Немного диалектики (джен)

А нынче нам нужна одна победа,

Одна на всех, мы за ценой не постоим.

Б.Окуджава

Все больше времени Снейп с помощью заклинания левитации, делавшего его похожим на гигантского черного нетопыря, носился по делам Волдеморта. Темный лорд готовился к полномасштабному нападению на Хогвартс, собирал войска, состоящие не только из Пожирателей смерти, но и из великанов, оборотней, инферналов, дементоров, формировал эшелоны предстоящего нападения. Но сам он вряд ли подозревал об этом. Том желал Бузинную палочку и сразиться с Гарри Поттером, полностью убежденный, что этого для победы будет достаточно. А Снейп разворачивал вариант "а", разворачивал в соответствии со всеми требованиями противника, потому что вариантом "б" был залп с «Огайо». Теперь ему это было известно.

Выбор противником основной цели Снейпа не удивлял. По всей видимости, противник полагал, что возможное в перспективе взаимодействие и слияние магического сообщества с сообществом неволшебников угрожало его планам по переустройству мира в желательном для него направлении.

Опыт показал, что политика изоляции волшебного сообщества не давала надежной гарантии отсутствия связей — хотя бы потому, что маги рождались в семьях неволшебников. Политика третирования таких магов или прямого уничтожения "грязнокровок", культивирования презрения к миру маглов не давала устойчивого результата. То, что можно было условно назвать "диффузией" — медленное, но неуклонное взаимопроникновение миров происходило постоянно, тем более, что магическое сообщество нельзя было назвать в полной мере культурно и экономически самостоятельным. Раньше или позже взаимодействие миров с получением нового качества представлялось неизбежным.

Кроме того, противник был ограничен во времени. Снейп не знал, с чем это было связано, но опыт "заместительства" Волдеморта, которое профессор осуществлял в последнее время, дал ему ясное понимание того, что он вообще очень мало знает о природе противника. Странные отношения последнего с датами, возможно — положением звезд, связями с какими-то историческими событиями или мистическими эонами, еще чем-то — просто приходилось принимать как данность. Так или иначе, противник спешил.

Вероятно, поэтому он принял наиболее радикальное решение, позволявшее исключить нежелательное для него развитие событий: попросту уничтожить магический мир как таковой.

Само положение Хогвартса как наиболее укрепленной твердыни магического мира делало его исключительной целью, проигнорировать которую, с точки зрения противника, было нельзя. Но дело было не только в этом; в первую очередь — не в этом.

В Хогвартсе было собрано все будущее магического мира. Уничтожить его и значило уничтожить магию, — по крайней мере, в Британии. Впрочем, деятельность в школе приснопамятной Долорес Амбридж и "дрессура", осуществлявшаяся Кэрроу, косвенно свидетельствовали о том, что основной целью противника не являлось поголовное уничтожение всех носителей магических способностей. Магия как таковая не мешала ему — так же, как не мешала техника в магловском мире. Мешало некое свойство людей вообще, то самое, которое позволило бы осуществить взаимодействие созданного и достигнутого обоими мирами.

Именно его искоренял противник, и одним из удобных и быстрых решений было искоренение магии — того, что в немагическом мире ассоциировалось со сказкой и порождало стремление к невозможному.

Магический мир был невелик, строго замкнут и поэтому легко устраняем.

После уничтожения Хогвартса война внутри сообщества волшебников стала бы предельно ожесточенной, войной на уничтожение: люди не прощают гибели своих детей.

Если этого окажется недостаточно, должен был вступить в действие следующий этап: Пожиратели смерти уже достаточно натворили в магловском мире, явно и демонстративно, чтобы в глазах неволшебников все оставшееся магическое сообщество легко было представить деструктивной террористической сектой, представляющей несомненную опасность.

Конечно, какие-то маги выжили бы и после этого; вероятно, им дозволено было бы пополнить собой ряды потребителей из числа тех, что зарабатывают себе на хлеб гаданием и приворотом.

* * *

Все в магической Британии понимали, что война вот-вот начнется, но никто не знал, куда Волдеморт, в котором все видели зачинщика и источник подступавшей войны, нанесет основной удар. Аристократы укрепляли свои поместья, люди попроще бежали за границу или в магловский мир, где тоже не было покоя, но по крайней мере, не чувствовалось приближения полномасштабной войны. По улицам английских городов бродили толпы странно одетых растерянных людей, плохо разбиравшихся в фунтах и пенсах. На них никто не обращал внимания. У всех хватало своих забот: полоса стихийных бедствий, скверная погода и обрушившийся на страну вал преступности сделали англичан замкнутыми и малолюбопытными.

Лорд Алоизиус Сент-Клер также был занят подготовкой мэнора к войне, но, в отличие от большинства своих собратьев по классу, он если не знал, где следует ждать основного удара, то догадывался. Сдержанные разговоры внука с Гленной в рождественские каникулы не прошли мимо его ушей, да и логика событий подсказывала: на этот раз война планировалась на уничтожение, а в таких случаях всегда ударяют по будущему. Лорд Сент-Клер был одним из немногих оставшихся старых людей, для кого Крагуевац не было просто названием сербского города. Во время той войны, в которой Алоизиус принимал непосредственное, но весьма своеобразное участие, магловские сторонники Гриндельвальда в отместку за действия партизан расстреляли всех учеников крагуевацкой гимназии. Учителям было позволено уйти. Они остались.

Поэтому старый лорд не собирался ограничиваться обороной своего имущества и домашних. Вдумчивая работа с картой показала: по пути в Хогвартс значительная часть горных великанов, несколько наиболее крупных и организованных кланов оборотней, почти все тролли никак не могли миновать мест, где располагалось его имение. Сент-Клер превращал мэнор в форпост, назначение которого — не пропускать врага до тех пор, пока способен держаться. Хотя бы часть сил отвлечь оттуда, где внук, Гленна, другие дети, наука. Та наука, о которой он рассказывал когда-то маленькому Торквиниусу, значительно поднимая вверх узловатый артритный палец.

Леди Бастинда присутствовала при всех его работах и довольно сноровисто помогала. И была при этом необычно молчалива. Да и сам Алоизиус говорил мало, ограничиваясь короткими указаниями: что, где, как. Целыми днями, теплыми и зелеными восхитительными днями поздней весны, своей последней весны, старики были вместе, рядом — молчаливые, спокойные, светлые.

«Может быть, все-таки уедешь?» — без особой надежды в очередной раз спросил Алоизиус.

Бастинда покачала головой. Они стояли у пирамидки из белых камней, отмечающей границу владений Сент-Клеров. Леди Уэлворт машинально поглаживала камни рукой — как когда-то, когда она сказала кузену, что выходит замуж, а он пожал плечами и небрежно обронил: «Поздравляю». Упрямство, проклятое упрямство Сент-Клеров, что за блажь тогда нашла на нее — выйти замуж за Джона Уэлворта? Бедняга погиб в первые дни войны Гриндельвальда, она и привыкнуть-то толком не успела к тому, что замужем. Вдовой леди Уэлворт она прожила всю жизнь.

Сент-Клер оказался в барселонской тюрьме двумя годами спустя. К этому времени разговоры о гнусном предательстве английского волшебника, перешедшего на сторону Гриндельвальда и ставшего его наместником в Испании, уже стихли. А слово «шпионаж», которое фигурировало в приговоре барселонского суда, еще не превратилось в английских гостиных в благородное «разведка». Но молодая леди Уэлворт уже знала, почему кузен Алоизиус никогда не заговаривал с ней ни о любви, ни о свадьбе.

Тюрьма в Барселоне того времени была первым местом, где в порядке пробы была применена охрана заключенных дементорами. Сент-Клер пытался бежать трижды, третья попытка была удачной. Сам он говорил, что с удовольствием остался бы в компании дементоров, если бы человеческая охрана тюрьмы не взялась в довершение всех мук передавать ему доставлявшиеся в равелин совиной почтой письма его кузины — бранчливые, язвительные и злые.

«Уж могла бы тогда и поласковее писать. Несчастному узнику», — пробормотал ни с того ни с сего старый лорд. Получается, думал о том же. Леди Бастинда усмехнулась. Дело было не только в том, что другие письма охрана, очень веселившаяся при чтении ее вдохновенных пассажей, не стала бы передавать. Каким-то образом молодая вдова Уэлворт знала, что именно такие письма могли вывести из апатии, порожденной присутствием дементоров, человека, которого она любила больше всего на свете.

Потом он вернулся в Англию, в свое имение, и они встретились. Проклятая гордость Сент-Клеров! Потом лорд Алоизиус женился. Проклятое, проклятое упрямство Сент-Клеров!

«Я никуда — ты слышишь, старый болван? оглох еще не совсем? — ни-ку-да отсюда не уйду», — доходчиво объяснила старая леди.

* * *

Гарри Поттер прибыл в Хогвартс, и лорд Волдеморт, блуждавший в это время где-то в Восточной Европе, мчался на встречу с ним. Его войска занимали позиции согласно плану, выданному противником. Это был хорошо продуманный план, выстроенный по всем правилам современной магловской военной науки, где каждому роду войск отводилась роль, сообразная его возможностям. Если этот план не будет нарушен, замок ничего не сможет противопоставить ему.

Разворачивание диспозиции предшествовало появлению в замке основных действующих лиц. Поттер не мог не появиться в Хогвартсе: приманкой для него служили как оставшиеся крестражи Волдеморта, по крайней мере один из которых, по предположению Дамблдора, должен был находиться в школе, так и сама внушенная ему необходимость личного сражения с Темным лордом. Некогда Снейп предполагал, что история с Пророчеством была отвлекающим маневром; теперь он понял что ошибался: вера в него, внушенная через средства массовой информации, передачу из уст в уста, действия, направленные на то, чтобы получить его и чтобы воспрепятствовать этому, придали Пророчеству тот неоспоримый характер, благодаря которому и Поттер, и Волдеморт оказались ему полностью подчинены. И, следовательно, управляемы.

* * *

— Гарри в Хогвартсе, — громко сообщил портрет директора Дамблдора.

Снейп поднял голову. Портреты пребывали в чрезвычайном возбуждении, то вбегая в свои рамы,то покидая их.

Нельзя сказать, чтобы новость была совсем уж нежданной — напротив, к этому готовились, но Снейп на мгновение почувствовал головокружение.

— Орден известили? — хрипло спросил он. Портреты дружно заверили, что да, да, по нескольким каналам, как и было запланировано, с минуту на минуту орденцы будут здесь.

Надо было торопиться.

Теперь, когда развитие событий пришло к открытому противостоянию, пребывание Снейпа в Хогвартсе теряло всякий смысл. Оборону замка возглавят Бруствер и МакГонагалл, опираясь на советы портрета Дамблдора. А Снейпу нужно было постоянно быть там, в ставке Волдеморта, чтобы влиять на события. Однако у него был твердый приказ Темного лорда: оставаться на месте и открыть ему ворота.

Уход должен был быть хорошо замотивирован, причем для обеих сторон. Впрочем, и это было продумано.

— МакГонагалл и Поттер в когтевранской башне. — сообщили портреты. — Там же профессор Флитвик и несколько учеников.

Флитвик не подвел, как всегда. Снейп подавил в себе внезапное теплое и горькое чувство признательности и разлуки. Собранный и холодный торопился он к расставанию.

Как и предполагалось, спровоцировать схватку с МакГонагалл, бросившейся защищать от него Гарри, оказалась легко. Старая учительница сражалась за своего ученика отчаянно, ожесточенно, всерьез. Под ее разящими ударами, щедро нанося свои, Снейп покинул замок через выбитое им окно. Впрочем, несмотря на яростный обмен опасными заклинаниями, который наблюдало полшколы, старой волшебнице ничего не грозило — как и ему самому, как и столь необходимым свидетелям.

Флитвик надежно прикрывал всех.

* * *

Гигантским нетопырем, клубящимся облаком черного дыма летел бывший уже директор Хогвартса Северус Снейп к ставке Волдеморта. Летел, чтобы сломать тщательно эшелонированное наступление, которое сам же и организовал. Где-то очень далеко, в самом центре Атлантического океана не принадлежавшие к магическому сообществу волшебники, называвшие себя Морскими магами, на своих парусных кораблях готовились уничтожить американскую подводную лодку класса «Огайо». И это должно было произойти в тот самый момент, когда станет заметно, что план наступления армии Темного лорда на Хогвартс провалился. Ни раньше, ни позже. План «а» и план «б» противника должны были рухнуть одновременно — чтобы ничего нельзя уже было ни исправить, ни изменить.

Уничтожение крестражей делало Волдеморта более независимым от тех невидимых нитей, с помощью которых противник управлял им. И тут многое зависело от Гарри Поттера и его друзей, от того, сумеют ли они найти и уничтожить оставшиеся крестражи, дав тем самым Волдеморту свободу распорядиться собой и своей армией. Темный лорд истово верил в Пророчество, силу непобедимой Бузинной палочки и в ту исключительность, избранность, которая связывала его с Гарри Поттером. Эта вера делала армию в его глазах всего лишь средством добраться до Гарри, обеспечить беспрепятственность Последней Битвы, которая и решит все. Получив внутреннюю свободу, он будет рваться к этой Последней Битве, соответственно направляя свою армию и игнорируя рекомендации и приказы.

Именно к этому стремился Снейп, к этому у него все было готово. Только бы Гарри не подвел, но здесь Снейпу не оставалось ничего другого, как только положиться на мальчика. И на то циничное, холодное и действенное воспитание, которое дал ему Дамблдор. Пролетая над расположением войск, над этим хорошо продуманным порядком, так ясно свидетельствовавшим, что "Последняя битва" двух изуродованных людей не значила ничего, Снейп отчаянно надеялся, а может быть, даже молил кого-то, чтобы мальчик остался жив.

Все висело на волоске, и все должно было получиться.

Требовалось только, чтобы Волдеморт не поколебался в своей вере, не утратил убежденности в том, что Бузинная палочка гарантирует ему победу. Ибо, хотя его умственные способности и ослабли, но оставались вполне достаточными для того, чтобы в случае колебаний или сомнений суметь оценить преимущества стратегии, указанной противником, и последовать этим указаниям. А значит, веру Волдеморта в палочку нужно было сохранить во что бы то ни стало. Любой ценой.

И, гигантским нетопырем, клубящимся облаком черного дыма спускаясь к Визжащей хижине, Снейп уже вполне представлял себе, что это будет за цена. Темный лорд не верил никаким словам, ни правде, ни лжи. Только жажда власти была для него убедительна. Только убив владельца Бузинной палочки, цепляющегося за нее даже перед лицом смерти, он мог полностью и окончательно увериться в том, что палочка действительно ценна. Волдеморт был уверен, что истинным хозяином взятой им из могилы Дамблдора Бузинной палочки был Снейп. Последний, знавший, что это не так, что разоружил покойного директора ученик Малфой, и, следовательно, он и был истинным хозяином артефакта, не собирался разубеждать Темного лорда.

* * *

Холодный высокий голос Воландеморта, предложившего сдаться до полуночи, отзвучал в ушах каждого обитателя Хогвартса. Профессор МакГонагалл, принявшая на себя обязанности директора, распорядилась держать оборону. Флитвик знал, что такое решение она приняла не потому, что верила в способность замка выстоять, а лишь для того, чтобы дать Гарри Поттеру время найти в Хогвартсе некую вещь, нужную для победы. Очевидно, речь шла о крестраже. Дело было, конечно, важное, но Флитвик понимал, что стоять придется до конца, независимо от того, найдется крестраж или нет, и даже если бы о нем и вовсе речи не заходило. У них просто не было другого выхода. Эвакуация младших школьников через тайный ход в трактир к Аберфорту, объявленная Макгонагалл, была всего лишь способом убрать их непосредственно с поля боя: спасти это никого не могло. Дети были обречены, и единственное, что оставалось, — сражаться за них.

Совершеннолетние школьники, как было объявлено на общем собрании школы в Большом зале, подлежали эвакуации по желанию. Те, кто хотел, могли остаться и помогать отстаивать школу. Торквиниус и Гленна совершеннолетними еще не были, но с места, каждый за своим столом, не двинулись, только переглянулись через плечи других оставшихся воевать. Остались многие. Гриффиндорские старшеклассники были настроены воинственно, когтевранцы совещались, пуффендуйцы сидели спокойно, ожидая дальнейших распоряжений. Слизеринцы, многие из которых были детьми Пожирателей смерти, поднялись с места, сначала — почти все. Но потом некоторые оглянулись на сидящую Гленну. «Тебе же нет семнадцати!» — зло крикнул кто-то. Шотландская ведьма и не подумала отвечать. Она сидела в вальяжной позе, усмехаясь краешками извилистого рта. Зеленые глаза были ярки и презрительны. Часть слизеринцев, глядя на нее, стали опускаться на место — один за другим. «Придурки!» — сорвался на фистулу староста Драко Малфой. Это возымело обратное действие. На Драко, бледного, трясущегося, с мокрой челкой, прилипшей ко лбу, походить не хотелось. Еще пара человек плюхнулась на скамью. Остальные направились к выходу.

«Не возражаете?» — с непринужденной вежливостью спросил у слизеринцев высокий очкастый когтевранец, усаживаясь рядом с Гленной. Мгновение они колебались. Ничего нового в том, что Торквиниус Сент-Клер всегда рядом с Гленной МакАртур, для них, как и для всей школы, не было, но когтевранец за столом Слизерина! «Чего там. Вместе подыхать будем», — хмуро буркнул кто-то, и вопрос был решен.

* * *

Пока старшеклассники делали свой выбор, а учителя обсуждали грядущую оборону, в зал начали входить члены Ордена Феникса во главе с высоким чернокожим мужчиной мрачного вида. Он был широкоплеч, одет во что-то тогоподобное и почти загораживал собой остальных. И мелодичный голос, окликнувший Тора и Гленну и прозвучавший совсем рядом с ними, явился полной неожиданностью и заставил их замереть. «Луна!!» — заорал, опомнившись, Торквиниус и неожиданно для себя крепко обнял вдруг нашедшуюся подругу. Сбоку на них обрушилось визжащее от восторга крутящееся рыжеволосое нечто, норовящее то схватить бледно улыбающуюся Луну за руки, то чмокнуть в щеку — быстро и попеременно.

«Нам говорили! Говорили, что ты в этом ордене! Мы узнавали!» — беспорядочно вопило нечто.

«Я не была в Ордене, — сказала наконец Луна почему-то виновато. — Я была в плену у Того-кого-нельзя-называть».

Друзья поняли ее не сразу, а когда поняли — замерли.

«Как? — тихо и растерянно сказал Торквиниус, — Нам же сказали…"

«Вам сказали, наверное, чтобы вы не полезли меня выручать», — объяснила Луна.

Гленна медленно бледнела, раскачиваясь с пятки на носок и обратно.

«Значит, так, — заговорила она, и в голосе была злоба. — Ты была в плену, а твоим друзьям сказали, что с тобой все в порядке. Чтобы не полезли выручать. И мы думали, что с тобой все в порядке. А ты сидела в подвале, и у тебя не было никакой надежды, потому что твоим друзьям сказали…»

«Меня спас Гарри Поттер, — быстро вставила Луна. — Правда, случайно. Он сам попался, ну и вытащил заодно».

«И ты там сидела так, — не унималась Гленна, — как будто у тебя вообще нет друзей, и всем на тебя наплевать, и Гарри Поттер — по чистой случайности».

Луна смотрела на нее с жалостью. «Люди из Ордена сделали все правильно, — сказала она. — Вы бы ничего…»

Теперь уже дернулся Торквиниус, но сказать ничего не успел. Взрослые закончили совещаться и теперь объявляли, кто какую позицию займет в обороне. Нужно было слушать внимательно, чтобы не остаться не у дел.

* * *

Когда эпоха парусных судов ушла в прошлое безвозвратно, человечество осознало, что ничего прекраснее, чем парусник в море, оно за свою историю не создало. Человечество, как всегда, неуклюже и боясь хоть на толику поступиться комфортом, дернулось назад, стало делать яхты с моторами, электронным, а потом и компьютерным управлением, и устраивать регаты.

Регата — красивое и яркое зрелище, но, увы, никакого отношения не имеющее к тем, утраченным, как утрачивается в бренном мире все, парусникам прежних времен, с их резными деревянными боками, облачными грудами парусов и изысканным кружевом такелажа.

Новые парусники, технологичные и надежные, были всего лишь игрушками, тогда как те, похожие на игрушки, — настоящими.

И самыми настоящими, хотя и видимыми не всем, были парусные суда, прибывшие из разных мест в определенную точку Атлантического океана, — всего около полутора десятков.

Это были личные корабли капитанов Верховного круга (Совета Капитанов) морских магов, и ни один не уклонился. Юнги были загодя списаны на землю; все желающие матросы и офицеры — тоже, но таких нашлось немного. Море никогда не бывает предсказуемо; к его вечным опасностям привыкают. В этом походе самые опытные и уважаемые в своем сообществе Морские маги готовились умереть, и все об этом знали, но команды остались со своими капитанами.

Когда все подошли к точке сбора, на «Коварной девственнице», флагманском корабле адмирала Джона «Снесискалу» Бильдера взлетел сигнал «всем надеть чистое белье».

На протяжении всего маршрута американской подводной лодки класса «Огайо» это было самое удобное для их целей место — далеко от человеческих поселений, в стороне от морских путей и сильных течений. Из глубины, способной безвозвратно похоронить что угодно, здесь поднималась почти к самой поверности гранитная гряда, о которую подводной лодке и предстояло разбиться, влекомой сильнейшим штормом, немыслимым сплетением воды и ветров. Только такое — немыслимое и невиданное в природе — могло подхватить и разбить легированный тяжелый корпус. И у парусных кораблей, сколь угодно волшебных, было очень мало шансов выстоять в этой круговерти.

Моряки в парадной форме — синие камзолы, белоснежные шейные платки — выстроились на палубах. Здесь все до единого были волшебники, и всем предстояло принять участие в задуманном. Подводная лодка уже была в пределах досягаемости и никуда не торопилась: ее командование тоже находило эту отдаленную точку Атлантического океана удобным местом для предполагаемого запуска. Парусники не отражались на ее локаторах; на лодке считали, что они здесь одни. Все ждали своего часа.

* * *

Битва началась в полночь. Уничтожение Гарри Поттером еще двух крестражей сказалось сразу же, Снейп наблюдал его воочию, мысленно благословляя душу убитого им Дамблдора: Волдеморт не только не рвался исполнять указания противника, не только утратил ментальную связь с ним — он как будто бы вовсе забыл о том, что такая связь и такие указания существовали. «Все на Хогвартс! Уничтожьте его, уничтожьте там всех, камня на камне не оставьте, но Поттера — Поттера сохраните для меня!» — таков был его приказ. Темный лорд подкрепил его волной злобного нетерпения, приведшей его армию в неистовство. Снейп, к чьим указаниям в войсках привыкли прислушиваться, как мог усиливал неразбериху. Армия колдунов, оборотней, великанов, дементоров и умертвий ринулась на Хогвартс в полнейшем беспорядке. Но они все же были сильны, слишком сильны для того, чтобы им могла противостоять горстка учителей, орденцев и старшеклассников.

* * *

Профессор Флитвик накрыл замок мощным защитным куполом, ограждавшим его от проникновения заклятий, нежити и обладателей черной метки. Произнося заклинания, он невольно подумал, сообразит ли Снейп, что делать, когда будет возвращаться. И тут же с холодящей и полной, неизвестно откуда взявшейся уверенностью понял, что Снейп не вернется. В ночи купол представлялся слабо опалесцирующей с радужными отблесками прозрачной полусферой. Профессор стоял на верхней площадке Астрономической башни, вытянув палочку верх. Поддержание купола требовало огромных усилий, и Флитвик не знал, надолго ли его хватит. Кроме того, сердце, о котором он уже успел забыть, что оно болело, вдруг начало о себе напоминать. И перекрыть удалось только непосредственно основной комплекс зданий с небольшой прилегающей территорией.

А внизу, вне купола, уже кипел рукопашный бой, великаны обрушивали стены, швыряли огромные камни, расплющивая сражавшиеся с ними статуи Хогвартса, оживленные магией профессора МакГонагалл. Оборотни бросались на людей. Люди отбивались.

Профессор почувствовал, что удерживать купол стало легче, даже смог ненадолго опустить руки, поддерживая его остаточным приказом, и перевести дыхание: ему помогали. Другие волшебники включились в работу, добавляя куполу энергию своих заклинаний. Справа, на библиотечной башне, и слева — на башне, венчавшей высокую галерею. Кто-то поддерживал еще в двух местах — на гриффиндорской башне и на его родной когтевранской, но прерывисто и неуверенно.

Это было вовремя: под действием огромного количества атакующих заклятий купол дрожал и прогибался. Заклятия расплывались на его поверхности ослепительными красными и зелеными сполохами; свет от них придавал всему вокруг грозный, призрачный и какой-то театральный вид.

В этом двухцветном софитном освещении идущие в бой каменные и железные рыцари, горгульи замковых стен и томные мраморные фигуры с фонтанов казались актерами, играющими батальную сцену. Но в прах под ударами рассыпались по-настоящему.

Враги, уродливые и темные, шли и шли, и театральная батальность не сглаживала, а даже каким-то образом подчеркивала жестокую подлинность этой войны, войны, где умирают, но не пропускают врага.

Он стоял и держал купол. И справа стояли. И слева.

«Профессор! — перед ним была Кнопка. Самые упорные шестнадцатилетки умудрились уклониться от эвакуации; их использовали для связи. Чумазая и растрепанная, в свете красных и зеленых сполохов, она казалось даже не юной, а маленькой. — Профессор МакГонагалл с Гриффиндорской башни предупреждает, что долго ей не выдержать. Там напор сильный».

«Пускай отпускает, я перехвачу, — хрипло выговорил Флитвик. — Ты, когда пробегала, не видела, кто от меня слева?»

«Видела, — ответила она. — Филч. Он, других там никого».

Филч — это хорошо. Филч — это надежно.

Филч. Значит, все я правильно понял, подумал Флитвик, такая это война. Война смыслов гораздо более глубоких и вечных, чем законы магии. Смыслов, чье присутствие смутно нащупал Снейп, когда пытался помочь Филчу. И он сам, Флитвик, — решая частную задачу снятия Непреложного обета.

«А справа? На Библиотечной?»

«Мадам Пинс. Хотите пить? Она сказала — когда держишь заклятие, во рту очень пересыхает. Я и для вас взяла».

«Очень хочу». — сипло и благодарно признался профессор.

"Мадам Пинс сегодня очень приветливая, — рассказывала Гленна, деликатно отводя взгляд, чтобы не смотреть, как жадно, захлебываясь, глотает воду Флитвик, — а еще, в сполохах, если сощуриться, как будто рисуешь, кажется, что молодая и в красной шляпе — с вот такущими полями!"

* * *

Лучший зельевар Хогвартса и его неизменная ассистентка шли взрывать мост. Взрывательного зелья предусмотрительный Торквиниус наготовил заранее, а подходящий объект наметился только что.

Из небольшой толпы, занятой сооружением баррикады перед одним из выходов, Кингсли Бруствер поманил пальцем их двоих. "Когтевранцы? — решил уточнить он, разглядывая их запыленные галстуки. — Не могу найти вашего старосту, а стандартные пароли с общежитий надо снять. Теперь они будут только мешать".

"Я Падму не видел с начала заварушки, но если нужно снять пароль — любой старшекурсник может".

Да, в Когтавране было заведено так — большого секрета из защиты общежитий не делалось.

"Вы тоже можете?" — спросил Кингсли Луну. Она кивнула.

"Пойдете вдвоем," — коротко распорядился Бруствер.

Оскорбительно легкое поручение, да еще и вдвоем! Впрочем, поднимаясь в башню, ребята поняли,что Кингсли был не так уж и неправ. Волшебный купол защищал замок от заклятий, нечеловеческих существ и Пожирателей смерти, но не мог защитить от просто, без затей и колдовства, брошенного камня. Понявшие это великаны обстреливали башни здоровенными глыбами. Стены пока держались, но любое окно могло в любой момент разлететься на множество смертоносных осколков. Кроме того, залетавшие в помещения камни крушили мебель, колонны, обрушивали лестницы. Несколько раз ребята убеждались, что без взаимной поддержки пройти бы им не удалось.

Из когтевранской гостиной (Тор и Луна не удержались, чтобы не осмотреть поле битвы в ее обзорные окна) было хорошо видно, что враги, сначала ломившиеся скопом, после идиотской, очень веселившей ребят толкотни разделились-таки на группы, и одна из них пошла в обход закрытой куполом территории, нацелившись на каменный мост, перекинутый через глубокую расселину, служившую естественной границей. Если они пройдут этот мост, то смогут подойти к куполу там, где их не встречают контрзаклинаниями защитники. Ребята понимали, что прочность ограждающего замок купола далеко не безгранична, и если беспрепятственно приложить совокупную мощь многих заклятий в одной точке, он может прогнуться или еще как-то деформироваться.

И это не говоря уже о том, заключил Тор свое краткое резюме, что обходной путь к замку в сложившейся ситуации — вообще лишний.

Они торопливо ссыпались по полуразрушенным лестницам, встретив по пути несколько так же торопящихся орденцев, — видимо, им был дан приказ занять позицию, с которой прорвавшихся врагов можно будет осыпать заклятиями сверху.

Строитльство баррикады уже было закончено, и только пара человек поливала нагромождение скрепляющим зельем.

Искать Бруствера, МакГонагалл или еще кого-нибудь из старших — значило терять драгоценное время. Так же бессмысленно было пытаться найти в этой неразберихе Гленну. Решили идти вдвоем, вооружившись двумя своими палочками и тремя кувшинами взрывательного зелья. По дороге к ним примкнул Невилл Лонгботтом, который последнее время подозрительно часто оказывался там, где была Луна. Он был кстати: третий кувшин очень мешал.

Прокрались незамеченными, при меняющемся красно-зеленом свете множества заклятий. С той стороны к мосту уже приближалось невнятное скопище темных фигур, среди которых выделялись непомерно огромные, отчетливые — великаны. Надо было поторапливаться.

Мост (он был из тех, какими пользовались редко), сверху казавшийся тоненьким и коротким светлым штрихом, оказался неожиданно большим, подзапущенным, с поросшей зеленью и местами обвалившейся резьбой на каменных перилах, но устрашающе крепким. Середину его можно было легко определить по арке, такой же замшелой, как и перила, но до нее еще надо было добежать. И пролить зельем полосу от края моста до края, нигде не пропуская.

Они лили; где сомневались — добавляли, почти точно посередине, под аркой, а мост уже загудел от множества тяжелых шагов с той стороны. Ребята бросились назад, швырнув в сторону подступавшей орды уже ненужные кувшины. Те, с другой стороны, с воем и улюлюканьем набегали, гнались, но расстояние еще было приличным. Выбравшись с моста, сразу же развернулись, и Торквиниус взмахнул палочкой.

Им показалось, что мост встал дыбом совершенно беззвучно. Но сразу же пришел грохот. И только потом — вопли.

Дело было сделано, обломки сыпались в пропасть вместе с теми, кто был на мосту, но каким-то образом один из великанов оказался выброшенным на ту сторону, где стояли школьники, и уже подтягивался, выбираясь из расщелины. Они бросились бежать, торопясь к защитному куполу.

Дети не успевали. Они уже были в непосредственной близости от купола, там, где только что шло сражение, теперь откатившееся немного в сторону, где были строения, разбитые, покореженные и разобранные великанами на куски, но каждый шаг преследовавшего их великана был больше, чем десяток их шагов, — и двигался он шустро.

Откуда-то сверху, где торчали полуразрушенные конструкции, бывшие недавно стеной с элегантной башенкой, на канате по большой дуге стремительно летел человек (Если бы Филч был здесь, он, возможно, узнал бы этот канат, который часто подтягивал: на нем держались вымпелы школы между двумя башнями при центральном въезде. Именно там была вынуждена откатиться первая группа нападавших; выжившие кричали, что их атаковал вампир). Держась одной рукой — чувствовалась профессиональная сноровка. Гибкий, широкоплечий, ловкий — циркач, воздушный гимнаст. Слишком худой, слишком сильный и ловкий даже для циркача. В другой руке он держал прут или кол — что-то отломанное от конструкции, с которой он спрыгнул. В нижней точке безупречно рассчитанной дуги он вонзил свое оружие в глаз великану — и пошел дальше, вверх. Замер в воздухе, поменял руку. Теперь что-то блеснуло в его правой руке — и он полетел по дуге вниз. Но долететь до шатающейся туши не успел: несколько разноцветных лучей разрушающих заклинаний скрестились на его гибком силуэте, как лучи цирковых прожекторов. Мгновение — и дымящийся обрывок каната запрыгал в воздухе.

Освобожденная душа... нет, мы промолчим.

Школьники добежали.

* * *

Ты стоишь на башне, мой последний возлюбленный, (конечно, где же тебе быть еще!) и сам ты подобен башне высокой и соразмерной.

Никто из людей не смог бы разглядеть тебя отсюда, где стою я сейчас, никто из людей, но я — не человек. Это я еще могу — увидеть тебя.

А ты не увидишь меня оттуда. Не расслышишь и не почувствуешь. Я знаю, ты мог бы, но я сделала так, что ты не сможешь.

Ни к чему.

И ни к чему людям видеть нас — такими, какие мы сейчас.

Защитить наши холмы от тяжелых бомбардировщиков было трудным делом, таким трудным, что, сделав его, мы навсегда утратили облик, пленявший смертных.

Ты был не первым моим возлюбленным, и я даже не смогу сейчас сказать, которым по счету. Много веков, много любви. Мы были так прекрасны, что нам всегда отвечали взаимностью — даже те, кто страшился.

А когда-то мы были вашими богами. Но это было давно.

Ты не был первым моим возлюбленным, но я рада, что последним оказался ты.

Смертные пленялись нами, и в каждом, чьи прадеды родились на этих островах, есть капелька нашей крови.

А в ком нету — неважно, когда-нибудь будет. Все смертные здесь — наши дети.

Мы пришли защищать наших детей, и немногие, кроме нас, знают — от чего.

Никто из нас не вернется в холмы, и вы будете думать, что мы покинули вас, ушли с шорохом вереска и плеском волн. Так лучше. Не нужно вам знать, какими мы будем, когда отдадим все, до конца, свои последние силы для вашей победы, а ведь мы пришли их отдать. Просто наш прах развеется над этой землей — и все.

Это не страшно.

Мы будем в вашем дыхании.

Ваши голоса наполнят вересковые поля, и вы будете петь наши песни.

Когда-нибудь вы вступите и в наши опустевшие чертоги под холмами. Вы можете.

Если победите сегодня. Вы должны победить.

Ты прекрасен, возлюбленный мой.

Прощай.

* * *

"Эта палочка слушается только вас, мой лорд", — проникновенно и как мог угодливо сказал Снейп. Он поймал себя на том, что хочет сказать что-то еще — что-то, что позволит продолжить бессмысленный разговор еще минуту, еще минуту пожить, — и неловко, криво усмехнулся своей слабости.

Волдеморт внимательно смотрел на Снейпа. Ни вкрадчивость голоса и движений, ни кривая усмешка не обманули его: он видел, что Снейпу страшно. Смертельно страшно. Но он не пытался убежать, где-то задержаться: как только его раскрыли в Хогвартсе, он немедля примчался сюда. Чтобы быть рядом с ним, Волдемортом? Очень мило, конечно, но вряд ли. Северус — хороший слуга, но он не дурак. Только одно могло привести его сейчас, без промедления, только одно — близость Бузинной палочки, жажда власти, которая единственная сильнее страха смерти.

Убить его — и исход битвы предрешен. Битва вообще не нужна, пусть эта толпа, именуемая его армией, делает, что хочет; он дозволит ей насладиться разрушением и смертью; важно только одно — поединок между ним и Поттером. Поединок, в котором у него будет Бузинная палочка.

* * *

Напряжение на куполе росло. Они удерживали его лишком долго, так долго, что груз заклинаний, легший на него, не только должен был в ближайшее время неизбежно его обрушить, несмотря на все их усилия и выдержку. Хуже было то, что при снятии купола накопившиеся напряжения неизбежно дадут отдачу — напрямую в магов, его державших. Сейчас их оставалось трое — остальные не выдержали. Распределенная всего лишь на троих, отдача грозила очень серьезными травмами, с большой вероятностью — смертью. Филчу и мадам Пинс такие подробности неизвестны, и хорошо. Хватит ли его одного хотя бы на пару секунд? Должно хватить, хотя сердце давало себя знать. И эльфийская песня о звезде, зрящей сквозь казематы ночи. Теперь она звучала в нем все время.

Кнопка рядом. Бегая по своим делам, она в любой свободный момент старалась оказаться рядом с ним. Поила из бутылки — руки-то заняты, смотрела почему-то снизу вверх, ждала указаний. Сейчас они будут.

"Моя дорогая, — просипел профессор. Гленна услышала. — С этим пора заканчивать. Сбегайте к Филчу и мадам Пинс и скажите, что купол будем отпускать одновременно. Вот... а, часы еще не разнесли. Очень хорошо. Значит — как пробьют четверть, с последним ударом. Скажи... скажи, что это нужно сделать именно одновременно. Я потом объясню". "Стой!" — скомандовал он, когда девчонка ринулась исполнять. И приказал строго: "Сюда возвращаться не надо. Мы снимем поле, враг войдет в замок — будет много раненых. Как только предупредишь — сразу иди туда и помогай".

Его хватило. После того, как мадам Пинс и Филч отпустили поле, профессор Флитвик удерживал его еще около пяти секунд. И эти пять секунд он был рядом со Снейпом, в пыльной, залитой кровью комнате. Отдачи он не почувствовал. Не успел. За эти пять секунд разлившаяся за грудиной боль поглотила его целиком.

* * *

Они пришли вместе с туманом. Их платья были не подпоясаны, косы распущены, ноги разбиты: в такой путь идут босыми, оставляя обувь на пороге своих домов.

Трое: Имхэйр, Терлэг, Оайриг. Самые старые, потому что молодым надо жить; самые сильные — иные не сумели бы сделать того, что собирались сделать они; самые мудрые: им предстояло не только вызвать чуждую людям силу, но и вовремя ее остановить и вернуть в пределы свои.

В густом тумане они собрали и разожгли костер; в густом тумане подвесили свой котел, в тумане под кровавой луной запели.

Это песня трех твоих ведьм, Шотландия; помнишь ли ты, когда она звучала в последний раз?

Запретный лес покачнулся, дрогнул и пошел к стенам замка, давя наступавших.

* * *

Замок стал полем рукопашной битвы. Дрались все, кто в нем находился, — уже без различения возраста и умений. Не было ни грамотного наступления, ни продуманной обороны, там и здесь катались клубки сплетенных ненавистью тел, заклинания обрушивали стены. Уничтожить врага, чтобы прожить дольше его — единственная стратегия рукопашной.

И, хотя все верили, что исход сражения зависит от того, кто победит в бою Волдеморта с Гарри Поттером, только те, кто находился в непосредственной близости, остановились, когда этот поединок все-таки начался. По всей остальной территории бои не прекращались.

* * *

Несмотря на лютую неразбериху, в которой то и дело приходилось уворачиваться и огрызаться заклятиями, Гленна почти точно выполнила приказ Флитвика: разыскала и примкнула к группе, выносившей раненых из боя в зал, где мадам Помфри и ее помощники (в основном, из пуффендуйцев) их сортировали и торопливо оказывали первую помощь. Там же их и оставляли лежать: Больничное крыло было почти недоступно, туда время от времени совершали рискованные вылазки за новым запасом зелий и перевзочного материала. Охраняли зал авроры.

Нечисти, атаковавшей замок, никто никогда не говорил, что санитаров надо щадить. Сами они тем более не были склонны думать в этом направлении. Санитары пробирались ползком, прикрываясь щитовыми чарами; как умели, наводили морок; иногда отстреливались, но чаще руки были заняты очередным раненым. Но не это было самым худшим. Хуже всего было, когда несмотря на все ухищрения, раненого донести не удавалось, и он умирал у них на руках.

* * *

Ветра сказали: пора.

Джон Бильдер смотрел в лица людей своего экипажа. И на всех кораблях эскадры в этот момент капитаны стояли перед своими командами. Кто-то сказал несколько слов — у каждого они были свои, капитан и его команда вместе — как человеческая личность, все разные, одинаковых нет. Кому-то понадобились слова, кому-то, как Бильдеру и его экипажу, — без надобности. Все было сказано давным-давно.

Поднимаясь на мостик, адмирал хрипло и весело затянул "Серую юбку". Команда подхватила.

На флагмане взвился сигнал "Атака!", и тысяча магов, повинуясь движению рук своих капитанов, сказали стихиям свое слово.

Миллионы тонн воды взмыли высоко к небесам, поднятые сотней въедливых, мощных ветров, разом вонзившихся в глубину. Вместе с этими миллионами тонн взлетели призрачные парусные скорлупки и тяжелый стальной корпус подводной лодки класса "Огайо" в самом центре невиданного смерча.

И все разом обрушилось вниз.

Как только это произошло, и лодка ушла вниз на неизмеримую глубину, дрогнула и раскололась заранее заклятая подводная гряда, обрушилась гигантскими глыбами, надежно похоронив лучащиеся смертью обломки под глубинной толщей базальта.

* * *

Торквиниусу пригодилось все, чему он, надрываясь, научился в прошлом году на уроках ЗоТИ. Он уходил перекатом, "качал маятник", из-за углов выстреливал сериями невербальных заклинаний, снова перекатывался и уходил. Раны болели ничуть не больше, чем болели мускулы и связки тогда, на уроках, и он не обращал на них внимания. Удар за спину, защита, быстрый поворот. Удар... что-то вас здесь много.

Он использовал все. И был еще жив, когда его извлекли из-под груды тел.

Дотянул.

* * *

Хогвартс праздновал победу. Плача, укладывая рядком мертвых. Со стонами заматывая тряпками раны и ожоги, потому что целителей хватало пока только на самые тяжелые травмы и магические повреждения. Раскапывая обрушения и ища под ними близких.

Среди тех, чьи тела дожидались торжественного захоронения в братской могиле, а пока были собраны в одной из комнат первого этажа, был и профессор Флитвик — маленький, скрюченный, с черным перекошенным лицом, совсем неотличимый от гоблина и непохожий на себя. Гленна постояла мгновение и заторопилась к Торквиниусу — его раны требовали внимания. Она точно знала, что в этой комнате ее учителя не было. Правда, мы-то с вами догадываемся, что на следующий день, когда состоятся похороны и зазвучат прощальные речи, это знание ей мало чем поможет.

Гарри Поттер, победитель Волдеморта, с величайшим трудом освободился от нашествия журналистов, поклонников и просто благодарных за победу, рвавшихся целовать его руки, и наконец пришел туда, где ему хотелось быть, — в кабинет Дамблдора.

Среди этих вещей и портретов ему хотелось побыть прежде, чем вернуться к друзьям и вместе с ними обратиться к новой жизни — той, в которой уже не осталось долгов.

* * *

Под покровом сгущавшихся сумерек неслышно крался маленький серый зверек. В отличие от Гарри Поттера, Миссис Норрис не считала все свои долги уплаченными. Поэтому она уже осмотрела и тщательно обнюхала истоптанную лесную поляну и теперь подбиралась к Хогсмиду. Ей было страшно, очень страшно: в деревне обитало много собак, а она их боялась. И все-таки зверек не останавливался и не поворачивал назад, как бы ни хотелось, а, прижавшись к земле и выставив лопатки, пробирался к Хогсмиду, к Визжащей хижине.

* * *

Легкое движение на пороге каморки заставило Филча, который, сгорбившись, сидел за столом, хмуро покачивая кружкой с налитой на четверть прозрачной жидкостью, обернуться. На пороге, глядя на него, стояла Миссис Норрис.

"Ну... — Филч поперхнулся, хрипло откашлялся, — нашла?"

Она смотрела на него.

"И... что?"

Миссис Норрис отвернулась.

"Ясно".

Филч тяжело поднялся, сгорбившись, прошел в чулан, вернулся оттуда с лопатой и фонарем. Прошел полуразрушенными коридорами, лестницами, вышел в холл. Его никто не видел: замок спал, утомленный, и стонал во сне от ран, не в силах проснуться. Миссис Норрис шла за человеком след в след. Это потом, когда он не будет знать, куда идти, она обгонит его и покажет путь.

В холле завхоз остановился у чудом сохранившегося на стене тяжелого бархатного знамени Хогвартса. Подошел, снял. Подержал в задумчивости и, уронив, пошел дальше. Миссис Норрис аккуратно, стараясь не задеть, обошла уроненное на пол знамя. Старик свернул в один из классов, где, как он помнил, на окнах были черные бархатные портьеры. Сорвал и запихал за пазуху одну из них.

"Так-то оно лучше будет... правильней... а вы уж потом сами... со знаменем и все такое... с речами... оркестром... когда поймете... сами..." — бормотал он, выходя в темноту.

Миссис Норрис молчала.