Кто будет таким, как я? (джен)

В Хогвартсе сдаются два основных вида министерских экзаменов: СОВ после пятого курса и ТРИТОН после седьмого. Поэтому каждое лето в школу приезжает министерская комиссия, которая и экзаменует студентов. Но помимо этих кошмаров любого ученика все остальные сдают внутришкольные экзамены, коими преподаватели весь год и пугают. По крайней мере, на первом курсе эти угрозы достаточно эффективны, и в начале лета в факультетской гостиной обычно не продохнуть, да и библиотека неожиданно почти заполняется.

Нас, первокурсников, этот предэкзаменационный мандраж тоже не мог не затронуть: денно и нощно повторяли мы рецепты зелий, упражнения при трансфигурации, теорию по чарам и многое другое. Пожалуй, именно в этот момент я оценил преимущества дружбы с прилежными учениками вроде Сьюзен, и даже едва не пожалел, что не подружился с Гермионой — вот кто должен был выучить всю программу назубок! Но вовремя вспомнил про её назойливость, постоянное стремление вывалить как можно больше информации на собеседника — и понял, что нет, кажется, жалеть тут не о чем. В отличие от этой лохматой зубрилы, Сьюзен редко проявляла инициативу в беседе, если ей эту самую инициативу не отдавали. Мы с Сидом, правда, старались отдавать, когда речь заходила об учёбе, да и об неизвестных реалиях магического мира она просвещала меня с охотой. С остальными она вела себя несколько более замкнуто, кроме, наверное, Ханны Аббот, бывшей её лучшей подругой на курсе.

Конечно, не все предметы ей приходилось нам объяснять: на зельях никто из нас не блистал на «превосходно», а ЗОТИ почему-то легко давалась только мне. Сид же желанием учиться не горел, но объяснения слушал неожиданно внимательно, но насчёт него я почему-то не испытывал никакого беспокойства — несмотря на свою лень, практические задания он выполнял довольно легко, да и памяти его можно было только позавидовать. Мне кажется, если бы ему было интересно выучить программу целиком, то у него были бы все шансы переплюнуть Гермиону. Но у моего друга были совершенно иные интересы, и потому самой лучшей ученицей на курсе считалась именно она.

Что же до самих экзаменов, то они оказались значительно проще, нежели можно было подумать, перечитывая свои конспекты и эссе за год. Практическими из них оказались только зельеварение, трансфигурация и чары. Да, если сортировать их по убыванию сложности, порядок для меня, да и большинства остальных, если судить по результатам, оказался таким. Правильно сварить зелье, не заглядывая в рецепт, не получилось почти ни у кого — Гермиона не в счёт — хотя, всем, кто доходил до финальной стадии, профессор Селвин ставил «превосходно», даже если под конец допускались ошибки. На трансфигурации надо было превратить мышь в табакерку, но поскольку задание было чрезмерно сложным, то и принимали его очень и очень мягко. Заставить же ананас танцевать на столе мог любой, кто посещал уроки Флитвика в течение учебного года, хотя, я слышал, что у некоторых проблемы всё равно возникали.

Теоретические задания по остальным предметам содержали, как правило, достаточно общие вопросы, которые не было необходимости зубрить, а потому затруднения возникали только с небольшой их частью. Единственным, кто в этом плане отличился, оказался профессор Крауч — но он, признаться, вообще отличался.

— Так, есть среди вас те, кто претендует на «превосходно»? — спросил профессор, войдя в аудиторию.

Некоторые, включая меня, подняли руки. Нам были розданы одни листы пергамента, а тем, кто руки не поднимал, другие, после чего сказано было приступать.

— Тем, кто претендует на высшую оценку, я дал немного творческое задание, — Крауч разъяснил суть. — Все остальные отвечают на стандартные вопросы из программы, но потолок для вашей оценки — выше ожидаемого. Ну а претендентам на «превосходно» доступен весь спектр оценок. У вас два часа. Удачи.

То, что было написано на пергаменте, на стандартные вопросы действительно не походило: там не было заданий вроде «напишите, где живёт такой-то вид магических животных» или «напишите, как правильно защищаться от такого-то врага», нет — первым же пунктом стояло совершенно иное.

1. Идя по брусчатой дороге, вы постепенно понимаете, что дела ваши плохи, а сами вы лишь мешаете другим. Да и успеха в жизни никогда не достигнете. Ваши действия?

Надо было догадаться, что это симптомы воздействия погребина, придумать, как отыскать его среди камней брусчатки и нейтрализовать. Были вопросы и более изощрённые, так же как и те, которые вызывали недоумение. В любом случае, к концу экзамена ответы я написал, но насколько они правильные, мог только догадываться.

Как выяснилось в итоге, никто из нас троих ни одного экзамена не завалил. У Сида было «удовлетворительно» по истории магии и астрономии (и он не расстраивался по этому поводу совершенно), у меня — по травологии (а я вот, в отличие от друга, надеялся на лучшее), а Сьюзен закрылась только на хорошие и высшие оценки, с чем мы её и поздравили. Но были и несдавшие, правда, не сдавали, в основном, ЗОТИ. Тем, кто не прошёл, надо было писать заявления на имя директора, чтобы им позволено было пересдать заваленный предмет, а как это было организовано, я узнал уже значительно позже. И хорошо, что не на своём опыте.

Что интересно, результаты объявляли уже после пира в честь окончания учебного года. Среди блюд на столах преобладали, как и всегда, тыквенные — уж не знаю, почему в Хогвартсе такая традиция. Может быть, директор так любил этот овощ, а может быть, когда-то давно, более тысячи лет назад тыкву заповедали есть сами основатели — не знаю. Если же говорить об итогах года, то победил в ежегодном соревновании Райвенкло, вероятно, из-за выигрыша квиддичного турнира. Наш факультет занял последнее место, но почему-то никого этот факт не огорчал, кроме, возможно, меня — я так и не решил, грустно мне от осознания малого количества баллов в соревновании или нет. С одной стороны, выигрыш мало на что влияет, а с другой — от выступления в общем зачёте во многом зависит престиж факультета. А кто не хотел бы учиться на самом престижном факультете?

Уезжать мы должны были на следующий день, но с утра меня вызвала к себе профессор МакГонагалл. Когда я зашёл за ней в кабинет трансфигурации, оказалось, что там находится ещё один волшебник. Он был небольшого роста, пониже МакГонагалл, но не то чтоб совсем низким, его нельзя было назвать толстым, но и худым он не был совершенно точно. Одет он был в мантию не особо вычурную, но даже я понимал, что она не из самых дешёвых.

— Итак, Гарри, позволь мне представить тебе мистера Петтигрю, — начала говорить профессор. — Как я уже рассказывала, он был одним из близких друзей твоих родителей, и конечно, узнав о возможности встретиться с тобой, немедленно согласился.

— Здравствуй, Гарри, — поздоровался мистер Петтигрю. — Я так рад, что смог с тобой познакомиться; и можешь звать меня дядей Питером. Ты же знаешь, мы были очень дружны с твоим отцом, и я надеюсь подружиться с тобой тоже.

Что я знал к тому моменту о Питере Петтигрю? Да практически ничего, кроме того, что он действительно входил в компанию моего отца, но явно не был в ней на первых ролях. После войны стал чиновником в министерстве и... всё, больше я о нём ничего, собственно, и не знал. Можно было утешиться разве что тем, что сам мистер Петтигрю (ну какой он мне, ко всем дракклам, дядя Питер, когда я первый раз его вижу?!) знал обо мне ещё меньше.

— Здравствуйте, приятно познакомиться, — а что я ещё мог ему сказать? «Дяденька, а вы кто?» или «Какой вообще дядя Питер?!» — а больше особо ничего в голове и не вертелось. Никогда не умел заводить знакомства, и собеседнику приходилось брать инициативу на себя.

— Гарри, уж можешь меня не стесняться, — заметил моё смущение мистер Петтигрю, — уж мы-то с твоим отцом, и, кстати, ты очень на него похож, были едва ли не лучшими друзьями и учились на Гриффиндоре в одно время. Профессор МакГонагалл мне сказала, что ты мало что знаешь про своих родителей — вот я и принёс немного колдографий, что смог достать.

Этому факту я был очень рад. Мы посидели в кабинете, рассматривая колдоснимки, причём неожиданно объявившийся друг отца рассказывал мне истории, с этими снимками связанные, и иногда его дополняла профессор МакГонагалл. На этот раз чай с печеньем не разорвал сложившиеся шаблоны, но всё равно появилось ощущение, будто происходит что-то нереальное — я всё ещё не мог привыкнуть к тому, что могу говорить о родителях, о которых ничего не помнил, а потому стремился узнать всё возможное. Очень нравилось и возникающее чувство причастности, привязанности к волшебному миру.

Мне казалось, что мы находились в кабинете совсем недолго, когда профессор сказала, что пора уже расходиться — иначе я опоздаю на поезд. Этого допускать не стоило хотя бы потому, что после прибытия меня должны были встретить Дурсли, а дядя Вернон, если выяснилось бы, что ехал забирать меня он зря, был бы осень сердит и зол на меня. Пришлось попрощаться и направиться к выходу. Напоследок, правда, мистер Петтигрю (или дядя Питер?) решил обсудить со мной планы на следующую встречу.

— Гарри, — он говорил, когда мы уже стояли в коридоре, в то время как МакГонагалл осталась сидеть в кабинете, — послушай. Я не очень хорошо знаю твои предпочтения, но что бы ты хотел в подарок на День Рождения? И как ты его предпочитаешь отмечать?

— Я, честно говоря, никак… Ну, мои родственники не очень-то хотят его праздновать, — он казался приятным человеком, так что я решил сообщить правду.

— Что? Как?! Неужели ты до сих пор не праздновал день своего рождения?! — Петтигрю выглядел шокированным. — Да как Петунья вообще… — он оборвал себя на полуслове, немного стушевавшись. Возможно, решил, что мне не стоит слышать полную версию монолога.

— Да я не то чтобы очень сильно страдаю, — мне показалось, что собеседник может пойти объясняться с родителями методом Квиррелла, если не жёстче — а что, прецедент уже был; так что стоило немного его успокоить. — Всё равно особо не с кем, да я и… ну, мне достаточно комфортно в одиночестве…

— Так. Гарри, — продолжил он после небольшой паузы, — в таком случае торжественно объявляю тебе, что тридцать первого июля мы с тобой пойдём праздновать. Если ты, конечно, не против. И думаю, нам лучше отпраздновать в магическом мире, так что стоит сразу одеть мантию.

Против?! Да разве я мог быть против того, чтобы выбраться куда-нибудь подальше от своих родственников! Да скорее при таком предложении можно было удавиться от счастья. Нет, я, конечно, мог сколько угодно и кому угодно вешать лапшу на уши про то, что мне нормально живётся в доме на Тисовой (да и после визита Квиррелла мне действительно стало гораздо комфортнее), но в сравнении с подобной перспективой…

Надо признать, слово своё он сдержал и утром моего дня рождения, как раз когда дядя Вернон уже покинул дом, раздался звонок. Я бегом бросился собираться, в то время как мистер Петтигрю стоял на пороге и о чём-то разговаривал с тётей. Судя по взглядам, которые та на меня бросала, когда я, переодевшись и собравшись (это выразилось в том, что я взял с собой всю оставшуюся у меня наличность — очень небольшие по меркам магического мира деньги), шёл к выходу, она была очень недовольна, но наказ профессора Квиррелла запомнила хорошо. По крайней мере, активно протестовать не пыталась — одного случая с дядей Верноном хватило.

— О, привет, Гарри! — поздоровался со мной папин друг. — С днём рождения тебя! И пусть подарок пока побудет сюрпризом некоторое время.

— Здравствуйте, дядя Питер, — у меня в этот момент настроение было настолько приподнятым, что я и правда его так назвал. Более того, дядей Питером мистер Петтигрю стал для меня, пожалуй, именно в этот момент, хотя, если рассуждать логически, то это должно было случиться либо после его предложения отметить праздник, сделанного перед моим отъездом из Хогвартса на лето, либо уже позже — когда тот самый подарок мне и достался. Почему именно в тот момент? Не знаю, но тогда я был практически счастлив — это был самый долгожданный день рождения в моей жизни — хоть я и не мог пригласить на него друзей. То есть, я не знал, конечно, мог бы или нет, но попросить об этом мистера Петтигрю, которого я к моменту предложения знал первый день, мне казалось откровенным хамством и наглостью, и мне приходилось отмечать его наедине со взрослым, бывшим лет на двадцать старше меня. Зато — не в одиночестве, да и вообще, это был первый мой день рождения, который я в принципе отмечал.

— Ну и дырища же у вас, — поведал мне теперь уже дядя Питер. — Камина общественного поблизости ни одного, пришлось вот портключ заказывать — хорошо хоть по долгу службы мне это сделать не так затратно.

— А можно попросить вас, — мне стало любопытно, и я решил, что — почему бы и нет, — рассказать про вашу службу?

— Конечно. Ты знаешь что-либо про то, где я работаю?

Мы уже отошли от дома и остановились в небольшом тупичке рядом с белой «коробкой» небольшого магазина и телефонной будкой. Наверное, в этом маггловском антураже мы вдвоём, в мантиях, смотрелись так, как будто тут проходят съёмки какой-нибудь фантастики про путешествия во времени, и вот мы материализовались и ниоткуда, из воздуха, прямо под летнее солнце современного Литтл-Уингинга. А тогда, столетия назад, здесь наверняка была какая-нибудь дубрава, куда местный лорд или какой-нибудь барон ездили охотиться на кабана… хотя, нет, кабанов в Англии вроде как давно уже не водится… Но может, на оленей ездил охотиться или на зайцев — кто их, этих баронов, знает. А может, здесь всегда были какие-нибудь пшеничные или конопляные поля, на которых трудились крестьяне этого барона — всё равно я это вряд ли узнаю.

— Я только слышал, что вы работаете в министерстве, — действительно, ничего другого я не знал, так что рассказ известных мне фактов вышел совсем коротким, — а где и кем именно, мне неизвестно.

— На самом деле, это может показаться не особо интересным, — дяде Питеру же, судя по всему, казалось, по крайней мере, речь его в значительной степени оживилась, да и слова эти были произнесены не без гордости, — но поверь, это тот случай, когда первое впечатление может показаться ошибочным, особенно молодым людям вроде тебя. Ну, ты не обижайся, это я для примера только привёл — я совсем не подразумевал, что тебе это не понравится. Возможно даже, что ты, наоборот, оценишь и объёмы и необходимость этой работы, и даже сможешь проявить интерес… Так, давай пока берись за ручку, — он действительно протянул мне с этими словами перьевую ручку. — Это портключ, и он сейчас должен сработать.

Действительно, мгновение неприятных ощущений — и мы приземлились возле входа в «Дырявый Котёл». В такие моменты мне нередко казалось, что магический транспорт специально не делают комфортным — чтобы волшебники сначала подумали, стоит ли им куда-либо перемещаться, а не сновали постоянно туда-сюда. Тем временем мы прошли через тёмное полупустое помещение к выходу в Косую Аллею, а дядя Питер продолжал рассказывать о своей работе в министерстве — а то в первой части я так и не понял, чем же он там вообще занимается.

— Так вот, работа наша на самом деле очень важна, — вещал мой собеседник, — и без неё всё министерство, да и вся Магическая Британия встанет. Это только издали, да и то только если не задумываться, может показаться, что мы играем какую-то совсем второстепенную и вспомогательную роль — нет, на самом деле всё совсем не так. Только на нас всё и держится, скажу я тебе, если спросишь. Конечно, остальные отделения зачастую не менее важны, но про их важность все знают, а про нас, скромных тружеников, могут и не подозревать — вот что я тебе скажу. Ты наверняка слышал про такие подразделения, как аврорат или комитет по выработке объяснений для магглов, или взять ту же группу аннулирования результатов случайного волшебства… Да, везде, безусловно, есть свои важнейшие обязанности и каждое важно…

Косая Аллея встретила меня почти так же, как и год назад: погода была хорошей, что придавало и без того сказочному антуражу поистине удивительный вид аккуратных (а изредка и не очень) домиков трёхвековой давности, сохранивших, наверное, свой первозданный вид. На улицах, поскольку день не был выходным, наблюдалось не слишком много волшебников — да и списки с необходимой для следующего года литературой ещё не прислали, так что некому было осаждать магазины и книжные прилавки. По довольно чистой истоптанной, но всё равно не очень ровной брусчатке я снова входил в место, с которого для меня начался магический мир… и до сих пор не услышал первоочерёдной для меня информации по заданному вопросу.

— Простите, — я всё же не сдержался и решил спросить напрямую ещё раз, — дядя Питер, но всё-таки, вы обещали рассказать, где и кем вы работаете…

— Ах, да… конечно же. Извини, что увлёкся, — вначале мой собеседник чуть смутился, но потом продолжил в том же темпе. — Просто хотелось сразу сказать про смысл и качество нашей работы. Хотя, ты как сын Джеймса и Лили — до чего ж ты похож на своего папу — должен сам понять из объяснений, но всё же не лишним было бы и сразу сказать о таких вещах. Работаю я на первом уровне в отделе управления Министерством Магии — это такие службы, которые отвечают за работу всего министерства и правительственных учреждений в принципе. Теперь ты должен понять всю важность этого отдела: от него напрямую зависит работа каждого в Министерстве — хотя некоторые относятся к отделу без должного уважения, скажу я тебе, и очень, очень зря. Лично я отвечаю за материальное обеспечение как в самом здании министерства, так и во всех региональных отделениях различных министерских служб. Это можно назвать заведованием логистикой и финансами, хотя всё немного сложнее; но теперь сам понимаешь — ты же, насколько я вижу, блестящий и умный молодой человек, как и твои родители — насколько это важная и необходимая нашей структуре служба и какую ответственную должность я занимаю. И справляюсь, смею тебя заверить — когда кто-то на такой должности не справляется, это сразу становится видно, возникают перебои в работе… наверное, более ответственная должность только у управителя, то есть начальника нашего управления. Нет, конечно, у остальных трёх подразделений нашего отдела — то есть у отдела кадров, отдела, заведующего всеми принадлежащими министерству помещениями, и налоговой службы — не менее важные роли, просто хотелось бы, чтобы ты представлял примерно объём нашей работы и степень ответственности.

Я уже, честно говоря, начинал путаться в его речи, хотя, безусловно, на этот раз из неё можно было вычленить его должность в министерстве и чем он, собственно говоря, занимается, как нельзя было не заметить и главный посыл — важность его работы. Возможно, управление министерством действительно казалось обывателям несущественным подразделением — уж не знаю почему. Хотя, возможно, это из-за того, что непосредственно с его сотрудниками контактирует далеко не каждый житель Магической Британии, и результатов его работы извне структуры не видно — но кто его знает. Тем временем мистер Петтигрю продолжал рассказывать примерно теми же словами про свою работу, про Министерство, про нового — относительно нового — министра по фамилии Фадж, которого он поддерживал и назвал человеком достаточно разумным и аккуратным, фигурой, которая может устроить все значимые политические силы — кроме, вероятно, тех, кто также метил на этот пост. Впрочем, вскоре он заметил, что я немного устал, поспрашивал меня немного об учёбе, общении с друзьями… на этом моменте он узнал, что я с ними не переписывался, ибо не имел совы — купить и кормить её было просто не на что.

— Как нет? — удивился дядя Питер. — Так ты же в этом случае, живя у магглов, не сможешь ни с кем полноценно общаться письмами. Тебе ж на общественную совятню так просто не сходить.

— Ну, да… наверное…

— Гарри, тогда я знаю, что мы купим тебе в качестве подарка, — дядя Питер улыбнулся, слегка покровительственно. — И сейчас мы пойдём тебе его выбирать, — я после этих слов, наверное, аж просиял, когда понял, о чём пойдёт речь (на самом деле, очень хотелось расплакаться и обнять его, но я сумел вовремя себя остановить — не уверен, что дяде Питеру понравилось бы подобное проявление моих чувств).

Сову мы выбирали в «Совином торговом центре Илопса» — это было не слишком большое здание, если сравнивать, к примеру, с тем же «Флориш и Блоттс», довольно-таки тёмное внутри, но зато сверху донизу заставленное клетками с пернатыми почтальонами. Честно говоря, мне в этой сумрачной мгле, временами ухающей и разрываемой резкими вскриками, было немного страшновато — но желание приобрести себе питомца перевешивало. А питомцев там было о-го-го!

Были и огромные филины в просторных клетках, которые всё равно казались малы для них, и какие-то совсем маленькие совиные (из подписей к клеткам этих помню «сычика-эльфа») — я плохо себе представлял, как им хватит сил переносить корреспонденцию. Были обычные сипухи, отличающиеся бело-жёлтым кругом лица, и полностью белоснежная полярная сова — в общем, птицы на любой вкус и кошелёк. То есть, на мой кошелёк, конечно же, не было просто никого, но можно было найти сову и за весьма скромную цену. Каждая клетка была подписана, и можно было прочитать, представитель какого вида там обитает и совсем немного, несколько строк, про него в дикой природе.

— В общем, Гарри, выбирай себе питомца, какого хочешь, — дядя Питер сделал очень широкий жест, если учесть, что были там и те, что стоили не один десяток галлеонов. — Я оплачу.

Я тем временем рассматривал обитателей клеток одного за другим и решал, а кого же мне всё-таки надо. Очень хотелось взять себе какого-нибудь, скажем, непальского филина из-за его выдающихся «ушей» или огромную, размером с половину меня, белоснежную полярную сову, а может, рыбного филина, такого же огромного, но при этом чистого золотистого цвета… Но среди них сколько-то подъёмной по цене была разве что полярная сова — да и она стоила совсем недёшево. Остальные варианты так вообще выходили больше трёх десятков галлеонов, а на такие расходы подписывать и без того слишком доброго ко мне дядю Питера я готов не был — уж больно это выходило нагло и неправильно.

В итоге подумалось, что надо бы взять птицу не очень большого размера, но и не одну из самых маленьких — чтобы точно не возникало проблем с переноской почты. Такой вариант должен был получиться относительно бюджетным (дабы не заставлять платить за подарок слишком много), да и ухода требовал наверняка меньшего. Так что я направился к сычам как к недорогому и приемлемому варианту — к тому же, при рассмотрении они оказались весьма забавными. Там возле пары клеток с европейскими сычами я заметил и некого браминского, обитающего, если верить бумажке, на территории едва ли не всей Южной Азии, от Ирана до Малайзии, и мне внезапно вспомнился профессор Квиррелл, который, когда я, однажды наткнувшись на него в коридоре, набрался смелости спросить про тюрбан, заявил, что родился он на территории современного Ирана (когда-то, в колониальную эпоху, некоторые магические семьи перебирались в колонии вслед за магглами), который в семидесятом году пришлось покинуть, — а тюрбан он предпочитает носить как напоминание об азиатском детстве. И я решил выбрать эту птицу как напоминание о Квиррелле, открывшем для меня магический мир, — в конце концов, он же того заслуживал, правда? Да, по сравнению с шестью галлеонами за обычного домового сыча девять за браминского казались существенной разницей — но ведь не так уж и дорого-то, в конце концов. Как обычная сипуха из тех, что разносят письма из Хогвартса.

После покупки сыча мы решили уже отпраздновать сам повод, из-за которого мы и встретились, и пошли к Фортескью — не иначе как отдавая дань традиции. На этот раз счёт оплачивал не я, а потому был заказан немаленьких размеров (для двоих) торт, для которого дядя Питер жестом фокусника извлёк из-под мантии двенадцать свечек.

— Ну что, Гарри, — начал он свою речь, — поздравляю тебя с двенадцатилетием, и пусть на факультете будут хорошие друзья, такие, каким когда-то для меня был Джеймс. А теперь, чтобы желание исполнилось надо дунуть и задуть свечи. А то, если не дунуть — чуда не произойдёт.

И я задул все свечи.

…Впрочем, когда я уходил на станцию, ещё после первого разговора с тогда ещё мистером Петтигрю, я и думать не мог, что этот человек подарит мне такие приятные часы, да и весь первый отмечаемый мной день рождения в моей жизни, что он на самом деле добрый и душевный, этот отцовский — да и мой, чего греха таить, — друг, хоть и немного странный из-за своей работы (если я в тот день выбирал бы себе работу в министерстве, я бы всё же пошёл в какой-нибудь другой отдел, речь сотрудников которого более привычна для меня). Но тогда, в день отъезда, я просто дошёл до поезда, нашёл купе, в котором ехал Сид (также там были Нотт и Пристли — и они как раз поджидали меня для партии в вист), сел, как и по пути туда, против движения поезда (а что делать — самые любимые мной места уже были заняты), и мы начали игру. Про мистера Петтигрю я тогда как-то подзабыл — ибо игрой мы все четверо увлеклись очень быстро. Не вспомнил я про него и после прибытия, когда мы распрощались, а мне надо было двигаться к дяде Вернону (вот уж к кому чувства у меня были противоположны относительно дяди Питера), с хмурым и недружелюбным видом увозившим меня в скучное суррейское лето.

…А сыча я, особо не мудрствуя, назвал Брамой — кажется, у индусов был такой бог, да и если сыч браминский, то кем ему ещё в нашей Англии быть? Это в Индии этих «Брам» может быть немерено, а в Европе — что-то не очень. Да и имя неплохое. Я думаю, ему понравилось.