#Перекресток #ролевые #гендерсвитч #кроссовер #капитан_блад #зена_королева_воинов #локи

Сменой пола с утра навеяло. Откопала тексты с нашей давней ролевки-кроссовера, там как раз случился с персонажами гендерсвитч. Это была одна из лучших сессий, хотя там все сессии были угарные.
Действие происходит на Перекрестке Миров, месте, где могут встречаться персонажи из разных канонов. И взаимодействовать. В данном случае участвовали герои сериала "Зена - королева воинов" и герои книг Сабатини (капитан Блад и компания). Еще там бегают ОЖП и ОМП в количестве и персонажи ЗВ (это перекресток миров!), а также персонажи из книг Семеновой "Лебединая дорога" итп. Ну и Локи до кучи.

Начался бардак с каприза богини Афродиты, у которой в тот день было плохое самочувствие и плохое настроение. Помним, что Дита там - персонаж из ЗКВ.

Божественный токсикоз Афродиты

— Я больше так не могу!
Афродита, бледная, как простыня, вернулась из уборной, прижимая платок ко рту. Но, не успев занять свое место на увитом плющом и розами троне посреди своего храма, тут же телепортировалась обратно.
— Будь он проклят! — выдохнула Богиня Любви, возникая на троне минуту спустя. Сердечки, ореол которых еще витал вокруг нее, тоже были какими-то зеленоватыми. — Какая же я была дура, что снова повелась на его избитые уговоры!
Новая вспышка — и богиня опять исчезла с трона.
— Да чтобы ему хотя бы вполовину так же плохо было, как мне! — икнула она, в изнеможении повисая на троне.
Но Афродита знала, что Арес давным-давно обезопасил себя от мести всех соблазненных им богинь, нимф, дриад, и прочих ведьм, наложив на себя мудреное заклинание. Женщины всего мира могли сколько угодно проклинать его, ему от этого не было ни холодно, ни жарко. Поговаривали, что ради этой защиты ему пришлось изрядно постараться, соблазняя кого-то из старших родичей — чуть ли не саму Рею...
Приступ тошноты, особенно невыносимый по утрам, вроде бы, прекратился. Дита знала, что скоро он сменится на вечернее головокружение. А потом плавно перейдет в ночную дурноту.
Наивные смертные, наверное, не поверили бы, что ее, богиню, может мучить какой-то токсикоз. Но Афродита знала, что если уж он случается у богов, то такой, что смертные бы залились горючими слезами.
И почему, почему она не учится на собственных ошибках? Ведь это не первый ее ребенок от Ареса. И каждый раз приходилось проходить через такой же кошмар. Даже с Купидоном.
Наверное, из-за Купидона и решилась снова попытать счастья. Уж больно любила она этого ребенка. И скучала по нему, маленькому. Сейчас-то у него самого дети, а невестку она люто ненавидела, поэтому старалась поменьше заглядывать к сыну.
«Пусть это будет такой же золотоволосый красавчик, как мой Купидон, — молилась она, продолжая висеть на подлокотнике трона. Почему-то именно в таком положении тошнота ее не мучила. — Согласна даже на крылышки. Пусть будет веселый и милый малыш, так я их люблю... когда они маленькие и еще не говорят...»
Афродита всхлипнула, вспомнив Фобоса — ее первенца. С ним она намучилась по полной программе. Потому что сдуру позволила Аресу его навещать и воспитывать. И что выросло в итоге?! Если Ареса еще худо-бедно терпят на Олимпе, то сына ее туда стараются не пускать. Уж такой он жуткий стал. А ведь она помнит, какой был милый, когда родился... Да, крылья кожистые... зубы чуть длиннее, чем надо... но разве это важно?
Богиня опять исчезла с трона, икая.
Вернувшись, попыталась хоть как-то убрать дурноту. Но знала, что божественный токсикоз исчезнет только когда это будет угодно кому-то свыше.
Нет, пусть она дура и уступила Аресу, дав ему возможность... эх... завести еще одного ребенка... но воспитывать его больше ему не позволит!
Дита вспомнила бедняжку Немезиду и ее мытарства с Эвандером. Нет, она спрячет своего малыша более надежно.
«И угораздило меня попасть под это дело в человеческом облике!» — сокрушалась Богиня Любви.
Но уже было поздно что-то менять.
Афродита любила человеческий облик, больше, чем другие ее родичи с Олимпа. Но, увы, для рождения детей это не самая удобная ипостась. А теперь придется помучиться в таком виде до рождения малыша. Она не знала, почему так получается, но многие богини теряли способность менять облик во время беременности.
Она знала, что не сможет нормально поесть или поспать, пока не наступит срок. Такова уж плата за мгновения безумных любовных утех с Богом Войны. И что она в нем нашла? Аполлон гораздо его красивее. И в постели недурен.
Дита закусила губу, вспомнив давние эскапады с этим красавцем. Правда сейчас это не вызывало особой радости.
«Это несправедливо! — думала она, пытаясь съесть лимон без сахара. — Мужчинам — только удовольствия, а нам — все последствия».
Скоро она станет толстой и уродливой. Она, Богиня Любви, перед которой падут ниц все мужчины мира, стоит ей лишь поманить пальцем!
К дурноте прибавлялся страх.
Она боялась, что Арес все-таки узнает о ребенке.
И все опять повторится.
«Нельзя так нервничать, дети же все чувствуют, — сказала она себе. — Надо расслабиться. Послушать пение птичек...»
Афродита щелкнула пальцами, и вместо полутемного храма вокруг нее возник морской берег. Зеленоватые волны лениво накатывались на белоснежный песок. Лес ласково шелестел чуть поодаль. Отлично. А вот чаек ей не надо, от их криков начинает крутить в животе. Она щелкнула пальцами еще раз, и назойливые птицы замолчали, летая над водой беззвучно. Только клювы разевали.
«Шум воды — то, что надо! — она установила розовый шезлонг на песке и улеглась, прикрыв глаза. — Я спокойна... у меня все хорошо. Я люблю этого ребенка. И он будет золотоволосым красавчиком...»

— Табань! — громкий крик пробудил ее от дремоты, и Богиня Любви услышала омерзительный скрежет по песку, от которого желудок снова свело судорогой.

Согнувшись в приступе тошноты, она свесилась с шезлонга, чувствуя, как в ней разгорается бешенство.
Да как они посмели потревожить ее покой?!
А потом ее начало тошнить, да так бурно, что на мгновение богиня почувствовала, что теряет сознание...

* * *

Шлюпка коснулась носом берега, и Блад выпрыгнул на песок, стараясь не намочить сапоги. Дайк и Питт прогуливались вдоль линии прибоя, что-то обсуждая между собой. Увидев капитана, они отсалютовали ему, а потом сели в шлюпку, намереваясь тут же отбыть на борт «Арабеллы».
Блад не стал с ними особо разговаривать, потому что, если честно, больше всего хотел сейчас побыть в одиночестве... точнее, в обществе той, кто должна была появиться с минуты на минуту.
Он медленно брел вдоль кромки воды, подумывая, не отыскать ли каких цветов? Господи, как же давно он не бывал на подобных прогулках, совсем позабыл, как надо себя вести и что делать!
Над головой проносились чайки, разевая клювы. Блад на мгновение удивился, что они молчат. Это было не похоже на столь шумных птиц. Но потом, заметив впереди женскую фигуру, позабыл обо всем на свете.
Арабелла?
Но тут же осознал, что это какая-то другая дама. На ней было розовое платье... настолько прозрачное, что Блад невольно опустил глаза, пораженный местной модой. Дама, однако, вела себя очень странно. Она повернулась к нему спиной, прижимая руки к лицу. А потом и вовсе упала на песок.

Блад недолго раздумывал. Перехватив трость поудобнее, он подбежал к леди, лежавшей на песке. Только этого еще не хватало!
— Сударыня? — окликнул он ее, осторожно перевернув на спину. Hезнакомая дама была прекрасна: роскошные золотистые волосы, сейчас, правда, выпачканные в песке, правильные черты лица, пухлые чувственные губы... Цвет глаз трудно было определить, потому что они были закрыты.
Она была очень бледной, а на лбу выступили бисеринки пота.
Блад вздохнул, а потом, простившись с безупречной чистотой одежды, опустился на колени перед дамой, похлопав ее по щекам. Подергал за мочки ушей. Проверил пульс. Учащенный и неровный.
Леди неожиданно вздрогнула и, громко икнув, пришла в себя. Уставилась на него, и ее соболиные брови сошлись на переносице.
— Что случилось? — у нее был очень мелодичный голос. Наверное, ангелы говорили именно такими голосами, подумал Блад. — Перестаньте дергать меня за уши, иначе они вытянутся и станут похожими на ослиные!
Последняя фраза совсем не сочеталась с ангельскими речами.
Блад отдернул руку.
— Вы упали в обморок, — сообщил он ей. — Извините, если мое поведение показалось вам слишком...
— Ах, помолчите! У меня опять тошнота начинается из-за ваших воплей! — барышня вела себя весьма грубо.
Блад замолчал.
Невежливая леди тем временем позеленела и, пискнув, исчезла на мгновение из виду. Там, где она стояла, некоторое время кружилось облачко крошечных сердечек.
Блад моргнул. Он с каждым мгновением понимал все меньше и меньше.
Дама снова возникла перед ним, вытирая рот кружевным розовым платочком. Лицо у нее было по-прежнему хмурым.
— Продолжаем разговор, — сказал она отдышливо. — Точнее, разговаривать нам особо нечего. Я просто хотела предупредить, чтобы вы впредь свои руки не распускали!
— Я... что? — Блад совсем опешил.
Но золотоволосая барышня топнула ногой.
— Да замолчите вы или нет?! Ненавижу наглых и самоуверенных мужиков!
Блад сделал шаг назад. Барышня явно была в очень дурном расположении духа.
— Будешь тут в дурном расположении, — как будто читая его мысли, ответила дама, — когда тебя постоянно выворачивает наизнанку! Но зачем я вам все это говорю? Вы никогда не поймете наших женских страданий!..
Она заломила руки, издав томный стон.
— Вам никогда не понять, каково это — толстеть с каждым днем, и мучиться от тошноты, в то время как вы, проклятые кобели, бегаете по другим красоткам и крутите хвостами...
— Мадам, с вашего позволения... — Блад попытался ее перебить, но леди сверкнула глазами (Бладу показалось, что это действительно так и было: ее глаза на мгновение вспыхнули, как два маленьких солнца) и топнула ногой.
— Да помолчите же, наконец! Мне известны все ваши лживые отговорки, и вряд ли вы скажете что-нибудь новое!
Тут она посмотрела на него более пристально, и вздохнула.
— Я красивая?
Блад окончательно растерялся. Смена настроений незнакомой барышни завораживала.
— Да.
— Лжете! — прошипела она. — Потому что на самом деле вы думаете, что я ужасно толстая!
— Леди...
— Помолчите!!!
Блад терпеливо оперся о трость, ожидая очередной гневной тирады. Господи, кто же так ее разозлил?!
— Так надоело все время попадаться в одну и ту же ловушку, — говорила женщина в розовом платье, медленно шагая вокруг него. — Сначала все прекрасно и романтично. Цветы, конфеты, обещанья. А что потом?
Она вперила в него суровый взгляд. И Блад увидел, что у нее пронзительно синие глаза. Настолько синие, что казались неестественными.
— А потом у некоторых дурочек хватает ума уговорить вашего брата жениться. Но дела это не меняет. Все равно век от века повторяется одна и та же история. Из которой только вы, мужчины, выходите сухими из воды. А мы, ваши прекрасные дамы, вынуждены нянчить ваших детей и сидеть дома. Пока вы, прекрасные принцы, ищете острых ощущений на стороне. Отвратительно. Какая уж тут любовь?!
— А некоторые грубые особи и конфет не дарят. Ограничиваются обещаниями, — продолжала женщина. — Грубые и похотливые разрушители, вот вы кто!
— Сударыня, мне кажется, вы к нам несправедливы... — Блад не выдержал и осмелился возразить.
— Вы так думаете?! Да что вы понимаете в нас, женщинах?!
Блад тяжело вздохнул. Прямо сейчас он действительно мало что понимал.
Его собеседница охнула и снова исчезла на мгновение, чтобы потом возникнуть с другой стороны.
— Если вам так плохо, то я мог бы выписать одно лекарство... от тошноты, — сказал Блад, сделав некоторые выводы из того, что увидел.
— Вы очень любезны! — съязвила женщина. — Но вряд ли это поможет. Вам наплевать на меня и мои страдания. Как и тому мерзавцу, который в них повинен. Такова уж ваша порода.
— Мадам, я врач, и поверьте, мне вовсе не наплевать, — Блад чувствовал, что надо уходить, пока не стало еще хуже, но слова дамы задели его за живое. Неужели все мужчины настолько ужасны в ее глазах?
— Милейший, поверьте моему опыту... а уж он у меня богатый, сопереживать можно только если ты сам прошел через то, что испытывает существо, которому ты сострадаешь. Поэтому мужчина никогда не поймет женщину. И всегда будет приносить ей горе. Возможно, ненамеренно, но просто потому, что иначе не умеет. Такова его природа!
Она снова позеленела и начала мерцать.
— Ладно, я вас задерживаю. Идите, ставьте ловушки на очередных романтичных дурочек...
— Мадам! — Блад теперь был возмущен. — Вы неправы!
— Неужели? Поостерегись спорить со мной, смертный!
Блад отшатнулся, потому что на мгновение женщина в розовом показалась ему выше ростом, а глаза ее полыхнули холодным белым огнем, как две молнии.
— Больше всего ненавижу, когда вот такие самоуверенные выскочки пытаются учить меня жизни! — сказала она, и голос ее звучал как серебряный рог. — Видимо, надо преподать тебе хороший урок, чтобы не забывал свое место!
Блад зажмурился, потому что пронзительно белый свет залил все вокруг. Ему показалось, что подул сильный ветер, взъерошивший его волосы. Чайки неожиданно обрели голоса и закричали пронзительно и тоскливо.
Чуть приоткрыв глаза, капитан видел, как белая волна пошла стеной по морю, разбившись о корабль, стоявший на якоре.
А потом стало тихо, солнце светило, как и прежде, спускаясь к горизонту.
Море мягко ударялось о берег.
И вокруг не было никого.
Да что же за место такое таинственное?!
Он провел рукой по лбу, поправляя растрепанные волосы. Шляпу сорвало ветром.
Блад почувствовал себя как-то странно. Он не мог понять, в чем дело, но что-то было не так с его телом.
Он опустил руку, с удивлением отметив, что она стала тоньше и белее. Потом медленно посмотрел вниз. И охнул.
Вместо камзола теперь на нем было платье: пышные юбки шуршали на ветру. Он переступил и тут же почувствовал, как проваливается в песок. Потому что... да, на нем были туфли на каблуке...
— Мой бог! — произнес он, и испугался звука собственного голоса. Он стал тоньше и выше.
Блад хотел схватиться за трость, но обнаружил, что в другой руке крепко стиснут пушистый веер.
Он хотел вздохнуть, но грудь как будто зажало в тисках. Опустив глаза снова, он уставился на довольно широкий вырез, в котором виднелись...
— Черт побери!
Питер Блад, спотыкаясь и наступая на подол платья, подбежал к морю, посмотрел на отражение.
И схватился за голову в ужасе.
Из воды на него смотрела незнакомая черноволосая девушка в лиловом платье. Она повторила его жест.
— Не может быть! — воскликнула дама в отражении. — Только не сегодня!



***

Тем временем на корабле...

Лейтенант Дайк все беседовал с Питтом о чудотворном зелье, которое применяли в госпитале Св. Петра, когда шлюпка пришвартовалась к борту «Арабеллы». Вахтенный матрос на палубе приготовил отпорный крюк и подтянул лодку поближе, чтобы штормтрап оказался прямо над ней.
— Называется она «бакта», — продолжал вещать Дайк, уцепившись за нижнюю ступеньку трапа.— Ты бы видел, как эта штука на ноги подняла нашего матроса! Ведь он не жилец вчера был. Это я тебе скажу точно — навидался таких ранений. И крови парень потерял чуть ли не три пинты... А сегодня прихожу к нему — живой... разговаривает и ест!
— Любопытно... — промычал Питт, дожидаясь своей очереди, чтобы подняться наверх. — Питер наверняка заинтересуется...
— В общем, я парню задание дал, чтобы это снадобье обязательно для нас прихватил. Он вроде не дурак, сам разберется, как это провернуть получше. А твоя барышня как? — этот вопрос Дайк задал, уже стоя на палубе.
Питт полез следом.
— Мало что помнит, — ответил он, карабкаясь по ступеням. — Точнее, все воспоминания у нее перемешались. Так я понимаю...
— Может ей тоже этой бакты дать? — предложил Дайк. — Ты если навещать ее будешь, намекни врачам.
Питт скривился.
— Врачи, ты сам знаешь, страсть как не любят, когда им советуют, как лучше лечить пациентов. Вспомни, как Питер вызверился на тебя тогда, когда ты полез к нему со своими предложениями...
— Джереми, если эта женщина для тебя хоть что-то значит, надо позаботиться, чтобы ее действительно лечили, — ответил Дайк, дожидаясь, когда штурман поднимется на борт. — Если бы я был на твоем месте, я бы этих докторов там как следует встряхнул.
Питт призадумался над его словами.
Он почти поднялся на борт и уже хотел перекинуть ногу через планшир, когда внезапно поднялся сильный ветер. Корабль качнуло и даже немного развернуло, настолько, насколько позволял якорный канат.
Питт чертыхнулся, едва не соскользнув с трапа.
Он увидел, что Дайк наклонился к нему, чтобы поймать за руку.
А потом вспыхнул ослепительно белый свет, скрыв всё и всех.
Джереми вцепился в ступеньки, чувствуя, как штормтрап раскачивается на ветру.
Гребцы в шлюпке закричали. Посмотрев вниз, Питт увидел только волны. Шлюпку отнесло от корабля на несколько футов.
Свет померк, и ветер стих также внезапно, как начался.
Джереми выдохнул и полез дальше. Но осознал, что почему-то ему никак не удается поймать ногами ступеньку.
Скосив глаза, чтобы найти ее, он вскрикнул, обнаружив, что ноги его запутались в длинной пышной юбке.
Что за черт?!
Он поднял глаза наверх и увидел кудрявую девицу, которая, перегнувшись через борт, тянула к нему руку.
— Ну давай, вылезай! — сказала она, а потом застыла, открыв рот. — Леди, а вы откуда взялись?
Питт болтался на трапе, пытаясь выпутаться из проклятых юбок.
— Ничего себе вопросы! — сдавленно ответил он, силясь подтянуться. Но обычное нехитрое действие теперь превратилось в непосильную задачу. Руки дрожали и болели. — Вы сами откуда взялись на борту?
Питт чувствовал, что его пальцы вот-вот соскользнут со ступенек.
— Ой! — сказал он, и удивился, насколько тонким стал его голос.
Кудрявая брюнетка выругалась и, перегнувшись еще больше, поймала его под руку, а потом втянула на палубу.
— Куда подевался этот тюфяк Джереми? — ворчала леди, озираясь по сторонам.
— Я и есть Джереми! — ответил Питт, все еще в изумлении разглядывающий платье, каким-то образом оказавшееся на нем.
— Святые угодники! — взвизгнула леди, попятившись от него. — Не шутите так, мисс!
Что-то щелкнуло в мозгу штурмана. Он прищурился, разглядывая невысокую, но ладную даму в малиновом платье со строгим белым воротничком.
— Ник? — высказал он наконец дикое предположение.
— Джереми?! — задала ответный вопрос дама.
Их заглушил громкий визг, донесшийся из кубрика на баке.
На палубу выбежала незнакомая дама в чепчике, истерично поддерживающая ладонями внушительного размера бюст, так и норовивший вывалиться из весьма открытого выреза. Глаза ее были широко распахнуты.
— Кровь и смерть! — выругалась леди, продолжая изучать содержимое своего корсажа. — Куда подевались прекрасные волосы с моей груди?!
— Кто-нибудь, поднимите нас! — это вопили где-то за бортом.
Питт посмотрел туда и увидел шлюпку, в которой... сидело шесть девушек, судорожно вцепившихся в весла.
— Боже мой! — пробормотал он.
И эти же слова произнесла кудрявая брюнетка рядом с ним...

* * *
Огл продолжал причитать и ругаться, пытаясь затянуть завязки на лифе. Другие барышни тем временем возились с подъемом шлюпки и гребцов. Пришлось спускать для них беседку, что вызвало еще один град ругательств и причитаний.
— Не хнычь, красотка, — на плечо канониру легла массивная рука, покрытая татуировками. Он поднял глаза и увидел дородную женщину в пестром тюрбане, которая с ухмылкой смотрела на него. — Ты только подумай, как было бы жутко, если бы у тебя были волосатые сиськи!
— Да чтоб ты сдох, Хейтон! — взвизгнул Огл, живо вообразив эту картину.
— Правильнее говорить — сдохла, — поправил его боцман. Или боцманша?

Он посмеивался, но Огл заметил, что Хейтон тоже изрядно взволнован.
— Хватит визжать! — рявнула бабища, взявшись за линек. — Соблюдать порядок на корабле!
Окрик был своевременным, потому что большая часть команды уже высыпала на палубу, громко галдя.
Офицеры... прелестные леди в кружевных платьях, тоже были растеряны...

***

Дайк, услышав рык боцмана, устыдился своей растерянности и, одернув платье, решительно поковылял по трапу на квартердек. Каблуки так и норовили подвернуться на ступеньках. Подойдя к перилам, он обратился к Хейтону, стараясь, чтобы его голос звучал ровно:
— Свистай всех наверх!
Бабища в платке кивнула и, выудив за цепочку боцманскую дудку (из корсажа, черт побери!), издала пронзительную трель.
Невзирая на необычность ситуации, команда собралась на палубе за пару минут. Но зрелище было не для слабонервных. Потому что несколько матросов были... (Дайк опустил глаза) топлесс.
Дудка замолчала, и лейтенант посмотрел на женщин, выстроившихся на шкафуте.
— Одежду в порядок привести! — приказал он. И матросы судорожно принялись возиться с лифами и шнуровками...

***
Лейтенант Маккит сладко спал в своей каюте, когда резкая трель боцманской дудки заставила его подлететь на койке. Сигнал «свистать всех наверх». Черт побери! Все еще не просыпаясь, Маккит встал и потянулся за одеждой. Он привык все это делать во сне. Обычно просыпался на палубе, когда надо было что-то говорить или слушать приказы. Главное — быстро добраться до своего поста.
С одеждой вышла заминка, и он недовольно открыл глаза. Что за черт? Кто подсунул ему женское платье? Если Дайк думает, что это смешно, то ошибается.
Маккит, ворча, принялся искать свой камзол. Странное дело — обнаружились только женские вещи. Юбки, панталоны с кружавчиками, платье и... корсет!
— Ник, я тебя убью! — прорычал Маккит, осознав, что опаздывает. Вот идиотизм, а!
Он мельком глянул в зеркало. И оторопел, увидев там хмурую и заспанную рыжую барышню. А она тут что забыла?!
Маккит развернулся. В каюте никого не было.
Он посмотрел в зеркало. А потом витиевато выругался...

***

Матросы худо-бедно привели себя в порядок.
Дайк набрал воздух в грудь, чтобы обратиться к ним с успокоительной речью, но вахтенный крикнул:
— Шлюпка по правому борту, господин лейтенант! Хевдинг Виглафсон просит дозволения подняться на борт!
Лицо Дайка вытянулось и он посмотрел на белокурую девушку с щеками, покрытыми нежным, как у персика, пушком, которая утверждала, что ее зовут Джереми Питт.
— Хорошо, пусть поднимается, — сказал он нервно.
Девушка вздохнула...