Торин умом понимал, что вот уже второй раз обращается в бегство, но мучил себя отнюдь не упрёками совести или ущемлённой гордостью. Он успел уйти, успел на сей раз сам погнать себя вон, но мыслями, чувствами… он по-прежнему был там. Перед глазами так и стоял образ охотницы — до неузнаваемости уязвимый, хрупкий. С растерянностью в широко распахнутых глазах, устремлённых на его губы; с дрожью в руках, которые оказалось так легко обхватить, заключив в клетке собственных пальцев.

То, как сильно он хотел куда большего, мучило Торина своей очевидностью. Желание удушливо обвилось вокруг горла, затягиваясь в сладко ноющий ком, и бесчестно тянулось ниже, сдавливая грудь и распаляя плоть. Дубощит вынуждено остановился, ища облегчения в холодном вечернем воздухе, но каждый вдох обжигал лишь сильнее. Казалось, его тело насмехается над ним, мстительно предавая. Собственные желания никогда не являлись приоритетом — отёсанный воспитанием, вечный наследник и законный король, Дубощит имел право на один лишь долг и обязанности, из того вытекающие. Однако сегодня Торин всё меньше силился напоминать себе об этом.

А ведь он был уверен, что поступает разумно, когда решил пройтись по округе с целью встретить Рэйну. Ирония подобной мысли жестоко била по вискам и казалась невыносимо идиотской. Не лучшим являлось и исполнение.

Первой ошибкой стала фляжка, из которой гном позволил себе выпить немного, но достаточно. Зачем он вытянул её из собственного мешка в тот миг, Торин не знал. Почему не обдумал идею беседы ещё раз и не сделал вывода ту отложить – также не понимал. Следующим провалом стала потеря всякой мысли буквально тут же после встречи.

Подгорный король сдавленно выдохнул.

Несмотря на все возможные рациональные мотивы, на данный момент охотница стоит посреди той поляны и имеет более высокое мнение о здравомыслии его племянников, чем самого Дубощита. Более того, Торин с горечью осознавал, что теперь Рэйна имеет полное право думать о нём не просто как о глупце…

— Ты не глуп, ты трус! Трус, явившийся ко мне пьяным! Зачем?..

Если бы он только знал, зачем взялся за фляжку… Но нет, охотницу само присутствие Торина, казалось, изумляло куда сильнее его нетрезвости. И если она вопрошала, зачем он пришёл, то на подобный вопрос у гнома был ответ. Торин не произнёс его вслух, но хотел верить, что всё же донёс тот до Рэйны.

— …Укрыться завтра тем, что перебрал сегодня, и вновь молча сверлить мне спину, словно я не вижу?!

Торин понимал, что существо столь чуткое во всех отношениях, к которому при всём желании и подкрасться нельзя, всё прекрасно видит. Торин не был уверен, что девушка осознаёт то, что видит.

Нечто наподобие предчувствия уже давно мелькало на задворках сознания… Рэйна слишком сильно отличалась от прочих женщин. Не просто расой и воистину странной манерой речи. Было нечто большее, отделяющее охотницу толстой стеной от остальных женских особей, коих Дубощиту довелось повстречать.

Дни его жизни до падения Эребора казались далёкими во всех отношениях, и воспоминания о гномках великого королевства были такими же туманными, как и все остальные дары памяти, повязанные с домом. Если во времена процветания Эребора с принцем изредка проводились беседы о надлежащем союзе и долге предоставить наследника после себя, то после изгнания данный вопрос отпал сам собой как не столь существенный. Гномки Синих гор видели в нём лишь Короля-под-горой — только повидав чужие края, Торин понял это.

Немногие молодые особы засматривались на него в людских поселениях, где Торин провёл значимую часть своей жизни, скитаясь от одной работы к другой. Однако таковые встречались. Их внимание куда больше походило на любопытство, и Торин никогда не стремился таковому подыгрывать или подобное удовлетворять. Женщины прокуренных дорожных трактиров глядели куда смелее и пристальнее. В их долгом липком внимании без утайки читался интерес к Дубощиту как к щедрому клиенту, и вспоминать о данном опыте Торин не желал.

Рэйна не смотрела на него как на мужчину даже украдкой, даже единожды… В ней не было ни застенчивого смущения, ни игривого флирта. Она глядела и холодно, и насмешливо, и внимающе, и раздражённо, и с яростным желанием разрубить пополам… Но в её глазах Дубощит никогда не ловил того особого внимания, увлечения, интереса. Рэйна была воином и явно не видела себя кем-либо иным. Потому Торин догадывался, что его внимание непонято. Потому он был уверен, что будет в уже знакомой манере отвергнут сегодня. Однако всё обернулось иначе, запутав, казалось, их обоих.

Над лагерем неожиданно стояла тишина, и в этом явлении было нечто зловещее. Едва поняв, что шум привычной суеты не господствует над местом привала, Дубощит ускорил доселе вялый шаг. Повеяло новыми неприятностями, и это противно осевшее на душу чувство ожидаемо отяготило лик подгорного короля, размашистым шагом обогнувшего небольшой склон и спустившегося в занятый его отрядом овраг.

— В чём дело? — не мешкая спросил Торин у подошедшего друга. Двалин заметил его ещё у склона и хмуро направился навстречу, отделившись от группы остальных гномов, тревожно о чём-то переговаривающихся.

— Где ты был? — во взгляде Двалина прочесть удалось лишь раздражение. На мгновение это придало облегчения, однако атмосфера в лагере стояла обезнадёживающая.

Торин оставил вопрос друга без ответа, пройдя вперёд и бегло оценивая обстановку. Мешки с продовольствием и поклажей так и лежали на том месте, куда их сложили в момент прибытия. Что же, их не ограбили. Плащи расстелены в том же порядке, как и были; для костра всё было готово, хоть он и не был разожжён, — в остальном место привала не отличалось ничем. Не находя зацепок для понимания всеобщего настроения, Дубощит негодующе обернулся к столпотворению своих друзей, по старой привычке ища взглядом Балина. Тот нашёлся быстро, и озабоченность его лика добила спокойствие Короля-под-горой.

— Что происходит? — несдержанно потребовал Торин отклика на свой первый вопрос.

— Нам самим любопытно, — раздался за спиной хмурый тон Двалина. Однако прежде, чем Торин успел обернуться к нему, чувствуя, как теряет всякое терпение, компания внезапно закопошилась, расступаясь. В следующий миг глазам Дубощита открылась чужая рыжая макушка, доселе заслоняемая широкими спинами.

Брови гнома в недоумении взметнулись вверх. Юноша, сидевший на небольшом валуне, обратил на короля не менее изумлённый, настороженный взор. Резко привлекали к себе внимание длинные острые уши и тёмные карие глаза, до трепета знакомая глубина которых больно вонзилась осколком где-то под рёбрами.

Сходство сбивало с ног.

Торин поперхнулся своей догадкой, похолодел, обозлился, не поняв, на кого именно, но не сумел вытеснить её прочь. Мысль встала поперёк горла, стиснула челюсть, отчаянно забилась с другой стороны груди, воя и раздирая изнутри.

В более внимательном изучении прошла минута, возможно, две. Юноша… Пожалуй, нет — ещё мальчик — примостился на краешке камня и походил на подбитого птенца, не знающего, куда совать клюв и начинать ли пищать. Весьма худ, невысок, бледен, но это взгляд спервоначалу делал мальчишку старше: пусть ещё по-детски неуверенный, но живой, пристальный. И эти черты лица… Торин нехотя сглотнул, нахмурившись.

— Кто это?.. — Дубощит не знал, что подкосило его больше: надломленная хриплость голоса или глупость самого вопроса. Ответ же был буквально вытесан на лбу ребёнка.

— Мы не знаем, — Двалин саркастично хмыкнул. — Он отказывается говорить перед кем-либо, кроме… Как ты там сказал, малец?

— Королевы великого клана охотников могуче…

— Да-да, — раздражённо оборвал мальчишку гном, вновь обратившись к Торину. — Не знаешь, кто бы это мог быть?

— Кто и где мог бы быть?

Компания Дубощита воззрилась на показавшуюся у склона Рэйну настолько синхронно, что охотница от неожиданности споткнулась. Преодолев оставшийся путь неуклюжим бегом, Рэйна спустилась со склона и сделала несколько неуверенных шагов вперёд, лбом встречая всеобщее пристальное внимание. Непонимающе осматривая коллег, охотница не знала, на ком задержать взор. Торин, спеша пресечь возможность встретиться с Рэйной взглядом, вновь устремил его на незнакомого гостя. Мальчик, с оживлением наблюдавший за девушкой всё это время, вдруг резко соскочил с валуна, показываясь лорэнтке. Такой откровенный ход вынудил Дубощита забыть о своём стремлении и взглянуть на Рэйну, желая получить из её реакции хоть один из ответов.

Охотница изменилась в лице в тот же миг, как обратила на мальчишку внимание. Захлестнувшее Рэйну ошеломление без труда читалось в её глазах. Но мгновением позже сам образ лорэнтки почернел — мысль о том, что Дубощит всей душой пожелал никогда не попадать под этот яростный взор, не показалась гному безнравственной.

Она произнесла нечто на её чудном наречии, можно даже сказать, прошипела… Юный путник отозвался на всё том же чужом языке, отозвался на удивление звонко, и это отчего-то зародило в Торине нечто уважительное, странно похожее на солидарность. Однако слова мальчика, какими бы они ни были, эффекта на Рэйну не возымели и были хлёстко прерваны новым шипением, более долгим и почти угрожающим. Запнувшись на неком слове, прозвучавшем особенно резко, охотница внезапно умолкла. Взгляд её заметался по образу мальчика, осматривая, но не останавливаясь на какой-либо детали. По интонации было ясно, что последовал вопрос. За ним другой. Короткие ответы явно не осаждали гнев Рэйны, и после очередного ответного писка она внезапно прорычала знакомое сочетание букв — «Гэндальф».

Охотница наконец оторвала взгляд от мальчишки, очевидно, желая найти глазами упомянутого мага. Торин с удивлением подумал, как в этой ситуации не вспомнил о волшебнике сам. Но не нов оказался сюрприз — Гэндальфа на месте привала не было. Раздражённо оглядев овраг повторно, словно ожидая, что волшебник покажется из-за камня или скатится со склона, Рэйна тяжело выдохнула, бросила короткий взгляд на ближе всех стоящего к ней Двалина и резко схватила юношу под локоть, направившись к противоположному откосу, столь простым способом давая отряду понять, что сцена окончена.

Проводя обоих, пожалуй, чрезмерно пристальным взглядом, Торин почувствовал такое же внимание к себе. Повернув голову и встретив дюжину пар глаз, Дубощит на мгновение позволил себе потеряться, прежде чем привычным тоном напомнить Бофуру, где лежат котлы. Одного спокойного приказа оказалось достаточно. Отряд отмер и закопошился, над местом их ночлега вновь возвысился купол вечерней суеты. Торин с непонятным ощущением хотел было оглянуться на уже исчезнувшие за склоном фигуры вновь, но наткнулся на хмурый лик Двалина.

— Так ты где пропадал? — неожиданно спросил старый друг, будто с насмешкой поддержав игру Дубощита «ничего необычного не произошло».

Ни хитрый взгляд Двалина, ни скепсис фразы не расположили Торина к какому-либо ответу, а потому Дубощит посчитал правильным вспомнить хоть одну из собственных обязанностей и не воскрешать этот диалог. В конце концов, он понятия не имел, с чего начать.

С чего начать не знал и я, когда наконец грубо выволок племянника наверх. Преодолев мизерное расстояние, не уйдя толком от места привала, я выпустил Рэко и сделал пару шагов вперёд прежде, чем развернуться. Повторное разглядывание этого наглеца не привело меня к подобию трезвой мысли, любой возможный вопрос казался таким же бессмысленным.

Рэко шёл за нами всё это время. Каждый привал, каждая смена маршрута, каждая стычка… Перед глазами помутнело, стоило лишь припомнить переход через Мглистые горы.

— Что у тебя есть в своё оправдание? — племянник поднял на меня затравленный взгляд. — У тебя должно было быть хоть что-то на уме, когда ты оставил дом вслед за мной. Самое время поделиться.

Рэко глядел на меня исподлобья долго и виновато, лишь после начав:

— Гэндальф…

— Гэндальф!.. — несдержанно позволил я прорваться ярости наружу, едва удержав себя, закусив губу до кровавой ссадины. — Участие Гэндальфа в происходящем для меня очевидно и, можешь не сомневаться, я донесу до него своё мнение о его милой персоне. Но не унижайся, скидывая ответственность на него. Решение было сделано тобой.

— Дядя ушёл к этому змею и умер! — резко выпалил племянник, сбив меня с толку на мгновение.

— Тебе придётся помочь мне понять.

— Он был с отрядом, и это случилось ещё до войны!.. Змей сейчас ещё старше… А с тобой никого!

— Ох, ну не снова… — пальцы потянулись к переносице сами собой. — Эта вечная песня про опасность и одиночество тебе ещё не приелась?

— Но это правда! Звёзды севера указывают на погибель одинокого воина от лап чудища!

— Эти проклятые жрецы с их предсказаниями!.. Могли бы хоть раз спуститься со своих звёзд и проветрить головы от табака, — глубоко вздохнув, я уже, скорее, рассуждал вслух, чем слушал племянника. — Их влияние на тебя мне никогда не нравилось.

— Но…

— Хватит.

Твёрдое слово и выразительный взгляд не были восприняты как подтверждение окончанию столь бессмысленного разговора. Рэко умолк, вздохнув, однако вперил в меня ответный взор, полный всё тех же упрямых убеждений, которые только что были озвучены. Спустя мгновение моя суровость всё же пошатнулась. Я не устоял, невольно усмехнулся. В этом не было ничего нового, подобные сцены являлись чем-то вроде ритуалов и заканчивались одинаково. Сейчас мы молча позволим друг другу успокоить семейную пылкость, после я начну с начала с целью прийти к желаемому решению спокойно, а если потерплю крах, то схема повторится вновь. С иронией я подумал, что соскучился по мальчику. Однако поползший со стороны привала запах костра резко напомнил мне, при каких обстоятельствах конфликт имеет место быть, разрушая шаткий приступ чувствительности.

— А ты как через горы перешёл? — изо всех сил я старался задать вопрос спокойно, но Рэко такая подача, видимо, насторожила куда больше. Его самонадеянную стойкость сдуло мгновенно, мальчишка попытался отвести взгляд, и я понял, что предан уже дважды.

Единственный приют перед Мглистыми горами принадлежит эльфам, а мимо них не проскользнёт и опытный следопыт, не то что мой племянник. Из чего следует, что Владыка Имладриса не просто позволил Рэко пройти, вместо того, дабы отправить назад, а ещё лучше — запереть у себя до моего возвращения, — но ещё и снарядил этого мальчишку для перехода через горы.

— Я надеюсь, ты хотя бы достойно вёл себя перед Элрондом.

Рэко взглянул на меня с вызовом, но остудил свою гордость мгновенно, смекнув, что на его достоинство в глазах Элронда мне сейчас глубоко наплевать. Хмуро глядя на племянника в ответ, я чувствовал, что опустошён и теряю способность злиться. Неожиданно обратив внимание на оранжевую полосу заходящего солнца за плечами Рэко, я лишь в тот миг осознал, что нас уже давно настиг вечер. Данная мысль резко прокатилась по телу невыносимой усталостью. Я вновь взглянул на племянника и вздохнул. За сегодняшний день случилось слишком много — как быть с устоявшейся проблемой в лице этого рыжего беглеца, мне ещё предстоит решить.

— Идём, — бесцветным тоном подозвал я Рэко, направившись обратно в лагерь. — Попробуем убедить Бофура выделить тебе тарелку чего-нибудь… Ты определённо устал уже за эти месяцы.

— Ты проведать его уходил… — после небольшой паузы вспомнил я со вздохом. — Тогда на Восточном тракте, пока мы нарывались на троллей, ты ведь к Рэко возвратился. И в Мглистые горы нас раньше сослал, дабы его в Имладрисе встретить…

Гэндальф словно не находил нечто в моём образе, продолжая пристально рассматривать меня, на удивление изменив своему обычаю и даже не прикоснувшись к любимой трубке.

— Зачем ты это сделал?

Прямой вопрос, казалось, улетел в пустоту. Но спустя миг волшебник вдруг молвил:

— Боюсь, у твоего племянника есть своя непосредственная роль в данном путешествии.

Боится он, значит… В путешествии… Роль… Какая, Аулэ, роль может быть у мальчишки, не способного удержать нормально меч? Что настолько ценное он способен преподнести в «путешествие» длиною в месяцы, ведущее к пасти одного из самых опасных созданий столетия?

Ответ Гэндальфа меня не устроил, чувство разумного хода вещей покидало диалог с каждой новой секундой. Возмущённая злость вспыхнула подобно углям, лениво распалённым неосторожным дуновением, но быстро затухла, обратив за собою в пепел остатки моих сил. С вырвавшимся булькающим звуком опустился я на валун рядом с магом.

— Ты не можешь отрицать…

— Я могу и буду. Но не сегодня… Не сегодня… — собственное бормотание показалось мне уже откровенно вялым, хоть я и намеревался поставить точку жёстко. Гэндальф всё глядел на меня, не скрывая любопытства к моему поведению. Волшебник явно ожидал иного способа преподнесения моих эмоций насчёт его затеи: я это понимал, но разъяснять Гэндальфу, что это не первая проверка на прочность за сегодняшний день, не собирался.

— Рэко выдал твой маленький секрет, — неожиданно сказал колдун, наконец потянувшись за мешочком табака. Подняв на него взор уже, пожалуй, вконец отуманенный, я не сразу понял, о чём идёт речь. Заторможенно искал в лике старого друга подсказку, пока Гэндальф беспечно набивал трубку Стариной Тоби. Однако сообразив, что единственным предметом молчания является мой статус, я раздосадовано застонал, пряча лицо в ладонях.

«Валар, за что ты меня наказываешь?..»

Сомнения по поводу того, насколько теперь разумна моя кандидатура в качестве первого дозорного, закрались в моё сознание ещё во время ужина, к которому я так и не проявил интереса. После предложение подежурить вместо меня последовало от Гэндальфа, что таким образом ясно дал мне понять, что выгляжу я, должно быть, совсем уж неважно. Естественно я отказался. Не хватало ещё филонить. Более того, как бы измотан я ни был, не смел даже помыслить о возможности уснуть.

Дабы пресечь подобные суждения со стороны кого-либо ещё, да и в целом избежать любого общения, я направился прямиком на пост, как только почувствовал, что чем дольше сижу подле волшебника, тем яснее тот читает моё состояние.

Опустившись на землю и опершись спиною о камень, я бросил косой взгляд в сторону оживлённой части лагеря, чтобы убедиться, что эта оживлённость обыкновенно спадает на нет. Некоторые ещё басят за остатками трапезы, а некоторые уже ютятся по спальным местам. Рэко я отыскал взглядом не сразу. Вернувшись к костру и коротко указав племяннику, где он должен смирно проспать до рассвета — на моём потёртом пологе, — я обнаружил также, что компания Бофура пришлась мальчишке по вкусу. И симпатия неожиданно казалась взаимной. Оставляя обоих вновь, я подумал, что нахожусь перед этим гномом с забавными усами в неоплатном долгу — Бофур не спускал глаз с Рэко с тех пор, как я отправился к Гэндальфу, и не казался обременённым этим заданием, коего я ему никогда не давал. Понимание, что я раньше не уделял столь добродушному компаньону из компании даже толику лишнего внимания, меня пристыдило.

Развернуть беглеца назад было равносильно черпанию воды дырявым ведром: он просто обождёт и пойдёт следом вновь. Будь мы чуть южнее выбранной тропы, я бы мог надеяться на спешное послание в Лотлориэн. Благодаря дружбе с Элрондом я осведомлён о том, что лесные эльфы всё ещё населяют древние чащи. Несмотря на жёсткие границы и изоляцию галадрим от внешнего мира, я мог бы надеяться на помощь от Келеборна и Галадриэль. Однако наш путь уже увёл нас слишком далеко, дабы моя просьба могла достигнуть границ Лотлориэна, не задерживая отряд.

Заплатить сполна какому-нибудь трактирщику в людском поселении и оставить племянника там являлось бы более сомнительной затеей, если бы было возможным. Человеческие посёлки и тем более города редкими пунктами на карте покажутся сильно западнее намеченного маршрута. Впереди расстилались одни лишь поля и равнины до самого Лихолесья.