Людям свойственна память. Память есть механизм неизменности — но и механизм перемен. Если ты будешь вести непрерывно видеосъёмку, пусть даже снимая одно и то же, флэшка со временем переполнится.
   Ещё Пелевин писал: парадоксально выглядит человек, который лежал-лежал себе совершенно спокойно в кровати, а спустя часа полтора вдруг без единого внешнего стимула внезапно вскочил и пошёл включать радио.
   «Но без подобных процессов человек являлся бы мёртвым. Работа сознания — тысячи тикающих таймеров».
   Человеческий мозг как сгусток непредсказуемости.
   «Посредник высшего уровня».
   В подростковом возрасте вечных философских рефлексий мне хотелось придумать своё определение разумного существа. Такое, чтобы оно казалось совершенно объективным и бесчеловечным, такое, чтобы можно было приписать его безжалостным инопланетянам.
   Тогда и была придумана мной эта формулировочка.
   «Посредник высшего уровня».
   Мол, есть посредники примитивные — вроде бумеранга или боксёрской груши — ты бьёшь по ней, она возвращает тебе удар. Есть посредники чуть сложнее — вроде того же тамагочи. Есть посредники высшего уровня — где бихевиористическая цепочка меж стимулом и реакцией так перекручивается, что и чёрт не предскажет точного твоего отклика на то или иное влияние.

   «Как будто она оттого утрачивает обусловленность».
   Нет, разумеется.
   Не утрачивает.
   А как же нам быть с тем субъективным интуитивным томительным ощущением, что, будь я лишь длинной изогнутой причинно-следственной цепью между стимулом и реакцией, у меня не было бы сознания?
   Если честно, не знаю.
   Мне кажется, что сей парадокс как-то связан с работой в нас вшитого инстинкта самосохранения. Мы запрограммированы делить существующий мир на Себя и Иное — делить ценностно и онтологически.
   Если сторонники мистического понимания Свободы Воли, утверждающие, что-де причинная цепь без таинственного «свободного выбора» была бы мертва для себя, прислушаются к своим ощущениям, они поймут, что точно такое же чувство у них вызывает вообще любая попытка вообразить своё «я» как объект внешнего мира. Чем бы ты ни пытался представить себя — слизистым мозгом, развивающейся нейросетью, бесплотной программой, сгустком астральных флюидов? — интуиция шепнёт тебе на ухо: «Это должно быть мертво».
   Заглушить её голос ты можешь лишь временно — скажем, введя искусственно в «я-концепцию» высокий Коэффициент Тайны и таким образом избегая необходимости чётко себя представлять как объект.
   Проблема здесь в том, что единственный хорошо нам доступный способ познания всего существующего как раз-таки заключается в мысленном помещении изучаемых сущностей в таблицу внешних объектов.
   Теоретически можно, наверно, начать с иного конца?
   Не встраивать мысленно собственный разум в Схему Внешнего Мира — раз уж инстинкт самосохранения скрыто саботирует это и заставляет нас предаваться дуалистическим предрассудкам. Попытаться взамен встроить внемозговой мир наружных материальных объектов в Схему Психического — в конце концов, если реальность едина, то мои мозговые ионы, представляющие собой мои текущие ощущения от касания планшета пальцами, не должны быть чётко отделены от электронов планшета, так что с натяжкой при должном развитии интеллекта и воображения я смогу непротиворечиво визуализировать всю материю вне своего рассудка как «закадровое продолжение моей психики»?
   Вот только это потребовало бы новой терминологии. Используя старую — с теми же «мозговыми ионами»? — мы опять попадаем в ловушку с инстинктом самосохранения и упорным шёпотом интуиции: «Это должно быть мертво».

   Пришла в голову одна забавная мысль.
   Вспомнилось придуманное Кэрриером определение сверхъестественного: «онтологически фундаментальные нередуцируемые ментальные сущности».
   Если есть псионная энергия или душа — и при этом её псионно-духовные свойства не выводятся из не-псионных свойств составляющих её отдельных частей — то она «сверхъестественна» по Кэрриеру. Если есть псионная энергия или душа — и при этом её псионно-духовные свойства при внимательном рассмотрении составлены целиком из не-псионных взаимодействий меж составляющими её частями — она не «сверхъестественна».
   Первоначально определение Кэрриера мне казалось блестящим и закрывающим эту тему, теперь оно кажется мне лишь создающим почву для новых философских дебатов.
   Насколько простым может быть бытие?
   Идя сверху вниз от атомов к кваркам, мы постепенно открываем всё более и более фундаментальные единицы. Рано или поздно мы должны упереться в предел. Сказать себе: «Вот это вот поле или энергия — с такими-то свойствами — является первоосновой Вселенной. Почему у него именно эти свойства? Это вопрос философского рода, не факт что имеющий в принципе право быть заданным».
   В чём разница между «Это магнитное поле, одна из первооснов сущего, оно обладает такими-то свойствами просто потому что потому» и «Это псионная энергия, одна из первооснов сущего, она обладает такими-то свойствами просто потому что потому»?
   В длине списка параметров?
   Нет, интуитивно мне кажется тоже, что редукционистский подход с попыткой свести всё к простейшим кваркам как бы более правомерен и более соответствует духу принципа Оккама. Но выкидывает ли он стопроцентно за борт корабля гипотезу о «фундаментально простых» и в то же время «функционально сверхсложных» изначальных сущностях?
   Я не знаю.
   Мысль же, мелькнувшая у меня в голове, была приблизительно следующей:
   «Мы способны обдумывать конкретно и точно лишь состоящие из небольшого количества объектов конфигурации. Само слово ТОЧНОСТЬ — PUNCTUALITY по-английски — содержит в себе ссылку на PUNCT или ТОЧКУ. Но что, если психика наша, наши квалиа, некие составные части её не сводятся к кваркам, а представляют собой сверхъестественные по Кэрриеру универсалии? Что, если смутный протест, который многие из нас чувствуют при попытке представить себе своё Я в виде чего-то внешнего, связан не с саботажем инстинкта самосохранения, а просто с бесплодностью всех попыток представить нередуцируемую сложность в виде набора простых категорий?»
   Но мне пришлось её быстро отбросить.
   Во-первых:
   — это всё та же попытка ввести искусственно в я-концепцию Коэффициент Тайны, чтобы не представлять своё «я» в виде объекта внешнего мира, меж тем как оснований для этого ввода не больше, чем раньше.
   Во-вторых:
   — само определение Кэрриера при раздумьях о нём кажется всё более проблематичным. Что есть сложность? Что есть простота? Как что-либо может быть фундаментально простым и притом функционально сложным? Да ещё само по себе и в единственном экземпляре.
   При встрече с кварком, который якобы прост, но у которого есть при этом «ментальное свойство через микроскоп телепатически общаться с исследователем и предлагать ему рецепты кофе», мы будем вынуждены создать математическую модель его поведения — и эта модель наверняка будет сложной. Причём ситуация с кварком не исключение — мы строим такие модели на каждом шагу и именно это мы называем «познанием мира». Даже обычное восприятие предметов в комнате, как бы интуиция ни орала нам, что они-то уж точно реальны, построено на математических моделях.
   Получается, наша модель этого «ментального кварка» будет сверхсложной, но сам по себе он будет элементарен? В каком смысле и как? Это выглядит просто как «чёрный ящик» с инкапсулированной сложностью, на боку которого фломастером написано: «Никакой сложности нет, это просто иллюзия, правда-правда». Один слой описания будет противоречить другому — причём второй слой будет выглядеть куда менее мотивированным.
   Так-то, уж если на то пошло, мы бы и атом азота могли посчитать «нередуцируемым и простым фундаментальным объектом со сложным внешним поведением» — но мы ему приписали структуру именно ввиду прослеживающегося за его поведением алгоритма.