Леди Эмлин чуть подумала, потом сдержанно кивнула:
– Благодарю вас.
На том и порешили – и вскоре все вместе пустились в путь. Жилище Мэйрион на время опять опустело: вместе с Гвен к фургону отправился захотевший непременно проводить девушек господин Эрк, а с ним – разумеется, и Беорн. Идти самостоятельно Беорну, конечно, никто не позволил, и всю дорогу его нес на плечах господин Лэри.
Вытянувшись в цепочку, они долго шли вдоль полуразвалившейся каменной стены. Финд, вырвавшись вперед, уверенно труси́л вдоль тропки среди терновника и вереска, иногда останавливаясь, чтобы задрать ногу над очередным камнем или просто дождаться медленно бредущих людей. Пожалуй, пес в чем-то был прав, обходя тропинку стороной: за ночь на ней появилось множество новых луж. Их приходилось обходить по краю, и путники то и дело натыкались на мокрые ветви терновых кустов, хлеставшие по ногам и норовившие зацепиться за одежду. А дождь всё лил и лил, и временами Таньке чудилось, будто это пресветлая Дон, сидя на облаке над далеким, невидимым отсюда холмом Бронн-Веннели, оплакивает отъезд никогда не видевшейся с ней, но все равно любимой внучки. Наваждение это было, конечно же, совсем глупым: в Камбрии, куда они возвращались, Дон тоже считали своей и даже верили, что она еще совсем недавно жила в тулмене где-то неподалеку от Кер-Кери. Но все равно Танька до самого фургона не могла отрешиться от стоявшего перед ее глазами образа.
А потом они ехали в Ланнуст: леди Эмлин и три ее спутника-скрибона – верхом, остальные – в фургоне, и только Финд, как всегда, полагался на свои собственные ноги. Привычно устроившись на облучке рядом с Гвен, Танька с грустью смотрела на тянувшуюся по сторонам бурую, кое-где разбавленную лиловыми вкраплениями вереска пустошь. Время от времени она придвигалась к самому краю сиденья, оборачивалась назад и отыскивала глазами становившийся всё меньше Бранов холм с темным пятном рощи на склоне. Тогда она долго вглядывалась в его окрестности, тщетно пытаясь высмотреть соломенную крышу одинокого дома, а потом поворачивалась обратно и устремляла взгляд на едва различимую за завесой дождя темно-серую полосу моря.