Nec plus ultra.
Трогательная глава. Как уже писал в рекомендации, Гермиона попала в прошлое и не имела права влиять на знакомую ей историю.

"Найтли!

Я, наконец, сажусь писать это письмо, которое сочиняю уже без малого три года. Но, как и тогда, когда Гермиона Джин Грейнджер впервые напомнила мне тебя, не знаю, что сказать. Как ни прискорбно, но я пришёл к выводу, что до нашей новой встречи не доживу. Вы, гриффиндорцы, никогда не умели толком скрывать мысли и эмоции. В общем, учитывая всё это, надо написать что-то очень важное, самое главное… короче, что-то, здорово напоминающее завещание, а мне бы не хотелось, чтобы моё первое и последнее письмо тебе было полно пафоса, которого мы так удачно избегали при личном общении.

Ты сейчас мёрзнешь где-то по лесам и пустошам с этими двумя идиотами, и утешает только мысль о том, что я точно знаю – для тебя всё закончится хорошо. Забавно, как мы с тобой поменялись ролями: теперь я помню всё твоё будущее на много лет вперёд. И, так же, как ты тогда, не могу открыть тебе ничего. Теперь я понимаю твои мучения и метания, как никто другой, и, поверь, не виню тебя ни в чём.

Хотя не могу сказать, что это далось мне так уж легко. Во время Тремудрого турнира, когда я только начал догадываться, то много бы отдал за то, чтобы мои подозрения не подтвердились. Углядев что-то знакомое в чертах лица, я стал внимательнее присматриваться к мисс Всезнайке и к ужасу своему обнаружил знакомый стиль в её работе у котла, а затем и в манере двигаться вообще. Последним штрихом стал бой в Министерстве, который я не так давно просмотрел в воспоминаниях Люциуса. Кстати, ты до сих пор слишком напрягаешь запястье, движение должно идти от плеча…

В общем, у меня было достаточно времени, чтобы смириться со своим открытием. Сначала мне казалось, что это обесценит воспоминания о нашей дружбе, что я буду разочарован от того, что ты никогда не была до конца искренней. Но ведь то же самое я могу сказать и о себе. Я нечестно поступил с Гермионой Грейнджер, решив за неё её судьбу, но эта девочка – будущая ты — стала мне от этого только дороже. Теперь я немножко в ответе за всю твою жизнь, за все ошибки, за то, что ты была у меня, мой самый лучший друг. Я сознательно посылаю тебя к себе, чтобы ты позволила мне идти к тому, что ждёт меня. Так что в конечном итоге мы с тобой сами творцы своей судьбы – разве это не здорово?

Иногда я думаю, захотела бы ты прожить эту жизнь в прошлом, если бы у тебя был выбор? Если бы я дал тебе выбор. И почему-то уверен, что ты бы не отказалась от пути, по которому прошла Джин Найтли. Хотя бы потому, что ты была очень нужна там. Всё было бы совсем иначе, мы были бы совсем другими – и я, и Люциус – если бы у нас не было тебя. И несмотря на то, что мы оба ожесточились, несмотря на все наши маски и роли, память о тебе всегда удерживала нас обоих – от отчаяния, от разрушения, от тьмы. Сколько бы Люциус ни отрицал, я знаю, что он никогда не позволил бы причинить вред Поттеру – потому что помнил, что это твой мальчик.

Он не догадывается о том, кто ты такая, кто такая Гермиона Грейнджер. Но я точно знаю, что если сказать ему правду, он сделает какую-нибудь глупость. Если же удержится и не сделает – то будет грызть себя, а это наверняка окажется для него фатально, потому что Малфоям чувство вины не присуще, следовательно против него у них нет никакого иммунитета. А если серьёзно – я боюсь давать ему надежду. Альбус сказал мне, что ты вернулась домой. Но я не знаю, вернулась ли ты к Люциусу. Он привык к мысли о твоей смерти, вбил себе в голову, что тогда, в Отделе тайн, Дамблдор вёл тебя на ритуальную казнь. Если сейчас он узнает, кем была Джин Найтли, откуда взялась и куда пропала, а потом ты решишь, что этот "высокомерный ублюдок" не заслуживает прощения…

Глупо уговаривать тебя сейчас, когда ты уже держишь в руках моё письмо. Но чёрт, Найтли, ты же простила его давным-давно! Будь последовательна.

А вообще я надеюсь, что, раз уж ты это читаешь, то у вас двоих всё будет хорошо. Не хотелось бы думать, что я потратил столько чернил только затем, чтобы они годами выцветали в сейфе Люциуса. Не говоря уж о том, что есть две вещи, которые Гермионе Грейнджер непременно надо узнать. Во-первых, словечку "грязнокровка" Драко научила Нарцисса, а вовсе не Люциус. Если в ваших отношениях и было предубеждение, то именно с твоей стороны. А во-вторых, ты была моей лучшей студенткой за все годы преподавания в Хогвартсе.

Прощай, мой дорогой друг".


* * *


"Прощай, мой дорогой друг…"

– Грейнджер! Хватит уже реветь, – Драко нерешительно потряс за плечо свернувшуюся калачиком на диване Гермиону. – Лучше поешь, пока Поттер не сожрал всё.

– Эй, ты же не думаешь, что я оставил бы свою лучшую подругу голодной? – возмутился Гарри, левитируя поднос с ароматно пахнущим рагу.

– За стол, я так понимаю, сесть не судьба? – вздохнул Драко. – Один ест стоя у плиты, вторая – в гостиной… Придётся заняться вашим воспитанием.

– Не слушай его! — замахал руками Гарри. – У них в столовой чудовищно холодно. Лето на дворе, а там такая сырость, хуже, чем на Гриммо, уж поверь.

– А ты попробуй прогрей такую махину, – Драко повёл взглядом, подразумевая Малфой-мэнор. – Если я даже целыми днями буду заниматься только вопросами отопления, толку не будет. Раньше за камины отвечал почти десяток эльфов, и они никогда не сидели без дела. И вообще, видел бы ты, какой ужас здесь творился зимой. Если бы не отец… – он посмурнел и ссутулился в своём кресле.

"Бедный мальчик, – Гермиона вдруг отчётливо представила себе долгие дни, что Драко провёл в пустом доме с молчащим, ко всему равнодушным Люциусом. – Тебя снова бросили…"

– Всё наладится, – произнесла она вслух.

– Что ты в этом понимаешь, Грейнджер? – буркнул Драко невежливым тоном, но в его взгляде Гермиона заметила искорку надежды.

Ей ужасно хотелось снова его обнять, зарыться носом в по-прежнему мягкие пряди на макушке, пообещать, как маленькому, что всё будет хорошо…

– А теперь ты расскажешь нам про детство? – Гарри жизнерадостно плюхнулся рядом с ней на диван, дружески пихнув плечом. — Кстати, Малфой говорит, что кое-что вспомнил.

– Правда? – Гермиона от души понадеялась, что в голосе прозвучала только заинтересованность, а не та бешеная радость, которая вдруг охватила её при мысли, что она не стёрлась бесследно из памяти Драко.

– Ну, я не уверен… – замялся тот, и она вдруг поняла, что он точно так же боится показаться смешным и ненужным со своей жаждой человеческого тепла.

Он сидел в кресле напротив, держа спину неестественно прямо, и лишь по глазам можно было понять, как он завидует Гарри, который беспечно привалился к плечу Гермионы. Но если бы она проявила инициативу, Драко бы наверняка в смущении отпрянул. Для него прошло слишком мало времени, и Гермиона, пусть даже не очень похожая на себя прежнюю, всё ещё казалась ему бывшей однокурсницей, отношения с которой никогда не были близкими и тёплыми. И это "преуменьшение века", как сказал бы Гарри.

– Вспомнил, как жил в Хогвартсе? – уточнила она, чтобы как-то подтолкнуть его. – Или как вы с отцом приезжали в гости к Северусу?

– Не знаю, – он пожал плечами. – Помню сплошную стену из плюща или чего-то такого, и как я в ней ковырял дырочку, чтобы посмотреть, что там, с той стороны. И ещё помню такую странную… – Драко прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. – В общем, как будто на мне не мантия, а что-то…

– Куртка? — подсказала Гермиона. – Маггловская куртка?

– Может быть. Такая жёлтая…

– Ничего себе! – потрясённо выдохнула она, изо всех сил пытаясь не обращать внимания на то, как подозрительно защипало в носу. – Тебе было всего полтора. Даже меньше – год и четыре месяца. Я и не думала, что ты что-то запомнишь… Наша комната в больничном крыле выходила на террасу. И ты там гулял каждый день. И проковырял в живой ограде столько "дырочек", что Северусу пришлось наложить дополнительные маскировочные чары, а я ходила клянчила у Спраут саженцы, чтобы исправить нанесённый ущерб.

– Мы прятались?

– Ну этого ты точно помнить не можешь!

– Нет, конечно, – фыркнул он. — Но отец немного рассказывал. О том, как он заболел за несколько месяцев до исчезновения Лорда. И как лечился в Хогвартсе, потому что нужен был ритуал, который в Мунго бы проводить не стали. А мама почему-то в это время жила во Франции и не могла меня к себе забрать. Но сейчас я вспомнил, как тётя… Беллатрис частенько намекала отцу, что, если ему что-то не нравится, он всегда может сбежать в Хогвартс. Так, как будто он уже это делал. Вот я и подумал…

– Да, вы скрывались там от Волдеморта. Никто в замке не знал про вас с Люциусом – кроме меня, Северуса, Дамблдора и мадам Помфри. Драко, – она осмелела настолько, что, наклонившись вперёд, накрыла его ладонь своей, – твой отец уже тогда не хотел ему служить. Он понял свою ошибку почти сразу.

– Как же тогда так вышло? – совсем по-детски закусив губу спросил Драко. – Почему?…

– Почему он не рассказал тебе? – он слабо кивнул. – Может быть, сначала считал тебя слишком маленьким для таких откровений. А потом Волдеморт вернулся, и снова пришлось изображать лояльность. На свободе осталось достаточно по-настоящему верных Упивающихся, и, скорее всего, Люциус не хотел, чтобы ты, учась на Слизерине, был вынужден постоянно притворяться.

– Слушайте, может хватит об этом? – не выдержал Гарри. – Темы поинтереснее не найти?

– Квиддич? – предположила Гермиона, состроив оживлённую гримасу.

– Балда! – добродушно прокомментировал Гарри. – Рассказала бы лучше что-нибудь про нас. Я, кстати, помню сосны, – добавил он, повернувшись к Драко.

На самом деле это было наглое жульничество. Картинки пикника в соснах Гарри подсмотрел в её воспоминаниях, пока они ждали министерского разрешения. Ему так хотелось поскорее вытянуть из Гермионы подробности своего общения с Драко и Северусом, что он не согласился ждать возможности воспользоваться хогвартским думосбором, а уговорил её попробовать легилименцию. Потом Гарри утверждал, что и раньше помнил каменный берег, тёмную лошадиную морду, кивающую из воды, клетчатый плед, шишки, но Гермиона сомневалась, что это возможно. А с другой стороны, одно то, что он прилагал столько усилий, чтобы Драко оттаял, оправдывало любое враньё.

Гермиона всегда была уверена, что Гарри жалел о той потерянной, а точнее, не состоявшейся дружбе. Он бессчётное число раз задавал один и тот же вопрос: может быть Драко не хватило совсем немного, чтобы не поднимать палочку на Дамблдора. Чтобы не подставлять руку под клеймо. Не вступать в инспекционную дружину Амбридж. Не провоцировать Клювокрыла на нападение. Рон от таких разговоров лез на стенку, закатывал глаза и начинал припоминать значки "Поттер-вонючка", "грязнокровку" и "нищеброда", а заканчивал свою пламенную речь заявлением, что великодушие победителей не обязано распространяться на подлое трусливое ничтожество, коим хорёк был от рождения и будет до смерти. Но Гермиона ещё тогда хорошо видела, что столь незамысловатый аргумент чем дальше, тем меньше устраивает Гарри. А уж теперь, получив объяснение своему нежеланию окончательно ставить на Драко крест, он явно был полон решимости докопаться до чего-то хорошего, с чего можно было бы повести отсчёт новых отношений.

"Война начинается здесь, – сказал он как-то давным-давно, в прошлой жизни, задумчиво коснувшись пальцем лба. – Здесь же её надо закончить".

Именно после этой фразы, запавшей ей в голову, Гермиона и начала изучать материалы о поствоенном синдроме – и тут же обнаружила полный букет симптомов у обоих своих друзей. Но только сейчас она поняла, что Гарри имел в виду нечто, не имеющее ничего общего с брошюрами по оказанию психологической помощи, нечто из совсем другой области. И с этой задачей, на решение которой Джин потратила тринадцать лет, он справился ещё до пожара в Мунго. А сейчас она наблюдала практическое воплощение его метода.

Драко, сперва заметно ошалевший от такого напора, начал постепенно осваиваться в новой роли – роли друга детства неугомонного гриффиндорца, энтузиазм которого всегда был чрезвычайно заразным. Гермиона не успела оглянуться, как они, признав всю тщетность попыток вспомнить что-нибудь об июльском дне пятнадцатилетней давности, переключились на учебник Принца Полукровки – тему, захватившую обоих всерьёз и надолго. Она вполне могла бы поучаствовать в их беседе, поскольку большую часть своих изобретений Северус в своё время испытывал именно в её лаборатории, но предпочла просто сидеть рядом, исподтишка наблюдая, как между ними осторожно протягивается тонкая ниточка – ещё не доверия, но несомненной симпатии, сейчас не омрачаемой ничем.

– Слушай, Грейнджер! – неожиданно воскликнул Драко. – Я правда кое-что вспомнил! Северус иногда напевал одну песню…

– Снейп – пел?! – перебил его поражённый Гарри.

– Не пел, – досадливо отмахнулся от него Драко, – мурлыкал себе под нос, когда работал в лаборатории. Я как-то спросил его, что он поёт. А он сказал, что, когда я был маленький, то засыпал только под эту колыбельную, и с тех пор она застряла у него в голове.

— И ты её помнишь? – заинтересовалась Гермиона.

– В том-то и дело, что нет. Только мелодию.

– Ну-ка! – оживился Гарри. — Давай, Малфой, не заставляй накладывать на тебя Империо.

– Нашли тоже Селестину Уорбек, – фыркнул он, но всё-таки напел начало музыкальной фразы.

– Это же… – Гарри замер с открытым ртом. – Это…

– Ну да, "Колыбельная Клары", – улыбнулась Гермиона. – Драко её очень любил.

– Ты просто феноменальна! – широко улыбнулся Гарри. – Долго выбирала песню?

– Что? — Драко мгновенно ощетинился. — Чего тут смешного?

– Да ничего, – Гарри успокаивающе похлопал его по руке. – Наоборот, замечательно подходит именно тебе… – и он, не сдержавшись, заразительно расхохотался.

– Та-а-ак, Грейнджер, — угрожающе протянул Драко. – Теперь тебе придётся спеть мне эту драклову колыбельную, чтобы я тоже мог оценить, что же в ней такого смешного.

— Да ничего, честное слово, – попыталась оправдаться Гермиона. – Очень красивая песня. Просто я петь не умею, поэтому Гарри…

– Хватит мне зубы заговаривать, Грейнджер.

– Ты что, правда хочешь, чтобы я её спела? – Гермиона смутилась, но Гарри подтолкнул её плечом.

– Давай, не ломайся. Разве не ты хотела устроить вечер ностальгии?

– Во-первых, ещё далеко не вечер, во-вторых, ностальгией тут одержим только ты, а в-третьих…

– Я тоже одержим, – вмешался в их перепалку Драко. – Ужасно хочу послушать твоё пение, Грейнджер.

– Вот ты и в полтора года был такой же…

– …очаровательный?

– Доставучий. Ладно, будет вам колыбельная, детишки. Но первого, кто прокомментирует мой вокал…

Не закончив угрозу, она начала петь вполголоса, чувствуя себя довольно неловко, но потом, закрыв глаза, представила себя в Хогвартсе, в гостевых комнатах больничного крыла. Гершвин действительно оказывал какое-то волшебное воздействие на маленького Драко, поэтому редкий вечер обходился без пения на ночь. Это было только их время – минуты, когда Джин Найтли позволяла себе забыть о всякой ответственности за судьбу мира и просто наслаждалась доверчивым теплом засыпающего на её руках малыша. И сколько бы она ни ворчала на Люциуса, что тот окончательно переложил на неё заботу о собственном сыне, но никогда не согласилась бы уступить ему эту обязанность.

– А мне ты не пела на ночь! – немного ревниво заметил Гарри, когда песня закончилась и Гермиона вернулась в реальность. – Я бы запомнил.

– Мы же виделись только днём, – она насмешливо потрепала его по волосам, скрывая смущение. – А когда гостили в Хогвартсе, ты каждый вечер так уматывался, что засыпал прямо на полу у камина и не было никакой нужды тебя убаюкивать.

– Да, это та самая песня, – мечтательно произнёс Драко. – Я расспрашивал маму, но она не знала такой.

– Ничего удивительного, — хмыкнула Гермиона. – Песня-то маггловская.

#Фанфики #Цитаты #Таймтревел #Рекомендую