...Грядет гроза, преображая
и лес, и высоту, и ширь,
здесь нет ни возраста, ни края,
окрестность, вечность набирая,
как будто вписана в псалтирь.

Мы лишь ничтожному перечим,
нас бури повергают ниц,
но если дать себя увлечь им,
мы суть свою увековечим
без имени и без границ...

Осенний вихрь метет дворы,
и ветки клонятся упруго.
Трепещут стекла от испуга,
но много тайн приносит вьюга:
их пережить нельзя без друга,
ни полюбить их без сестры.

Бушует буря, рвется шире
и все меняет за собой;
все уравнить стремится в мире,
и лес застыл, как стих псалтыри –
тяжелый, вечный, неживой.

Так слабо всё, с чем мы воюем;
кто с нами борется, силен.
И пусть наш плен и неминуем, –
и, покорясь, мы возликуем,
хоть и без славы, без имен.

Мы торжествуем лишь над малым,
и мы мельчаем от побед:
над необычным, возмужалым,
над мировым – победы нет.
Так ангел Ветхого Завета
своим противникам предстал;
когда они сопротивлялись,
их мышцы туго напрягались,
но ангелу казалось – это
лишь струны, чтоб извлечь хорал.

Когда тот ангел побеждал
(хоть он не жаждал состязаний),
тот бодро уходил от брани,
былой борьбы неся закал –
возросшим, светлым, обновленным,
и без победного венца;
и путь его – быть побежденным
всё высшим, высшим, до конца.