Sanctuary - Убежище (джен)

Ньют больше не может спать в городах. Здания давят на него, душат стенами, заставляя нервничать, тревожиться, чувствовать себя как в ловушке. Он бы не смог уснуть в гостевой комнате Тины и Куинни в их расширенной квартире, даже если бы ему не пришлось никого спасать, хоть он и любит помещения, которые изнутри больше, чем снаружи. Ему трудно успокоиться, когда вокруг люди — неважно, магическая кровь течёт в их жилах или нет.

Среди дикой природы он запросто засыпает под деревьями, или в пещере, или наполовину зарывшись в песочную дюну вне досягаемости самого высокого прилива — или, как это было однажды, в гамаке из изголодавшейся по солнцу плотоядной лозы, рискуя не проснуться в её удушающих объятиях.

В школе друзья по факультету в конце концов перестали жаловаться на существ, которых он тайно проносил в спальню, по ночам урчащих у его ног или свернувшихся у него на животе. Во время войны он так часто засыпал среди Железнобрюхих драконов, что командир назначил его на должность охранника драконьих пещер — как подозревал Ньют, специально придуманную, чтобы избавиться от его проблем.

Теперь, когда он свободен и живёт сам по себе, Ньют не чувствует себя дома, пока над головой не защелкнутся замки, запирая снаружи серую, пыльную квартиру, больше похожую на перевалочный пункт, чем на жилище. В этой квартире где-то есть кровать, совершенно ненужная, и холодильник, больше похожий на ящик — впрочем, даже в ящике что-то должно храниться. В ней есть комнаты и этажи, ненастоящие окна и, возможно, стол. Дверные замки заперты маленькими металлическими ключами из набора (раз они есть, то должны использоваться) и запечатаны многослойными заклинаниями, которые скорее нужны, чтобы подать знак тревоги, а не защитить от вторжения посторонних.

Внутри этих стен есть лишь одна действительно важная вещь, и она принадлежит ему.

Мир, спрятанный в невзрачном сундуке — вот его дом. Там безопасно. Безопасно для них всех. Лишнее можно оставить снаружи. Грязь и бесконечную толкучку парохода. Суету и жестокость Нью-Йорка. Потерянные жизни и будущее, погубленное из-за людской забывчивости и упрямства. Собственную непреодолимую панику из-за осознания, что сказал Тине какую-то глупость и не помнит, какую. Что он сказал? Опять нёс что-то невнятное. Снова и снова накатывающий страх за друзей, которые надеются на его поддержку и защиту от невежества обоих миров, не способных понять. Они гораздо больше похожи друг на друга, чем осознают — мир магов и магглов.

Иногда Ньюту хочется затеряться среди любимых джунглей — буйных, странных и переменчивых, или в таинственных, диких лесах Европы, которые может увидеть только осведомленный, или в затерянных душных пустынях, полных удивительной жизни для тех, кто умеет искать — но кто тогда заступится за бессловесных, удивительных созданий волшебного мира?

В мире столько добрых существ нуждается в защите, и лишь он один на страже.

С первым глубоким глотком воздуха своего тайного и драгоценного мира, наполненного жизнью и магией, Ньют словно пробуждается. У него хватает сил пробраться через удобный, знакомый навес, ничего не сбросив по пути. Навес видал и худшие времена: тяжёлые лапы и юркие тела успели навести под ним беспорядок до того, как их попросили этого не делать. Он осторожно подправляет заклинания, чтобы подобное не повторилось.

Низкое, яркое солнце согревает его лицо, и Ньют начинает улыбаться. Он начинает ощущать себя — нет, не человеком, с него довольно людей — живым.

Мир, спрятанный в чемодане — его кочующий дом — единственное место, где он чувствует себя в полной безопасности. Он не заперт внутри. Все остальные заперты снаружи.

В своём убежище он может отдохнуть. Может спокойно спать среди тех, кого понимает сам, и кто понимает его. Ньют абсолютно уверен, что здесь никто не причинит ему вреда, не станет задавать вопросы, на которые у него нет ответов, или требовать того, что он не может дать. Чего нельзя сказать о внешнем мире — и потому там, снаружи, он никогда полностью не теряет бдительность.

А этот мир принадлежит ему.

Мир крутится вокруг него: леса перемежаются с тундрой и саванной, пещеры, небеса, сады — всё соединяется, переплетается и дышит самой прекрасной магией. Ньют бросает своё видавшее виды синее пальто в ближайшую травянистую низину и падает на него со вздохом облегчения. Аромат живой, примятой травы проникает сквозь шерстяные волокна, и запахи корабля и городов потихоньку исчезают.

Ньют скучает по Фрэнку. Фрэнк, Птица-гром, был прекрасен в этом небе, которое изменилось после того, как он расправил крылья и заново обрел свободу.

Неба внутри было слишком мало для Фрэнка. Однажды кому-то понадобится это пространство — его займёт кто-то другой, не менее красивый и удивительный, но пока… пока пусть небо останется незанятым.

Ньюту не хватает друга, но, повернувшись к солнцу и закрыв глаза, он представляет, что тень от крыльев всё ещё там. Фрэнк получил настоящее небо и никогда больше не будет сидеть в клетке.

Почти сразу Ньюта накрывает усталость, как расправленные над головой крылья или бесконечный дождь. Проваливаясь в сон на постели, которую не найдешь внутри кирпичных стен, он слышит, как рядом тихо ступают лапы Дромарога — смелый малыш намного умней и осторожней, чем кажется. На этот раз он отступает и оставляет в покое Нунду — этот король леса тяжело и сыто фыркает, пронося массивные, зубастые челюсти над его головой. Ньюту давно пора поправить ту ограду.

Он ждет с нетерпением настоящей, хорошей работы: строить и защищать, а не охотиться и разрушать.

Крошечные, юркие пальцы хватают блестящую дождевую каплю, оставшуюся на пальто, и Пикетт неодобрительно стрекочет, ругая разочарованного Нюхлера, пока тот отряхивает от воды свою маленькую лапку. Дрожащие листья и стекающие капли щекочут, но Ньют лежит неподвижно — он всю жизнь спит в окружении своих маленьких друзей, и их хрупким телам не угрожает опасность из-за его неловкого движения.

С разных сторон шумят и затихают крылья; точёные копыта осторожно шагают и замирают где-то рядом; то тут, то там, скребутся коготки; еле слышно ступают лапы странных и удивительных существ, охраняющих его, в то время как он охраняет их. Каждое из них, независимо от вида, формы и размера, принимает Ньюта за своего.

Ньют любит свой мир, своих друзей; они ему невероятно дороги. Он был так близок к тому, чтобы всё это потерять, а теперь его сны наконец наполнятся звуками и ароматами, сладко-горькими и бесценными.

Ньют всегда сражается за кого-то другого, если это необходимо, и никогда за себя.

И если он вдруг станет оплакивать потерянного или сломленного ребенка, разрушенный город или несбывшуюся мечту, никто из удивительных существ, дорогих его сердцу, не скажет ни слова осуждения.