Вчерашний вызываю сон... (гет)

В этот день я пришла поздно, после пяти пар еще пришлось задержаться, чтобы заглянуть в библиотеку. Но похоже, что занятой день был не только у меня. Мистер Голд смог уделить мне лишь полчаса своего времени, мы вместе насладились чаепитием в одной из гостиных. К чаю, как всегда, прилагалось множество вкусностей, но сегодня было подано какое-то удивительное варенье.

— Апельсиновое... — с легким смешком в голосе произнес мужчина, наблюдая, с каким наслаждением я поглощаю оранжевое содержимое своего блюдечка.

— М-м-м, — тщательно облизывая ложку, — очень вкусно!

Его взгляд задерживается на ложке, кончик которой я все еще прихватываю губами.

— Знаешь, уже поздно... Но ты можешь остаться.

Соглашаюсь, я сильно устала, мне не впервой здесь ночевать, а до места учебы добираться даже чуточку быстрее.

Меня посреди ночи будит звонок, спросонья беру трубку, хриплый голос требует срочно прийти. Отозвавшись на настойчивую просьбу, встаю и иду, едва накинув легкий халат поверх ночной рубашки.

Зевая и не очень хорошо соображая, я поднялась по лестнице, прошла по коридору, в общем, на автопилоте дошла до кабинета. И только когда оказалась перед темной дубовой дверью, сонное состояние начало проходить. Поправив волосы и поплотнее запахнув тонкий халат, я постучала и зашла.

В кабинете горел яркий свет, который меня тут же ослепил. Опустив глаза и проморгавшись, я увидела, что на полу вокруг стола раскиданы бумаги. Их было много, некоторые разорваны или смяты, а другие в папках или просто ровные.

Сам же Голд сидел, полностью откинувшись, полулежа, в рабочем кресле несколько поодаль от стола, в руках он до сих пор держал телефон. Глаза были закрыты, лицо серое и напряженное, плечи зажаты, весь вид говорил о сильном напряжении и усталости. Надо признать, меня это взволновало, впервые я видела его таким уставшим.

— Я могу чем-то помочь?

Он приоткрыл глаза. От этого пристального взгляда мне стало не по себе, пытаясь скрыть волнение, я поправила выпавшую прядку волос и вновь вскинула на него взор.

— Удивительно, у тебя что, и правда нет инстинкта самосохранения?

Я лишь молча смотрела в ответ, пытаясь понять корень вопроса.

— Убирайся, — все тем же хриплым голосом произнес Голд и вновь закрыл глаза.

Я поняла это буквально, поэтому присела на пол и начала разбирать бумаги. Те, что ровные, в одну стопку, мятые — в корзину. Занимаясь этим делом, я не заметила, что он за мной наблюдает. Наблюдает ровно пять минут...

— Ты все-таки сумасшедшая... Что я тебе сказал?

— Простите, видимо, я не так поняла... Мне идти?

— Да, — пауза, — ко мне.

Осторожно поднявшись, я приблизилась к нему, ни на миг не разрывая зрительный контакт.

— Положи телефон на стол, вот.

Хоть мне и не хотелось, но пришлось повернуться к нему спиной. Положила его телефон куда было велено и вернулась от стола, меня встретили две сильные руки. Он усадил меня к себе на колени.

— Кажется, кто-то умеет делать массаж...

Одного взгляда в темные с искорками глаза мне хватило, чтобы забыть сделать вдох. Перебарывая, кстати безуспешно, нахлынувшую краску, я робко подняла руки к его лицу.

— У вас очень зажаты плечи, наверняка болит голова, но мне сподручнее начать с бровей.

Ответом мне послужили закрывшиеся глаза. Пальцами я разглаживала брови, переносицу, лоб. Круговыми движениями надавливала на виски. Размяла затылок, когда же я добралась до шеи и чуть вниз скользнула за границу воротника, его руки зажали меня в тиски.

— Я никак не могу понять, ты так глупа или настолько умна?

Пока он это говорил, одной рукой крепко охватывал талию, другой совершал путь от моей щеки вниз по шее, ниже по ключицам, ниже по линии края половинки халата к узлу пояска.

Его пальцы были холодны, и это вызвало неприятные воспоминания. Впервые за этот вечер я испугалась, и он почувствовал это непроизвольное напряжение и превращение моего тела в камень.

— Я же тебе сразу велел уходить! — рассердившись, мужчина сжал мои плечи.

Рывком поднявшись на ноги и, соответственно, подняв меня, не ослабляя хватку, он совершал наступательные шаги, к моему облегчению, мы миновали стол. Спиной впечатав меня в дверь, пригвоздив к ней мои руки, он не упустил возможности впиться в меня поцелуем. Ни нежности, ни легкости, ни сладости. Лишь огонь и легкий запах алкоголя. Понимая, что мне и так некуда дернуться, его руки отпустили мои и начали исследовать обнаженную кожу шеи и скользнули ниже. Но наткнувшись вновь на узел халата, он остановился, перевел дыхание, еще держа в так называемых объятьях, и сказал:

— На будущее, всегда сразу выполняй то, что я говорю. И не забывай, — он снова схватил мои запястья, — кто перед тобой.

С этими словами меня вытолкнули за дверь.