Без права на ничью (гет)

Дафне снились страшные сны: в каждом из них ей снова и снова полосовали спину острым лезвием, а зловещий голос у самого уха шептал, что крови, выступившей из пореза, недостаточно для определения степени чистоты, поэтому…

— «Поэтому, дорогая, придется перерезать тебе горло», — голос замолкал, и в следующее мгновение Дафна ощущала ледяное прикосновение металла к своей шее. А потом просыпалась, судорожно хватая ртом воздух и пытаясь не закричать.

Со дня нападения на кафе Флориана Фортескью прошло уже больше недели, а Дафна все никак не могла прийти в себя. Она практически не покидала свою комнату, и даже есть предпочитала у себя — Тини, пока Темный лорд позволял, приносила своей юной хозяйке завтраки, обеды и ужины. Которые, впрочем, оставались то на треть, то на половину, а то и полностью нетронутыми.

На пятый день затворничества Волдеморт передал ей, что она обязана подчиняться правилам приличия и присутствовать утром и вечером за общим столом, и когда она все-таки вынудила себя спуститься на завтрак, ей прохладным тоном было сделано напоминание о необходимости визитов к Лонгботтомам.

Сейчас она лежала в постели, зарывшись в подушки и пуховое одеяло, и мучительно размышляла о том, как ей быть дальше. Кошмары кошмарами, а жить как-то нужно, это Дафна понимала. И Лонгботтомы… Фрэнк и Алиса. Темный лорд ожидает, что она продолжит навещать их, но, Мерлин свидетель, как же ей не хотелось рассказывать им о том, что с ней произошло! Ведь это их сыну и его деятельности Дафна обязана ночными кошмарами и вынужденным бодрствованием по ночам, отвратительным самочувствием, постоянным страхом и болезненным видом.

Удивительно, что Волдеморт не комментировал ее изможденный вид. Его нынешнее поведение вообще странным образом контрастировало с тем, насколько обходительным он был с ней в день нападения. Пожалуй, даже слишком обходительным. При воспоминании о том, что он касался пальцами ее обнаженной спины, залечивая рану, Дафна ощутила, что щеки ей заливает горячий румянец. Ей стало стыдно, и она сама не знала, почему, — то ли потому, что ей как приличной девушке не пристало сидеть в расстегнутом платье перед, в общем-то, посторонним мужчиной, то ли потому, что она прожила здесь всего месяц, а лорд Волдеморт уже успел повидать ее в самых уязвимых состояниях.

Хотя, казалось бы, какая ей разница? Темный лорд скорее всего постарается как можно быстрее от нее избавиться, выдав замуж за какого-нибудь чистокровного молодого или не очень человека, и ее с ним снова, как и раньше, ничего не будет связывать. Однако Дафну почему-то эта мысль не успокаивала. И уж совсем дурно ей становилось, когда она пыталась нарисовать себе хотя бы примерный портрет будущего супруга, — результат всякий раз оказывался неутешительным. Лучше уж в девках прожить всю жизнь под присмотром Волдеморта, чем делить постель с каким-нибудь малоприятным типом вроде Амикуса Кэрроу.

Совершенно некстати вспомнились шутливые слова Астории о возможном брачном интересе к ней, Дафне, со стороны Темного лорда, и от одного этого воспоминания она похолодела, издав нервный смешок. Нет, такие абсурдные мысли даже думать нельзя, особенно в его присутствии. Кто знает, что станет с ней и Асторией, если Волдеморт случайно расслышит эту фразу в ее воспоминаниях?

Дафна задумалась об Астории. Снятся ли ей по ночам кошмары? Выходит ли она из своей комнаты? По крайней мере, ее есть кому утешать и успокаивать, — Драко наверняка знал, как вернуть жене душевное равновесие. Вспомнив о младшем Малфое, Дафна обнаружила, что не испытывает больше таких неприятных эмоций, как раньше, — последние события сместили фокус личных переживаний, и Драко теперь не занимал в них центральное место. Хоть где-то облегчение.

Но мысль о том, что ей, в отличии от сестры, было не от кого ждать поддержки, особой радости все же не приносила. От однокурсниц письма приходили редко, и с каждым разом в них было все меньше искренней заинтересованности ее судьбой. Их жизнь била ключом: кто-то готовился к свадьбе, кто-то устроился работать, кто-то уехал, и только одна она сидела, осиротевшая, в мрачном поместье Темного лорда и не знала, что ей делать со своей жизнью дальше.

Из мрачных мыслей Дафну вырвал робкий голосок Тини, которая очень хотела выяснить, не желает ли молодая леди пообедать перед тем, как отправиться в больницу Святого Мунго.

— Принеси мне чаю, — без особого желания ответила Дафна и, поплотнее запахнувшись в шелковый пеньюар, села на кровати. Из-под плотных занавесей в комнату проникали лучи солнца, — впервые за последнюю неделю — и это придало ей решимости.

Приводя себя в порядок, Дафна с тревогой, сжимавшей все внутри, думала о том, как ей говорить с Фрэнком и Алисой. Что они знают о происходящем снаружи? Насколько правдивой информацией располагают? Сколько они узнали о столь новом и непривычном для них мире за прошедшие дни? Дафна понятия не имела, к чему ей быть готовой, а лорд Волдеморт ни единым намеком не желал ей помогать.

Надев простое серое платье с высоким воротником, дороговизну которого выдавали лишь удивительная мягкость ткани и серебряное шитье по краям, Дафна подошла к комоду. Выудив из фарфоровой вазочки гребень с длинной костяной ручкой, она несмело взглянула в круглое зеркало, висевшее на стене. Оттуда на нее затравленно смотрела исхудавшая до прозрачности девушка, большие глаза казались огромными на осунувшемся лице. Дафна несколько раз провела расческой по взлохмаченным волосам, довела их до приличного состояния и заколола в низкий пучок. Еще раз придирчиво осмотрев свое отражение, она нахмурилась и отвернулась. Ей срочно надо было что-то с собой делать. Например, купить зелье сна без сновидений?

В больнице Святого Мунго ничего не поменялось. Дафна тихонько проскользнула на пятый этаж, оставшись незамеченной суетливыми колдомедиками в лимонных халатах и их вечно от чего-то страдающими пациентами.

— Вы снова к нам в гости решили наведаться? — Фрэнк встретил ее откровенным недружелюбием.

Дафна приложила все силы к тому, чтобы сохранить внешнее спокойствие. Вежливо улыбнувшись, она кивнула.

— Надеюсь, мое присутствие не доставит вам неудобств?

— Делайте, что хотите, мы все равно себе не хозяева, — буркнул Лонгботтом и погрузился в чтение, от которого несколькими секундами ранее отвлекся, чтобы обратить внимание на гостью.

С последнего визита Дафны в обстановке палаты кое-что изменилось: появился шкаф с книгами, стену у окна теперь подпирал удобный диван, а кровать отгородили от остального пространства красивой широкой ширмой. И ничто, конечно же, не напоминало о детско-наивной цветовой гамме и ярких игрушках, которые были уместны в интерьере, в котором обитают впавшие в беспамятство взрослые дети. Большая светлая и уютная комната, устроенная так, чтобы в ней с равным комфортом можно было и отдыхать, занимаясь своими делами, и принимать посетителей.

Иными словами, местный обслуживающий персонал сделал все, чтобы Лонгботтомы чувствовали себя как дома. Но действительно ли могли они сравнить это место со своим домом? Каким он был, их дом? И что они помнили о нем?

Фрэнк и Алиса оба расположились на диване: он, хмурясь, изучал свежий выпуск «Ежедневного Пророка», а она, как и в тот раз, подобрав под себя ноги, что-то зарисовывала или записывала в небольшом блокноте. Она была так увлечена своим занятием, что даже высунула кончик языка, словно юная школьница.

А ведь в своем временном измерении Алиса действительно еще совсем недавно была школьницей — школьницей, которая, не успев толком остепениться, рухнула в водоворот кровавой безжалостной войны и потеряла почти все, включая саму себя.

От этих мыслей у Дафны защемило сердце. Стянув на груди халат, который ей на плечи дежурным жестом накинула целительница, она робко подошла к Лонгботтомам, увлеченным каждый своим занятием, и осторожно опустилась на краешек софы, той самой, на которой в прошлый раз сидела Алиса.

— Зачем вы сюда приходите? — с легким любопытством женщина подняла на нее большие серьезные глаза.

— Мне… — Дафна замялась.

— Вас приставил к нам Волдеморт, но вы же сами так не скажете, конечно, — язвительно заметил Фрэнк.

— Я прихожу сюда и по своему желанию, — торопливо возразила Дафна.

— Поэтому с вашего последнего визита сюда прошло больше недели? — взгляд Фрэнка стал испытующим, хотя в целом по нему нельзя было сказать, что этот разговор слишком уж его интересует.

Дафна напряглась, сжала кулаки, впившись ногтями в ладони, потом постаралась расслабиться, выдохнула. Она же не собиралась начинать разговор именно с этого. И вообще не хотела ничего говорить о том дне. Но и смолчать не могла. Глядя в глаза Фрэнку, Дафна кратко поведала о нападении в кафе Флориана Фортескью, о своей ране и о том, как тяжело ей было прийти в себя после того ужасного дня. Лишь о своих ночных кошмарах умолчала, решив, что уж кому-кому, а Лонгботтомам и своих хватает.

— Мы тоже так жили, — мрачно прокомментировал Фрэнк. — Нападения, погромы, убийства… То, что вам спину поцарапали, — это так, детская шалость по сравнению с тем, что творили Пожиратели во времена… Первой Магической войны, так вы это называете?

Он наклонился вперед, приобняв свободной рукой все так же молчащую Алису, а другой крепко сжимая свернутый в трубку «Пророк». Светлые глаза Фрэнка смотрели на Дафну открыто и безжалостно, но она постаралась выдержать его жесткий взгляд и не отвернуться.

— Ваш отец, мисс Гринграсс, показал себя не такой кровожадной сволочью, как многие другие из вашей чистокровной слизеринской своры. Но и его руки чистыми не назовешь — он ведь привечал у себя Волдеморта, выказывал ему лояльность и даже спонсировал… Так что считайте, что судьба вам ответила…

— Фрэнк! — одернула мужа Алиса и мягко сняла с себя его руку. — Перестань, девочка ни в чем не виновата, она даже не знает, что такое война…

— Ваши тоже убивают, — неожиданно для самой себя выпалила Дафна, продолжая глядеть на Лонгботтома, который, сердито глянув на Алису, поднялся на ноги и отошел к книжному шкафу. Он стоял спиной к ней, скрестив руки, — и выглядел напряженным и непримиримым. Такая манера больше подошла бы порывистому и горячему молодому человеку, а не мужчине, на чьих висках уже проступило серебро возраста.

— Убивают? — Алиса взяла Дафну за руку, отчего та вздрогнула, — прямой контакт оказался неожиданным.

— Да. Месяц назад было похожее нападение. В Гринготтсе. Убили одного чистокровного волшебника… И меня, наверное, могли бы убить в этот раз, — Дафна пожала плечами и опустила взгляд на свою руку, которой по-прежнему касались пальцы Алисы. Они были прохладными и бархатистыми на ощупь, совсем как… как у матери, но было так странно, что это не мама, а совсем незнакомая женщина мягко сжимает ее, Дафны, ладонь. Неожиданно для себя она ощутила жжение в глазах.

— И за всем этим стоит Невилл? — Фрэнк обернулся и уставился досадливо на свою жену и Дафну. Алиса убрала руку и обняла себя, подобрав колени к груди.

— Вероятно, да, — Дафна снова смотрела на Лонгботтома, надеясь, что он не заметит влажного блеска в ее взгляде. — Но я не могу с уверенностью сказать, что он… приказывает своим людям убивать или истязать кого-то. Возможно, повстанцы просто так вымещают свою злость.

Почему она так говорила? Почему вдруг взялась оправдывать Невилла, которого ни разу в жизни не видела, и который представлялся ей исключительно как негативный персонаж — мстительный главарь террористической банды, не желающей вписаться в волшебный мир, построенный Темным лордом, и живущий, надо сказать, по вполне сносным законам?

Дафна опустила голову и принялась разглядывать свои пальцы. Ей нравились Фрэнк и Алиса, особенно Алиса. Она не хотела злорадствовать и тыкать этих людей, переживших столько боли и горя, в то, каким стал их сын, пусть даже его нынешние методы мало чем отличались от методов Пожирателей Смерти в худшие времена. Лонгботтомы не были виновны в том, что происходило сейчас, спустя двадцать с лишним лет, прошедших с той ночи, когда в их дом ворвались трое обезумевших Лестрейнджей и Барти Крауч-младший.

— Это месть, мисс Гринграсс, — Фрэнк снова отвернулся к книгам, голос его звучал глухо. — Месть за то зло, что сторонники Волдеморта причиняли нам, а потом нашим детям. За смерть Гарри Поттера, в конце концов.

— Но ведь если не отказаться от мести, поток зла не остановится? — Дафна с отчаянием поглядела на задумчивую Алису, которая, казалось, не испытывала и половины тех эмоций, которые кипели в душе ее мужа.

— К чему эти разговоры, мисс Гринграсс? — Фрэнк нервно повел плечом. — Дамблдор бы с вами непременно согласился, но он мертв и повлиять на решения и действия Невилла не может. А мы с Алисой и подавно. Уж лучше бы мы продолжали лежать в коме и пребывать в состоянии блаженного неведения… Вы хоть представляете себе, каково это — проспать два десятилетия, проснуться и осознать, что практически все, кого ты недавно видел, лежат в могилах? И что мир за это время перевернулся вверх ногами? Я ни за что не пожелаю вам этого, хоть вы мне и не очень-то симпатичны.

Он обернулся, и теперь снова смотрел на нее с холодным вызовом, а Дафна не знала, как ответить. Она действительно не хотела бы оказаться на их месте. А еще ей впервые в жизни открыто признались в неприязни — и у нее не было оснований подвергать это откровение сомнению.

— Мне очень жаль, мисс Гринграсс, — тихо произнесла Алиса. — Фрэнк прав. Мы чужие в этом мире. У нас выбита почва из-под ног, нам приходится учиться жить заново. Я даже не знаю, как вам это объяснить, чтобы вы хотя бы примерно представили себе…

Она смотрела на Дафну, и в ее больших темных глазах, обрамленных длинными ресницами и мелкими морщинками, плескалась печаль.

— Я… пытаюсь понять… — Дафна приложила руку к сердцу, не в силах высказать степень своего сочувствия. Потому что ей действительно катастрофически не хватало слов, чтобы выразить в них всю гамму эмоций, вызываемых одной лишь мыслью о судьбе Лонгботтомов.

Алиса грустно улыбнулась, а Фрэнк, досадливо махнув рукой, ушел за ширму, где взгляду Дафны было его не достать.

— Не обижайтесь на него, — прошептала Алиса, доверительно наклонившись к Дафне. — Фрэнк всегда был вспыльчивым. Возможно, если бы мы жили полноценной жизнью, к нашему нынешнему возрасту он стал бы поспокойнее, но… — она невесело усмехнулась. — Я даже не знаю, сколько нам теперь надо прожить, чтобы наш психологический возраст сравнялся с биологическим. Возможно, Невилл теперь по состоянию ума и сердца даже старше нас, своих родителей. Интересно, в кого он пошел характером — в меня или во Фрэнка…

— В вас, — выпалила Дафна, а мгновение спустя, осознав, что, возможно, наврала, поправилась с виноватой улыбкой, — мне кажется, что в вас. Если бы в мистера Лонгботтома, то…

Она запнулась и не договорила, поняв, что, кажется, рискует сказать лишнее, а еще почувствовав предательский жар стыда, опаливший лицо и шею. Закусив губу, она опустила глаза, не зная, как продолжить разговор. Но Алиса ее поняла и только покачала головой.

— Вы правы, мисс Гринграсс. Если бы у Невилла был характер Фрэнка, смертей было бы больше, и месть была бы страшнее.

* * *

Возвращалась в поместье Дафна в глубокой и невеселой задумчивости. Ей было печально от того, что Фрэнк был с ней так резок, хотя в глубине души она понимала и признавала, что не вправе требовать от него дружелюбия в свой адрес. Кто она такая для него? Дочь покойного врага, пусть не злейшего, но разве это так важно? А вот Алиса неожиданно оказалась мягкой и понимающей — и у Дафны замирало сердце, когда она вспоминала ее задумчивый проникновенный взгляд. Они не заслужили всего этого, не заслужили — эта мысль билась в голове в унисон с ударами сердца, вызывая к жизни старую боль о другой женщине, которая тоже… не заслужила.

Холл, как и всегда, встретил Дафну полумраком и тишиной, — словно в доме никого не было. Но это было невозможно: в поместье всегда находились домовые эльфы, да и Темный лорд уже наверняка вернулся из Министерства и сидел, обложившись бумагами и книгами, в своем кабинете.

Избавившись от верхней одежды, Дафна, повинуясь странному наитию, двинулась в направлении залы в правом крыле — той самой, где стояло фортепиано. Сейчас ей больше всего хотелось излить свои чувства в музыке. Она с детства любила играть, и родители, как ни странно, поощряли это ее увлечение и не считали магловскую классическую музыку чем-то ужасным и постыдным. Впрочем, чистокровные маги никогда особенно не брезговали искусством неволшебников, полагая, что прекрасному надо отдавать положенную ему дань в виде восхищения независимо от того, кто является его создателем.

Дафна училась играть на фортепиано у девушки-сквиба, которая, за неимением возможности жить полноценной волшебной жизнью, нашла себя в музыке и даже умудрилась закончить Королевскую академию музыки. Ставшая «своей» в мире маглов, Лора Ливитт, тем не менее, не порвала окончательно связи с миром волшебным и зарабатывала на жизнь в том числе и тем, что давала уроки музыки детям из богатых чистокровных семей. Благодаря мисс Ливитт Дафна полюбила нежной любовью Бетховена, Шопена, Дебюсси, Листа, Сати — и даже не так уж мало освоила из их творчества.

Какое же счастье, что здесь, в поместье Темного лорда, было фортепиано! Правда, с тех самых пор, как Дафна впервые его увидела, ей не давал покоя вопрос: а умел ли играть сам хозяин поместья? А если да, то как услышать эту игру?

Дафна толкнула дверь, ведущую в залу, и замерла. Освещенная мягким светом канделябров, комната была не пустой. У окна, завешенного тяжелыми портьерами, чуть поодаль от фортепиано, в просторном кресле с широкими подлокотниками, обитом темно-зеленым бархатом, закинув ногу на ногу, восседал Волдеморт. Слева от него на журнальном столике лежало несколько книг, а одну он держал в руках и, по-видимому, читал до того момента, как сюда вошла Дафна.

— Простите, милорд, я, наверное, помешала вам… — скороговоркой выпалила Дафна, приготовившись к отступлению и внутренне сокрушаясь по несбывшейся мечте о фортепиано.

— Нисколько, — заверил Волдеморт и, отложив книгу на столик, поманил ее бледной рукой. — Проходите, мисс Гринграсс, не стойте в дверях.

У Дафны екнуло сердце, ей очень хотелось на всех парусах умчаться прочь отсюда, но ноги уже сами несли ее вперед, повинуясь словам Темного лорда. Сделав несколько шагов под пристальным острым взглядом, она остановилась почти у самого кресла, где сидел Волдеморт. И почувствовала себя донельзя глупо — ни дать ни взять, провинившаяся школьница столбом стоит перед главой семейства в ожидании допроса об успеваемости.

Волдеморт, кажется, почувствовал ее неловкость, — или просто ему не нравилось смотреть на нее снизу вверх, — махнул легонько рукой, и от противоположной стены, где возвышались книжные стеллажи, к Дафне подъехал стул, легонько ударившись об ее ноги.

— Садитесь, — Дафна, чувствуя, как под его внимательным взглядом на щеках разгорается пожар, опустилась на стул, который силой магии расположился так близко к креслу Волдеморта, что теперь их колени слегка соприкасались. Этот факт донельзя смущал Дафну, но отодвигать ноги она не решилась, опасаясь, что он заметит этот жест и, чего доброго, посмеется над ее застенчивостью.

— Как вы себя чувствуете? — это был первый вопрос, заданный участливым тоном, с того самого дня, как Дафна стала жертвой террориста.

— Уже лучше, — сдержанно ответила она, сохраняя спину прямой, но глаза опустив на плотно сжатые коленки.

— Я бы так не сказал. У вас очень болезненный вид. Вы плохо спите? — конечно же, от его глаз ничего не укроется.

— Да, — призналась Дафна и, неожиданно для самой себя, разоткровенничалась, — мне каждую ночь снится один и тот же кошмар… и я… боюсь засыпать.

Она подняла на него взгляд, но именно в этот момент Волдеморт смотрел не на нее, а куда-то мимо — то ли на дверь, то ли на книжный шкаф напротив. Он о чем-то думал. Знать бы, о чем?

— Вам стоит отвлечься, а не сидеть в четырех стенах. Или вы считаете, что если будете лежать целыми днями в постели, вам станет легче? Как бы не так, — он покачал головой, его длинные пальцы рассеянно поглаживали лакированный деревянный подлокотник. Пальцы музыканта, невольно подумалось Дафне. Мысли о музыке частично успокоили ее, и она немного расслабилась.

— Я и отвлеклась. Была сегодня в больнице Святого Мунго.

— Неужели? — в глазах Волдеморта мелькнуло холодное любопытство, он слегка поменял позу, и прикосновение его колена стало еще более ощутимым.

Дафна почувствовала странную дрожь глубоко в груди и с удивлением отметила, что от тела темного мага исходит тепло… а не ледяной холод. И тут же смутилась. Чтобы скрыть внутреннее замешательство, она с волнением в голосе пересказала подробности сегодняшней встречи с Лонгботтомами, умолчав, впрочем, о том, какие чувства вызвала в ней самой эта встреча. Волдеморт слушал внимательно, взгляд его блуждал по комнате, время от времени останавливаясь на рассказчице. Иногда он задавал ей уточняющие вопросы и лишь молча кивал головой, слыша ответы.

— Что ж, все идет примерно так, как я и ожидал, — заключил он удовлетворенно, откинувшись на спинку кресла и сложив пальцы в замок. — И это всего лишь ваша вторая встреча — думаю, если вы не будете пренебрегать нашей договоренностью, то уже очень скоро вам удастся растопить их сердца и вернуть к нормальной жизни.

— Вы так считаете? — с печалью в голосе отозвалась Дафна. — Я не очень понимаю, какую цель вы на самом деле преследуете, но, боюсь, что общение со мной вряд ли станет для Фрэнка и Алисы чем-то приятным и радостным. Для Фрэнка так уж точно. Он презирает меня и мою семью. Моего отца.

— А разве вы похожи на своего отца? — вскинул брови Волдеморт, подавшись вперед.

— Нет, нисколько, — с неожиданной для себя запальчивостью ответила Дафна, встретив его заинтересованный взгляд. — Астория унаследовала его характер. Она всегда была… «папиной дочкой». Старшая, самая любимая. И очень с ним схожая. А я… Вместо меня отец ожидал сына. Но не повезло, — Дафна пожала плечами, сама не понимая, зачем все это рассказывает. — Он годами донимал маму, обвинял ее в неспособности родить наследника и, в конце концов, она умерла, не сумев справиться с чувством вины…

— Я помню вашу мать, — задумчиво произнес Волдеморт. — Вы — практически точная ее копия, и внешне, и внутренне.

Дафна какое-то время молчала, привыкая к мысли о том, что не является для Темного лорда безликой тенью, раз он даже обратил внимание на ее сходство с покойной матерью. И та в его глазах тоже, очевидно, не была статистом. А может, просто все дело в сверхъестественной наблюдательности?

— Она была тверже и увереннее в себе, — полувопросительным тоном произнесла Дафна, ожидая, что Волдеморт, разумеется, и на этот факт обратил внимание.

— А это мы еще увидим, — усмехнулся тот, к ее удивлению. — Вы не так слабы и робки, как пытаетесь казаться, мисс Гринграсс. А ваша юность и неопытность пока не дают основания для вынесения окончательного вердикта вашему характеру.

— И кто же вынесет этот вердикт, когда придет время? — сорвалось с губ у Дафны, прежде чем она успела испугаться собственной раскованности.

Темный лорд изогнул бровь, его губы искривила насмешливая улыбка.

— Ваш будущий супруг? Или как бы вы хотели?

Дафне стало жарко и душно, она инстинктивно поднесла руку к вороту платья и расстегнула верхнюю пуговицу, не заметив, как внимательно следил за ее движениями Темный лорд.

— Я бы не хотела, чтобы меня оценивал человек, которого я ненавижу, — сдавленно проговорила она. — И не хотела бы становиться чьей бы то ни было женой, пока остаюсь, как вы сказали, юной и неопытной… Но, боюсь, выбора у меня нет.

— Выбор есть всегда, мисс Гринграсс, — отметил Волдеморт. — Я не собираюсь сдавать вас на руки первому встречному. И, к слову, не могу не радоваться здравости ваших рассуждений.

— В чем же их здравость?

— Вы не питаете иллюзий относительно себя самой. Разумеется, от них мало кто свободен в полной мере, но в вашем возрасте они обычно зашкаливают.

— Отец не давал мне шанса думать о себе слишком хорошо, — Дафна растерянно изучала собственные руки, не переставая задаваться вопросом, зачем все это рассказывает. — Он регулярно давал мне понять, что я не дотягиваю до идеала. Что я недостаточно хороша, чтобы быть наследницей рода Гринграсс. Гринграссы — пробивные, уверенные в себе, хитрые, амбициозные. Я же не такая… Он еще удивлялся, как я умудрилась попасть на Слизерин…

Пока Дафна говорила это, в глазах предательски защипало. Еще немного — и она разревется здесь как последняя дура.

— Думать о себе хорошо и испытывать по отношению к себе иллюзии — не одно и то же, Дафна, — заметил Волдеморт. — Вы обязаны быть о себе хорошего мнения, но при этом трезво оценивать свои возможности и слабости. В противном случае мир проглотит вас и не подавится. И я даже не могу с уверенностью сказать, кому обычно приходится хуже, — тем, кто безудержно себе льстит, или тем, чья самооценка, растерзанная в клочья, лежит где-то на уровне плинтуса.

Дафна подняла блестящие воспаленные глаза на Темного лорда, но не знала, что ему сказать. Он тем временем, не поведя бровью, извлек из кармана своего черного пиджака платок и протянул ей.

— Ваш отец недооценивал вас исключительно по той причине, что вы родились не того пола. И в этом нет ни вашей вины, ни вины вашей матери. Уясните это, а еще то, что вы ничего не должны покойнику — и никогда не были.

— Спасибо, — тихо произнесла Дафна, и не зная толком, за что его благодарит, за платок, которым она теперь аккуратно вытирала глаза от непрошеных слез, или за нужные слова.

Волдеморт какое-то время молчал, а Дафна, хоть и чувствовала себя придавленной этой внезапно воцарившейся тишиной, но все же исподтишка наблюдала за тем, как он задумчиво изучает одну из книг, взятую им со стола. А ведь во всем его облике действительно было что-то особенное… привлекательное. Не зря некоторые юные волшебницы, однокурсницы Дафны, делали вырезки из «Пророка» с его колдографиями и бережно хранили их, заложив в дневники или цветастые папки, туго набитые любовными записками, секретиками, билетами и прочими девичьими безделушками. Может, потому подруги так мало ей писали? Завидовали, что она живет в одном доме с самим Темным лордом? И что они, интересно, еще думали? Дафне даже неловко стало, когда она представила, какие предположения могли родиться в богатой фантазии ее однокурсниц.

Именно в то мгновение, когда она в очередной раз смутилась от своих мыслей, Волдеморт посмотрел на нее и чуть заметно усмехнулся. Покраснев уже в который раз за вечер, Дафна поспешно отвела взгляд — Темный лорд, того гляди, решит, что ей нравится его разглядывать.

— Я тут кое-что вспомнил, мисс Гринграсс, — его голос звучал почти весело. — Мы недавно заключили с Шармбатоном важный договор о сотрудничестве, в связи с чем руководство французской школы устраивает торжественный прием для британской стороны в начале декабря. Вы составите мне компанию.

— Я… вам… компанию… — Дафна изумленно распахнула глаза. — Но… мне там нечего делать, милорд.

— Это мне решать, — отрезал Волдеморт. — Вы танцевать умеете? Правила этикета вам известны? — дождавшись утвердительных кивков, он откинулся на спинку кресла. — Не вижу причин, по которым вам там было бы «нечего делать». Развеетесь, отдохнете…

— Возможно, найду будущего мужа… — покорно вздохнула Дафна, разгадав мотивы Волдеморта и вспомнив, что важной подоплекой контракта об обмене студентами между Хогвартсом и Шармбатоном была именно надежда на налаживание брачных связей.

— Тоже верно, — после секундной паузы отметил Волдеморт, скользнув по ней ничего не выражающим взглядом. — А теперь сыграйте мне что-нибудь, мисс Гринграсс. Вы ведь для этого сюда пришли?

— Я… с удовольствием что-нибудь для вас сыграю, милорд, — Дафна поднялась со своего места, пожалуй, слишком поспешно, неуклюже задев ногой колено Волдеморта и чуть не наступив на идеально начищенный носок его черной туфли. Темный лорд подался вперед, перехватил тонкое запястье и насмешливо заглянул в ее лицо.

— Аккуратнее, мисс Гринграсс, иначе я начну переживать за ваши танцевальные способности.

— Извините, — смущенно выпалила Дафна.

— И… только не Лунную сонату, пожалуйста, — он усмехнулся и отпустил ее.

Сев за фортепиано, Дафна не слишком долго думала о том, что сыграть. На крышке инструмента как раз лежало собрание сочинений Дебюсси: на одно мимолетное мгновение удивившись этому, Дафна все же открыла тетрадь, установила ее на полку для нот и с огромным удовольствием, забыв о всех волнениях и поводах для смущения и робости, заиграла хорошо знакомую ей вещь — переливчатую пьесу «Лунный свет». Она играла с упоением, хотя и ощущала всем телом, что ей в спину упирается острый взгляд Темного лорда, — но Дафну это мало волновало, ей нравилось растворяться в волшебстве музыкальных гармоний, ее даже грела мысль о том, что, возможно, ее неожиданному слушателю нравится эта кристально чистая мелодия… Каково же было огорчение Дафны, когда, доиграв финальный аккорд и развернувшись в ожидании похвалы, она обнаружила, что осталась в комнате совершенно одна.