Свеча толстая, восковая, вкусно пахнущая, горит ровным пламенем в ажурном фонарике, вырезанном из сухой тыквы-горлянки. И не отойдешь от него: еще загорится, чего доброго! Вот и сидят из года в год, сменяя друг друга, камбрийские детишки возле этих светильников каждый Калан Гаэф, сторожат огонь. Не от пожара: фонарик ставится в посудину с водой, так что если и зазеваешься — беды не случится, разве что попадет от родителей за испорченную игрушку. Но вот если огонь погаснет до рассвета... Хоть и новый это обычай, а успел уже обрасти всяческими поверьями: кто-то верит, что не будет тогда удачи до самого лета, до самого Калан Мая, а кто-то боится и еще худшего: болезней, смертей...

А виной всему давняя ошибка маминого Учителя: во время последней своей болезни попросил он мэтрессу Нион, тогда еще совсем юную, «сделать на Самайн тыкву с глазами». Ох, и долго разыскивали по Кер-Мирддину южный овощ: вышло точь-в-точь как в ирландской сказке про курочку и орех. Нион попросила тыкву у Гвен, будущей Танькиной тетушки, та — у госпожи Элейн, будущей Танькиной бабушки, а уж та выпросила у своего мужа, мэтра Амвросия, будущего Танькиного дедушки Эмриса, редкий плод из его сада. С тех пор и повелось в Диведе, а потом и в Глентуи: каждую осень взрослые и дети вырезают из горлянок фонарики один другого причудливее — и непременно делают им большие страшные глаза. Только вот горлянки эти все привозные, с рынка, — а значит, сухие и твердые: резать их трудно, зато ненароком свечкой подпалить — проще простого. Это потом уже выяснилось, что Учитель имел в виду совсем другую тыкву, большую и сочную, каких в Камбрии отродясь не бывало. Должно быть, растут они пока еще только где-то далеко за океаном, как и знакомый Таньке только по маминым рассказам подсолнечник с огромным цветком, похожим на солнце, как и неведомые овощи картофель и помидор...

ак что я вижу для них только латиницу

трофейный саксонский меч