Люблю тебя ненавидеть (гет)

Он живет с оглядкой на прошлое,

Каждый день привечая гостей:

Мертвецы, пустота и насилие

Ожидают кошмаром во сне...

Укажу я дорогу в хорошее,

Приручу я спесивых чертей,

Приложив над собою усилие,

Освещая дорогу во тьме...

Надежда Яркая

Поместье, окутанное дневным светом, утопало в блаженной тишине, и лишь монотонное тиканье настенных часов нарушало утренний покой. Тонкие солнечные нити, проникая сквозь толщу стекла, мягко освещали темный мраморный коридор. А приглушенные завывания морозного ветра, словно стоны раненного животного, слышались в дымоходе, заставляя Гермиону вздрагивать от пугающего гула. Поежившись, она взмахнула палочкой, разжигая сухие поленья в камине, и, покинув гостиную, вновь вернулась к запертой двери библиотеки, держа в руках стопку старых книг. Расположившись на полу, на мягком пледе, Гермиона перечитала записи в блокноте, дополняя их фразами из вычитанных книг, и, выдохнув, громко произнесла отпирающее заклинание. Услышав глухой щелчок в замочной скважине, она радостно воскликнула и резко дернула ручку все еще запертой дубовой двери, которая тихо поскрипывала, словно насмехаясь над ее бессилием.

Шумно выдохнув, она ударила рукой по шлифованной поверхности старого дерева и, прикрыв глаза, вновь перебрала в памяти все возможные заклинания, способные помочь ей открыть треклятую дверь, чтобы она могла прочесть древние фолианты и свитки, которые скрывал за неприступной стеной деревянный страж. Но, убедившись, что известные ей заклинания и чары не возымели должного эффекта, Гермиона, грустно взглянув на книги и потертые от времени свитки, ворохом разбросанные по полу, вновь открыла увесистый томик «Истории Малфоев», стараясь найти малейшую зацепку, которая помогла бы ей проникнуть в библиотеку. Но, увы, ничего, кроме хвалебных восхвалений и од чистокровности благородному семейству, перечисленных в хронологическом и алфавитном порядке, она не нашла.

— Чертов Малфой! — в отчаянии воскликнула Гермиона, недовольно хмурясь.

Она была вынуждена тратить свое драгоценное время на разгадывание головоломки, загаданной ей накануне Малфоем, когда тот, ехидно улыбаясь, поведал ей, что каждый представитель его семейства беспрепятственно может посещать библиотеку, лишь доказав свою причастность к древнему роду. И вот она с первыми лучами солнца стояла у библиотеки, шепча пароли, заклинания и проклятия в сторону Малфоя, который, по ее личному мнению, потешался над Гермионой, заставив ее поверить, что библиотека вовсе не защищена магией от постороннего проникновения. И с каждой неудачной комбинацией отпирающих чар это убеждение лишь крепчало, ровно как и ненависть к выходкам Малфоя.

«И как же мне доказать причастность к семейству Малфоев?» — злясь, думала Гермиона. «Притвориться высокомерным позером? Принести в жертву невинное животное? Или сплясать ритуальный танец, спеть гимн, выкрикивая...».

Резко замолчав, она в удивлении округлила глаза, понимая, что время, проведенное у порога библиотеки, бездарно потрачено, учитывая простоту и незамысловатость решения.

— Sanctimonia vincet semper[1], — воскликнула Гермиона и замерла в надежде услышать характерные щелчки.

Глухой стук в замочной скважине заставил ее радостно вскрикнуть, и, протянув руку к двери, она глубоко вдохнула в предвкушении увидеть сотни древних книг, сверху донизу расставленных в стеллажах. Осторожно открыв дубовую дверь, Гермиона заглянула в комнату, утопающую в глухой темноте. Аккуратно прощупывая ногой пол, она неуверенно вошла внутрь. Тихо произнеся заклинание, Гермиона прикрыла рукой глаза, защищаясь от яркого искусственного света, исходящего от ламп в позолоченных люстрах, и приглушенного — из окон с распахнутыми шторами.

— Невероятно! — изумленно воскликнула она, оглядываясь по сторонам.

Двухэтажная библиотека утопала в мягком ярком свете, который, поблескивая, отражался от белоснежной резной поверхности камина из каррарского мрамора[2] с висевшим над ним величественным портретом молодого мужчины с резкими чертами лица, в котором Гермиона узнала основателя мэнора, Арманда Малфоя.

Расписанный античными фресками потолок заставил Гермиону в удивлении раскрыть рот, и, запрокинув голову, она любовалась картинами, которые складывались в историю о лесных нимфах. Опустив глаза, она заметила резные фигуры фавнов, поддерживающие потолок, словно атланты, держащие небо на каменных руках.[3]

Книжные встроенные стеллажи, декорированные деревянными колоннами, тянулись стеной на первом этаже. Гермиона, подойдя к ближайшей полке, аккуратно дотронулась кончиками пальцев до корешка книги и, улыбаясь, обошла библиотеку, понимая, что рукописей и фолиантов было куда больше, чем ей представлялось. Осторожно поднимаясь по лестнице, ведущей на второй этаж, она заметила стеклянные стеллажи, в которых хранились ветхие свитки в инкрустированных камнями и минералами металлических тубусах.[4] Внимательно рассматривая их, Гермиона удивилась, заметив выгравированное на пластине название рукописи кельтского чернокнижника — «Писание Аригорна». Борясь с желанием раскрыть тубус и лично убедиться, что свиток вовсе не копия, которую она переводила в Национальной библиотеке в Швейцарии, а оригинальная рукопись, Гермиона закрыла стеллаж, понимая, что дотрагиваться до ветхого пергамента без перчаток весьма опрометчиво.

Библиотека была воистину хранилищем древних писаний и редких книг, изумляющим своим великолепием и размерами, и Гермиона, улыбаясь, оглядывалась по сторонам, убеждаясь в этом снова и снова. Спустившись вниз, она подошла к камину, у которого на высокой подставке лежала толстая книга в кожаной обложке с выбитыми позолоченными словами «Реестр рукописей и книг». Жадно пролистывая плотные страницы, Гермиона быстро вела пальцем по спискам и, остановившись у знакомого названия книги, прошептала:

— Не может быть! «Сказание о Гертруде»? Рукопись?

Как только она прочла название, чернильные строчки, светясь, окрасились алым цветом, и спустя мгновение книга, паря в воздухе, медленно подплыла к Гермионе. Она осторожно взяла ее в руки и, усевшись в бархатное кресло, аккуратно перевернула потертую от времени обложку, на которой в небольшой круглой раме была изображена светловолосая девушка — Гертруда.

Историю о девушке, покорившей время и разбивавшей сердца влиятельных лордов и герцогов магической Европы, Гермиона знала со школьных времен, и сейчас, держа в руках рукопись, написанную автором романа, она чувствовала, как в волнении учащенно бьется сердце. Решив отправить письмо Кристоферу, оповещая его о ее сегодняшнем отсутствии на работе, Гермиона, отложив книгу, направилась в Белую спальню, понимая, что, кажется, она забудет о сне в ближайшее время.

* * *

Вздрагивая от холода, Гермиона, босая, стояла у напольного зеркала, внимательно рассматривая свой строгий выдержанный образ. Темный брючный костюм придавал ей почти учительский вид, и, грустно улыбнувшись, она предпочла сменить серую блузу с атласным бантом на светлый топ. Решив, что выглядит соответствующе для утреннего посещения Министерства, она взглянула в окно, надеясь, что затянутое плотными тучами январское небо не предвещало снегопада или того хуже — ледяного дождя. Увидев солнце, бледным диском светящееся на горизонте, Гермиона выдохнула, радуясь возможности облачиться в легкое кашемировое пальто вместо неудобной развевающейся мантии.

Если верить письму Гарри, присланному Гермионе пару дней назад, ее сегодняшнее присутствие на открытом судебном процессе по делу Пия Толстоватого, скрывающегося все эти годы в Индии, было вовсе не обязательным, но желательным. И, решив, что своим отказом она поставит Гарри в неудобное положение перед коллегами, Гермиона, вновь отпросившись с работы, неохотно собиралась в Министерство.[5]

Почувствовав легкую дрожь от мысли, что там она, возможно, встретит Малфоя, который последние несколько недель, ссылаясь на занятость, отсутствовал в мэноре и появлялся лишь на ужинах, проходящих в полной тишине, Гермиона грустно вздохнула. И возможно, ее не заботило бы странное поведения Малфоя, если бы не ощущение, что он избегает разговоров с ней с той самой Рождественской ночи. Чувство, что она сделала что-то не так, беспокоило Гермиону все сильнее, когда Малфой холодно отвечал на вопросы во время ужина, стараясь не смотреть ей в глаза. И что же она сделала не так? Но быть может, он и вправду был озабочен проблемами, связанными с работой?

Тряхнув головой, избавляясь от назойливых мыслей, Гермиона решила не вникать в причины изменчивого поведения Малфоя, ведь она, наоборот, должна радоваться возможности проводить свободное время в библиотеке, не слушая его ехидные замечания и оскорбления. Куда больше ее должны заботить письма Роберта, в которых он просил встретиться с ним и обсудить случившееся на Рождественском балу в Венеции. Но каждый раз, смотря на чистый пергамент и держа в руках перо, Гермиона не могла найти в себе силы ответить ему. Она даже не могла ответить себе на вопрос, почему она сбежала, посчитав любовное признание Роберта лицемерным, и почему она не желала его видеть сейчас. Гермиона ощущала, что запуталась в своих чувствах, и боялась мысли, что, возможно, ей не стоит связывать свою жизнь с Робертом.

Казалось, ее привычный мир, к которому Гермиона могла прикоснуться кончиками пальцев, меняясь, рассыпался на сотни цветных осколков и вновь собирался в калейдоскоп событий, уследить за которым она, увы, не успевала. Туманный образ славного доброго Роберта словно обрел свои черты, и теперь она видела то, что прежде предпочитала не замечать.

Те самые недостатки, которые являются частью человеческой натуры, как уверял Малфой, стали причиной ее сомнений и колебаний. Ведь прежде ей было достаточно услышать признание Роберта, и недоверие исчезало, уступая место спокойствию, но теперь, кажется, все иначе. Она поняла, что не знала человека, которого любила. Думала, что знала, а может, думала, что любила?

Мерлин, все так сложно! И как же ей хотелось повернуть время вспять и вернуть свою прошлую жизнь, которую она оставила в Долине ветров, утопила в последнем глотке дьявольского коктейля в Вегасе и похоронила в холодных стенах мэнора.

Выдохнув, она грустно улыбнулась своему отражению и, накинув пальто на плечи, вошла в камин, исчезая в ярком зеленом пламени.

* * *

Уверенно шагая по мраморному полу в Атриуме, Гермиона тепло улыбалась знакомым и бывшим коллегам, стоявших у журчащего Золотого фонтана и бурно обсуждавших последние новости. Приближаясь к лифту, она услышала за спиной знакомый звонкий голос:

— Гермиона!

Она повернулась и, заметив Гарри, расплылась в радостной улыбке.

— Рада тебя видеть, Гарри.

— Я тоже рад, — искренне ответил он.

Заходя в пустующий лифт, Гермиона, взглянув на него, невольно улыбнулась, замечая, что строгая темная форма, отороченная серебряной нитью, придала его лицу некую серьезность и строгость, и неизменным оставался лишь его мягкий взгляд.

— Извини, что пришлось отвлечь тебя от работы, чтобы присутствовать на сегодняшнем судебном процессе, — улыбнувшись, произнес Гарри.

— Я рада помочь, — ответила Гермиона, отмахиваясь от назойливых самолетиков-записок.

— Как и всегда, — усмехнулся он. — Роберт приезжал в Годрикову впадину в Рождественскую ночь и искал тебя. Кажется, он упоминал, что ты внезапно исчезла с того бала, заставив его волноваться.

— Да, — неуверенно произнесла Гермиона, опешив от внезапной смены темы разговора. — Я… у меня возникли срочные дела.

— Прости, что лезу не в свое дело, Гермиона, — нахмурился Гарри. — Но ты ведь не веришь в его измену, верно?

— Что? — удивленно воскликнула она.

— Роберт рассказал об инциденте с той студенткой, и он переживает, что ты сомневаешься в его искренности.

— Причина вовсе не в этом, Гарри, — раздражённо ответила Гермиона. — Я занята работой и не успеваю уделять ему должного внимания.

Он удовлетворенно кивнул и, пытаясь разрядить обстановку, произнес:

— Как ты провела Новый год? Мы с Джинни ждали тебя.

— Я навещала родителей в Австралии, — мягко произнесла Гермиона. — Прости, что…

Гермиона замолчала, вздрогнув от громкого механического голоса, объявляющего об их прибытии на девятый уровень. Выходя из лифта, они уверенно прошли прямо по коридору и, свернув налево, спустились вниз по лестнице в подземелья Министерства, где в зале суда номер десять должно было проходить судебное разбирательство по делу Пия Толстоватого.

Полутемный зал, освещенный дрожащим пламенем настенных факелов, взбудоражил в сознании Гермионы неприятные воспоминания прошлого о, казалось бы, нескончаемом потоке судебных процессов над Пожирателями смерти. Вздрогнув, она последовала за Гарри, натянуто улыбаясь случайным знакомым, и, заняв место на ступенчатой скамье, амфитеатром окружающей зал суда, внимательно смотрела на разношерстную публику, пришедшую поглазеть на справедливый суд над приспешником Темного лорда.

— Собралось так много чиновников и министерских работников, — наклонившись к Гарри, прошептала Гермиона и, замечая входящих в зал суда членов Визенгамота в сливового цвета мантиях, добавила: — Неужели судебное разбирательство будет рассмотрено в полном составе членов Визенгамота?

— Нет, — прошептал в ответ Гарри. — В полдень назначено закрытое слушание по делу Элизабет Хэнкок, и чиновники, так же, как и члены Визенгамота, здесь в качестве слушателей.

— Верно, — произнесла Гермиона, вспоминая о подробностях громкого жестокого убийства. — Я и забыла, что суд состоится сегодня.

Историю Элизабет Хэнкок знала вся Англия, ведь «Ежедневный пророк» вот уже несколько недель не уставал печатать статьи о молодой убийце, матери двоих детей, которая отравила юного Юджина Найта — студента -маггла, проживавшего в Глазго. Узнав из маггловских газет о смерти Юджина и неизвестном яде, который был найден в крови судмедэкспертами, мракоборцы провели собственное расследование, в ходе которого удалось установить, что Элизабет Хэнкок хладнокровно отравила маггла без особых на то причин. На допросе она призналась в убийстве, указав, что «сделала это без сожаления», а причину поступка объяснила своей ненавистью к магглам.

— Надеюсь, ее накажут по всей строгости закона, — произнесла Гермиона, вздрагивая от злости, думая о поступке миссис Хэнкок. — Полагаю, что она…

— Гарри! — послышался знакомый голос за спиной, и, даже не оборачиваясь, Гермиона определенно знала, кому он принадлежит.

— Рон, рад тебя видеть, дружище, — радостно произнес Гарри, вставая, чтобы поприветствовать старого друга.

— Гермиона, — жеманно произнес Рон, усаживаясь рядом с Гарри и, слегка наклонив голову, посмотрел на нее.

— Рональд, — ответила она на сухое приветствие.

Окинув его быстрым взглядом, Гермиона заметила, что Рон очень изменился. Он выглядел усталым, скорее даже измученным, с мешками под светлыми глазами и небрежно растрепанными волосами. Легкая рыжая щетина, которая росла неравномерно, придавала ему довольно плачевный вид, не говоря уже о мятом сером костюме.

— Все-таки этого негодяя Пия поймали. Долго же он скрывался, — заметил Рон, обращаясь к Гарри. — Ну ничего, сегодня он получит по заслугам и отправится в Аз… А этот гаденыш что тут делает?

Сузив глаза, Гермиона недовольно посмотрела на Рона, который позволил себе такие вольности в зале суда, и, проследив за его взглядом, заметила светлую макушку Малфоя, сидевшего двумя рядами ниже и беззаботно беседовавшего с помощником министра, Фредериком Конелли. Выдохнув от внезапно участившегося пульса, Гермиона опустила глаза, недоумевая, почему вполне ожидаемая встреча с Малфоем произвела на нее такое действие. Возможно, это результат легкого волнения или ее собственного беспокойства относительно работы и Роберта. Верно, это лишь нервы.

— Драко здесь в качестве слушателя, как и многие главы отделов Министерства, — пояснил Гарри.

— Драко? — возмутился Рон. — О, так вы теперь друзья?

— Не утрируй. Наши школьные обиды остались в прошлом, — спокойно ответил Гарри, слегка улыбнувшись.

— Ага, и вы теперь выпиваете вместе каждую пятницу и отправляете друг другу поздравительные открытки на Рождество, — фыркнув, ехидно произнес Рон. — По мне, так сегодня нужно судить двух Пожирателей — Пия Толстоватого и Малфоя.

— Занятная позиция! — возмутилась Гермиона. — Если ты столь однозначен в этом вопросе, то не стоило выступать в его защиту восемь лет назад.

— Да что ты…

— Прекратите, — прошипел Гарри и, взглянув на Рона, спокойно произнес. — Гермиона права, Рон. Поверь, он искупил свои грехи перед Министерством и обществом. К тому же сегодняшнее разбирательство состоялось исключительно благодаря находчивости и дипломатическим способностям Малфоя.

— Что ты имеешь в виду? — удивленно воскликнула Гермиона.

Вздохнув, Гарри внимательно посмотрел на друзей, понимая, что избежать лишних вопросов не удастся, и, наклонившись, произнес:

— Выступив с докладом на собрании глав отделов больше месяца назад, Малфой убедил министра позволить ему провести мирные переговоры с главой независимой нелегальной группировки «Бихерион» [6] Ману Сингхом, который скрывал Пия Толстоватого все эти годы. Известно, что магическая законодательная система в Индии разительно отличается от европейской. Подобные группировки имеют особую власть в стране, и индийское Министерство, увы, не в силах повлиять на них. Пий Толстоватый знал об этом и верно рассчитал, что, заплатив определённую сумму Сингху, скроется от справедливого суда. За последние несколько недель Малфою удалось убедить Ману Сингха выдать Пия Толстоватого мракоборцам и судить его в Британии.

— Тоже мне герой, — фыркнув, прошептал Рон, недовольно таращась на макушку Малфоя.

«Так вот чем он был занят», — подумала Гермиона, удивляясь и, возможно, лишь немного восхищаясь поступком Малфоя. Ведь теперь, казалось, что все недостающие кусочки мозаики собраны, и ее предположение о собственной вине перед ним было лишь пустой теорией.

Глупо улыбаясь собственным мыслям, Гермиона, одернув себя, сосредоточила внимание на начавшемся судебном процессе.

* * *

После долгого и нудного разбирательства и неподвижного сидения на деревянной скамье Гермиона спешно попрощалась с Гарри и, пообещав ему навестить Джинни и малыша Джеймса в ближайшие выходные, покинула мрачный зал суда. Она уже подходила к Атриуму, когда услышала, что ее окликнули, и, развернувшись, она увидела приближающегося Рона.

— Нам нужно поговорить, — сурово пробубнил он.

— Ты неверно расставил приоритеты, Рональд. Тебе нужно поговорить, а я слишком занята, чтобы тратить свое время на пустые разговоры, — ответила Гермиона, резко отвернувшись.

— Нет! — воскликнул он. — Мы поговорим сейчас.

Рон грубо схватил ее за руку, повернув, повел прямо по коридору и остановился в темном слабо освещенном проходе.

— Что ты себе позволяешь? — возмутилась Гермиона, разминая ноющую руку и, оглядевшись, подумала, что безлюдный темный коридор — худшее место для разговора с обозленным мужчиной.

— Я хотел поговорить с тобою раньше, но ты словно намеренно избегала меня, — начал он. — Я знаю, что это твоих рук дело.

— Обвинение, — констатировала Гермиона. — Вот бы знать, в чем я виновата?

— Статья в газете, — выкрикнул Рон. —Узнав о том, что я намерен жениться на Каре, ты решила отомстить мне за прошлое, уничтожив мою репутацию. Что ж, ты добилась своего!

— У тебя паранойя, Рон, — произнесла Гермиона, удивляясь глупым надуманным аргументам. — Ты действительно считаешь, что я стала бы унижаться перед обществом, выставляя подробности своей личной жизни, только ради того, чтобы отомстить тебе за измену с этой Карой?

— Унижаться? — фыркнул Рон. — Не смеши меня! Вся магическая Англия жалеет несчастную героиню войны, а меня втаптывает в грязь. Да, я виноват перед тобой, но считал, что мы все решили.

— Ты можешь и дальше продолжать идти на поводу у своей больной фантазии, воображая, что мне есть до тебя дело. Оправдываться я перед тобой не стану, — уверенно произнесла Гермиона, заглушая в себе обиду, что человек, которого она некогда называла другом, а после — женихом, способен заподозрить ее в таком низком поступке.

Не желая больше выслушивать оскорбления, она резко повернулась, вновь направляясь в Атриум.

— История повторяется, да, Гермиона? — ухмыляясь, произнес он и, увидев, что она неуверенно остановилась, продолжил: — Слышал, как твой женишок поведал Гарри об измене с какой-то студенткой. Тебе следовало бы перестать строить из себя невинную жертву и задуматься: может, все дело в тебе?

— Как ты смеешь говорить мне подобное? — оборачиваясь, воскликнула Гермиона, чувствуя, как злость подкатывает к горлу от сказанных Роном слов.

— Наверняка он устал от твоих нудных нравоучений, — продолжил он, медленно приближаясь к Гермионе. — И нашел себе более удобную пассию. Обиженная и неудовлетворенная, ты решила, что именно я — причина твоих любовных неудач…

Продолжая говорить, Рон гадко улыбался, словно наслаждался каждым сказанным им словом, которые причиняли Гермионе почти физическую боль. Онемев, она молча выслушивала эти оскорбления, чувствуя, что дрожащий от едва сдерживаемых слез голос выдаст ее слабость и бессилие.

— Браво, Уизли, — она вздрогнула от надменного голоса Драко, широко открыв глаза. Нет, только не он и только не сейчас. Такого позора она определенно не вынесет. — Превосходная демонстрация отсутствия мужского достоинства.

Что? Она не ослышалась?

— Ты-то что тут делаешь? — гаркнул Рон, машинально сжав кулаки.

— Я здесь работаю, Уизли. А вот твое присутствие вызывает у меня ряд вопросов. Впрочем, можешь не отвечать, ведь судя по твоему плачевному виду и всплескам тестостерона, ты здесь… деградируешь?

Резко выхватив из заднего кармана палочку, Рон в пару шагов преодолел расстояние между ним и Малфоем и, ткнув в него палочкой, сердито прошипел:

— Не лезь не в свое дело, Малфой! Иначе я…

— Иначе ты — что? Затыкаешь меня палочкой? — усмехнулся Малфой.

Рвано дыша, Рон взмахнул палочкой, но прежде, чем он произнес заклинание, Гермиона остановила его:

— Он — глава отдела, Рон! Нападение на него в стенах Министерства будет расценено как покушение на убийство.

— О, Грейнджер, ты испортила все веселье, — нарочито расстроенно произнес Драко.

Задумавшись, Рон медленно опустил палочку, наблюдая, как Малфой смахивает с плеч невидимую пыль, и неспешно приблизился к нему.

— Влияние — тонкое искусство. Необходимо обладать высоким интеллектом, чтобы научиться искусно пользоваться им, — усмехаясь, пояснил Драко, брезгливо отстраняясь от Уизли.

— Что ты сказал? — прошипел Рон, сильнее сжав палочку в руке.

— Я сказал: интеллект, — растягивая слова, повторил Драко. — Советую посмотреть значение в толковом словаре сразу после слова «идиот».

Шагнув назад, Рон, громко фыркнув и убрав палочку, спешно направился к выходу.

— Я с тобой еще разберусь, — ткнув пальцем в Малфоя, произнес Рон и, повернувшись к Гермионе, добавил: — И с тобой тоже.

— Ты не должен был вмешиваться, — выдохнув, произнесла Гермиона, когда Рон скрылся за углом.

— Не воображай, Грейнджер, что я сделал это ради тебя, — ответил он. — Не смог устоять перед искушением довести Уизли до крайней степени исступления.

— Ты можешь третировать меня и измываться надо мной, но не смей лезть в мою личную жизнь, — злобно произнесла Гермиона, чувствуя, что вымещает свою злость на Малфое вместо вполне уместных слов благодарности.

— Я притворюсь, что услышал лишь слова благодарности, — спокойно произнес Драко и, повернувшись, скрылся за углом темного коридора.

* * *

За окном виднелось мрачное пепельно-серое небо с низкими тучами, лениво плывущими на восток. Заходящее солнце, скрываясь за плотным дождливым полотном, бледным диском меркло в поблекших красках Лондона.

Сегодняшний искусственный пейзаж, видневшийся за толщей стекла, был точной копией настоящего, и Драко, грустно вздохнув, отвернулся от окна, погода за которым навевала лишь тоску. Взглянув на аккуратную стопку накопившихся документов и писем, помеченных пометкой «срочно», он неохотно вернулся в кресло и, макнув перо в чернила, принялся подписывать десятки важных бумаг.

Состоявшийся несколько дней назад суд над Пием Толстоватым освободил его от частых поездок в Индию и поздних совещаний в Министерстве, но прибавил нудной бумажной работы в его собственном отделе. Впрочем, подобные мелочи волновали Драко в последнюю очередь, ведь тщательно спланированное дело его бравой команды дипломатов, которое занимало все его свободное время последние несколько недель, увенчалось успехом. И теперь он мог вздохнуть свободно, вновь погрузившись в беззаботное веселье в компании друзей, хорошего алкоголя и необременённых высокой моралью девиц. Славные ожидаются выходные!

Задумавшись, он не заметил стоявшего в дверях Гордона, и лишь его невнятное бормотание и неуверенное переминание с ноги на ногу дали Драко понять, что пришел его личный помощник.

— Извините, мистер Малфой, что отвлекаю вас от важных дел, ведь вы определенно занятой человек и…

— Меньше лести, больше информативности, Гордон, — прервал его Драко.

— Да-да, конечно, — опешив, продолжил Гордон. — Я лишь хотел напомнить, что собрание работников отдела начнется через пару минут, и все ждут вас в общем зале.

Нет, собрание! Опять? Кто придумал собирать кретинов в одном помещении и выслушивать нудные отчеты и доклады в течение часа?

— Мое присутствие там обязательно? — спросил Драко, грустно ухмыляясь.

— Боюсь, что да, сэр, — прошептал Гордон.

— Возможно, на сегодня у меня запланировано более важное дело, чем выслушивание бурчание Джорджа Гилберта? — с надеждой в голосе уточнил Драко.

Опустив глаза, Гордон принялся судорожно проверять записи в распланированном ежедневнике, и, подняв голову, он виновато взглянул на Драко.

— Собрание — последнее дело на сегодня, мистер Малфой.

— И почему я все еще тебя не уволил? — недовольно произнес Драко, вставая из-за стола и накидывая пиджак на плечи.

— Мистер Малфой, — дрожащим голосом произнес Гордон, когда Драко перешагнул через порог, покидая кабинет. — Мне было велено лично передать вам это письмо.

Драко, повернувшись, заметил в руках Гордона белоснежный узкий конверт с единственной надписью «Драко Малфою», написанной тонким почерком.

— Она вновь отправила письмо в секретариат? — безразличным тоном произнес Драко и, замечая кивок Гордона, неохотно принял письмо из его рук. — Можешь идти, я появлюсь на собрании через пару минут.

Как он и предполагал, письмо оказалось от матери, в котором она в довольно убедительной форме просила его присутствовать на званом ужине в их семейном имении на Сицилии. Подобные письма приходили и прежде, но он без сожаления отправлял их в камин, понимая, что за невинным ужином скрывается очередная попытка познакомить его с благородной девицей, жадно желающей сменить девичью фамилию на его собственную.

Устало вздохнув, он счел, что игнорировать третье письмо с приглашением неуместно, и, коротко ответив согласием, задумался о нескольких днях ада, которые он будет вынужден провести в окружение разодетых девиц, грустного, неразговорчивого отца и без устали болтающей о женитьбе матери. Надеясь, что крестная разбавит скуку своим появлением, Драко подумал, что ему, возможно, придется оставить мэнор на несколько дней и… Грейнджер!

Он почти забыл об ее отравляющем присутствии в каменных стенах поместья, ведь, занятый работой эти несколько недель, Драко появлялся в Малфой-мэноре поздней ночью и покидал его на рассвете. А минуты, проведенные без ее недовольного шипения и резких высказываний за ужином, и вовсе пробудили в нем забытое ощущение благородного одиночества. Однако довольствоваться спокойствием ему пришлось недолго, ведь Грейнджер напомнила о себе пару дней назад, когда Драко, выходя из зала суда, заметил тенью следовавшего за ней Уизли. Пригрозив, он уволок ее в безлюдный коридор Атриума, и Драко, поддавшись жгучему любопытству, скрылся в тени, бессовестно подслушивая их разговор.

Корил ли он себя за то, что необдуманно последовал за этой парочкой? Да, не единожды. Но если бы Драко не заметил во взгляде Уизли нескрываемую ярость, он бы не позволил себе вмешиваться. Он знал наверняка, что этот рыжий болван не способен на праздную беседу, и разговор мог бы закончиться плачевно для Грейнджер.

Какого черта его вообще это заботит? Ему следовало заглушить в себе жгучее чувство любопытства и пройти мимо. Однако он оправдывал свой опрометчивый поступок злостью на Грейнджер, которая, онемев, слушала Уизли, дрожа от едва сдерживаемых слез. Драко раздражало, что она, проявив слабость, молча переносила оскорбления, словно соглашаясь с каждым словом. Но еще больше Драко злило, что горделивая и строптивая Грейнджер, которая всегда пыталась противостоять ему, высказаться и ответить на его колкости, молча глотала слова, смешанные со слезами обиды. Неужели неотесанный Уизли оказался тем, перед кем она терялась, словно глупая девчонка? Это было почти личным оскорблением, и в попытке защитить задетое достоинство, Драко вышел из тени, раздражая Уизли эффектным появлением.

Да, именно, он счел себя задетым ее бездействием и защищал свое оскорбленное эго. Не более…

Драко старался ограничить свое общение с ней после того, как она, расстроенная и заплаканная, заявилась в мэнор той самой рождественской ночью. Очевидно, что она была взволнована случившимся, и Драко показалось странным, что единственное место, куда она могла сбежать, — мэнор, а единственный человек, которого она желала видеть, это он.

До самого рассвета он занимал себя мыслями о поступке Грейнджер, который не вписывался в рамки логики и здравого смысла. Он определенно не понимал подобного поведения, и это заставляло Драко держаться на расстоянии от нее, так что он заявлялся в поместье на рассвете, а порой и вовсе проводил ночи в своих апартаментах на Корвус стрит.

Довольно! Мысли об этой взбалмошной девице более не должны его занимать, ведь в конечном счете она права, и им, пожалуй, стоит провести оставшиеся месяцы в мирном спокойствии.

Грустно улыбаясь, Драко вышел из собственного кабинета, и, повернув, вошел в общий зал, где его ждали десятки работников отдела международного магического сотрудничества. Усаживаясь на привычное место во главе длинного узкого стола, Драко жестом указал Гордону начинать очередное нудное собрание.

— Что ж, на повестке дня — условия дополнительного соглашения с компанией «Фрейгейр Брос», которое нам удалось получить от…

Наклонив голову, Драко безучастно слушал бурчание мистера Гилберта, голос которого, как белый шум, вводил его в едва уловимое состояние транса.

«О, так часовое лизоблюдство с братьями Фрейгейр — ваша заслуга», — усмехаясь, подумал он.

Ему пришлось наступить на горло собственной гордыне, чтобы убедить Грейнджер сыграть роль примерной супруги. А эта дамочка закатила скандал в своих лучших традициях и разыграла пьесу в духе: «Я особа с тонкой душевной организацией и не беру за свои услуги наложенным платежом, подавайте мне библиотеку».

К слову, а удалось ли ей попасть в библиотеку Малфоев? Наверняка она перерыла кучу книг и документов, чтобы найти подходящий код-ключ к двери. А возможно, отчаявшись, воспользовалась парочкой добротных отпирающих заклинаний, чтобы попасть в хранилище древних рукописей и фолиантов. Представляя, как Грейнджер, насупившись, вопит от злости, стуча кулаками в дверь, Драко невольно улыбнулся и, замечая недоумение на лицах коллег, сменил выражение лица на более серьезное.

Взглянув на настенные часы, Драко мысленно выругался, осознавая, что с начала собрания прошло ровно семь минут. Мерлин, за что? Стрелки на часах словно намеренно двигались лениво, неспешно, раздражая Драко своим монотонным тиканьем и показывая лишь четверть восьмого.

— Ужин! — неожиданно воскликнул Драко, привлекая внимание присутствующих.

— Вы голодны, мистер Малфой? — ухмыляясь, спросил Джордж Гилберт, чем вызвал сдавленные смешки у своих коллег.

— Именно, — улыбаясь, ответил Драко и, подходя к двери, добавил: — Совсем как вы, Джордж, когда пожираете взглядом прелести своей помощницы.

* * *

Осторожно выходя из камина в гостиной мэнора, Драко аккуратно смахнул золу с пиджака и спешно направился к выходу. Спустившись по лестнице, он подошел к дверям, ведущим в трапезную, и, распахнув их, произнес:

— Приношу свои извинения за …

Замечая пустующий накрытый обеденный стол, Драко, негромко зарычав, гаркнул:

— Ферн!

Дэльф, появившись за его спиной, склонил голову, поприветствовав хозяина, и, не дожидаясь вопросов, спокойно произнес:

— Мисс Гермиона не спускалась к ужину, хозяин. Простите, но она не была замечена ни в Белой спальне, ни в гостиной, ни даже в Зимнем саду. Полагаю, мисс Гермиона не голодна.

— Этот червь пожирает книги в моей библиотеке. Конечно, она не голодна, — усмехаясь, заметил Драко и, повернувшись к двери, направился в библиотеку.

Тихо прошептав пароль, Драко распахнул дверь, медленно входя в освещенную искусственными огнями библиотеку. Грейнджер, как и предполагал Драко, сидела в бархатном кресле у камина, держа в руках книги и жадно вчитываясь в каждую написанную строчку. Она была так увлечена, что не заметила его появления, и, быстро шевеля губами, аккуратно перелистнула ветхую страницу.

— Грейнджер! — воскликнул Драко, намеренно близко наклонившись к ней, и, замечая, как она испуганно вздрогнула, довольно улыбнулся.

— Малфой? — удивлённо произнесла она. — Что-то произошло?

— Отнюдь, — спокойно произнес Драко, удобно усаживаясь в соседнее кресло. — Я здесь, чтобы лично убедиться в твоей некомпетентности и неуважении к традициям моей семьи.

— Мерлин, что я сделала на этот раз? — усмехаясь, произнесла Грейнджер, закатывая глаза.

— Позволь спросить тебя, который сейчас час?

— Что? Половина восьмого? — удивленно произнесла она, взглянув на наручные часы, и, виновато посмотрев на Драко, добавила: — Извини, кажется, я немного увлеклась.

— Занятно, что же тебя отвлекло? — усмехнулся Драко и, выхватив книгу из рук Гермионы, медленно прочел: — "Сказания о Гертруде". Пожалуй, я должен благодарить автора за то, что он совершил невозможное: заставил тебя молчать, а меня — наслаждаться тишиной.

— Я бы могла и вовсе избавить тебя от мучений и уйти из мэнора, — улыбаясь, заметила Гермиона.

— Я не доставлю тебе подобного удовольствия.

— Конечно же, нет, ведь доставлять удовольствие — не твой конек, — ехидно произнесла она, замечая, как он изменился в лице.

— Верно, мой конек — его получать, — спокойно ответил Драко, возвращая ей книгу.

Гермиона, прикоснувшись к потертой поверхности старой обложки, внимательно посмотрела на Малфоя, в глазах которого она не заметила былой злости, лишь легкое любопытство. Так странно: она не говорила с ним с Рождества, не считая того неприятного случая в Министерстве, и лишь сейчас поняла, что все же ей не хватало его злорадного ехидства и насмешливых колкостей. Так странно…

— Почему из всех книг и рукописей в моей библиотеке ты выбрала роман старого маразматика? — неожиданно спросил Драко, отвлекая Гермиону от мысли.

— Сказания о Гертруде — одна из моих любимых книг, — искренне ответила она, недовольно нахмурившись, когда услышала, что Малфой назвал Уилриха Стагга маразматиком. — Это удивительная история о девушке, путешествующей во времени и страстно желающей познать вкус жизни и смысл человеческих чувств и эмоций. Я прочла сокращенный вариант «Сказаний» еще в школе, а после переводила копию этой книги, но я никогда бы не могла подумать, что рукопись самого автора с его личными комментариями находится в библиотеке Малфой-мэнора. И когда я увидела знакомое название в реестре, то почувствовала, что… Прости, кажется, я вновь увлеклась.

Она замолчала, прикусывая нижнюю губу и мысленно ругая себя за излишнюю откровенность перед Малфоем.

— Когда я был в Петре, — произнес он, замечая ее смущение, — то слышал историю в бедуинском лагере, о девушке Хании, которая помнила прошлое семи поколений и видела будущее, но не замечала самое простое из времен — настоящее. Кто знает, возможно, история Гертруды основана на реальных событиях?

— Верно, — согласилась Гермиона. — Путешественник Дункан Эгнас утверждал, что Гертруда — вовсе не выдуманный персонаж, а реально существовавшая девушка. И он нередко находил подтверждения этому, странствуя по разным странам. А историк Рудолф Ринч упоминал в своей книге, что… Подожди-ка, ты сказал, что был в Петре? Но Иордания — закрытая страна для магов, и необходимо получить специальное разрешение в Министерстве… — продолжила тараторить Гермиона, удивленно глядя на Малфоя. — Неужели ты искал….

— Ужин, — напомнил Драко, нагло перебивая Грейнджер. — Я жутко голоден.

— Так ты искал в Петре город целителей? — не унималась Гермиона.[7]

— Не понимаю, о чем ты, Грейнджер, — наигранно недоумевал Драко.

— Хорошо-хорошо, идем в трапезную, — нехотя согласилась она.

Драко усмехнулся и, встав с кресла, уверенно направился к двери и, вдруг резко остановившись, произнес:

— Может, поужинаем в библиотеке?

— Что за дикость? — рассмеялась Гермиона и, замечая серьезное выражение лица Малфоя, добавила: — Ты это серьезно?

— В детстве я все свободное время проводил в библиотеке и имел дурную привычку есть овсяное печенье над книгами. Как-то раз отец запер меня в совятнике на целую ночь только лишь за то, что я накрошил на ветхий манускрипт. В ту ночь я пообещал себе ужинать в библиотеке, как только стану полноправным владельцем мэнора, — спокойно пояснил Драко, удивляя Гермиону излишней искренностью.

— Бунтующий Драко Малфой, — улыбаясь, произнесла она, огляделась по сторонам, убеждаясь, что в библиотеке они одни, и тревожным шепотом добавила: — А это вообще законно? Нас ведь не осудят?

— Я ведь могу сменить код-ключ, Грейнджер, — не впечатлился наигранной иронией Драко.

— Ужинаем в библиотеке! — радостно заявила Гермиона. — Отличная идея.

Драко усмехнулся и, позвав Ферна, приказал ему накрыть обеденный стол у камина в библиотеке.

Через несколько минут его просьба была выполнена, и, чувствуя легкое внутреннее удовлетворение, Драко неспешно принялся за горячее блюдо.

Лениво наблюдая, как Грейнджер бросает косые взгляды на недочитанную книгу, отвлекаясь от ужина, Драко усмехнулся. Намеренно испытывая ее терпение, он тщательно пережевывал каждый кусочек, растягивая положенное для ужина время.

— Малфой, могу я…

— Нет, — перебил ее Драко, улыбаясь.

Она разочарованно фыркнула и, скрестив руки на груди, откинулась на спинку стула и, не отрывая взгляд от Драко, внимательно наблюдала за каждым его движением. Спустя пару минут он решил не терзать ее и, аккуратно отложив приборы в сторону, поднялся со стула, решив покинуть библиотеку и подняться в гостиную, где выпитый бокал охлажденного виски смоет этот сложный день.

Подходя к двери, Драко услышал за спиной радостное копошение и, повернувшись, увидел, как Грейнджер, подобрав под себя ноги, удобно расположилась в кресле, все так же жадно вчитываясь в рукопись.

Это необъяснимая и непонятная для Драко страсть к книгам, определенно ставшая частью ее жизни, была чужда его пропитанному лицемерием и цинизмом миру. Наблюдая, как она бережно перелистывает страницы, почти неосязаемо дотрагиваясь до ветхого пергамента и улыбаясь прочитанным словам, выписывает цитаты в блокнот, он мысленно пристыдил себя за то, что не счел необходимым перечесть «Сказания Гертруды».

Он отдал за рукопись целое состояние на закрытом аукционе в Германии, отбивая лот у нахального дотошного Герха Штрауда, и, несказанно радуясь покупке, вернулся в Англию, где, вписав название книги в реестр и поставив на ней гербовую печать, отложил трофей в стеклянный стеллаж. Вот она, его страсть — обладать. Он -собиратель, цель которого хранить понравившиеся вещи, артефакты, женщин, совершенно не думая о том, что он будет делать со своей коллекцией дальше. Его привлекает охота, тонкая продуманная стратегия, а трофеи лишь издержки его неудержимого азарта и влечения. А сейчас, наблюдая, как Грейнджер восторженно читала книгу, аккуратно держа ее в руках, он понял, что книги не должны пылиться на полке, радуя своим видом, они достойны быть прочитанными, должны раскрыть свою историю читателю.

— Ты можешь забрать эту книгу, — неожиданно произнес Драко, не сомневаясь в своем решении.

— Что? — воскликнула Гермиона, открывая в удивлении рот. — Ты хочешь сказать, что я могу забрать рукопись насовсем?

— Именно, — усмехнулся Драко. — Я отдаю ее тебе в бессрочное пользование.

— Но эта же рукопись самого автора, Малфой! Она бесценна, — недоумевая, произнесла она.

«Не совсем», — подумал Драко. «Двадцать семь тысяч золотом».

— Она была подарена мне не самым приятным для меня человеком, — соврал он. — Мое предложение действует несколько секунд, и если ты…

— Я согласна, — резко воскликнула она, широко улыбаясь и в смущении прикрывая ладонями лицо. -

Но принять рукопись в качестве подарка я все же не могу, поэтому я сохраню ее у себя, пока ты не решишь вернуть книгу.

— Договорились, — кивнул Драко, смеясь над ее неподдельной радостью, и неспешно покинул библиотеку.

Гермиона радостно вскрикнула, когда Малфой скрылся за дверью, не веря тому, что рукопись «Сказаний о Гертруде» теперь принадлежит ей. Но скорее ей больше не верилось в то, что Малфой без сожаления отдал ей книгу. И где-то глубоко внутри крылось неприятное чувство сомнения, смешанное с недоверием. Он определенно что-то затеял, ведь подобные дары не могут быть безвозмездными. Но разве это имело значение, когда она стала обладательницей одной из самых удивительных книг? Конечно же, нет. Ведь теперь рукопись станет венцом ее небольшой библиотеки в лондонской квартире, и она будет перечитывать ее снова и снова, бережно храня в бархатном футляре.

Кажется, это самый необычный подарок, который она когда-либо получала. И вовсе не важно, что даритель — эгоистичный циник Малфой. Совсем не важно…

* * *

Устало разминая шею, Роберт вновь макнул перо в чернильницу, записывая в карты своих пациентов необходимые рекомендации. Взглянув в окно, за которым угасало на горизонте бледное солнце, смешивая мрачные свинцовые тучи с огненными бликами последних лучей, он грустно вздохнул, вспоминая о сегодняшней ночи, которую он проведет в лечебнице в окружении усталых сестер и тяжелобольных пациентов.

Мэдлин, старшая сестра его отделения, наблюдая за Робертом, шумно вздохнув, налила жасминовый чай в чашку и, поставив ее на стол своего начальника, вновь вернулась к работе. Прошептав слова благодарности, он неохотно отпил глоток горячего чая, вспомнив, что Гермиона любила добавлять в его чай щепотку корицы, утверждая, что терпкая пряность заглушает цветочный аромат жасмина. Поймав себя на мысли, что вновь вспомнил о ней, Роберт отставил чашку в сторону, думая о происшедшем на Рождественском балу в Венеции. Последние несколько недель все его размышления сводились лишь к одной-единственной мысли: почему Гермиона, не объяснившись, спешно покинула Венецианский дворец и где она встретила Рождество? Он чувствовал, что причина кроется в нем, но определенно не понимал, что он сделал или сказал не так.

Вся его жизнь — это череда зелий, лечебных заклинаний, книг по колдомедицине, новых открытий в области ядов и десятки спасенных жизней магов и волшебниц. Он смотрел на происходящее сквозь тонкое стекло лабораторных колб, не осознавая, что не все в жизни можно излечить, измерить и разлить по склянкам. Ничто и никто не представлял для него интереса, если не был связан с зельеварением, колдомедициной или знахарством, и, сузив свой мир до узкого круга близких знакомых, Роберт жил размеренно. Но после встречи с Гермионой его плотный купол дал трещину, столкнувшись с чем-то неизведанным и новым.

Встретив Гермиону в Аграбе, Роберт полюбил ее за неуемную жажду жизни и пытливую страсть к науке. Но, познакомившись с ней ближе, он узнал, что когда-то ей причинили боль, предав доверие примитивной изменой, и Роберт, желая помочь, сумел исцелить израненное сердце Гермионы, ведь единственное, что он мог, это лечить. А после он старался быть заботливым, даря ей цветы и книги, быть внимательным, водя ее в самые фешенебельные места волшебной Англии, и просто быть рядом. Но, кажется, этого оказалось недостаточно. И что же он сделал не так?

— Мэдлин, — осторожно произнес он. — Прости за неуместный вопрос, но ведь у тебя есть молодой человек, с которым ты состоишь в серьезных отношениях?

— Молодой человек? — удивилась Мэдлин. — Целитель Коллинс, я уже два года как замужем. Вы ведь были на нашей свадьбе.

— Верно, — вспомнил Роберт. — Я немного забылся. Скажи, ты была бы рада, если бы твой муж пригласил тебя на Рождественский бал?

— Бал? Я была рада, если бы он позвал меня хотя бы в бар, — усмехнулась Мэдлин. — Ну, я была бы просто счастлива, получив от него приглашение на бал. Какая девушка не хочет побывать на балу?

Да, верно, и он так считал, когда получил купленные им пригласительные во дворец Ка’Пезаро. Но, кажется, его девушка несколько отличается от остальных. И почему он не замечал этого раньше?

Однако Роберта волновал не только ее побег, нежелание встретиться или ответить на его письма, а разговор с Кристофером — начальником Гермионы, который состоялся той самой ночью в Венеции. Разыскивая ее по всему дворцу, он заметил Кристофера в толпе людей, и, подумав, что, возможно, тот видел Гермиону, Роберт подошел к нему. После нескольких вопросов Роберт услышал от Крауна, что Гермиона, как он и считал, была занята важным проектом, но не в Норвегии, как она утверждала, а в Англии. Но зачем ей лгать, ведь именно по этой причине она перенесла дату их свадьбы? И где Гермиона пропадала ночами, когда он ждал ее появления в лондонской квартире эти несколько недель?

Все казалось запутанным и странным. Особенно тот факт, что пару дней назад, когда Роберт прождал ее всю ночь в квартире, он нашел в спальне подаренное им кольцо. Убедившись, что это то самое кольцо с гравировкой на внутренней стороне, Роберт удивился, не понимая причины, по которой Гермиона сочла необходимым снять с безымянного пальца помолвочное кольцо. Неужели он обидел ее настолько, что она решила разорвать помолвку?

Вздрогнув от этой мысли, Роберт пытался понять, что же происходит с его невестой. Ведь никогда прежде Гермиона не пропадала, не лгала ему и не снимала кольцо. Никогда. А еще эта книга…

Книга в потертой обложке с ветхими пергаментными страницами и тонким рукописным текстом, которую он заметил в ее гостиной, привлекла его внимание тем, что стояла на деревянной подставке, что было довольно странно, ведь книги в квартире Гермионы занимали все свободное пространство и редко лежали на полках, так как регулярно перечитывались. Возможно, книга принадлежала очередному коллекционеру, но, вспомнив, что свитки и рукописи заказчиков Гермиона держала в специальном футляре, защищающем их от пыли, ярких солнечных лучей и влаги, Роберт усомнился в искренности своей невесты.

И, теряясь в догадках, он позволил себе рассмотреть книгу, удивившись замеченной им печати герба семейства Малфоев на титульном листе. Эту готическую букву «М» на черно-зеленом щите с изображенными с обеих сторон драконами и змеей знал каждый волшебник. И Роберт, понимая, что книга принадлежит этому надменному Малфою, которого Гермиона крайне недолюбливала, недоумевал, почему нашел рукопись в ее квартире.

Эти открытия породили в Роберте неприятные сомнения, и, вновь решив встретиться с ней, он потянулся к чистому листку пергамента и написал своей невесте письмо с просьбой поговорить с ним о случившемся в Венеции.

* * *

Глубокая тихая ночь окутала мэнор легкой туманной дымкой, и серебряный лунный свет, пробиваясь сквозь плотное полотно туч, слабо освещал гостиную на втором этаже. Кутаясь в теплый плед, Гермиона сидела в широком кресле, окружив себя справочниками, словарями, и, задумчиво помахивая пером, старательно переводила скандинавские руны в последней главе «Книги ужасов Ориндела». Взглянув на выпачканные в марких чернилах руки, Гермиона устало вздохнула. Произнеся очищающее заклинание, она вновь натянула неудобные тканевые перчатки и аккуратно перевернула ветхую страницу, подцепив ее тонким бамбуковым пинцетом.

Несколько часов она просидела в гостиной мэнора, судорожно работая над переводом рукописи, и даже присутствие Малфоя, вальяжно сидевшего в кресле со свежим выпуском «Ежедневного пророка», ее ничуть не смущало. Все ее мысли были заняты древними рунами, санскритом и символами, зашифрованными Сезааром в тайнопись, а возмущенного цоканья Малфоя она старалась не замечать. Почувствовав едкий сигаретный дым, Гермиона сурово взглянула на него, быстро выхватила окурок из его рук и затушила в хрустальной пепельнице. Проигнорировав его злобное шипение и замечание, что в следующий раз пепельницей послужит ее рука, если она осмелится выкинуть нечто подобное, Гермиона продолжила работу.

Перевернув последнюю страницу, она разочарованно вскрикнула, заметив размытые строки на пожелтевшем пергаменте. Прошептав несколько восстанавливающих заклинаний, она внимательно всмотрелась в чернильные закорючки, которые не желали складываться в полноценные слова и фразы.

— Дьявол, — вслух выругалась она, думая, как же ей удастся перевести описанный Сезааром ритуал воскрешения, ведь, просмотрев весь реестр библиотеки Малфоев, она не нашла ни единого упоминания о некромантии. Возможно, он хранит книги по темной магии вовсе не в библиотеке?

Вдохновленная этой мыслью, Гермиона внимательно посмотрела на Малфоя и, ломая пальцы рук, неуверенно произнесла:

— Малфой, а ты…

— Малфой, — медленно повторил он. — Впервые мое имя из твоих уст звучит не как проклятие. Полагаю, это — прелюдия к очередной просьбе?

— Верно, — честно призналась Гермиона, удивляясь, как он определил ее намерения по одной лишь интонации. — Мне нужна книга о ритуалах некромантии, а точнее, меня интересует ритуал воскрешения.

— Если ты вознамерилась умереть, а после — воскреснуть, предупреди меня заранее, чтобы я успел собрать последователей и основать новую религию, — иронично заметил Драко, перелистывая страницу газеты.

— Описание ритуала мне необходимо для перевода книги, не более, — пояснила Гермиона, игнорируя замечание Малфоя.

— Некромантия относится к темной магии, Грейнджер. Книги подобного содержания не хранятся в библиотеке, — лениво ответил он, не отрывая глаз от статьи.

— А где я могу их найти? — осторожно спросила Гермиона, надеясь, что увлеченный Малфой выдаст ей место, где хранятся необходимые книги.

— Книги по темной магии хранятся в… Хитро! Ты чуть было меня не подловила, Грейнджер, — кривляясь, произнес Драко.

О, Мерлин! Она должна выслать перевод книги в эти выходные, а из-за принципиальности этого эгоиста она будет вынуждена обратиться к коллекционерам или продавцам темных артефактов в Лютном переулке.

Вернувшись к переводу книги, Гермиона всячески старалась восстановить поблекший и размытый текст, однако спустя четверть часа она, почувствовав ноющую боль в спине, устало разогнула спину и, потирая шею, глотнула уже остывший чай. Решив, что ей необходимо немного отдохнуть , она взглянула на нахмурившегося Малфоя, который продолжал внимательно читать газету, изредка отпивая виски из широкого бокала. Фыркнув и мысленно назвав Малфоя пьяницей, Гермиона бросила взгляд на статью в газете, где мелькающие слова складывались в заголовок «Элизабет Хэнкок — оправдана!»

— Неужели члены Визенгамота вынесли оправдательный вердикт Элизабет Хэнкок? — возмущенно спросила Гермиона.

— Если условное осуждение можно считать оправдательным вердиктом, то — да, она оправдана, — спокойно произнес Драко, допивая виски.

— Решение Визенгамота несправедливо, — возмутилась Гермиона. — Она убила человека!

— Справедливость — понятие относительное. Не стоит верить в то, чего не существует, — произнес Драко, складывая газету.

— В твоем извращенном мире, возможно, так оно и есть, — продолжала возмущаться она. — Но Элизабет Хэнкок должны были судить за убийство и, согласно закону, отправить на длительный срок в Азкабан.

Нахмурившись, она скрестила руки на груди, думая о причинах странного решения суда. Ведь, ослепленная ненавистью к магглам, Элизабет Хэнкок без сожаления убила человека, и поэтому Гермиона решительно не понимала, почему судебная коллегия Визенгамота вынесла оправдательный вердикт. Возмутительно!

— Если бы от тебя зависела судьба Элизабет Хэнкок, ты бы отправила ее в Азкабан? — неожиданно спросил Малфой, отвлекая Гермиону от мыслей.

— Именно, — убедительно ответила она. — Подобные ей заслуживают тяжкого наказания.

— Убей всех убийц — и убийц меньше не станет, — усмехаясь, произнес Драко.

— Не удивлена, что ты согласен с возмутительным решением суда, ведь ты…

— Такой же, как Элизабет Хэнкок? — злобно прошипел Драко, резко вставая. — Душегуб, который без зазрения совести убьет человека? Не удивлен, что такая скудоумная особа, как ты, смотрит на мир через призму надуманных идеалов и не видит даже сотой доли происходящего.

— Я не намерена слушать твои оскорбления, — серьезно произнесла Гермиона, резко вставая с кресла.

— Сядь! — рявкнул Драко. — Я уже говорил тебе, что ты ничего не стоишь, если не способна отстоять собственное мнение. Ты начала этот разговор, Грейнджер.

— К чему мне говорить о справедливости с человеком, поддерживающим убийцу? — заметила Гермиона, нагло смотря на Малфоя, который фальшиво рассмеялся, услышав ее слова.

— Ты утверждаешь, что беспрекословно отправила бы Элизабет Хэнкок в Азкабан, где она, очевидно, погибнет, — произнес Драко и, замечая утвердительный кивок Грейнджер, продолжил: — Но будешь ли ты столь убедительна, вещая о справедливости, когда узнаешь, что миссис Хэнкок убила человека, изнасиловавшего ее десятилетнюю дочь на глазах ее же шестилетнего сына?

— Что? — ужаснулась Гермиона. — Но…но об этом не упоминалось в прессе.

— Благодаря твоему дружку Поттеру, который вынес на собрании глав отделов вопрос о мотиве убийства Элизабет Хэнкок. Услышав отчет Поттера по этому делу, главы отделов пришли к единогласному решению запретить «Ежедневному пророку» и другим издательствам печатать о растлении девочки до полного восстановления ее психологического состояния, — пояснил Драко.

Гермиона молчала, понимая, что Гарри принял верное решение, ведь подобная новость хоть и оправдает Элизабет Хэнкок в глазах общества, но навсегда заклеймит ее дочь, которая в следующем году отправится в школу. Что же хуже для маленькой девочки: иметь мать убийцу или быть жертвой изнасилования?

— Справедливость — понятие относительное, — вновь повторил Малфой. — Элизабет Хэнкок едва ли можно назвать убийцей. Ее целью было лишить жизни человека, который изуверски надругался над ее дочерью, и, сознательно идя на это преступление, она выбрала самый гуманный способ убийства — отравление.

— Как сейчас чувствует себя девочка? — спросила Гермиона, ощущая, как сердце щемит от чувства вины.

— Она вместе со своим братом в психиатрическом отделении лечебницы Святого Петра. Если ей не удастся оправиться, то она лишится способности колдовать и на всю жизнь останется сквибом, — грустно произнес Драко.

— Так кто из вас палач, Грейнджер? Элизабет Хэнкок, лишившая жизни педофила, или ты, отправившая на верную смерть женщину, отомстившую за издевательства над дочерью? — усмехаясь, спросил Драко.

— Прекрати! — вскрикнула Гермиона. — Я ведь не знала всех обстоятельств дела.

— Да, верно, — согласился Драко. — Но, несмотря на благородные мотивы, Элизабет Хэнкок убила человека. Так ты отправила бы ее в Азкабан?

— Нет, — искренне ответила Гермиона.

— Потому что на ее месте ты поступила бы так же, — констатировал Драко.

Гермиона не ответила, размышляя над словами Малфоя. Ведь он прав, утверждая, что справедливость относительна, учитывая, что истина у каждого своя. Пожалуй, она бы никогда не пришла к этому выводу сама и в глубине души чувствовала слабую благодарность Малфою. Удивительно, что такой нарцисс способен ее чему-то научить.

— Ты довольно категорична в вопросах справедливости, Грейнджер, — начал Драко. — И это вынуждает меня усомниться в истинных причинах твоего решения выступать в мою защиту на суде восемь лет назад. Считая меня виновным, едва ли ты согласилась выступить в роли свидетеля, чтобы оказать Поттеру услугу, ведь ты на все имеешь собственное мнение, хоть и не всегда верное. Так почему ты защищала меня и мою семью на суде? — спросил Драко.

— Я... — замялась Гермиона. — У меня действительно были свои причины.

— И какие же? — не унимался он, желая знать, почему Грейнджер, без промедления отправив на эшафот незнакомую ей женщину, защитила Драко — человека, изводившего ее все школьные годы и в итоге принявшего Темную метку.

— В ту самую ночь в Хогвартсе, — осторожно начала Гермиона. — Я видела, как ты спас двух первоклассников от дементора, вызвав патронуса. Это натолкнуло меня на мысль, что ты не законченный злодей и способен на сочувствие и жертвы. К тому же, темные волшебники не способны вызывать патронуса.

— Так вот почему ты выбрала для меня обручальное кольцо с вороном, — усмехаясь, вспомнил Драко.

— Верно, — рассмеялась Гермиона.

Улыбаясь в ответ, Драко поднялся и лениво направился к выходу, чувствуя легкую усталость. Остановившись у самой двери, он не оборачиваясь произнес:

— Завтра я отбываю в Италию. Меня не будет в поместье, и я надеюсь на твое благоразумие, Грейнджер.

— Я останусь в мэноре, — грустно согласилась Гермиона и, понимая, что Малфой не удовлетворился ответом, добавила: — Обещаю.

Он кивнул и, потянувшись к дверной ручке, резко остановился, вновь услышав голос Грейнджер за спиной.

— Как скоро ты вернешься?

— Меня не будет пару дней, — ответил Драко.

Забавно, но этот вопрос его порадовал, и, улыбаясь, он покинул гостиную.

* * *

Проведя весь следующий день в библиотеке, Гермиона тщетно пыталась найти хотя бы упоминание о ритуале воскрешения. Усталая, она поплелась в трапезную.

Дэйзи, стоявшая у стола, радостно встретила ее и, подав запеченное мясо с овощами, отошла к окну.

— Мисс Гермиона, несколько минут назад вам пришло письмо, желаете прочесть его сейчас? — осторожно произнесла Дэйзи, когда Гермиона потянулась к бокалу сухого вина.

— Да, пожалуй, — ответила она, удивляясь, кто же мог написать ей в Уилтшир.

Дейзи протянула ей узкий конверт, и, развернув его, Гермиона быстро прочла:

«Я требую письменного подтверждения того, что мое поместье не подверглось вандализму и террору.

Драко Малфой».

Рассмеявшись, Гермиона наспех ответила ему, удивляясь тому, что Малфой вынудил несчастную сову лететь из Сицилии ради пары насмешливых слов. Попросив Дэйзи отправить письмо, она приступила к десерту.

— Дейзи, — осторожно спросила Гермиона. — А Малфой хранит книги в своем кабинете?

— Дейзи не знает, мисс Гермиона. Хозяин запретил появляться в его кабинете, но Дейзи слышала от Ферна, что там много документов и книг.

«Прекрасно!» — подумала Гермиона.

Конечно, она помнила о запрете Малфоя не появляться в его личном кабинете, но она вынуждена нарушить вето ради благого дела. К тому же, судьба благоволит ей, и не воспользоваться отсутствием в поместье Малфоя и его личного слуги Ферна — преступление. Она всего лишь зайдет, найдет необходимую книгу и бесшумно покинет кабинет, словно ее и вовсе там не было.

Мысленно убедив себя нарушить правила Малфоя, Гермиона уверенно направилась в кабинет, находившийся на втором этаже.

Она беспрепятственно вошла в темный кабинет, удивляясь, что Малфой, полагаясь на ее благоразумие и честность, не защитил комнату даже примитивным запирающим заклинанием. Подойдя к окну, она резко распахнула плотные шторы, позволяя последним лучам заходящего солнца озарить кабинет мягким светом.

Рассмотрев богатую обстановку, выдержанную преимущественно в темных тонах, Гермиона уверенно подошла к стеллажу с книгами. Внимательно прочитывая названия на корешках книг, она разочарованно вздохнула, обнаружив, что среди десятков книг о политике, путешествиях, традициях в разных странах и некоторой художественной литературы не было ни единой книги по некромантии.

Вздрогнув от боя настенных часов, она испуганно попятилась назад и, не заметив напольную вазу, разбила ее вдребезги, обронив при этом документы со стола Малфоя. Выругавшись, Гермиона взмахнула палочкой, и десятки керамических осколков, притягиваясь, вновь собрались в целую вазу без единой трещины или царапины. Выдохнув, Гермиона опустилась на пол, чтобы собрать разбросанные бумаги, и, аккуратно складывая пергаментные листы в стопку, она заметила небольшую колдографию девушки, облаченной в тонкое, почти незримое кружево. Открыв в изумлении рот, Гермиона внимательно всматривалась в лицо девицы, которую она уже видела прежде — жадно целующую Роберта.

Нет-нет, этого не может! Неужели та молоденькая студентка — любовница Малфоя?

Дрожащими руками она перевернула колдографию; на обороте было написано тонким девичьим почерком:

«Драко, скучаю по твоим жарким объятиям. Твоя Агата».

Агата… Агата Аббингтон — так ее звали. И какова вероятность того, что любовница Малфоя — та самая девица, рассорившая Гермиону с Робертом? Драматичное совпадение.

Всхлипывая, Гермиона небрежно потерла глаза рукой, стараясь унять сбившееся дыхание и жгучее чувство обиды. Ей было больно от мысли, что Малфой изощренно отомстил ей, нагло вмешиваясь в ее личную жизнь, а после, как затаившийся гриф, внимательно наблюдал за ее страданиями. Как же больно…

Особенно сейчас, когда она считала, что он изменился по отношению к ней и вполне способен на мирное общение. Она жестоко ошибалась. Этот изувер готов пойти на самые низкие и мерзкие поступки, лишь бы сломить ее дух и растоптать задетую гордость.

Нет, в этот раз она ему это не простит.

Резко поднявшись, Гермиона стала судорожно копаться в документах Малфоя, выискивая письма или же записки от его любовниц. Да, она была убеждена, что их было куда больше, чем могло показаться, ведь человеку, возомнившему себя кукловодом, нужна целая коллекция марионеток, которых он будет дергать за тонкие веревочки, смеясь над их немощностью.

Наткнувшись на стопку писем, перевязанных лентой, Гермиона быстро записала имена на оборванный лист пергамента.

— Агата Аббингтон, — тихо диктовала она. — Аннабель Линч... Ирина Адамиди… София Уоррен.

— Это война, Малфой! — вслух произнесла она, громко хлопнув дверью.

_______________________

Примечания:

[1]. Sanctimonia vincet semper (лат. «Милосердие всегда одержит победу») — девиз семейства Малфоев, выбитый на гербе.

[2]. Каррарский мрамор (лат. marmor lunensis) — мрамор, добываемый в Апуанских Альпах на территории Каррары. Считается одним из ценнейших сортов мрамора.

[3]. "Атланты держат небо на каменных руках" — строчка из песни «Атланты» Александра Городницкого, написанной в 1963 году. «Атланты» считаются неофициальным гимном Санкт-Петербурга.

[4]. В стеклянных стеллажах поддерживается определенная температура для безопасного хранения фолиантов. Также стекло защищает от пыли и влаги.

[5]. Несмотря на то, что в фильме Пий Толстоватый был убит лордом Волан-де-Мортом, в книге его дальнейшая судьба неизвестна. Упоминание о том, что он был побежден Артуром Уизли, еще не говорит о смерти, именно поэтому я решила внести некоторые коррективы.

[6]. «Бехерион» (хинди «bheriyon» — волки) — нелегальная группировка в Индии, подчиняющаяся собственным магическим законам.

[7]. Очередная отсылка к приквелу «Над пропастью во лжи».