Энакин надеялся на благоразумие бывшего учителя — он судил по своему жизненному опыту, и ему неоднократно приходилось наблюдать, как те, кто по недомыслию или со злости совершил что-то противозаконное или сомнительное с нравственно-этической точки зрения, умудрялись вовремя спохватиться, опомниться, понять, что натворили что-то совсем не то, и пойти на попятную, но Оби-Ван вовсе не считал себя неправым и в данный момент, ругаясь с учеником, мысленно все больше и больше подогревал свою ненависть и злобу. Слова Падме о том, что он просто завидует всем женатым и замужним, но вместо того, чтобы наладить свою личную жизнь, слушает зеленого дегенерата, привели его в еще большую ярость, особенно если учесть тот факт, что утром этого дня он, просматривая конфедератский сектор Голонета, увидел в местной соцсети профиль Бо-Катан Крайз и прочитал в ее статусе, что она, оказывается, теперь помолвлена с Саважем Опрессом! Поэтому он вместо того, чтобы воспользоваться случаем и тихо свалить, выдал Энакину длинную тираду по поводу того, что он думает о моральном облике тех, кто нарушает Кодекс Джедаев и тайком спит с женщинами, а также двух мандалорских сестричек-шлюшек, после чего юноша, ожидавший, что дело так и кончится перебранкой, внезапно почувствовал холод какой-то жидкости, выплеснувшейся ему на лицо, грудь и голову, а потом совершенно дикую, невообразимую боль. Он выронил оружие и закричал, срывая голос; краем сознания он успел понять, что все-таки случилось — свихнувшийся сектант выплеснул на него всю канистру с горючим, которое из-за близости активированного светового меча мгновенно вспыхнуло. Воздух наполнил тошнотворный запах топлива, горелого мяса и ткани, и до Вейдера сначала донеслась отборная ругань неймодианцев, которые, выскочив наружу, попытались сбить с него пламя своими головными уборами, а потом кто-то — судя по голосу, это был муун Сэн Хилл — вылил на него еще какую-то емкость, только теперь уже с ледяной водой. Она причиняла его обожженному телу не меньшую боль, нежели огонь, но лидерам конфедератов все же удалось погасить пламя до тех пор, пока последствия не стали необратимыми. Похоже было, что горючая дрянь все-таки попала ему в глаза — он не мог их открыть и посмотреть, что происходит вокруг; Хилл и Ганрей, кажется, пытались задавать ему какие-то вопросы и вообще с ним разговаривать, но он был не в состоянии ответить.

— Эни, держись, все будет хорошо, — причитала Шу Май. — Сэн уже вызвал сюда твоего учителя, надо еще раз с ним связаться и сказать, что тебе нужна медицинская помощь.

— У нас есть чистая ткань или марля? — похоже, это сказал Рун Хаако. — В таких случаях нужно накрыть обожженные места чем-то таким, чтобы грязь не попала и заражение не началось.

— А вон на третьем ярусе шкафа, — произнес еще кто-то. — У нас и дезинфектор есть в аптечке.

— Дезинфектор лучше не трогать, пусть там врачи сами решают, какие лекарства нужны, когда владыка Сидиус его до больницы довезет, — вставил Поггль. — А чистую марлю я сейчас принесу.
.....
Энакин попытался ответить, но голос плохо ему повиновался:

— Падме… где Падме?

— Не волнуйся, ее уже ищут, — он почувствовал, что рядом с Сидиусом почему-то стоит Шаак Ти, но глаза открыть по-прежнему не мог — теперь голова и почти все лицо были замотаны бинтами. — Хреноби вместе с ней куда-то скрылся с Мустафара, служба безопасности объявила план «Перехват», а этого сумасшедшего — в розыск. Не думала я, что он на такое способен — облить бензином и поджечь собственного ученика, совсем спятил!

Недолго думая, Зеленый Гоблин весьма недвусмысленно приказал окончательно офонаревшему Кеноби убить Падме «за возмутительно фанатическую пропаганду в пользу врага»; дело было главным образом в том, что Бэйл Органа уже успел нажаловаться старому придурку, как сенатор Амидала говорила, что республиканские солдаты — пушечное мясо, Республика обречена на поражение и что она охотно влепила бы Винду и Органе пулю в лоб. Оби-Ван, естественно, колебался недолго и потянулся было за мечом, но Йода рявкнул на подручного, что меч для такой цели не годится.

— А что мне ее тогда — Силой душить? — не понял Кеноби. — Я ж не ситх.

— Хитрее должен быть ты, юный Оби-Ван, — поставил его на место зеленый старикашка. — Войди в отделение родильное ты, будто поговорить с Падме тебе надо. Как будет дроид медицинский лекарства вводить ей, подмени препарат ты. Естественно выглядеть все должно, будто от родов неудачных сама она умерла.

Старый интриган быстро проконсультировал Кеноби насчет того, что именно надо делать; если дроид якобы по ошибке вколет роженице гепарин, который вызывает несвертываемость крови, та просто умрет от кровотечения, и все будет выглядеть как обычная смерть от родовых осложнений. Для опытного джедая не составило труда обмануть дроида и воздействовать на разум молодого медбрата, присутствовавшего при всем процессе скорее для виду, и теперь он стал ждать результата, чтобы отчитаться перед Йодой; разговаривать с Падме он, конечно же, не стал — та все равно была в маловменяемом состоянии и все время звала своего обожаемого Энакина. Вскоре ничего не понимающий дроид вышел к Оби-Вану и сообщил, что у пациентки родился сын, но возникли какие-то непредвиденные осложнения, и теперь она истекает кровью; он позвал на помощь других врачей и дроидов, персонал больницы делает все возможное, чтобы остановить кровотечение, но ничего не помогает.

Линет встала у окна и посмотрела на освещенные искусственными огнями улицы одного из самых нижних уровней города. Ее жизнь уже давно напоминала ей смертельную ловушку, из которой она по определению не видела выхода — да его, по сути дела, и не было: обитатели дна Галактик-Сити редко поднимались на поверхность. Неделю назад ей исполнилось двадцать, но выглядела она так, как обеспеченные обитательницы верхних уровней в сорок с лишним: бледная, как у тяжелобольной, тонкая сухая кожа, покрытая сеткой ранних морщин, тусклые, жидкие, ломкие светлые волосы, слоящиеся ногти, неестественная худоба… Она была уверена, что до сорока, не говоря уже о более старшем возрасте, просто не доживет, но пока она была жива, она все еще продолжала цепляться и бороться за жизнь, сейчас лихорадочно прикидывая, как избавиться от двух отпрысков, нежданно-негаданно появившихся на свет и высосавших из нее последние силы. Нет, Линет не была злым человеком или плохой матерью — в иных условиях она отдала бы все за благополучие своей семьи и детей и постаралась бы обеспечить их всем необходимым, но здесь, на нижних уровнях Галактик-Сити, у нее не было ни выбора, ни выхода. Сама она родилась у какой-то полунищей женщины и понятия не имела о том, кто ее отец, а детство провела в тесной каморке размером два на два квадратных метра, не зная, что такое книги и игрушки, о школе не было и речи — мать с грехом пополам выучила ее читать и писать. Родительница Линет работала за гроши уборщицей в местных клубах, магазинах и хостелах: этих денег хватало на оплату их жалкого жилья, скудное питание и даже жалкие булочки для девочки. Когда дочери минуло семь, она уже вовсю помогала матери в работе — та по-своему любила Линет и даже постоянно намекала на то, какая она хорошая и добрая мама: ведь она не сделала аборт и не бросила малышку умирать в подворотне, едва та появилась на свет, а стала ее воспитывать. Однако когда Линет исполнилось пятнадцать, женщина тяжело заболела и умерла буквально за три дня — никто не знал, что с ней, да девочка и не могла позвать к ней врача, где было его сыскать в таком месте! Денег на похороны у дочери не было, и она просто оттащила завернутое в тряпки тело в мусоросборник, после чего заняла место матери на работе. Никто из работодателей даже не стал интересоваться, что случилось с прежней уборщицей, это никого не волновало, да в принципе все и догадывались, к чему спрашивать — ну да, бывает, обитатели трущоб Корусканта, не знающие ни праздников, ни выходных, ни свежего воздуха, в принципе долго не живут.

Через пару лет Линет познакомилась на работе с одним мужчиной, который перебивался случайными заработками; своего жилья у нее не было, и они поселились у нее. Детей у них, к обоюдному счастью, не было, и они продолжали жить вместе, тем более что сообща было легче оплачивать жилье и поддерживать друг друга. Все шло относительно хорошо, пока сожитель Линет — она считала его своим мужем, но обитатели нижних уровней города редко оформляли свои отношения официально — не заболел. Она поначалу не придала этому значения — ну, бывает, ничего, отлежится, но тому становилось все хуже. Муж Линет жаловался на то, что у него болят все кости, говорил о чудовищной слабости и вскоре не смог ходить на работу, а потом и вообще вставать с кровати. Линет не смогла бросить больного на произвол судьбы и выставить на улицу, как на ее месте поступили бы многие, а денег даже на самое необходимое не хватало — она любила мужа и старалась поддержать несчастного в меру своих возможностей, покупая ему хоть какие-то лекарства. Для этого она брала дополнительные смены, и в один прекрасный день хозяин увеселительного заведения, где Линет убиралась, предложил восемнадцатилетней девушке, еще не утратившей молодости и относительной красоты, подработать не только мытьем полов и посуды. Та с радостью согласилась — она еще не теряла надежды спасти мужа, а ставить его в известность о том, где она взяла деньги ему на обезболивающее, было вовсе не обязательно: заработала, а где и как — не столь важно.

Благодаря радушной помощи владельца притона финансовое положение Линет значительно улучшилось: она даже накопила небольшую сумму и попросила врача, который регулярно осматривал сотрудниц заведения на предмет дурных болезней, за вознаграждение навестить ее больного мужа. Тот согласился, но, придя к пациенту, лишь развел руками.

— Знаешь, Линет, — сказал он, — давай-ка я помогу тебе по дружбе и за те деньги, что ты мне заплатила, сделаю ему смертельный укол. Вообще-то эвтаназия стоит гораздо дороже, но я хорошо к вам всем отношусь и понимаю твое положение… ты уж меня прости, но я твоему парню больше ничем помочь не в силах. Тут лейкемия в последней стадии, ему скоро понадобится не врач, а похоронная служба. Так что решайся.

Девушка заплакала и начала отнекиваться, но ее муж, понимая, что умирает, решил больше не обременять жену и не мучиться сам и согласился на предложение доктора. Линет кое-как наскребла денег на утилизацию трупа и стала жить дальше; в силу плохого питания и тяжелого труда месячные у нее были нерегулярными, за циклом она никогда не следила, поэтому поняла, что стряслось неладное, лишь когда у нее начал расти живот.

Она сразу смекнула, кто отец — им, естественно, не мог быть ее покойный муж, потому что сам признался ей в том, что в детстве переболел свинкой и, по-видимому, из-за этого лишился возможности иметь потомство, да оно было и к лучшему, когда потенциальному родителю самому совсем нечего есть. Клиенты в заведении, где работала Линет, были в основном приличными, относительно обеспеченными и обычно пользовались контрацептивами — хозяин старался следить за контингентом, который посещает его лавочку, но был один случай, о котором Линет до сих пор вспоминала с содроганием. В тот день в притон наведались два типа в джедайской одежде. Напуганный хозяин не стал спрашивать, кто они такие, и сразу же предложил им выбрать себе девушек. Один из гостей, бритый наголо темнокожий мужчина крепкого сложения, решил, что ему подойдет Рина — впоследствии та рассказывала, что крутой клиент издевался над ней как хотел и избил до полусмерти за отказ выполнять все свои прихоти, а из-за заплывшего глаза она неделю не могла выйти на работу, пока отек не начал спадать. Второму, худощавому типу с русыми волосами до плеч и колючими злыми глазами, приглянулась сама Линет; она не знала, как его зовут на самом деле, да ее это и не интересовало, ведь клиенты разных рас приходили и уходили, но запомнила прозвище, которым его называл темнокожий джедай — Тролль. Он наотрез отказался пользоваться контрацептивом и обошелся с Линет откровенно грубым, если не сказать — вообще садистским образом, так что потом у нее все невыносимо болело и она попросила у хозяина отгул, а на чай не оставил даже ломаного гроша. Безусловно, девушке это было неприятно — в основном клиенты вели себя адекватно и порой, расщедрившись, дарили ей маленькие подарки или оставляли какую-то символическую, но для нее важную сумму сверх положенного, но она даже не могла себе представить, что этот случайный визит обеспеченного человека оставит в ее теле такой след! Как бы то ни было, Линет все же пришлось рожать, поскольку срок для безопасного прерывания беременности был уже упущен; она прибегла к помощи своего старого знакомого — врача, который в свое время уже обеспечил ее покойному мужу смерть без мучений. Благодаря ему роды прошли относительно легко, и на свет появились двое здоровых детей — мальчик и девочка.

Ученица Сидиуса решила, что если йуужань-вонги в плане физического строения в общем и целом схожи с людьми и представителями иных гуманоидных рас, а также являются млекопитающими, то молоко одной из их женщин точно не повредит найденышу. Малыша согласился взять на воспитание сам Цавонг — его жена Риэ два стандартных месяца назад тоже родила сына.

Несмотря на случившееся с ним несчастье, Вейдер понял, что впервые за все время с того момента, как попал в секту джедаев, не остался один на один со своей бедой. Многие обитатели галактики, которые так или иначе были с ним знакомы, высказывали Дарту Сидиусу слова поддержки и предлагали свою помощь; в один прекрасный день с ним даже связался бывший хозяин Энакина Уотто и поинтересовался, не нужно ли что.

— Эни не чужой мне, он все детство провел вместе со мной, — сказал тойдарианин, — а тут я зашел в таверну и увидел там в новостях по головизору, что произошло! Мне очень жаль, что с ним такое случилось, если будет что-то нужно, ну, деньги там, лекарства какие, вы только дайте мне знать, я не ахти как богат, но помогу всем, что в моих силах!

— У нас есть все необходимое, но в любом случае большое вам спасибо просто за ваше участие, — поблагодарил его Сидиус, который почти все время проводил возле ученика и не знал, кому и какими словами молиться, чтобы те чужаки, которых видели мандалорцы, не нагрянули с войной в галактику прямо сейчас, когда ему по сути дела почти нечего им противопоставить. — Я обязательно скажу Энакину, что вы выходили на связь, думаю, когда ему станет немного получше, он будет рад поговорить с вами лично.

— Тогда передайте ему от меня большой привет и скорейшего выздоровления, — попросил Уотто.

Особенно Дарт Вейдер был рад известию о том, что Падме все-таки спасли и она идет на поправку; он думал, что, когда вылечится, сразу же вернется домой к любимой жене, и все страшное постепенно забудется.