vendillion
Pitaici
Но вы же понимаете, что «тихая гавань» не только от битья или ругани зависит? Это личное восприятие ребёнка.

Я вот тоже не могла считать дом спокойным местом, потому что мама часто пыталась поговорить со мной, спросить, что беспокоит и тд. Для неё это было важно, ложилось в проявление любви, и – в общем-то – такие действия обычно травм не наносят. Проблема была в том, что я на мир реагировала жёстче, чем ей бы хотелось, и тут начинались разговоры: «А почему тебе отрицательные персонажи нравятся?», «Почему у тебя стихи такие мрачные», «Тебя кто-то обидел?» и всё в таком роде. Так как у меня всё было в порядке, приходилось выкручиваться в лучших традициях Троцкого: врать. Долго, самозабвенно, прятать за ковром дневники и чистить историю браузера от вещей абсолютно невинных, чтоб не попасться на разговоры.
Нет, она меня не ругала, не давила в духе «тогда не люблю» – просто. хотела. помочь. Мне это было совершенно не нужно: ни какое-то понимание, ни одобрение, просто покой. Тем более я и в детском саду товарищей себе с похожими взглядами находила, и в школе. Большинству в душу не лезли, самим себе предоставляли, пока строили карьеру или отбивали еду. Была ли у них травма? Не знаю.

Ещё я видела, как мама «размягчает» папу – так же, как и меня. Это было неприятно. Он, в общем-то, не был против, но это понимание пришло только с годами. С семи до пятнадцати было необычное для ребёнка чувство: руки в ноги, и бежать от неё. Потому что поговорить вдруг решила. Странная логика, но какая была.

Конечно, такое давление нежностью на мне отразилось – точно больше, чем ругань и справедливые наказания, – отголоски даже сейчас остаются. Ну и что теперь это значит: что мне надо ратовать за безразличное воспитание или (как я одной мадам сказала) детей сечь каждый четверг? А смысл?
У вас просто так и выходит: «Меня били-ругали, я помню, а поэтому любые шлепки – это несостоятельность родителя».
Психика тоньше, чем набор чьих-то догм.