Всё началось с атмосферы, которая окутывала Францию XVIII века. Король тратил скоммунизженное у простого люда и мыдла бабло на пьянки и шлюх, а дворяне с попами-католиками вторили ему. В стране год за годом происходили экономические кризисы, бушевала безработица и массовый голод, пик которого как раз пришёлся на весну-лето 1789 года. В стране процветали пережитки феодализма и сословного строя: дворяне смотрели на всех остальных как на говно, а все остальные сословия люто, бешено ненавидели дворян. Во внешних делах Франция скатывалась в то же сраное говно — например, благополучно пролюбила Северную Америку гадящей англичанке. В итоге из пафосной империи она превратилась в подобие загнивающей поздней Римской империи только ещё отсталее и грязнее, с коррупцией, бюрократизмом и парой деревень в Африке.

Вы спросите, чем же занимался в это время король? На этот вопрос лучше всего ответит Людовик XV, а вернее его фаворитка маркиза де Помпадур: однажды, когда ему намекнули, что если продолжать бухать и кутить, то казна может и опустеть, его любовница выдала мем: «После нас хоть потоп!». Потоп обошел его, но не его внука — Людовика XVI. С этим номер не прошёл — после векового кутежа двор сожрал всё бабло. Да и адский вин Англии в колониях и Пруссии на материке — Семилетняя война — всем показал, что такое французская армия.

И не удивительно. Пока в стране был кризис, пока госдолг рос так, что его не успевали подсчитывать, пока народ тоннами подыхал от беспросветной нужды, королевский двор (примерно 1500 человек) проявлял чудеса расточительства. Особенно в этом преуспевала женушка короля — Мария-Антуанетта, не случайно прозванная «мадам Дефицит». Да и сам Людовик не скупился в затратах: на деньги, потраченные в честь его коронации, можно было скупить половину Франции со всеми её жителями. Вообще, король и королева были очень даже интересными личностями, подобных раздолбаев ещё поискать надо. Кроме абсолютного неумения держать бухгалтерию государства (ведь казна — это вам не зарплата инженера, за раз не потратится), они ещё обладали прямо таки вселенским пофигизмом. Приближенные к королю министры за много лет до революции предупреждали, просили, требовали хоть что-нибудь изменить, поменять, сэкономить, но сладкая парочка дружно клала болт на все советы. Чего уж там до чаяний простого народа. Людовик до самой смерти так и не поймет, что же побудило его «добрых французов» к революции. Непонимание королевским двором творившейся в стране обстановки очень хорошо показывает фраза, приписываемая Марии-Антуанетте, в отношении бедноты: Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные! На этом фоне выделяется то, что Людовик был плохим королëм, даже в тот момент, когда армия уже подтянута к Парижу и готова с помощью оружия остановить революцию своими методами.

А ведь на этого монарха так надеялся народ, особенно его передовые классы: буржуазия и интеллигенция. Они верили, что при нём наконец закончится царство беззакония: хотя бы отменят многие сословные и феодальные привилегии, введут нормальные законы и поправят экономику. Однако с первых же дней им пришлось разочароваться — Людовик оказался обыкновенным политическим паразитом, намеревавшимся спокойно закончить свой век на чужой спине. Он лишь ухудшил то, что уже нельзя было ухудшить. Даже по всем приметам было видно, что правление Людовика не будет хорошим. Например, страшная давка во время раздачи подарков народу на его коронации, закончившейся множеством жертв. В народных бедах обвиняли также и Марию-Антуанетту — «проклятую австриячку», которая, по многочисленным версиям, запудрила мозги доброму королю и правила вместо него. Такой оборот дел многим не нравился и в обществе началось бурление крамольных идей.

Достаточно продолжительное количество времени гнев хомячков удавалось сдерживать заявлениями о том, что без мудрой и направляющей воли короля страна скатится в полный ужас и песец, так как проекты гуманистов были всё-таки достаточно утопичными. Точнее, очень утопичными. Однако на момент начала бурления говн выяснилось, что североамериканские колонии Великобритании устроили небольшой баттхёрт своему доброму королю и зажили по гнусным демократическим законам. Более того, поскольку в той войнушке Франция умудрилась сыграть за Соединённые Штаты Америки, было доподлинно известно, что там экономика не скатилась в адов песец, а всё относительно благополучно.

Тем временем, чтобы хоть как-нибудь погасить долги (а иначе новых балов не видать), король созвал Генеральные штаты, дабы ввести новые налоги. До этого подобные проблемы решал другой орган власти, состоящий сплошь из аристократов, налогов не плативших. Так как в планах было обналожить их тоже, такой орган не годился. Штаты же, которые до этого вообще не созывались аж 200 лет, вроде бы подходили.

По идее должно было проканать — выборы проходили по хитрой схеме: по одному голосу с каждого сословия. Сословий было три (дворяне, духовенство и все остальные), причем первые два вроде бы считались верными королю. Верность закончилась там, где начались деньги — аристократы, которым, если честно, король уже надоел, слушать его не хотели и попытались спихнуть налоги на третье сословие. Естественно, что последние должны были остаться в дураках. И видя, что нет сил уже терпеть, третье сословие гордо заявило, мол, все эти штаты фуфло, мы представляем интересы более 95% населения, и отпочковались от них, назвавшись Национальным собранием (позже Учредительным собранием, а потом ещё много раз поменяли название). Затем они принялись менять законы и уравнивать всех в правах (хотя бы основных).

Казалось бы, немыслимое дело в монархическом государстве, и королю следовало бы загубить гидру в самом её начале, как это сделали его предки во времена Жакерии. Но Людовик XVI на все вести из Парижа томно отмахивался холеной ручкой и отправлялся принимать реверансы в своем Версале. Есть, впрочем, мнение, что у короля на то была веская причина личного характера. Дело в том, что его сын, тот самый дофин, рождения которого ждали так долго, был ребёнком слабым, болезненным, страдал туберкулёзом, от которого в процессе заседания Генеральных Штатов таки и помер. Убитое горем семейство с королём во главе заперлось в покоях, по старинному обычаю отменив все общественные мероприятия, в том числе и заседания. Однако, поскольку по столь же давней сословной привычке отчитываться перед каким-то быдлом никто и не подумал, делегаты Третьего Сословия, явившись на одно из назначенных было заседаний, поцеловали дверь.

Заподозрив, что дело тут нечисто и их тупо хотят поиметь, простолюдины быстренько передислоцировались в (принадлежавший, кстати, брату короля) зал для игры в мяч неподалёку, и устроили Генеральным Штатам вышеупомянутую обструкцию, поклявшись не расходиться до утверждения новой конституции государства. Король, по-прежнему убитый горем, опять на всё это забил.

А зря, потому что скоро наступил штурм Бастилии...

Если меня упорет настолько, что я вдруг буду писать фанфики по Сэббэт кинижного уровня, то я точно знаю, с чего начну.


#лурк

Ой, лол.

#лурк
#копипаста

Однажды маленькому мальчику Адольфу Ш. подарили морскую свинку, маленькую, чёрненькую и с белым пятнышком на мордочке. Адольф полюбил свинку всем своим детским сердцем, держал её в просторной клетке, пускал погулять и порезвиться в солнечной гостинной, кормил её семенами разных растений, крупами, листьями бенгальского салата и изредка баловал песочным печеньем из большой вазы на столе, когда удавалось его оттуда незаметно утянуть. Фрида (так Адольф назвал своего смышлёного питомца) отвечала мальчику взаимностью, обожала сидеть на его руках и даже плечах, с любопытством терлась носом о его подбородок, глядя крохотными глазами-бусинками в его глаза и будто понимая его ласковую речь.
Знакомый папы Адольфа, врач Яков Берец посоветовал Адольфу не поить Фриду водой: достаточно было кормить её например, сочными яблоками или огурцами. Фрида охотно ела и яблоки и огурцы и даже кусочки тыквы, которые Адольф однажды дал ей.
Однажды утром Адольф долго не мог найти Фриду, звал её, бегая по дому, и увидел её только спустя пару часов в углу за комодом. Фрида заболела, она не хотела ни бенгальского салата, ни семечек, ни тыкву. Она сидела и смотрела в одну точку. Мальчик пересадил её в клетку, и не отходил от клетки до позднего вечера.
Рано утром, едва проснувшись, Адольф побежал к Фриде. Фрида умерла. Она лежала крохотным скорченным и бесформенным меховым комочком в опилках, несчастная и одинокая. Адольф заплакал, слёзы отчаяния, горя и невосполнимой потери текли по его щекам и щекотали шею. Он бы всё отдал, чтобы Фрида была жива. Он потерял то единственное, за что был в ответе.
Спустя много времени, когда боль потери уже не терзала его, Адольф подумывал о том, чтобы попросить папу купить ему новую морскую свинку, и вроде случайно зайдя в зоомагазин, он услышал, что продаются поилки для морских свинок. «Зачем?», — поинтересовался Адольф. «Как зачем?» — удивился молодой, улыбчивый и атлетичный блондин-продавец в белой рубашке — «Морские свинки нуждаются в питье независимо от того, чем их кормят. Обязательно. Вы разве не знали, юноша?».
Адольф был ошарашен и сломлен. Утихнувшая было горечь нахлынула на него с новой силой. Как так? Он доверился дяде Якову, но тот предал его! Адольф вспоминал дядю Якова с непониманием, негодованием, а потом с ненавистью, и чем дальше, тем сильнее ему казалось, что тот сделал это специально, по правде говоря, Берец и вся его семья никогда не нравились Адольфу, дядя Яков был чересчур заносчив, а его толстозадая усатая жена пахла потом и жареным жиром. Волосатые мерзавцы. Предатели. Убийцы. Убийцы. Убийцы. Проклятые дьявольские убийцы.
Адольф поклялся себе отомстить. Он вырастет и обязательно поквитается с Берецем и со всеми этими врачами-берецами. Они отняли что-то важное для него. Он поквитается с ними. Он сделает с ними тоже самое, они испытают то же, что испытала маленькая несчастная Фрида. Гады. Гады. Твари мерзкие. #баное говно скоты он их порежет всех это берецов-#уерецов шмаулеров фельдмахеров этих бл#дских #баных с зубами золотыми всех этих п#здорванских вонючих кудрявых вислоносых мразей они сгорят все и пепел их будет искуплять их вину. Он будет железным сапогом и стальным мечом, он будет их огнем и удушьем, он будет их водой и голодом. Смерть им смерть смерть. Ах, Фрида, бедная крохотная Фрида.