#ГП #фанфики #тексты #джен
#отзывы_и_рецензии
#квинтэссенция_меня #избранное
Это эпидемия,
или
Стотысячная рецензия на Величайшую силу в мире Lost-in-TARDIS

Для одного героя эта история — эпилог. Для другого — пролог.
Как ни парадоксально, первый останется жить, а второй умрёт. Так иногда случается.
«Добрый вечер, Гарри», — говорит Дамблдор. «Как твои замечательные друзья, Гарри?» «Какие они тебе преданные, Гарри». «Проделали неблизкий путь, да ещё в такую ночь».
Старый-добрый дедушка Дамблдор. Только что «мой мальчик» не добавил.
«В гостиных», — отвечает не Гарри, но Поттер. — «Там всё тихо».
И в гостиных всё по-старому.
Поттер проходит, присаживается. Мальчик давно вырос. Если жизнь — это тропа, то пыль, истоптанная маленьким Гарри с детской улыбкой, успела не только улечься, впечатываясь в землю, а и кануть в небытие.
Мальчика нет, но старый учитель его всё ищет и зовёт. Может, какое-то слово проявит былого ребёнка. Может, вы поговорите — а он вспомнит себя, проступит за погрубевшим лицом.
Нет, учителя — те, кто учат, — отвечает Поттер. Некого тебе искать и звать, и духа его нет: развеяно, растеряно.
Не намекайте, что обучали этот дух, директор, потому что тот путь вёл в никуда. Тот дух не мог протащить через всю ночь, через которую я и мои преданные друзья прошли, наши самые что ни на есть банальные тела.
И Поттер забрасывает ноги на стол.
Диалога не получилось.
Дамблдор меняет тон — предлагает бокал красного вина. На языке Поттера это значит предположительную попытку отравления, но старик здесь, под контролем и слаб — чего опасаться? Гость дежурно сообщает: а я пришёл вас убить.
Ни голос не дрогнул, ничего. Созерцательное замечание, и только. Что бы могло здесь быть? Яростный рывок, крики, обвинения. Можно было провозгласить месть за всё, что корёжило, калечило, выжигало и болело. И тогда бы здесь была душа, было что-то, до чего можно дотянуться.
— Я знаю, — только и остаётся сказать Дамблдору. — Вина?
Поттер в один взмах руки перенимает должность хозяина и справляется с бутылкой сам. Он вырос в сильного мага и не испытывает с беспалочковой магией ни малейшего затруднения.
Позиции открыты: да, всё, что говорят о Гарри потаённым шёпотом, — правда от и до. Да, его учитель скорбит.
Они разделяют напиток.
Поттер и сам не знает, кого зовёт сейчас Дамблдор. «Первая Авада — в одиннадцать. Просто повторил…» Сказал слова — она и сработала. У мальчиков с добрыми глазами такого ведь не бывает.
Вы научили меня быть самому.
— Мне жаль, — говорит Дамблдор, тихо и смиренно. Он всё ещё учит: не объяснением, но примером своим. Снова: просто так же повтори, «Мне жаль», и слова сработают. Следом за директором где-то вдалеке к душе Гарри тянется и феникс.
Поттер не знает смирения, вместо него жив только гнев. Неизлечимый даже песней феникса.

Если тобою движет память о замечательном друге (да отбросьте же «замечательных», так только невыносимей!), бессилие что-либо исправить — движет ли тобой любовь? Хотя бы призрак, отголосок любви? Поттеру на том месте осталась лишь зияющая дыра.
Нет импульса ни к мести, ни к возвращению. Вообще ничего нет — Гарри просто мчится прочь. Безгрешности не было и прежде, но после Гермионы кончилась и некая незапятнаная чистота, невинность.

Почему вы не научили нас убивать?
«Я потратил большую часть своей жизни, чтобы разучиться это делать», — бесхитростно отвечает Дамблдор. Тот самый Дамблдор, который убивать отлично умел. Тот самый Дамблдор, которого хоть и не подстёгивала жизнь в каком-либо чулане, но в юности толкало в совсем не миролюбивые стороны. Дорога Дамблдора пробежала много больше миль, чем дорога Гарри.
— Только так и можно выжить, — твердо говорит Поттер со знанием дела. В его механике человечности не встаёт вопрос, хотела ли бы Гермиона быть живой за счёт смерти другого.
Это приговор: ты, мой главный учитель, должен был научить меня самому нужному, самому незаменимому. Ты молчал, у тебя всегда всё было тихо. Ты не справился.
Дамблдор потерял Гарри, не преподав самого сильного и важного. До конца долгого урока остаются считанные минуты. Дамблдор делает шаг навстречу.
* * *
Не встретив силы любви, которую искал среди той или другой мощной магии, Гарри заключил, что есть только слабость любви, бесхребетность и мягкотелость. Слабые умирают, выживают только твёрдые и несгибаемые, как стальные клинки. Это одна правда, которую нам показывает автор.
Не всякую цену можно заплатить за продолжение пути. Честнее и чище в нужный момент добровольно поставить точку и приглашающе выступить вперёд, потому что тот, кто вместо тебя выживет, тебе, поверь, не понравится. Это другая правда.
А истина… что истина? Истина в разделенном вине, красном, как кровь.