! Каждое воскресение на линии для молодежи идет прямое включение с еженедельного концерта Ведуний! — Лиза от восторга чуть не прыгала. — Можно будет послушать!

— Точно! — щелкнула пальцами Трейси. — И мы можем...

Договорить она не успела — с грохотом дверь распахнулась и в спальню в валилась никто иная как староста факультета, Гермиона Грейнджер. Ее пижама была перекошена, волосы необычайно растрепанны, а лицо было настолько взволнованно, что могло показаться, будто сегодня не рождество, а день сдачи ЖАБА.

Безумный взгляд девушки поразил — что произошло?

— Джинни!

Без какого-либо пиетета Гермиона пробралась к пятикурснике, отпихивая подарочные обертки и сами подарки в стороны. Цепкие пальцы схватились за плечи рыжеволосой девушки — глаза обожгли.

— Ты... должна мне ответить!..

— Что?.. — непонимающе моргнула Джинни, чувствуя нарастающую панику.

— Кого я забыла?

Сердце пропустило удар.

— Что?

Гермиона отпрянула, схватившись за голову, опустилась на пол.

— Я не знаю!

Трейси, Лиза и Анджелла пораженно смотрели на старосту. Гермиона их, казалось, и не заметила.

— Я забыла кого-то! Джинни, ты ведь знаешь! Ты знаешь, я уверена!

Джинни в панике замотала головой.

— Нет, нет, нет! Я ничего такого не знаю! — воскликнула она.

Не может быть, что бы Гермиона начала все вспоминать! Она же умрет!

— Может... Тебе приснился страшный сон...

— Нет! — глаза Гермионы вспыхнули. — Это не сон! Я забыла кого-то и все скрываете это от меня! Джинни! — она выпрямилась, сжав кулаки. — Джинни, я хочу знать. Кто в дождь упал с метлы? Кто сидел в пустом кресле у камина? Кому ... поцарапал ладонь? Я хочу знать!

Сердце перепугано металось в груди. Сказать ей? Вдруг она не умрет? Нет, нельзя рисковать! Надо что-то придумать... надо... надо...

— Ну что же ты молчишь? Джинни, ответь мне, прошу тебя. Кого я забыла? Что с ним стало?!

— Он... умер.

— Что?..

Плечи Гермионы опустились, лицо в миг потеряло краску. Расширившиеся зрачки устремили свой взор на лицо Джинни.

— Что ты сказала?..

Прикусив губу, Джинни немедленно пожалела о своей идее. Надо было выбрать что-нибудь попроще...

— Тот кого ты забыла... его больше... он умер.

Джинни вздохнула и отвернулась, словно слова причиняли ей боль — так, хорошо-хорошо, теперь можно спокойно обдумать, что говорить.

— Как его звали? — тихо спросила Гермиона.

Сердце Джинни дрогнуло — настолько безжизненно прозвучал голос старосты.

— Его звали... Джеймс, — нашлась девушка тут же, в панике скользя взглядом по спальне, словно разбросанные тут и там обертки, книжные полки и плакаты знаменитых групп могли подсказать ей, что говорить. — Он... он был очень хорошим человеком... и у него было большое доброе сердце, он был честен, благороден, совершенен. Он рос без родителей ужасно жестоких родственников, но даже это не испортило его. Он был самым чутким и нежным человеком на всей планете, — Джинни понимала, что ее понесло, но ничего поделать не могла. — Он был умен... И храбр. За ним хотелось идти. Идти куда угодно, хотелось защищать его грудью — он был лидером не потому что он говорил длинные заумные речи. Его просто любили. И шли за ним.

Боже, что я несу?!

Надо предоставить ей исчерпывающую информацию, что бы она потом пыталась меньше вспоминать — шепнул внутренний голос.

Да, возможно это правильно.

Поэтому, вздохнув, Джинни продолжила

— Он был храбр. Он мог храбро смотреть в лицо любой опасности. Он готов был сразиться с самым ужастным чудовищем ради дорогих ему людей. Его нельзя было не любить. И ты тоже его любила. Только ты отличалась от других для него. Он любил всех вокруг, у него было настолько большое сердце... но тебя он любил больше всех... Он готов был умереть за тебя... И он умер.

Может начать писать книги?.. Придумала же... Что же сейчас должно творится с Гермионой!..

— Волан-де-Морт убил его... когда Г...Джеймс защищал тебя. Было так больно это видеть — его глаза такие живие и теплые, они опустели... Умерли...

...С черных волос капала вода, прозрачные капли стекали со лба и щек, задерживаясь на подбородке. Руки, судорожно сжатые в кулаки, чуть подрагивающие приоткрытые губы, а глаза... глаза его были пусты....

Воспоминание резануло по сердцу. Боже! Что же эта любовь сделала с ним!..

— Ты не перенесла его смерть. Ты очень долго плакала и даже потеряла сознание. Мы думали, ты умрешь... и... мы приняли решение. Снейп сделал специальное зелье — оно стирает память о самом дорогом тебе человеке. Мы спасли твою жизнь... Но ты... Ты забыла...

Зазвенела тишина. Чувствуя мурашки, бегающие по спине, Джинни обернулась, что бы посмотреть на Гермиону.

Слезы.

Соленые дорожки по щекам... капельками с подбородка.

Ее дыхание было прерывистым и судорожным — всхлипы вырывались из горла.

— К-как в-вы могли?! — вдруг простонала она, — Я... Я же любила его! А вы... вы... Я даже... Я даже не помню... Его... Не помню его имени... Лица... Как... Вы могли так со мной поступить?...

— Ты могла умереть, — неожиданно вставила Трейси, покачав головой. — Не для этого он пожертвовал собой.

Джинни шокировано уставилась на подругу — черт!

— Я... Я хочу его вспомнить! И я его вспомню!.. В-вы... Бессердечные... Вы все знали и не сказали... Я... Ненавижу вас...

Гермиона резко вскочила, стирая слезы тыльной стороной ладони, развернувшись, побежала прочь из комнаты.

— Гермиона! — Джинни вскочила следом, переносное радио соскользнуло с ее колен и ударилось об пол с неприятным звуком бьющегося стекла.

Джинни не обратила внимания. Переступив через уже совершенно бесполезный прибор, она помчалась за Гермионой, чувствуя, как от страха перехватывает дыхание.

Это моя ошибка! Надо было соврать что-нибудь другое!

Выскочив в гостиную, Джинни огляделась и от всего сердца выругалась (слышал бы это Рон! — прим. автора). Гермиона видимо уже сбежала к себе в спальню!

Взбежав по лестнице, Джинни с силой ударила по двери, ведущей в спальню шестикурсниц — Лаванда и Парвати взвизгнули от испуга.

Гермионы не было и здесь.

— Черт, Джинни, зачем так пугать?! — хватаясь за сердце, воскликнула Лаванда.

— Где Гермиона? — оборвала ее Джинни, оглядывая спальню.

— Нет ее здесь, — поморщилась Парвати. — Все утро была какая-то странная. Прочитала какое-то письмо, побледнела вся и выскочила из комнаты. Может слу...

— Какое письмо? — прервала ее Джинни, почувствовав, как холодный пот выступает на лбу.

— Обычное письмо... — Лаванда махнула рукой в сторону кровати Гермионы.

На скомканном покрывале лежал потрепанный лист пергамента.

— Эй! — воскликнула Парвати возмущенно, увидев как Джинни схватила письмо, но в шоке замерла — охнув, Джинни выронила кусочек пергамента, концы его загорелись и через пару секунд письмо закончило свое существования.

Кто-то проболтался.

Нет.

Кто-то преднамеренно сказал.

Малфой.

* * *

В ворохе оберточной бумаги минуты текли с двойной скоростью. Еще недавно вроде бы было 8, и вот уже на часах пробило 12 часов. Невилл никак не мог понять — как можно было целых 4 часа рассматривать подарки?

Симус, Дин и Рон весело кидались подушками — их кровати были захламлены цветными обертками. Гарри сидел спиной ко всем, листая какую-то книгу — на нем был новый изумрудный свитер, до боли знакомый...

...— Что это ты тут вяжешь?

Гермиона дернулась, чуть не выронив из рук вязку.

— О, Невилл... это ты... — она улыбнулась, успокоившись. — Не надо меня так пугать.

На подлокотнике ее кресла лежала раскрытая книга — "Все о вязании" с которой девушка носилась все лето.

— Опять эльфам?

— Э... нет. Я стараюсь не вязать ничего такого... А то... Ты знаешь... Кричер... Вдруг он придумает предлог, что бы снова предать нас!

— Тогда кому?

Спицы замерли, лицо девушки порозовело.

— Ну... Я просто подумала... что Гарри будет приятно получить от меня не книгу на это рождество... — она придирчиво посмотрела на кусочек зеленой материи. — Как думаешь, ему понравится?...

С победоносным кличем Симус в очередной раз пульнул подушкой в Рона, но тот увернулся — поэтому тяжелый, набитый перьями предмет, не сворачивая с намеченного курса, врезался прямо в затылок Гарри Поттера.

Книга выпала из его рук, с грохотом ударившись об пол.

Спальня замерла.

Симус побледнел, вжав голову в плечи, Дин закрыл рот рукой, глаза Рона расширились. Предугадать реакцию Гарри было невозможно, но каждый обитатель спальни тут же вспомнил первый урок Защиты от Темных Искусств.

— АХ, ТАК?!

В следующую секунду подушка на невероятной скорости помчалась в сторону Симуса, но когда тот отскочил в сторону, та вильнула за ним, смачно вмазавшись ему прямо в лицо.

Сжимая в руке вторую подушку, Гарри, уже стоящий на своей кровати, широко ухмылялся. Его глаза блестели, бледность, казалось уже на вечно охватившая его лицо, спала — щеки пылали неровным румянцем.

С характерным звуком подушка, ударившая в Симуса, упала. Гарри стоял, готовый к нападению, но никто, кажется, нападать не собирался. И Невиллу было совершенно понятно, почему.

Гарри был слишком живым, слишком счастливым и слишком неравнодушным, чем в последние 4 месяца. Это обескураживало.

Гарри опустил руку с подушкой — его ухмылка померкла.

— Что?..

Неожиданно дверь в спальню с грохотом отварилась — Джинни Уизли с мокрыми от слез глазами и с паникой на лице ввалилась в комнату...

...и так и замерла, устремив шокированный взгляд на Гарри.

Гарри, который был румян, счастлив и жив. Которого было просто не узнать после долгих месяцев душевных терзаний.

Подушка тут же выпала из рук юноши — соскочив с кровати, он бросился к Джинни, сжав ее плечи.

— Что случилось? — он взволнованно всматривался в ее лицо.

А Джинни будто язык проглотила. Слезинки, которые по началу только путались в ресницах, побежали по щекам, губы задрожали.

— Да что с тобой?

— Гермиона... она...

В одно мгновение пальцы на плечах Джинни сжались — Невилл почувствовал, как все его мышцы напряглись, когда он увидел, как поморщилась от боли девочка.

— Что с ней? — воскликнул Гарри, продолжая сжимать ее плечи. — Что-то случилось?..

Джинни молчала, покусывая губу. Слезы неудержимо лились по щекам. Казалось, она просто не может продолжить говорить.

Лицо же Гарри окаменело — румянец начал спадать, глаза меркнуть.

— Она...

И словно последняя стена, сдерживающая Гарри упала — тряхнув Джинни, он крикну ей в лицо:

— Что с ней, Джинни?! Что произошло?! Отвечай же, что ты молчишь! — словно расставляя знаки препинания, он встряхивал девочку в своих руках. Слезы брызгами слетали с ее ресниц, Невилл уже просто не мог это выдерживать.

В два прыжка он оказался рядом — высвободив из цепких рук, прижал ее к себе.

— Гарри, хватит!

Юноша прерывисто дышал, взгляд его был безумен. От страха.

— Прости, прости меня Гарри! — вдруг пропищала Джинни, не отрываясь от груди Невилла. — Я должна была... соврать что-нибудь.... другое...

— Что случилось, Джинни? — спросил Невилл мягко.

Гриффиндорка что-то пробормотала в ответ.

— Что?

— ...Малфой проболтался...

* * *

Он умер.

Ледяная вода обожгла лицо, Гермиона тряхнула головой, разбрызгивая холодные капли. Уперев руки в края раковины, глянула в зеркало — покрасневшие глаза, дрожащие губы, прилипшие ко лбу мокрые пряди.

Но ты... Ты забыла...

Сжав зубы, Гермиона склонила голову. Горячие слезинки снова побежали по щекам. Самое важное... Самое дорогое... Забыла...

Проклятье!

Джеймс... Джеймс... Джеймс...

Схватившись за волосы, зажмурилась.

Вспомнить... Хоть что-нибудь... Ну же...

Джеймс...

Прости меня...

* * *

— Кто догадался? О чем? Мисс Патил, пожалуйста медленней и информативней!

Хватая ртом воздух, Парвати облокотилась на стол профессора зельеварения и с трудом сглотнула.

— Профессор... она... Гермиона...

Брови Снейпа сдвинулись, плечи напряглись. Отложив свои бумаги, он внимательно посмотрел на гриффиндорку.

— Так, Патил, давайте, успокойтесь, — проговорил он вкрадчиво. — Что произошло?

Парвати сделала большой глоток воздуха и постаралась как можно спокойнее рассказать историю с "умершим". Снейп слушал внимательно, не перебивая, но стоило рассказу закончится, он зло бросил что-то про "тупоголовых Уизли" и умчался в подсобку. Спустя секунду он вернулся, сунув в руки Парвати какой-то флакончик.

— Это сонное зелье, — отчеканил профессор. — Напоите им Грейнджер любым способом, и немедленно транспортируйте в больничное...

Неожиданно он сморщился, схватившись за предплечье, и еле слышно процедил:

— Черт... Как же все не вовремя...

Парвати в ужасе смотрела на профессора, непривычная гримаса боли на его лице приморозила к месту.

— Что вы стоите?! — вдруг рявкнул Снейп прямо в лицо гриффиндорке. — Быстро за Грейнджер!

В мгновение ока Парвати оказалась в коридоре. За спиной послышался звон разбитого стекла, а за ним удар — словно упало что-то тяжелое, но стоило ей замереть на месте, в голове вспыхнул злой взгляд профессора, и его голос ударил по ушам:

Быстро за Грейнджер!

Прижав флакончик с сонным зельем к груди, Парвати бросилась вверх по лестнице, направляясь туда, где Гермиону можно было найти вне зависимости от обстоятельств.

В библиотеку.

* * *

— Я уже отправила Парвати к Снейпу, остальные побежали рассказать студентам об "умершем", — доложила Джинни испуганно, теребя край пижамы.

Слезы прошли, но глаза ее все еще были красными и припухшими — хватало одного взгляда на них, что бы желание кричать на Джинни пропадало.

Она просто ошиблась.

— Где Гермиона сейчас?

— Я не знаю, — Джинни испуганно вскинула глаза. — Она убежала, и я...

— Тогда что же мы стоим?! — воскликнул Рон чересчур бодро. — Пойдемте ее искать!

И первый направился к двери.

В гостиной было пусто. Как ни в чем ни бывало трещал камин, на нем висело несколько рождественских носков, небольшая украшенная ель стояла в уголке.

Сегодня рождество. День подарков и поздравлений.

Гарри на автомате коснулся теплого материала своего свитера.

Гермиона...

— Стойте! — Джинни ухватила Рона за рукав. — Надо разделится. Так будет проще найти Гермиону, правильно?

— Я в библиотеку, — ткнул в грудь большим пальцем Рон.

— Хорошо, я пойду в ванную старост... — Джинни глянула на брата. — Придется тебе шепнуть мне пароль по секрету.

— Ну уж нет, тогда я пойду в ванную для старост!

— Ты не думаешь что это несколько не подходящее для тебя место, если Гермиона все-таки там?..

— Ладно-ладно! Я пошутил...

Тут он прервался — картина толстушки отъехала в сторону, и в гостиную нетвердым шагом зашла Гермиона. Покрасневшие глаза, влажные пряди волос, обрамляющие ее бледное лицо, подрагивающие плечи и устремленный в никуда затуманенный взгляд тут же бросились в глаза.

— Гермиона!.. — бросилась было к ней Джинни, но Невилл поймал ее за рукав, притянув к себе.

Гарри замер — страх и облегчение охватили его. С ней все в порядке... или нет?

— Гермиона...

Она остановилась, подняв испуганный взгляд на парня.

— Гарри...

В мгновение ока он оказался рядом — руки легли на плечи, глаза ухватились за затуманенный взгляд.

— С тобой все в порядке?.. Ты не замерзла?..

Ее руки были холодными, глаза темными. Она опустила взгляд, вся сжалась. Гарри легонько тряхнул ее за плечи, страх начал заволакивать его душу — что с ней?

— Гермиона, ты нормально себя чувствуешь?.. Голова не кружится, или может..?

— Вчера...

Голос Гарри оборвался, сердце упало — спокойный отчужденный голос Гермионы испугал его настолько, что он почувствовал, что еще секунда и он не устоит на ногах.

— Что вчера?.. — чуть ли не шепотом спросил он.

Она все еще не поднимала глаз.

— То, что было вчера... это было ошибкой.

Луна, звезды. Аромат ее волос и кожи. Книги и исписанные пергаменты... Разлитые по столу чернила.

— Что?

— Что я говорила... и делала...

Земля поплыла из под его ног.

— ...прости... но это...

— Не говори этого!..

Голос предательски сорвался, мысли сбились.

Это все просто не могло происходить. Это все не правильно.

Гарри, я!..

— Понимаешь... — слезы в ее голосе. — Просто мне казалось... что я чувствую...

Вот и слезинка. И еще одна.

— Что я чувствую к тебе... Но оказалось... — неожиданно она вскинула на него полный страдания взгляд, губы дрогнули. — Прости, Гарри! Но я не могу... Я просто...

Воздух вдруг стал вязким, и стало трудно дышать. Руки тяжело опустились — отбойным молотком в груди забилось сердце.

— Но... к-как же так?..

Неужели это его голос? Такой по-детски жалкий? Но ничего поделать с собой Гарри не мог. Грудь давило, и сердцу было тесно и душно. Дыхание перехватывало...

Нет, это все не могло происходить.

— Я запуталась... Я... забыла человека... — Гемиона всхлипнула как-то особенно отчаянно. — И я даже не... могу... И я... все спроецировала на тебя... Прости... Прости меня!

Слезы слетели с ресниц, Гермиона отпрянула в сторону, судорожно всхлипывая, бросилась к лестнице, ведущей в спальню.

По ступенькам, вверх.

Удар захлопнувшейся двери.

Тишина.

* * *

Коридор. Поворот. Еще один. Лестница. Лестница... лестница... ступеньки... ступеньки...

как тяжело...

...— Гарри! Это то, чего ты не можешь изменить! Пойми же ты это наконец! Ты сделал уже столько попыток, но жизнь смеется над тобой! Пойми, ничего не изменится! Ничего!

— Замолчи, Джинни...

— Гарри, ты должен меня выслушать! Понимаешь, ты должен забыть и идти дальше! Ты сможешь! Начать все заново...

— Замолчи...

— ...снова влюбится, и жить, как раньше!..

— Замолчи...

— Пойми, твои страдания ничего не сделают! И ничего не изменится оттого, что бы будешь страдать свято храня память о том, чего вернуть ты не...

— ЗАМОЛЧИ!!!..

Я ударил ее? Все как в тумане... Надо идти... идти...

...— Гарри, прости ее...

Невилл... схватил мою руку...

Невилл, ты всегда такой добрый...

Коридор. Поворот. Как тяжело. Больно. Так... больно в груди.

Стена... холодная... надо опереться... опереться... Трудно дышать...

...— Чего ты пытаешься этим добиться?

— Рон...

— Невилл, не вмешивайся. Итак, Поттер? Что будешь делать теперь? Снова что-нибудь придумаешь миленькое о своем и ее прошлом, что бы вышло так, как хочет всемилюбимый Герой, Мальчик-Который-Выжыл?

...

— Ну что молчишь? Надеешься, снова добиться ее внимания? А если это судьба? Похоже на то, что тебе просто не суждено быть с ней! Твое дело — смириться. Ты у нас главный враг Ты-Знаешь-Кого. С ним и сражайся.

— Значит такую ты судьбу мне желаешь... Рон?..

Убить или умереть от руки врага... Проклятье... Ненавижу... ненавижу...

Еще немного осталось. Вот и горгулья... Пароль... К ЧЕРТУ!..

...Испуганная Джинни и взволнованный Невилл. Рон — холодный и надменный...

Как этот человек мог сказать такое? Как он мог поступать так все это время? Как он мог?..

Грохот. Камни... много камней. Проход. Лестница. Ступени... опять...

...— Сражаться, говоришь?..

Двери, кабинет директора. Пусто.

— Чтобы пройти внутрь, не обязательно было разносить вход, Гарри.

Голос за спиной.

Дамблдор.

— Что-то случилось?

Очки-полумесяцы сверкнули, и дряхлая старческая рука опустилась на напряженное плечо.

— Проходи, садись.

* * *

«Вы видели, вы видели? Этот мальчик разнес горгулью!»

«Какие нынче дети невоспитанные…»

«… врываться в кабинет директора таким образом!»

«Зачем он пришел?»

«Почему он пришел?»

«Почему Дамблдор ничего не говорит ему?»

«В мои бы времена…»

Торопливые перешептывания портретов терялись друг в друге – каждый наровился высказать свое мнение, перебивая и восклицая все громче и взволнованней. Сотни глаз буравили дерзкого юношу, ворвавшегося в кабинет рождественским утром с таким жутким грохотом. И несколько десятков воспоминаний о «былых годах» ропотом побежали по портретам, цепляясь друг за друга и не заканчиваясь. Однако стоило Фоуксу тревожно завозится на своей жердочке и как-то совсем не по-буднечному крикнуть, тут же голоса испуганно смолкли.

«Значит, я все-таки не ошибся, Фоукс? – подумал Дамблдор, глянув на нахохлившуюся птицу. – Значит, все настолько серьезно?..»

— Так о чем ты хотел поговорить, Гарри? – мягко спросил директор, усаживаясь за свой стол. – Нечто срочное, как я понял.

С секунду Гарри молчал. Ссутуленный и мрачный он не обратил никакого внимания на приглашающе отодвинутый стул и продолжал стоять посреди кабинета в той же позе, что он стоял уже целых две минуты – засунув руки в карманы и низко склонив голову.

Наконец, он заговорил.

— Я хочу знать, что делает Волдеморт.

Легкий шепоток пробежал по портретам, но тут же стих. Фоукс никогда не ошибается.

Случилось нечто ужасное с этим мальчиком.

— Я хочу знать, что происходит… и что я могу сделать для Ордена.

— Для Ордена ты сейчас ничего не можешь сделать, Гарри, — как можно мягче ответил Дамблдор. – Только усердно заниматься оклюменцией и хорошо учится.

Юноша скрипнул зубами.

— Тогда расскажите мне, что происходит.

— Боюсь рассказывать нечего, — развел руками Дамблдор. – Потому что ничего не происходит. Волдеморт затаился – были, конечно, два исчезновения, предположительно похищения… но мы сами не знаем, что это может значить.

Гарри молчал.

Фоукс снова тревожно завозился.

Да, я тоже это чувствую.

— Профессор Дамблдор, — вдруг заговорил Гарри резко, — в пророчестве сказано, что или я убью Волдеморта, или он меня. Это значит, что однажды мне придется пойти на сражение с ним? Это значит, что как только представится благоприятный случай, вы отправите меня сразится с ним? Ведь так оно и будет, да, профессор?

— Гарри, ты…

— Меня не надо убаюкивать сказками, я знаю, я должен попытаться убить его. Поэтому, я хотел попросить вас, что бы вы меня научили… я хочу стать достаточно сильным, что бы победить его. Пожалуйста, научите меня. Не стоит беспокоится о моих чувствах или эмоциях или…

Его голос сорвался, из горла вырвался лишь какой-то оборванный вздох.

— Тебе больно, Гарри?..

Он не издал ни звука.

Сгробившийся и отчужденный… он все же остается ребенком, сколько бы испытаний ни выпало на его судьбу… Ребенком одиноким и несчастным.

Мой мальчик… что еще ударило по тебе сегодня?..

— Не пытайся утопить боль в ненависти, Гарри. Иначе можешь наделать столько ошибок…

— Я сделаю то, что должен. Я… просто хочу, что бы это закончилось как можно скорее. Научите меня. Только вы можете это сделать.

Дамблдор вздохнул. Это все так поспешно, ведь он еще совсем юн, и бросать его в пекло – это бездумно…

Ему только шестнадцать, неужели он думает, что я собираюсь…

Только одиннадцать, только двенадцать, только тринадцать… неужели я снова ошибаюсь?

— Хорошо, Гарри.

Тут же юноша вскинул голову, пораженный.

— Вы станете меня учить? – выдохнул он.

— Да, стану. Приходи завтра в пять. Пароль – «сахарные перья».

Юноша неуверенно кивнул, развернулся, побрел к двери.

— И не вздумай пропустить праздничный ужин! Домовики обещали невероятное угощение…

Но эти слова улетели в пустой проем.

Похоже, все идет не так, как хотелось бы.

Развернув чистый рулончик пергамента, Дамблдор быстро набросал пару строк Макруберу, стукнул пару раз по записке палочкой, и та, сложившись в бумажного журавлика, вылетела в открытое окно. Пламя в камине зашипело и вспыхнуло зеленым светом, когда директор бросил в него щепотку порошка из небольшой резной шкатулки.

— Северус?

Никто не отзывался.

Неужели ушел?

Тяжело вздохнув, Дамблдор закинул бороду за плечо и, наклонившись, нырнул в пламя с головой – пред глазами предстали мрачные и сырые стены подземелий, опрокинутые на пол книги, медные отблески котлов и слабые отблески колб и банок.

А у подножия кафедры на полу, в луже крови, неясной кучей лежал профессор

зельеварения, Северус Снейп.