Полное имя Макаров Михаил Макарович.
Исправник (начальник уездной полиции), надворный советник (чин 7‑го класса). Сначала читатель видит его как бы глазами Дмитрия Карамазова, свидание которого с Грушенькой Светловой в Мокром вдруг так грубо прервала целая толпа людей: «Всех этих людей он узнал в один миг. Вот этот высокий и дебелый старик, в пальто и с фуражкой с кокардой, — это исправник, Михаил Макарыч...» Характерно, что он сразу же, не дожидаясь никакого суда и даже начала следствия, обвинил Митю: «Понимаешь? Понял! Отцеубийца и изверг, кровь старика-отца твоего вопиет за тобою! — заревел внезапно, подступая к Мите, старик-исправник. Он был вне себя, побагровел и весь так и трясся...»
Чуть далее Повествователь представляет читателю исправника основательно: «Исправник наш Михаил Макарович Макаров, отставной подполковник, переименованный в надворные советники, был человек вдовый и хороший. Пожаловал же к нам всего назад лишь три года, но уже заслужил общее сочувствие тем главное, что "умел соединить общество". Гости у него не переводились, и, казалось без них он бы и сам прожить не мог. Непременно кто-нибудь ежедневно у него обедал, хоть два, хоть один только гость, но без гостей и за стол не садились. Бывали и званые обеды, под всякими, иногда даже неожиданными предлогами. Кушанье подавалось хоть и не изысканное, но обильное, кулебяки готовились превосходные, а вина хоть и не блистали качеством, зато брали количеством. Во входной комнате стоял биллиард с весьма приличною обстановкой, то есть даже с изображениями скаковых английских лошадей в черных рамках по стенам, что, как известно, составляет необходимое украшение всякой биллиардной у холостого человека. Каждый вечер играли в карты, хоть бы на одном только столике. Но весьма часто собиралось и всё лучшее общество нашего города, с маменьками и девицами, потанцевать. Михаил Макарович хотя и вдовствовал, но жил семейно, имея при себе свою давно уже овдовевшую дочь, в свою очередь мать двух девиц, внучек Михаила Макаровича. Девицы были уже взрослые и окончившие свое воспитание, наружности не неприятной, веселого нрава, и хотя все знали, что за ними ничего не дадут, все-таки привлекавшие в дом дедушки нашу светскую молодежь. В делах Михаил Макарович был не совсем далек, но должность свою исполнял не хуже многих других. Если прямо сказать, то был он человек довольно-таки необразованный и даже беспечный в ясном понимании пределов своей административной власти. Иных реформ современного царствования он не то что не мог вполне осмыслить, но понимал их с некоторыми, иногда весьма заметными, ошибками и вовсе не по особенной какой-нибудь своей неспособности, а просто по беспечности своего характера, потому что всё некогда было вникнуть. "Души я, господа, более военной чем гражданской", — выражался он сам о себе. Даже о точных основаниях крестьянской реформы он всё еще как бы не приобрел окончательного и твердого понятия и узнавал о них, так сказать, из года в год, приумножая свои знания практически и невольно, а между тем сам был помещиком...»
Особо потом сообщается, что Митя ранее бывал у исправника частым гостем, в последний месяц перестал посещать его дом, полный дочерей-невест, и, естественно, Михаил Макарович при встречах с ним на улицах теперь «сильно хмурился». Однако ж добрый «отеческий» характер исправника во время ареста Мити всё же проявился: он, поначалу оскорбивший и Митю, и Грушеньку, потом начал их жалеть и всячески успокаивать. И когда Митя сидел уже в городском остроге, исправник строгостями не докучал и к заключенному посетителей пускали — и Грушеньку, и Алешу Карамазова и Ракитина: «Но к Грушеньке очень благоволил сам исправник Михаил Макарович. У старика лежал на сердце его окрик на нее в Мокром. Потом, узнав всю суть, он изменил совсем о ней свои мысли. И странное дело: хотя был твердо убежден в преступлении Мити, но со времени заключения его всё как-то более и более смотрел на него мягче: "С хорошею, может быть, душой был человек, а вот пропал, как швед, от пьянства и беспорядка!" Прежний ужас сменился в сердце его какою-то жалостью. Что же до Алеши, то исправник очень любил его и давно уже был с ним знаком...»
Вероятно, при создании этого персонажа писатель вспоминал помощника квартального надзирателя А.А. Макарова, с которым встречался в середине 1860‑х гг.