Впервые узнав из памяти Таркина, что у космических кораблей в этом мире, оказывается, есть ПРЕДЕЛЬНАЯ СКОРОСТЬ, Аккорд немного офигел. Как и любой, в принципе, человек, изучавший физику в земной школе.

Нет, конечно у реактивного аппарата в принципе есть предельная скорость — так называемая характеристическая. Это скорость, которую он наберёт, если сожжёт всё топливо на ускорение в одном направлении. Но на характеристической скорости никто никогда не летает (исключая беспилотные зонды и боевые ракеты). Максимум на половине оной — надо же оставить что-то и на торможение!

А вот корабли Империи на этой самой предельной скорости именно летали! И даже маневрировали! И если у вражеского истребителя скорость, например, 100 мегасвет в час (МгСЧ), а у тебя — 80 МгСЧ — то хрен ты его догонишь и хрен ты от него уйдёшь.

Для Таркина подобные вещи были просто очевидны — так же, как то, что ходят ногами, а говорят ртом. Аккорду пришлось глубоко покопаться в его воспоминаниях, чтобы понять, как такое вообще может быть.

Всё дело оказалось в специфике местных двигательных технологий. И в том, что они используются уже не первое тысячелетие, сформировав вокруг себя специфическую культуру. Маркс был прав, бытие определяет сознание.

Ближайший аналог МгСЧ в земной культуре — узел как единица скорости судов. Скорость давно перестали измерять линями, а узлы остались.

Так и здесь. Единица «свет» не имеет никакого отношения к скорости света. Правильно вообще переводить её не как «свет», а как «вспышка». Вспышка детектора быстрых частиц.

Гиперпространство не пусто. В нём есть рассеянная материя, называемая гиперпространственной радиацией, иначе ГР-частицами или излучением Кронау. Столкновения с этими частицами имеют очень высокую энергию, планетарные пояса Ван Аллена покажутся лёгким дождиком. Поэтому без щитов в гипер лезть не рекомендуется, мигом поджарит. Стоит также учитывать, что ГР-частицы распределены не равномерно. Гравитация планет, звёзд и других массивных объектов, находящихся в нашем пространстве, имеет свою «тень» в гиперпространстве. Из-за неё ГР-частицы стягиваются в плотные горячие сгустки. Корабль, попавший в такой сгусток, сначала затормозится сопротивлением среды до нулевой гиперскорости, потом потеряет щиты и сгорит. Или сначала потеряет щиты, а потом уже его радиоактивный остов окончательно потеряет гиперскорость — это уже от конструкции зависит.

Поэтому первые корабли на заре эпохи гиперпространственной навигации вели подсчёт столкновений с ГР-частицами с помощью специального счётчика.

Соответственно, «свет» или «вспышка» — это среднее расстояние между двумя ГР-частицами, а МгСЧ — гиперскорость, двигаясь на которой, корабль получит миллион таких столкновений за один час. Естественно, это переменные величины. В открытом космосе, вдали от тяготеющих масс, «свет» может быть равен и световому году обычного пространства, а в гипертени — сократиться до метра и меньше.

Ну хорошо, а при чём тут ДОСВЕТОВАЯ скорость в нашем обычном пространстве? Её-то на кой-ситх мерять в специфических единицах гиперскорости?

Да потому, что наличие гиперпространства определяет в этой галактике куда больше, чем просто возможность сверхсветовых прыжков.

Гиперматерия — на это понятие в местных технологиях завязано буквально всё. Сложно найти технологию, где гиперматерия бы не использовалась в той или иной форме. Вкратце это очень простое понятие — «многомерное вещество, частицы которого одновременно взаимодействуют с обычным пространством и с гиперпространством». Так, или примерно так его описывают в любом словаре.

Гиперматерия бывает двух типов — холодная (иначе гипертопливо) и горячая (иначе квазиплазма). Холодная гиперматерия «наощупь» мало чем отличается от обычного вещества. Её можно добывать, хранить, перекачивать. Горячая гиперматерия довольно нестабильна, и спустя некоторое время после высвобождения (секунды, минуты или часы в зависимости от разновидности и условий содержания) распадается с огромным выделением энергии. Вплоть до полного эм-це-квадрат. Прелесть в том, что холодная гиперматерия может быть преобразована в горячую — как за счёт внешней накачки энергии, так и за счёт аннигиляции части массы самого гипертоплива. Классический пример — обычный ручной бластер, где газ тибанна (холодная гиперматерия) преобразуется в бластерный импульс (горячую).

В чём преимущество квазиплазмы перед плазмой обычной, кроме того, что первая сама себе служит источником энергии? В термодинамике, мать её так. Существует закон излучения абсолютно чёрного тела, согласно которому вещество, нагретое до тысяч и миллионов градусов, будет стремиться это тепло сбросить — неизбежно нагревая всё вокруг себя. Проще говоря, обычная плазма ФОНИТ, из-за чего к ней необходимо присобачивать совершенно невменяемых размеров отражатели и охладители. Либо значительно снижать её плотность, чтобы столкновения частиц стали пореже и излучение — послабее.

Квазиплазма, конечно, тоже фонит, только делает это по большей части в гиперпространство. На долю пространства обычного, трёхмерного, достаётся лишь минимальное световое «эхо». Поэтому бластерный импульс может пролететь рядом с вашей щекой и не обжечь её, хотя разносит на куски немаленький бетонный куб. Поэтому стенки термоядерного реактора на квазиплазме сохраняют комнатную температуру, при звёздном жаре внутри. Поэтому ионные двигатели дают скорость истечения, близкую к световой, без гигантского факела позади корабля и без мгновенного испарения дюз. Поэтому термальный детонатор испаряет всё в радиусе двадцати метров от места взрыва, но стоя в 21 метре можно даже не почувствовать жара. И многое, многое другое.

Но за всё надо платить.

Ионные двигатели невозможно было включить на полную мощность внутри гравитационной тени планеты. Взаимодействие квазиплазмы с плотными ГР-частицами приводило к тому, что требуемая скорость истечения не набиралась и отдалённо.

Но (опять же, как и в атмосфере) в обмен за низкую тягу природа предлагала практически халявное рабочее тело в неограниченном количестве. Так у всех двигателей на квазиплазме появился «режим прямоточника». ГР-частицы втягивали спереди в рабочую камеру двигателя (вернее, в тот участок гиперпространства, который соответствовал рабочей камере), через гиперматерию передавали им дополнительную энергию — и реактивной струёй отбрасывали назад. Корабли получили возможность летать «по-самолётному», не тратя массу, только энергию, на высоте нескольких диаметров планеты.

Но и ограничение для них действовало, как для любого прямоточника. Нельзя слишком сильно разогнаться относительно среды — втягиваемое рабочее тело начнёт тебя же и тормозить, передавая свой импульс. Кстати, этот эффект можно использовать и намеренно — расширив воронку захвата, можно затормозиться, не поворачиваясь к цели кормой и не включая тяги.

Поэтому чем выше ты взлетаешь, чем слабее гравитация и меньше плотность ГР-частиц, тем меньше ты летишь «по Аристотелю» и больше «по Ньютону». Между «полностью прямоточным» и «полностью реактивным» режимом существует ряд промежуточных, которые надо переключать, как передачи в автомобиле. Разумеется, существует и автоматическая регулировка режима.

И тут люди вспомнили, что система отсчёта относительной скорости (абсолютные значения которой меняются в зависимости от плотности ГР-частиц) у них уже есть — это система мегасвет, которая до сих пор применялась только для гиперскорости. Её немного модифицировали, дополнили — и сделали так, чтобы табло гиперскорости работало и внутри гравитационного колодца. Ну и что, что показывает оно другой параметр? Одновременно их всё равно применять не надо. Был, конечно, индикатор и классической, ньютоновской скорости, но так как чтобы им воспользоваться, требовалось к чему-то привязать систему координат — пилоты его не слишком любили и нечасто обращали на него внимание. Радиация Кронау предоставила им очень удобный «эфир» — выделенную систему отсчёта, скорость относительно которой всегда можно было напрямую измерить прибором.

Но сейчас ситуация была особая. Сейчас бой шёл не на орбите планеты, а в открытом космосе, на громадном отдалении от всех тяготеющих масс. Плотность ГР-частиц была очень мала. Хоть и не так, как в чистом межзвёздном пространстве, но единица «мегасвет» выросла настолько, что перестала иметь какое-либо практическое значение — летать предстояло полностью «по Ньютону», на реактивной тяге.

Конечно, пилотов этому учат. Но большинство — чисто теоретически. Вызубрили, сдали экзамен, и на следующий день все эти премудрости с характеристической скоростью вылетают из головы. Сражения идут в основном вблизи планет, никто не будет драться за пустоту.

А вот дроиды-стервятники, хоть и тупы как пробки, не имеют свойства чего-либо забывать. Чему нейросеть однажды обучена, то в ней отпечатывается, как в микросхеме. У них есть все необходимые рефлексы для борьбы в настоящей невесомости и в настоящем вакууме. Подкреплённые бортовым компьютером, который напрямую соединён с электронным мозгом.