— А-а! Гложешь свою душу: “Они правы, а я плохой”... Тебе бы плюнуть на них, но ты не можешь, интеллигент промозглый. Потому что боишься и стесняешься...
— Чего?
— Влюбленности в своих мальчишек...
— Ты что имеешь в виду, кретин?! — взвился Валентин.
— Да ничего такого. Просто я говорю, что ты создал себе идеал — маленького рыцаря в куцых штанишках и пыльных сандаликах. С острыми расцарапанными локтями и репьями в спутанных волосах... И на основе этого идеала лепишь и пускаешь в свет своих героев. А бабы-рецензентши то умиленно охают, то клеймят тебя за повторяемость и подражание самому себе: “Почему они у вас похожи друг на друга?” А похожи они трогательным сочетанием внешней беззащитности и внутренней отваги. Волыновский стиль...
— Ну и что здесь плохого? — ощетиненно спросил Валентин.
Сашка терпеливо сказал:
— Все хорошо... Кроме одного. Ты боишься своей привязанности к пацанам — и нарисованым, и живым, — словно за тобой следит куча недругов. И будто тебя могут обвинить во всяких грехах — от инфантильности до черт знает чего...
— А что ты думаешь, — хмыкнул Валентин. — И по правде могут. Это самый простой способ, если захотят свести счеты...
— Ну что поделаешь... От себя-то все равно не убежишь. Ведь “волыновские мальчики” — это ты сам.
— Если бы...
— Я неточно сказал... Я о том, что их корни — в тебе. Эти мальчики — такие, каким ты сам хотел быть в детстве, да не получилось.