Без права на ничью (гет)

В последний раз Гермиона ощущала себя такой идиоткой, когда на втором курсе приняла кошачий волос за волос Милисенты Булстроуд и, выпив оборотного зелья, превратилась во что-то среднее между животным и человеком. Но тогда она расплатилась за собственную ошибку лишь жгучим стыдом и несколькими неделями в школьном лазарете. А теперь…

Сильный ветер, затихший было ночью и поднявшийся ближе к рассвету, трепал спутанные пряди, но Гермиона почти не замечала, как они липнут к щекам, лезут в глаза и рот. Сгорбившись, она сидела на парапете старой каменной беседки и обреченно изучала сложенные на коленях руки, светящиеся белизной в густых синих сумерках. Рядом молчал Виктор. Благодаря наложенным его рукой согревающим чарам, Гермиона не имела шансов замерзнуть, но на душе у нее стоял арктический холод.

Близилось хмурое, почти уже зимнее утро, и по мере того, как все вокруг обретало более четкие очертания, Гермионе становилось все страшнее. Внутренние часы неумолимо отсчитывали секунды, и все ближе становился тот момент, когда весь штаб проснется и узнает о произошедшем. Гермиона понятия не имела, как будет выглядеть сцена признания, с каких слов она начнет свой рассказ и чем оправдается, когда на нее посыплются гневные вопросы.

В сознание проскользнула предательская мысль. Бежать отсюда. Бежать без оглядки, затеряться где-нибудь, может, даже героически погибнуть в попытке покушения на важную министерскую шишку или самого Волдеморта. Ведь есть же какой-то способ искупить вину, не становясь жертвой всеобщего порицания?!..

— Какая глупость… — пробормотала Гермиона вполголоса, обхватив себя руками и качнувшись вперёд.

На ее плечо легла рука Виктора. Она подняла голову и затравленно посмотрела на него исподлобья.

— Тебе сначала нужно поговорить с Лонгботтомом.

Гермиона моргнула. Виктор определенно был прав, странно, что эта мысль не пришла ей в голову раньше. Может, потому что она была недостаточно… сумасбродной? Не вписывалась в драматическую канву сложившейся ситуации? Гермиона-то представляла себе, как будет рассказывать о своих злоключениях во всеуслышание, под прицелом пары десятков не обещающих милосердия взглядов. А затем… а затем будет изгнана, как и полагается в таких случаях. Или, что ещё хуже, останется в штабе, но теперь — на птичьих правах, как проштрафившийся политик, в одночасье лишившийся народного доверия.

Вариант, предложенный Виктором, выглядел куда привлекательнее и безопасней, хотя Гермиона совершенно не представляла, как сообщит Невиллу о случившемся прямо в лицо.

— Ты прав, — наконец ответила она, выпустив изо рта облачко пара, и, вытащив волшебную палочку, наколдовала патронуса, который должен был разбудить Невилла и привести сюда.

Серебристая выдра привела заспанного и ничего не понимающего, но успевшего наскоро одеться и умыться Невилла. Он был бледен со сна, под глазами его залегли тени, взъерошенные темные волосы шевелились на ветру. Гермионе стало жалко его, а сердце защемило, когда она представила, насколько сильную боль ему причинит ее признание. Удивительно — за Невилла она сейчас переживала больше, чем за себя.

— Гермиона? — Невилл остановился и озадаченно сдвинул брови, заметив ее подавленное состояние.

Гермиона вздохнула, спрыгнула с парапета на мерзлую землю и, неловко переступив с ноги на ногу, покосилась на Виктора. Тот, все поняв без слов, запрятал руки в карманы и сделал несколько шагов в сторону, подарив Гермионе и Невиллу иллюзию приватного разговора.

— Невилл, я чертова дура, — надтреснутым голосом начала Гермиона.

Старательно сдерживая эмоции и стараясь не расплакаться, она пересказала ему события минувших суток во всех подробностях, не упуская ни единой детали: и как говорила с Ханной, и как отговаривала ее от воплощения в жизнь совершенно сумасшедшей идеи, и как, в конечном итоге, сама натуральным образом спятила, вызвавшись сопровождать ее на встречу с родителями. Последнюю Гермиона описала сухо и лаконично — ей было слишком больно вспоминать дикую сцену с участием обезумевших от визита дочери Абботов, и она ограничилась лишь кратким перечислением ключевых событий. С каждым словом Гермионы, вылетавшим в холодную предутреннюю стынь, Невилл становился все мрачнее и мрачнее.

— Как в это все оказался замешанным Виктор? — задал единственный вопрос Невилл, когда Гермиона закончила.

Она глянула в сторону напрягшегося Крама и быстро, пока он не успел броситься грудью на амбразуру, оттараторила: «Это я попросила его пойти с нами, чтобы было спокойнее, не тебя же мне было звать».

Ее взгляд на миг пересекся со взглядом Виктора: в его глазах застыл немой укор, но, хвала богам, он не стал перечить ее словам. Гермиона с облегчением выдохнула и снова посмотрела на Невилла — он стоял неподвижно, словно статуя, прикрыв глаза и словно потеряв интерес ко всему происходящему.

Нижняя губа предательски задрожала, и Гермиона закусила ее, чтобы не разрыдаться. Разболелась голова, в глазах защипало, и она впервые ощутила, как тяжело далась ей эта ночь. Усталость накатила тяжелой волной, а вместе с ней к горлу подступила истерика.

— Невилл, — сдавленно выдохнула Гермиона, сжимая и разжимая дрожащие пальцы. — Невилл, послушай…

Он в ответ резко вскинул ладонь, не глядя на Гермиону.

— Честно говоря… — тихо проговорил он, и каждое слово очевидно давалось ему с трудом. — Честно говоря, Гермиона, я не хочу ничего слушать. Мне… хватило.

— Ну хочешь, я уйду из штаба? — прошептала Гермиона, сделав шаг вперед и складывая ладони в умоляющем жесте. — Невилл, я… виновата… страшно виновата перед тобой, перед Ханной, перед всеми…

Но Невилл не слышал ее. Он стоял перед ней, страшно спокойный и одновременно растерянный, тер виски красными от холода пальцами, смотрел себе под ноги и неслышно шевелил губами. Гермиона застыла перед ним, ветер трепал ее волосы, пронизывал насквозь, забираясь под старую куртку — кажется, чары Виктора перестали действовать, когда он отошел. Ей было стыдно и страшно. Она злилась на себя, и теперь начинала понемногу злиться за Невилла — за то, что он не кричит на нее, не бросается с палочкой наперевес, чтобы в сердцах проклясть, не отчитывает, как школьницу.

Он просто стоял и молчал. И Гермиону такая реакция пугала больше, чем любая другая.

Но всему бывает конец, и молчание Невилла тоже прервалось. Он оторвал взгляд от земли и посмотрел на Гермиону — холодно, равнодушно, как будто она была совершенно чужим ему человеком.

— Я не знаю, как тебе пришло в голову действовать самостоятельно в такой ситуации, вместо того, чтобы посоветоваться со мной… — его голос звучал негромко, Гермионе пришлось подойти ближе, чтобы услышать его, но Невилл тут же сделал шаг назад и заговорил громче. — Никаких официальных санкций. Если в штабе узнают о том, что ты в этом замешана, тебе и впрямь придется уйти. Я не хочу, чтобы до этого доходило. Но и советов твоих я слышать больше не желаю. Можешь выступать, конечно, для вида, но в частном порядке я тебя слушать не буду.

Гермиона потупилась. Ей нечего было ответить.

— Советую вам обоим лечь спать, пока не рассвело и штаб не проснулся, — Невилл коротко взглянул на Виктора. — Даже без учета ситуации ваше совместное отсутствие в доме в такое время выглядит подозрительно.

Ничего больше не сказав, он развернулся и быстрым шагом ушел. Гермиона в сердцах топнула ногой и закрыла лицо руками. Ей казалось, что она вот-вот разрыдается, но из воспаленных глаз не вылилось ни единой слезы.

* * *

Гермионе удалось незаметно пробраться в свою комнатушку — все еще спали, и никто не видел, как она на цыпочках, наложив на себя отвлекающие чары, поднималась по старой винтовой лестнице, никто не слышал, как скрипнула дверь и тихонько завизжали пружины старой кровати под ее весом.

Пока Рона не схватили, они жили здесь вдвоем, теперь Гермиона проводила ночи в гордом и тоскливом одиночестве. Лежа в постели и глядя в окно, за которым начинал сереть туманный рассвет, она думала о том, что, возможно, ничего бы этого не случилось, если бы Рон по-прежнему был тут. В глазах снова защипало, и в этот раз она наконец-то заплакала, да так и заснула, с залитым слезами лицом и беспокойными снами в голове.

Гермионе снилась суровая, осуждающая Ханна: она тыкала ей пальцем в грудь и обвиняла в том, что они с Виктором бросили ее. Затем Ханна превратилась в своего отца, который умолял Гермиону оставить ему дочь и никогда больше за ней не возвращаться. Мистер Аббот, в свою очередь, обернулся Волдемортом — не тем холеным красавцем, что украшал собой передовицы «Пророка» — а красноглазым змееподобным чудовищем, которое обещало ей все муки ада за непоправимую ошибку.

Пробуждение было резким. Гермиона распахнула глаза и увидела перед собой Виктора — он нависал над ней мрачной тенью и смотрел угрюмо и обреченно.

— Виктор… — Гермиона прокашлялась. — Что ты тут делаешь?

— План Невилла потерпел неудачу. Они все знают.

— Знают… что? — сердце упало куда-то в область живота.

— Чж… Чжоу, так ее зовут, кажется? — Виктор присел на край кровати, которая тут же жалобно скрипнула. — Она, в общем, все слышала и видела… Как мы уходили, и о чем говорили.

Гермиона поджала колени к груди и обхватила голову руками, зарывшись пальцами в спутавшиеся во время сна волосы. Ее слуха наконец-то достиг гул голосов с первого этажа: разговор внизу явственно шел на повышенных тонах, кто-то кричал, кто-то ругался. По телу Гермионы прошла дрожь.

— Но как? — прошептала она.

— У нее бессонница, вы не знали? — Виктор выглядел неуместно удивленным.

— Она никому об этом не говорила… — Гермиона почувствовала, как ее покидает та малая горстка сил, которые ей удалось восстановить за последние несколько часов.

Виктор пожал плечами и сочувственно похлопал ее по колену, накрытому видавшим виды стеганым одеялом.

Чжоу страдала бессонницей. Чжоу видела, как они втроем уходили в ночь, и наверняка, не сдержав любопытства, следовала за ними до самой точки аппарации, прислушиваясь к разговору. И никто из них не додумался бросить в пространство чары обнаружения… Гермиона скрипнула зубами. Ошибка на ошибке, прокол на проколе. А Чжоу… Она не могла не рассказать о том, что видела, когда обнаружилась пропажа Ханны. Не могла не отомстить за старые обиды. Она так и не простила ей Мариэтту.

— Что ж, значит, судьба моя такая, хотя я и не фаталист, — Гермиона стянула с себя одеяло, порадовавшись, что не нашла в себе сил раздеться перед сном.

В гостиной было шумно и зло. Кэти Белл плакала, а Парвати и Падма успокаивали ее, Симус яростно что-то доказывал Эрни и Алисии, все остальные возмущенно переговаривались, и то и дело до ушей Гермионы, медленно спускавшейся по ступеням, долетали слова: «Абботы», «Ханна», «предательство», «зачем», «вернуть» и, конечно же, «Грейнджер».

До того, как все присутствующие заметили ее присутствие, Гермиона успела поймать взгляд Невилла — он стоял, опершись о косяк входной двери и молчал, не принимая участия в оживленном обсуждении. Казалось, он чего-то ждал — и Гермиона даже знала, чего. Зрительный контакт между ними продлился не дольше секунды. Едва увидев ее, Невилл оживился и, сделав несколько шагов к длинному столу, несколько раз хлопнул в ладони. Именно тогда все обратили внимание на Гермиону.

В полной тишине присутствующие расселись по своим местам, Невилл же, как всегда, разместился во главе стола. Гермиона стояла у подножия лестницы, стоически выдерживая обстрел внимательными, не сулящими ничего хорошего взглядами. Она чувствовала, как на щеках разгорается огонь позорного румянца. За спиной зазвучали неторопливые шаги — это Виктор спускался по ступеням вслед за ней. Гермионе вдруг стало так спокойно, как ни разу еще не было за прошедшие сутки.

Расправив плечи и задрав повыше подбородок, она прошла к противоположному от Невилла концу стола и стала там, глядя ему в лицо и стараясь не отвлекаться на остальных. Особенно на Чжоу, чей взгляд выражал сейчас что-то неописуемое: смесь обиды, недоумения, стыда и чего-то еще… удовлетворения? Гермиона тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Она никогда не была хорошим физиогномистом, нечего было пытаться и сейчас.

— Вы же судить меня сейчас будете? Вот она я, — ровно проговорила она. — Я наворотила дел и готова...

— Гермиона, — оборвал ее Невилл, внимательно изучавший свои руки. — Если ты пришла за судом, то напомню: обвиняемый не начинает заседание.

Гермиона резко утратила самообладание, нервно хихикнула и тут же прикрыла рот ладонью. Всеобщее молчание сменилось яростным перешептыванием.

— Ты сделала огромную глупость и подлость, Грейнджер! — вскочила вдруг Кэти Белл. — Из-за тебя Ханна… мы даже не знаем, что с ней!..

— Ханна в порядке! — продолжая улыбаться, как сумасшедшая, ответила Гермиона, махнула рукой, и тут же почувствовала, как щеки обожгла горячая влага. — Она у родителей, которые ее любят и не дадут в обиду. А вот я не в порядке. Вы сейчас растерзаете меня только за то, что я оказалась не такой умной, как мне и вам хотелось бы.

— Ты слишком высокого о себе мнения, — парировала Белл. — Меня интересует, что сейчас с Ханной, а не то, какая ты умная…

— Ах, тебя интересует?! — взорвалась Гермиона и, уперевшись кулаками в стол, подалась вперед. — Если тебя — и всех вас — так интересовало состояние Ханны, почему вы не оказали ей должную поддержку после вчерашней новости? Я одна решилась с ней поговорить…

— И договорилась! — зло крикнул Симус.

— ТИШИНА! — взревел Невилл, и вихрь голосов тут же улегся.

Гермиона оторвала руки от стола, выпрямилась и приказала себе успокоиться. Глаза тут же высохли. Ей не хотелось выглядеть школьницей, которую так просто довести до истерики.

— Попрошу меня не перебивать, — негромко произнес Невилл, удостоверившись в том, что никто не пытается больше говорить одновременно с ним. — Гермиона Грейнджер, — он наконец-то взглянул ей прямо в глаза. — В другое время я бы сказал, что никто из нас не вправе судить тебя. Я и сейчас так считаю. Все мы совершаем ошибки. Но в условиях войны с Волдемортом некоторые ошибки недопустимы. Ты умная ведьма, всегда такой была. Но вчера ты сделала нечто такое, чего я от тебя не ожидал. Никто не ожидал. Возможно, ты полагала, что совершаешь акт благородства, но, по факту, ты предала нас всех своим самоуправством. Ханна теперь не с нами и вряд ли когда-либо к нам вернётся. Она, считай, умерла. А ты стала соучастницей ее убийства. И что нам с этим теперь делать, скажи?

Все молчали.

— Торжественно изгнать? — горько предположила Гермиона.

— Нет! — на этот раз привстала со своего места Луна. — Так нельзя.

— Я не собираюсь даже намекать на это, — Невилл отмахнулся, поморщившись. — Хотя был бы на моем месте кто-нибудь другой…

Гермиона подумала о Гарри. Как бы поступил в этой ситуации Гарри? Он бы понял и простил — уж кому, как не ему, было знать все или почти все о несовершенствах человеческой души.

— Я выношу следующее предложение… — Невилл запнулся, а затем, повиновавшись какому-то импульсу, встал и открыто посмотрел Гермионе в лицо. — До особого решения твое право голоса на общих собраниях аннулируется. Ты можешь участвовать в них, слушать, что говорят другие, высказывать свое мнение, но голосовать и оказывать влияние на кого-либо для лоббирования своего мнения — не имеешь права. Повторюсь: до особого решения, которое мы все примем сообща.

Гермионе показалось, что она падает. Ей было совершенно ясно, что означали слова Невилла: ей будут закрывать рот при малейшей возможности. Она не просто потеряла право голоса, она потеряла право быть услышанной. И взгляды, обращенные сейчас на нее, красноречиво говорили о том, что каждое ее слово теперь не стоит и гроша. Впрочем, когда началось голосование за предложение Невилла, руку подняли не все: воздержалась Луна, опустила голову Спиннет, не шевельнулись Деннис Криви и Эрни Макмиллан. Чжоу заколебалась, но все же присоединилась к большинству.

Гермиона оглядела собравшихся, ненадолго задержалась взглядом на Викторе, который так и не присоединился к обсуждению, оставшись стоять на лестнице. Коротко кивнув, она беспомощно развела руками, развернулась и зашагала прочь из дома.

Подставив пылающее лицо пронизывающему ветру, Гермиона бродила по заброшенному саду и пинала ногами кучи сухих листьев. В голове не осталось ни одной связной мысли — да ей и не хотелось сейчас думать обо всем, что произошло в доме. Единственный вопрос, который в эти минуты бередил ее душу — как же там, все-таки, Ханна? Что она почувствовала, придя в сознание? Как повела себя? При ней ли ее волшебная палочка, или родители из большой любви лишили ее всех до единого возможностей снова бросить родной дом?

— Гермиона… — она обернулась.

Перед ней стоял Виктор. При дневном свете сразу бросилась в глаза, как он устал: его бледное лицо осунулось и казалось постаревшим на несколько лет. Гермиона почувствовала слабый укол совести: и зачем только она согласилась на его участие во всей этой затее с Ханной? Ах, точно, он поставил их перед фактом, став случайным свидетелем секретного разговора. А Гермиона в тот момент даже и не подумала о том, что их могут подслушивать.

— Я провалила все, что только можно, — она покачала головой и печально улыбнулась.

Виктор, не говоря ни слова, мягко положил руку на ее плечо и почти сразу же убрал, словно ему стало неловко от этого дружеского жеста.

— Тебя не должно это так удивлять, — проговорил он негромко.

— Почему это?

— После того, как Рон попал в плен, ты сама не своя. Не удивительно, что ты раскисла, — Виктор пожал плечами, словно его вердикт был самой очевидной вещью на свете.

Гермиона хмыкнула и пнула камешек, лежавший рядом на земле.

— Раскисла… Да, я раскисла. Но я раскисла давно, Виктор, — она нервно дернула подбородком и убрала прядь волос за ухо. — Просто Рон… его похищение пожирателями сработало как спусковой механизм. Вот и все.

Гермиона взглянула на Виктора исподлобья. Она до последнего держалась, чтобы не откровенничать с ним, но как-то все повернулось, что ей теперь, кроме него, было больше не с кем поговорить. Возможно, Гермиону бы с радостью выслушала Луна, но отчего-то даже ее не хотелось посвящать в некоторые мысли. А Виктор казался тем, кто поймет, и поймет правильно, не делая ложных выводов и не навешивая ярлыков.

— Понимаешь… — она подошла ближе и понизила голос. — Я уже давно мучаюсь от неверия. От неверия в нашу победу, понимаешь? Ну сколько лет все это еще может продолжаться? Мы устали, измотались. Обычные люди уже почти привыкли к режиму Волдеморта, на нашей стороне все меньше и меньше симпатий… А мы все барахтаемся в попытках что-то поменять, вернуть тот мир, который знали при жизни Дамблдора… Я устала, Виктор. Страшно устала жить вот так — в бегах, в постоянном ожидании, что меня вот-вот схватят. Моему самообладанию рано или поздно должен был прийти конец. И он пришел, видишь? Я за сутки наворотила столько всего, что мне даже не верится, что это была я. Как будто меня подменили…

Обращаясь к Краму, Гермиона теперь смотрела не на него, а на свои руки — тонкие, бледные с обветренной кожей и покрасневшими костяшками. Ей вдруг вспомнилось, как этими самыми руками она обхватывала стакан сливочного пива — и пила, пила, пила, наслаждаясь каждым глотком. Они сидели в «Трех метлах» и обсуждали грандиозные планы по противостоянию Амбридж, которая, в конечном итоге, оказалась далеко не самым страшным соперником в их бесконечной борьбе.

Как давно это было… Словно в прошлой жизни.

— Лонгботтом придурок, — вдруг резко выпалил Виктор.

Гермиона взглянула на него с удивлением.

— Ему не выгодно лишать себя твоей поддержки, он без тебя теперь как ноль без палочки.

— А он и не собирался изначально, — она спрятала руки в карманы. — Это Чжоу спутала ему все карты. Он-то хотел, чтобы все осталось между нами, а исчезновение Ханны как-нибудь уж обставил бы… Но Чжоу… У нее был на меня зуб. И я проглядела, как она за нами следила, черт возьми! — Гермиона топнула ногой и закусила губу.

Какое-то время они молчали.

— Почему ты не сказала Лонгботтому про меня как есть? Что я сам увязался за вами? Да практически поставил перед фактом, — Гермиона посмотрела на Виктора и тут же поняла, что этот вопрос мучил его все утро.

Она усмехнулась.

— Мне показалось, что не стоит отдавать тебе одну из главных ролей в этой истории, — увидев, что Крам совсем не расположен к веселью, Гермиона посерьезнела. — Ну ты ведь отдаешь себе отчет, что твое положение здесь намного более уязвимое, чем мое? Тебе нельзя подставляться, поэтому я приврала.

— Ладно, — после короткой паузы ответил Виктор. — Спасибо. Что ты теперь намерена делать? После всего этого.

Гермиона не знала, совсем не знала, что ему на это ответить. По-честному, ей очень хотелось все бросить и уйти далеко-далеко отсюда. Может быть, сменить внешность, затеряться в магловской толпе, да и податься в Австралию, где жили, ни о чем не подозревая, Венделл и Моника Уилкинсы, бывшие когда-то Генри и Джин Грейнджерами.

— Я не знаю. Мне здесь теперь не рады, и я… — она замотала головой, не в силах продолжать.

Со стороны дома послышался шум. Хлопнула дверь, осеннюю тишину вспороли резкие громкие голоса — несколько женских и один или два мужских. Гермиона прислушалась и моментально напряглась, услышав свое имя, выкрикиваемое никем иным, как Кэти Белл. Они с Виктором переглянулись. Голоса приближались, и все отчетливее звучали обрывки торопливого, с нотками истерики, разговора.

— И ты еще собралась перед ней извиняться… Перед стервой этой… Как Невилл мог доверять ей все это время… — задыхаясь от злобы, кричала Кэти.

— Белл, заткнись, ради Мерлина! — кажется, Ли Джордан.

— Какого черта… Куда мы…

— Я хочу посмотреть ей в глаза! Ей и этому тугоумному болгарину!

— Белл, ты свихнулась, она из тебя лепешку сделает…

— Пусть только попробует!

Гермиона достала палочку к тому моменту, как Белл, Джордан, Голдстейн, Спиннет и Чжоу показались из-за угла. За ними спешила встревоженная Луна, в ее руках болтались пяльца с вышивкой.

— Что такое, Белл? — недобро спросила Гермиона, сжав в пальцах палочку и краем глаза отметив, что Виктор положил руку в карман. — Ты пришла меня наказать? Тебе недостаточно того, что вы лишили меня права голоса?

— Заслуженно, надо сказать, — высокомерно кивнув, вставил Голдстейн.

Кэти вышла вперед. Гермиона взглянула ей в лицо и ужаснулась — куда пропала та милая девушка, которую она знала раньше? Белл всегда была эмоциональной, ранимой, мнительной — но не озлобленной. Гермиона не помнила ее такой. Перед ней стояла новая Кэти — разъяренная фурия, готовая разить без разбору всех, кто, по ее мнению, заслуживал возмездия. И все они — Энтони, Ли, Чжоу — все они были… новые. Незнакомые. Гермиона словно очнулась от долгого сна, чтобы увидеть, как всех их изуродовала эта бесконечная, бессмысленная борьба.

— Невилл должен был тебя выкинуть отсюда, — прошипела Кэти. — Ты все испортила, все испортила, Грейнджер!

— Я пыталась помочь Ханне! — рявкнула Гермиона, враз выйдя из себя.

Кэти расхохоталась.

— Очень странный способ оказывать помощь. Сколько тебе заплатили, Грейнджер? За предательство, а?

Гермиона онемела. Джордан и Голдстейн переглянулись, второй попытался схватить Кэти под локоть, но она, рыкнув, выдернула руку и отпрыгнула от них, словно кошка. Вытащив на ходу палочку, она наставила ее на Гермиону.

— Кэти, нет! — крикнула Чжоу, едва не плача.

— А ты еще извиняться перед ней хотела за то, что выдала! Не мешай! — прикрикнула на нее Белл.

Гермиона прикрыла глаза, сосчитала до трех, успокаиваясь, и крепче сжала палочку.

— Белл, что на тебя нашло? — просто, без злости спросила она — один Мерлин знал, сколько сил ей стоило подавить кипящую внутри ярость.

— Не строй из себя святую, — скривилась Кэти. — Ты такая умная, Грейнджер, всегда все просчитываешь наперед. А тут не просчитала, да? Не думала, что Ханну может ждать ловушка? Напрашивается вывод: ты нас предала…

— Ты идеализируешь меня, — горько усмехнулась Гермиона. — Даже такие умные, как я, делают ошибки.

— Не верю! — Кэти подняла свою палочку повыше, и тут ее взгляд упал на Виктора. — И ему не верю. Кто он такой вообще, чтобы ему верить?! А ты… ты спишь с ним, да? Рона нет теперь с нами — так тебе это только на руку…

— Экспульсо! — окончательно рассвирепев, вскричала Гермиона, но все-таки отвела руку в сторону — взрыв пропахал землю в нескольких футах слева, Голдстейн, Чжоу и Джордан подскочили от неожиданности, а Кэти перекосило от ярости.

— Почему не в меня, Грейнджер?!

— Не хотела задеть остальных, — процедила Гермиона.

— Что здесь происходит? — одно из окон на первом этаже распахнулось, и оттуда выглянул раздосадованный Невилл.

В тот же миг Белл крикнула что-то неразборчивое, и в Гермиону полетел красный луч, от которого она едва успела уклониться. Виктор моментально закрыл их щитом, в который тут же, одно за другим, посыпались другие заклятия. Стало очень шумно, Луна бросилась оттаскивать в сторону обезумевшую заплаканную Чжоу, Энтони и Ли набросились на Кэти. Невилл перемахнул через подоконник и, недолго думая, обезоружил Белл, послав в нее Экспеллиармус.

В окнах появились встревоженные лица других членов штаба, некоторые выбежали на улицу и присоединились к потасовке. Кто-то, не разобравшись, что к чему, принялся забрасывать проклятиями Гермиону и Виктора, которые едва удерживали магическую защиту, трещавшую под яростным напором.

— Экспеллиармус! — разоружила Луна одну из сестер Патил.

— Экспеллиармус! — прилетело Симусу от Ли.

— ДА ВЫ С УМА ПОСХОДИЛИ! — вскричал Невилл, и все наконец-то затихли.

Невесть откуда взявшиеся Эрни и Алисия держали под руки тяжело дышащую Кэти, Луна и Симус держали под прицелом Дина, чья палочка все еще смотрела в сторону Гермионы и Виктора. Тот, осознав, что все закончилось, едва начавшись, спрятал ее, поднял руки ладонями вперед и, качая головой, отошел в сторону. Гермиона сняла щит с себя и Виктора, он только поджал губы, словно посчитал, что они слишком рано избавились от защиты.

Скрестив руки на груди, Гермиона шагнула вперед. Ноги подрагивали от волнения и адреналина, но она намеревалась держаться твердо, не демонстрируя слабости.

— Послушай, — обратилась она к Невиллу так, чтобы все слышали. — Было большой ошибкой оставлять меня здесь. Ты хотел, чтобы твое решение выглядело гуманно — не получилось. Поэтому, — она набрала в грудь побольше воздуха, — я уйду сама, без твоей санкции.

К удивлению Гермионы, тишина вокруг словно усилилась. Все напряженно молчали, только Луна побледнела и едва не выронила вышивку, а с ней и палочку.

— Наш штаб не единственный, — продолжила Гермиона. — И... если Елена Крам примет меня к себе, я готова работать под ее руководством на благо магической Британии до тех пор, пока вы не будете готовы принять меня обратно. — Она взглянула на слегка оторопевшего Виктора, получила от него еле заметный кивок, и продолжила. — Я не держу ни на кого из вас зла и полностью признаю свою вину. Но я также вижу, что мне больше нельзя оставаться здесь — мое присутствие вносит смуту в умы членов штаба, а это не то, что нам сейчас нужно.

Гермиона остановилась, чтобы перевести дыхание. В ушах шумело, сердце разрывало грудную клетку: она в мгновение ока приняла решение, за которое еще день назад заклеймила бы себя изменницей. Сейчас, на распутье, возможность уйти из старого доброго штаба под начальство сестры Виктора показалась Гермионе единственным шансом на спасение от того неминуемого кошмара, которым угрожало ей сосуществование в одних стенах с Кэти Белл и всеми, кто поддержал последнюю в этой короткой стычке.

— Акцио сумочка, — негромко позвала Гермиона, легко взмахнув палочкой.

В глубине души еще тлела надежда, что ее остановят, уговорят, отговорят, но она сгорела и рассыпалась пеплом, едва в руки ей легла старая добрая сумочка, усовершенствованная много лет назад чарами незримого расширения. Гермиона не могла оставить ее здесь, даже несмотря на то, что в ней было много чего такого, что пригодилось бы штабу.

Невилл махнул рукой, и все начали расходиться, оглядываясь и перешептываясь. Никто не подошел к Гермионе, чтобы попрощаться, кроме Луны — та молча обняла ее, погладила по всклокоченным пышным волосам, и, так и не сказав ни слова, ушла. Когда все разошлись, Невилл тяжело вздохнул и развел руками.

— Это все не должно было произойти, — сказал он устало. — За одну ночь и одно утро мы потеряли двух первоклассных бойцов, — он покосился на Виктора, — или даже трех.

— Не потеряли, Невилл, — Гермиона чуть улыбнулась, приблизилась к Невиллу и протянула ему ладонь. — Мы с Виктором по-прежнему с вами. Просто… небольшая реорганизация. Необходимое зло. А ты… ты вел себя достойно. Спасибо.

Невилл пожал руку ей, а затем и Виктору.

— Возвращайтесь.

Когда и он ушел, Гермиона едва сдержалась, чтобы не дать волю слезам — уже в который раз за этот чертов день. Справившись с собой, она прицепила сумочку к поясу, постояла немного в легкой задумчивости, после чего крепко ухватилась за пальцы Виктора.

— Куда мы теперь? Веди.

— В лес Дин, — ответил Крам, и спустя секунду они аппарировали, оставив после себя лишь взметнувшиеся в воздух сухие листья.

* * *

— И снова королевский лес Дин… Удивительно, — Гермиона огляделась и с удовольствием втянула в себя холодный сырой воздух, пропитанный ароматами прелых листьев, хвои и влажной земли.

Обхватив себя руками, она застыла на месте и запрокинула голову к небу — все такому же серому и безрадостному, расчерченному кривыми черными линиями голых ветвей. Ветер качал их из стороны в сторону, но внизу, где они стояли меж темных стволов, было куда спокойнее и тише. Гермиона прислушалась: откуда-то издалека долетел едва уловимый шум воды.

— Я здесь была с родителями. А потом мы тут прятались с Гарри и Роном, выполняя поручение Дамблдора, — она вздохнула, вспоминая, как бездарно закончились их скитания по этим местам. — Где-то тут поблизости должен быть лагерь твоей сестры? Она, кажется, не сообщала свое точное месторасположение.

— Лонгботтом знает, — хмуро отозвался Виктор. — И я знаю. Это магловской заповедник, бывший карьер… Спайон Коп Кварри. К сожалению, я не был там, поэтому не мог аппарировать нас прямо туда.

— Мы тоже туда ни разу не доходили… — Гермиона задумалась. — И я понятия не имею, как туда попасть. Неужели сестра не оставила тебе точных координат?

Виктор усмехнулся и поплотнее запахнул мантию — здесь было холоднее, чем в том месте, которое они так решительно покинули.

— Она не предполагала, что мы будем ее искать. А если даже и да, то точного названия вполне достаточно, чтобы сориентироваться по карте.

Гермиона хлопнула себя по лбу.

— Точно! У меня же есть магловская карта, — с этими словами она полезла в сумочку и призвала старую потрепанную карту, которой было, наверное, столько же лет, сколько ей самой.

— Если бы я знал, где мы находимся… — покачал головой Крам. — Перенес, ориентируясь на визуальную память…

И снова Гермиона цокнула языком, пеняя себе за недогадливость.

— Где мы сейчас находимся, я и сама не знаю, но в лесу Дин есть немало мест, которые я помню, как свои пять пальцев. Я перенесу нас в одно из них, чтобы у нас была понятная точка отсчета маршрута, и мы посмотрим по карте, куда нам идти.

Не дожидаясь ответа, Гермиона крепко ухватила Виктора и аппарировала к озеру Кэнноп Брук. В теплую пору этот тихий водоем, окруженный высокими дубами и соснами, пользовался популярностью у маглов, которые приходили сюда отдохнуть, подышать свежим воздухом и полюбоваться спокойной гладью воды. Несколько лет назад где-то здесь, недалеко от пологих берегов, стояла их с Гарри и Роном палатка. Гермиона подумала, что, если бы у нее было время, она, возможно, даже смогла бы найти то самое место.

— Ты ведь здесь не только гуляла, — мрачно предположил Виктор.

— Не только, — коротко подтвердила Гермиона, раскрывая карту.

— Там кто-то есть.

— Что?

Она посмотрела в том направлении, куда указывала рука Виктора, и прищурилась. Кажется, у нее испортилось зрение — или это у Крама слишком зоркие глаза, как и положено ловцу? С трудом Гермиона разглядела на противоположном берегу нескольких человек, почти скрытых частоколом стволов, — кажется, троих. Воображение дорисовало походные стулья, на которых они сидели — а они определенно сидели, а не стояли.

— Кажется, маглы. Возможно, приехали отдохнуть, порыбачить… Не знаю, разрешена ли здесь рыбалка, — с сомнением произнесла Гермиона и снова уткнулась в карту. Найдя лес Дин, она долго всматривалась в его очертания, отыскивая нужное название, и, не найдя его, разочарованно вздохнула.

— Не нашла?

— Нет, — Гермиона, скривившись от досады, спрятала бесполезную теперь карту. — Я просчиталась, эта карта не отображает настолько мелкие топонимы. Так что нам придется… — она задумалась и взглянула на противоположный берег, — нам, кажется, придется спросить совета у этих маглов.

— Это точно маглы?

— Подберемся незаметно ближе — и узнаем.

Гермиона старательно наложила на себя и Виктора заглушающие и дезиллюминационные чары, чтобы ни одна живая душа не услышала их и не увидела. Впрочем, осторожности у них обоих не убавилось — несмотря на предпринятые меры, они все равно зачем-то крались, сохраняя молчание и старательно избегая сухих веток под ногами. Гермионе подумалось, что годы скитаний сделали из нее неплохого разведчика: за это время она научилась передвигаться мягко и незаметно, словно кошка, различая каждый посторонний шорох. Если только его не маскировали колдовством, как это наверняка сделала Чжоу, когда подслушивала, как они с Ханной уходили из штаба.

Обогнув берег озера, Гермиона и Виктор почти вплотную подобрались к трем незнакомцам, которые расположились на небольшой лесной прогалине между деревьев. Все они были примерно одного возраста — где-то между тридцатью и сорока, — и в одинаково невзрачной походной одежде. Один был очень высоким и худым, с длинным носом и цепким взглядом хищной птицы — он молча расхаживал взад и вперед, периодически бросая товарищам короткие реплики. Двое других выглядели как типичные отдыхающие: рассевшись на складных стульях перед давно потухшим кострищем, они жевали сэндвичи и о чем-то переговаривались вполголоса.

У Гермионы отлегло сердце. Это были самые обыкновенные маглы. Они и говорили о чем-то совершенно не волшебном — кажется, о рыбалке, живцах и крючках. Высокий — тот, что ходил туда-сюда, — временами даже улыбался, обещая своим товарищам скорый богатый улов.

— Странно они рыбу ловят… — прошептал Виктор.

— Я думаю, они ее не очень легально ловят, — Гермиона покосилась в сторону озера. — Скорее всего, оставили ловушки и ушли от берега, чтобы не «светиться». Потом соберут улов и сварят себе уху.

— Мне они не нравятся.

Гермиона задумалась.

— Знаешь, может, ты и прав. Но это маглы, а у нас есть волшебные палочки. В случае чего, разберемся.

Сняв чары, они вышли к незнакомцам — и в этот самый момент Гермиона вдруг почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок. На лицах, которые разом повернулись на треск хвороста под осторожными шагами, не отразилось даже мало-мальского удивления, словно эти трое давно их ждали. Впрочем, высокий, что перестал мерить шагами поляну и застыл на месте, довольно быстро нашелся с реакцией на появление гостей. Кивнув, он расплылся в улыбке и развел руки в стороны.

— Добрый вам день, спутники. Каким ветром?

Гермиона переступила с ноги на ногу. Ничто не указывало на то, что эти трое могли представлять опасность, но ей почему-то вдруг захотелось убраться от озера как можно скорее. Желание задавать вопросы и вовсе отбило напрочь.

— И вам добрый. Нам нужен заброшенный карьер Спайон Коп Кварри. Не подскажете, как до него добраться? — подал голос Виктор, пока Гермиона колебалась.

Мужчины переглянулись. Один из сидевших, дожевав остатки сэндвича, громко сглотнул и ухмыльнулся, совершенно неприлично тыча в Виктора пальцем.

— Интересный у тебя акцент, парень. Ты, небось, откуда-то из Восточной Европы.

Гермионе совершенно не понравилось то, как он на них смотрел. Ее снова прошибло неприятное ощущение… нет, теперь уже не ощущение, а вполне отчетливое подозрение, что их ждали.

— Спайон Коп Кварри? — худой и высокий пожал плечами и махнул рукой куда-то на юг. — Тут меньше мили идти.

— А что там? — поинтересовался третий, молчавший до этой самой секунды. — Романтическая ночевка? Не замерзнете?

Все трое рассмеялись, губы Гермионы тоже дрогнули — хотя ей было совсем-совсем не смешно. На лице Виктора не шелохнулся ни один мускул.

— В общем, меньше мили на юго-запад, там и будет ваш карьер, — не дождавшись ответа на шутку, подытожил третий.

— Спасибо огромное, кажется, мы поняли, как идти, — вежливо кивнула Гермиона. — Хорошего дня! Пойдем.

Ухватив Крама за локоть, Гермиона потянула его за собой, торопясь поскорее уйти с поляны. Предчувствие близкой опасности заворочалось внутри с ужасающей силой, расцарапывая внутренности и превращая спокойный сердечный ритм в неистовый галоп.

— Ребята, — невозмутимо скомандовал худой, а дальше на поляне начало разворачиваться действо наподобие тех, которые Гермиона частенько наблюдала в старых магловских боевиках в глубоком детстве.

Оглушительно щелкнули затворы, и этот звук в тишине полуобнаженного ноябрьского леса прозвучал, словно взрыв. Где-то надрывно каркнула ворона. Гермиона застыла, мертвой хваткой вцепившись в рукав Виктора, а он, чертыхнувшись, притянул ее к себе и попытался аппарировать. Ничего не вышло — они так и остались стоять на краю прогалины, уставившись, словно загипнотизированные, в черные дула стареньких винтовок, бездушно глядящих в их лица.

— Антиаппарационный купол, — спокойно пояснил худой. У него в руках не было ружья, зато успела невесть откуда появиться волшебная палочка.

Гермиона поняла, что они попали.