Была бы моя воля, я бы провела всю жизнь в этой тёплой кроватке, слушая звуки дождя за окном. Можно представить, забравшись под одеяло, что я снова дома, сплю в своей комнате и в своей кровати.

Больше всего за все время тяжёлого похода мне не хватало простого тепла и уюта, возможности хорошенько выспаться под надёжной крышей и на самой настоящей, чистой, мягкой постели. Отчасти просто потому что именно так было дома. Там не приходилось каждую минуту ожидать очередных погодных коллизий или безумных опасностей, трудных как физически, так и морально. Дома не приходилось идти наперекор собственной совести, не нужно было принимать серьёзных решений. Дома я была свободной от выбора и ответственности. Дома я была на своём месте.

Там все такое родное, понятное и приятное. Там — мои родители, для которых я всегда буду оставаться ребёнком, какой бы взрослой ни сделала меня жизнь. Мой брат, с которым мы частенько ссорились, но тем не менее мы всегда готовы были помочь друг другу и поддержать.

В эту минуту я больше всего на свете захотела услышать мамин голос, зовущий к завтраку. Мне хотелось рассказать ей обо всём, что со мной приключилось. Вместе с ней посмеяться надо всеми моими страхами. А потом забыть всё так, как вычёркивают из памяти дурной сон.

Я накрылась одеялом с головой и, зажмурившись, сжалась в комочек. Скрестила пальцы на руках и загадала желание. О том, что сейчас я проснусь и окажусь дома, и всё будет как раньше… Тщетно.

Вокруг меня все веселились, но мне совсем было не до веселья. Хотя я старательно делала вид, что со мной всё в порядке, и что мне интересна идущая за столом беседа, мрачные мысли не покидали меня ни на минуту. Страх разоблачения, боязнь того, что мне не удастся воплотить задуманное. Плюс ко всему, мне было невыносимо больно смотреть на то, как впервые за все время Торин беспечно улыбается и смеётся в окружении своих племянников. А ведь он даже не догадывается... Он поверил в ту историю, что я ему рассказала. Поверил в ложь о том, что, когда мы разделились, на нас напал небольшой отряд орков. Поверил, что нам удалось выйти победителями из этой стычки. Он во всё это поверил.

Конечно, ведь Кили и Фили полностью повторили мои слова. Клятва, данная мне, для них — не пустой звук. Они сдержали слово. А я? Смогу ли я сдержать данное слово? Смогу ли я предать того, кто мне верит?

Отдалившись от короля и поправив волосы, я поднялась со стула.
— Вроде не горячая, — проговорил Торин и, удивлённый моей реакцией, спросил: — Дени, ты куда?

— Со мной всё нормально, — стала оправдываться я, словно что-то натворила. — И я не голодна, просто хочу прогуляться и подышать свежим воздухом.

— В такую погоду?! Так ведь дождь же на улице! — кэпанул Бофур.

— Не страшно, к тому же он почти прекратился, — решительно парировала я. Можно подумать, я соглашусь оставаться здесь ещё хоть на минуту из-за какой-то мороси.

Мне нужно было время. Мне нужна была тишина. Мне нужна была хоть какая-то возможность ещё немного побыть собой!

Всё стало слишком сложно, моя самонадеянность вновь сыграла со мной злую шутку. Я думала, что знаю, на что иду, мне казалось, что мои решения были верными. Теперь я уже ни в чём не была уверена. Всё казалось мне фарсом, чьей-то злой шуткой. Я думала, что действую самостоятельно и работаю на себя одну, однако только теперь я начала осознавать, что это не так.

Всю дорогу мной командовали. Всю дорогу чья-то невидимая рука подстраивала все так, чтобы я сделала именно такой выбор. Кто-то незаметно, но настойчиво, толкал меня в спину, направлял, заставлял шаг за шагом продвигать к тёмной, неизвестной цели. Я была и остаюсь марионеткой в его руках, его глазами, его руками. Всё было ложью... И я даже не знаю чьей.

Я вскочила с места и, бросившись в сторону выхода, выбежала на улицу, подальше от всех. Бежала стремглав, куда ноги несут, и уже скоро очутилась в дубовой роще недалеко от дома. По крайней мере, это место было безлюдным, и я могла побыть в одиночестве. Меня окружали многовековые деревья с поросшим на них мхом, небольшие, но довольно густые заросли диких ягод. Подняв голову к небу, я увидела тяжёлые серые тучи и верхушки деревьев, которые, подобно обручу, опоясывали серую даль. Прикрыв глаза, я вспомнила свой дом.

Вспомнила, как в детстве любила бегать по лужам в самый сильный дождь. Я, вся мокрая до нитки, смеюсь и бегу вдоль аллеи, пытаясь поймать руками как можно больше капелек воды. Ох, и ругалась тогда мама, когда после этой прогулки я заболела гриппом. Но зато сейчас какие воспоминания, ведь мы были вместе. Она брала отгулы на работе и читала мне сказки, давала сиропы и делала грелки... Я скучаю по таким вот моментам, и порой мне их не хватает. Они были такими искренними и настоящими...

— Мистер Беггинс, Вы чего-то хотели? — спросила я, недовольная тем, что моё уединение было нарушено. Сейчас мне никого не хотелось видеть, хотелось, чтобы он поскорее ушёл.

— Да, — словно вернувшись с небес на землю, ответил хоббит, — я хотел поговорить.

— И о чём же? Неужто этот разговор не терпит отлагательств? — всем своим видом я пыталась показать, что не настроена сейчас на разговоры.

— Дени, я вижу, что с Вами происходит, и об этом я и хочу поговорить, — он говорил так, словно моё пренебрежение его совсем не ранит.

— Я в порядке! — почти выкрикнула я, чувствуя, как внутри начала закипать лава. Однако, спокойно выдохнув, я поспешила унять это нарастающее чувство. Вновь отвернувшись, я уставилась на грозовые облака вдали.

— Мне кажется, он заслуживает право знать, — после недолгой паузы тихо выдал Бильбо. Внутри меня всё похолодело, а дыхание сперло. Внезапность этого заявления оглушила меня до звона в ушах. Я медленно повернулась к хоббиту.

— Что Вы сказали? — едва не теряя сознания, спросила я.

«Боже, только не это! Неужели он знает?! Но как?! Откуда?!».

— Я сказал, что Торин заслуживает право знать вашу тайну, — спокойно повторил Бильбо, глядя мне в глаза. — Это ведь тоже его касается.

«Он знает правду! Что же делать?! Ну почему это произошло? Неужели он догадался? Если знает он, узнают и остальные. Я пропала!».

— Нет, — прошептала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. В голове моей был полнейший вакуум, словно кто-то взял и перемешал ложкой мой мозг.

Пересиливая оцепенение, я посмотрела на Бильбо и спросила:

— Откуда? Как вы узнали?

— Нетрудно было догадаться. Ваши эмоции Вас выдают.

«Я пропала. Я погибла. Жизнь моя кончена. Мой самый большой страх стал реальностью. Что может быть хуже? Поздно молить о прощении. Но хоть о снисхождении...».

— Вы меня презираете? — пытаясь сохранить хоть каплю достоинства, задала вопрос я. Хоббит удивился.

— Презираю?! Что Вы, как можно? Я не смею Вас презирать! Как Вы могли подумать о таком?!

Вот тут настала моя очередь удивляться. Он знает о моих тайных связях со злом, но при этом не испытывает ко мне неприязни? Чудеса, да и только!

— Дело, конечно, ваше, просто я думал, что Торину было бы приятно это узнать. По крайней мере, я был бы очень счастлив услышать такую новость из ваших уст.

«Да он что, издевается надо мной?! Это что, такая месть за то, что я так и не ответила на его чувства?!».

— Это очень жестоко! — едва сдерживая слёзы обиды, произнесла я. — Зачем Вы такое говорите? Неужели Вы не понимаете, как мне плохо? Каково каждый день просыпаться с этим чувством и делать вид, что всё хорошо?! Мысли и чувства меня просто пополам разрывают. И даже ночью нет от них спасения. Я живу, словно на пороховой бочке, каждый раз ожидая, что вот-вот рванёт! Я так устала...

Я была больше не в силах это выносить, поэтому, плюхнувшись на землю, я разрыдалась, как маленькая девочка. И плевать, что сейчас я выглядела жалко. Я устала быть сильной.

— Дени, пожалуйста, не плачьте! — Бильбо испуганно подошёл ко мне и попытался меня успокоить. — Меньше всего на свете я хотел Вас обидеть. Я лишь хотел, чтобы Вы перестали страдать и были счастливы. Расскажите уже Торину о своих чувствах, откройтесь ему. Уверяю, он будет последним кретином, если отвергнет Вас.

— Что? — я непонимающе подняла на него своё заплаканное лицо. — О чём Bы?

— О Вашей любви к Торину, разумеется. Признайтесь уже, наконец, что любите его.

От абсурдности всего происходящего, я начала истерически хохотать. Это был смех вперемешку со слезами. Хоббита очень удивила моя истерика:

— Дени? Я разве что-то не то сказал? Что с Вами?

Посмеявшись вдоволь, я, наконец, серьёзно ответила:

— Я не люблю Торина. И никогда не любила. Нас не связывает ничего, кроме контракта.

Эта новость так поразила Бильбо, что он тоже ошарашенно плюхнулся рядом со мной. Видимо, это никак не укладывалась у него в голове. Его неоднозначная реакция снова вызвала во мне приступ смеха. Он выглядел таким потрясённым. На его лице была самая разнообразная гамма чувств. От удивления до радостного осознания того, что Торин - ему не соперник.

— Так, выходит, Вы его не любите? — наконец, справившись с эмоциями, спросил он. — Совсем-совсем?

— Только в рамках разумного, — успокоила я его. Паника улеглась, и я чувствовала себя полнейшей дурой. Ну или сумасшедшей, страдающей манией преследования.

Лицо Бильбо сейчас надо было видеть. Как бы он ни пытался это скрыть, но он весь сиял, как новый медный пятак.

— Но почему тогда Вы так самозабвенно ему помогаете? Зачем рискуете жизнью ради него?

Этот простой вопрос поставил меня в тупик. Я поджала колени и задумчиво уткнулась в них подбородком.

— Скажите, Вы когда-нибудь играли в шахматы?

— В шахматы? — удивился Бильбо. — Вы так быстро меняете тему разговора.

— Просто ответьте на вопрос.

— Ну да, я знаю такую игру. Но никогда не был её поклонником.

— Это игра разума. Она учит думать, анализировать и просчитывать свои шаги наперёд.

— Ну да. Вот только почему Вы вдруг завели разговор о шахматах? К чему это?

— К тому, что в этой игре есть один очень хороший приём. Он называется Гамбит. Это когда один из игроков, ради скорейшего и благополучного завершения партии, жертвует пешкой в начале игры. Скажите, ведь это такая малость, отдать малое ради достижения чего-то большего? Пожертвовать пешкой ради всеобщей победы.

— Ну да, — согласился хоббит. — Но уж, простите, я по-прежнему не понимаю, к чему ведёт этот разговор?

— Он ведёт к тому, мистер Беггинс, что моя теперешняя жизнь напоминает шахматную партию. И чтобы одержать в ней победу, мне придётся пожертвовать пешкой...

— Дени, скажите честно, Вы опять куда-то вляпались? — подвёл итог Бильбо.

— Даже если так, никто, кроме меня самой, не сможет мне помочь. Это моё бремя. И это нужно просто пережить.

— Не хотите мне всё рассказать? Я могу Вам помочь, — он не спрашивал, а скорее предлагал.

Я с благодарностью посмотрела на него. Какой же он всё-таки хороший и никогда меня не бросает. О таком преданном друге можно только мечтать. И почему-то мне казалось, что даже если бы он узнал все тёмные стороны моей души, он бы и тогда от меня не отвернулся. Однако не стоит доверять чувствам. Они ежеминутны и обманчивы. Нужно думать головой. Шахматы – суровая игра. Она требует холодного, расчётливого, аналитического ума. Ей нужен игрок, готовый на все и хладнокровно идущий вперёд, не оглядываясь на потерянных бойцов, которыми пришлось пренебречь. Стратегия не знает чувств.

— Спасибо, мистер Беггинс, — ответила я, поднявшись с земли. — Я подумаю над Вашим предложением. А теперь давайте вернёмся в дом, нас наверняка уже потеряли.

— Я и не знала, что Беорн гонит медовуху! — отпив хмельного напитка из чаши, воскликнула я.

— А он и не гонит! — рассмеялся Бофур. — Гоним мы!

— По какому поводу праздник? — перекрикивая шум, спросила я.

— Мы все вместе, живы и здоровы. Это ли не повод? — рассмеялся Нори, чокаясь кружкой с братом.

Логика у гномов была железная, поэтому я тоже решила забить на проблемы и, вот так же легко и радостно, встретить хотя бы один вечер. Впрочем, хмель ударил мне в голову неожиданно и конкретно. То ли от крепости напитка, то ли от того, что я пила на голодный желудок, опьянела я быстро. Но зато стало так хорошо и свободно. Я искренне веселилась, смеялась над смешными историями гномов, танцевала с Бофуром, распевала песни на пару с Кили и Фили. Словно и не было тех жутких дней и событий, что с нами приключились. Неважно, что было вчера, и то, что будет завтра. Иногда просто нужна передышка для счастья.

— Приятно видеть тебя улыбающейся, — прокомментировал перемены в моём настроении Торин. Я взглянула на реакцию Бильбо, когда гномий король ко мне подошёл, и прыснула. Весь вид хоббита можно было описать одной фразой: «Выкуси, Торин, эта девушка тебе не достанется. Не все падают ниц перед твоим мужским обаянием!».

— Чёрт, гномы, они просто фантастические! — гаркнула я хоббиту на ухо, от чего тот испуганно и удивлённо вытаращил глаза. В последние полтора часа я только и делала, что болтала с гномами и выпивала, снова болтала с гномами и опять выпивала. Впрочем, пила я не так уж и много, особенно если сравнивать с некоторыми особо одарёнными гномами.

Удивительно, но мне было смешно. Никогда так не смеялась, серьёзно! Только Бильбо от чего-то ходил мрачный. Через несколько часов безудержного веселья хоббит просто ухватил меня за руку и повел в коридор. Видно, я была совсем уж плоха, ибо ему пришлось поддерживать меня, за что я была ему бесконечно благодарна: пол под ногами ходил ходуном.

— ...И, вообще, гнать самогон — выгодное дело! И деньги, и великовозрастные соседи хорошо относятся, и весело каждый вечер! — закончив свой монолог, я рассмеялась, затылком чувствуя, что выгляжу глупо, но окончательно осознать это мне довелось лишь наутро. А тогда мне было плевать на это с высокой колокольни.