Этюд в канонных тонах (джен)

— Петрович, — вздохнул Леша. — По коням. Мокруха, два часа назад, в Северо-Западном.

— Опять? — поморщился Петрович. Поздние вызовы он не любил. Хотелось заварить чаю и зарыться в бумаги, а не лететь в ночи к каким-нибудь — скорее всего — маргинальным элементам. — По пьяни кого порешили?

— Не-а, — Леша неожиданно проворно уселся на стол, отодвинув груду бумаг. — Какой-то наивный… Приличный вроде, но наивный человек решил выложить текст на литературном сайте. Зарезали сразу же!

— Групповое? — деловито спросил Петрович, поднимаясь с насиженного места. Энергичность напарника передалась и ему. — Там кто уже работает?

Леша отмахнулся:

— Да, только нас ждут. Дело-то ясное, как на ладони: бета его зарезала. Она уже во всем и призналась. Причем утверждает, что это ее не первое…

— Опаньки.

— Ага. Так и сказала: сколько, мол, я зарезал, сколько перерезал, сколько душ невинных загубил...

— Сколько? — заинтересованно переспросил Петрович. — Звездочку обмыть хватит?

Леша загадочно хмыкнул и встал со стола, в дверях присоединяясь к нему:

— Погоди со звездочкой, надо сначала дело закрыть. Но, может быть, и хватит...

* * *

Отряхиваясь от налипшего на одежду и волосы мокрого снега, напарники, тихо переругиваясь, поспешили вверх по лестнице — в злополучную квартиру. Там уже и вправду вовсю кипела работа: бегали взбудораженные опера, перешептывались на площадке соседи, а рядом с трупом с мечтательной полуулыбкой сидела Ирочка.

Леша вздрогнул, вспомнив день, когда впервые познакомился с ней — молоденьким судмедэкспертом, только вышедшим на работу. Девочка-отличница, все делавшая правильно и аккуратно, перенесла свои привычки и во взрослую жизнь. С теми же рвением и радостной улыбкой, с которыми она отвечала у школьной доски, Ирочка всецело отдавалась полученной профессии, казалось, радуясь каждому трупу, словно старому другу или сложной, но интересной загадке.

Именно этот восторженный взгляд, направленный на мертвое тело, и мешал Леше пригласить Ирочку на свидание, хотя, видит бог, он был совсем не против. Но каждый раз, пытаясь купить букет или предложить ей поужинать вместе, он останавливал сам себя, вспоминая чистый и незамутненный Ирочкин восторг.

Леша помотал головой, отгоняя лишние мысли, и присмотрелся к дальнему углу: там, мирно сложив руки на коленях, сидела задержанная бета.

— Чистосердечное пишем, гражданочка? — сурово спросил ее Петрович.

— Да, — глухо отвечала бета. — Это я его… И не только его…

— В отделении расскажешь, — заметил тот. — Расскажешь же? И за что ты так беднягу, кстати?

Глаза беты вдруг налились кровью, и Леша вздрогнул от ее остекленевшего фанатичного взгляда:

— Да они! — взвыла бета, подскакивая, и два дюжих оперативника с силой усадили ее на место. — Они!.. Снейп — милашка! Говносюжет! Штамп на штампе и штампом погоняет!

Петрович без особых эмоций смотрел на задержанную, и только Леша, как старый друг, понимал, что под этой маской тот сдерживает тщательно рвущиеся наружу гнев и раздражение. Неужели его так выматывают поздние вызовы?.. Намекнуть начальству поменяться сменами…

Леша перевел взгляд в сторону, туда, где на стене кровью жертвы было написано "НЕ КАНОН. ВИНОВЕН", и вдруг уткнулся взглядом в Эдуарда Константиновича.

Старый следователь улыбнулся и жестом поманил Лешу к себе.

— Замотались, Лешенька? — участливо спросил он.

— Все в порядке, Эдуард Константинович! — отрапортовал Леша. Перед стариком он всегда невольно робел, признавая его опыт и прошлые заслуги. — Работа как работа, сами понимаете…

— Работа… — вздохнул тот. — А ведь это далеко не первое подобное преступление за год.

— Были еще? — подобрался Леша.

Эдуард Константинович мрачно кивнул:

— Были. Два месяца назад… — как человек старого воспитания, он огляделся, проверяя, не слышит ли его кто-нибудь из женщин и детей. Детей на месте преступления не было, из женщин поблизости была только Ирочка, которая с улыбкой маньяка как раз рассматривала заточенный томик Розенталя. Но даже Ирочку Эдуард Константинович относил к нежным существам (по логике, недоступной Леше) и относился к ней соответственно.

— Одна бета, — понизил голос он. — Два месяца назад. Прямо на месте убийства… Ритуальный хумус!

— Хумус? — Леша многозначительно приподнял бровь. Он понятия не имел, что такое хумус. Это звучало неожиданно, распущенно и сексуально. Но признаваться в своем незнании перед следователем не хотелось.

— Именно! — не удержавшись, воскликнул тот.— Хумус!

И махнул рукой:

— Эх… Идите, Лешенька, идите. Насмотритесь еще ужасов за свою жизнь...

* * *

Петрович тихо закрыл за собой дверь кабинета. Была глубокая ночь, и в здании, скорее всего, никого не было — но осторожность никогда не бывает лишней. К тому же, говоря по правде, Петровича не радовала ни маячившая перед носом "звездочка", ни простое, считай уже, раскрытое дело. Убедившись, что вокруг царит тишина, Петрович снял верхнюю одежду, сел за стол и аккуратно выудил из всей груды бумаг одну — самую заветную. В ящике стола лежал давно приготовленный огрызок карандаша. Петрович с привычным трепетом взял его в в руку и провел другой ладонью по лицу, окончательно стирая взбудораженность последних дней, позволяя глубинным мыслям завладеть разумом. Он еще раз, подобравшись, внимательно посмотрел на лист, помусолил во рту огрызок карандаша и начал уверенно выводить буквы:

"...широкополая мантия развевалась за плечами мужчины. Его благородный крючковатый нос презрительно наморщился, а темные глаза метали молнии.

— Именем магии! — воскликнул мужчина. — Именем магии, я, Снейп-Принц, наследник благороднейшего и древнейшего рода Принцев, приговариваю Альбуса Персиваля Дамблдора к публичной порке ремнями, а далее — к принудительному браку с Питером Петтигрю!"

* * *

Весна уверенно вступала в свои права.

Снег все чаще сменялся мокрым снегом, а то и просто дождем. Леша давно поменял зимний полушубок на потертое кожаное пальто и все-таки пригласил Ирочку в ресторан, да и у Петровича все шло своим чередом: сын исправно таскал тройки и не собирался браться за ум, Зинка пилила, но любила и ждала с работы с вкусным ужином. Несмело распускалась первая листва, а бета сидела в СИЗО в ожидании приговора.

И вот таким весенним, совершенно непримечательным вечером у Петровича зазвонил мобильник.

— Слушаю, — рыкнул он в трубку. Неопознанные номера Петрович не любил, справедливо полагая, что честному человеку АОН ни к чему.

— Петрович, — тихо прошелестела трубка. — Поговорить надо, дело есть.

— С кем имею честь? — еще суровее рыкнул Петрович, откидываясь на кресле и тоскливо провожая взглядом зеленую листву за окнами. — Представьтесь!

— Приходи завтра на склад, Петрович, — вздохнула трубка в ответ. — Один приходи. Обещаю, тебе ничего не угрожает. У нас есть интересная информация…

И прежде чем Петрович успел спросить, кто такие "мы", абонент отключился.

* * *

На складе оказалось пусто, пыльно и светло. Небольшая группа людей — все в белых пакетах, натянутых на голову, — странно подходила к этому месту, в котором в подобные же пакеты были упакованы материалы и оборудование. Петрович невольно заподозрил, что это одни и те же пакеты.

Один из группы — для удобства Петрович начал именовать его про себя "главой" — вышел вперед и вежливо проговорил:

— Спасибо, что пришел, Петрович.

— Так все-таки, с кем честь имею?.. — по привычке рыкнул Петрович и пошарил глазами в поисках стула. Чуть поломанный, но все еще годный стул нашелся в паре метров.

— Мы не представляемся, — признался глава. — Не здесь и не сейчас. Разве что в ЛС… Анонимность — наш девиз. Анонимность — наше призвание. Анонимность — наша жизнь. Мы следили за тобой, Петрович, и у нас есть… информация, которая может тебя заинтересовать.

Петрович подобрался, как кот перед прыжком. Он присмотрелся к этим странным людям, отгоняя лезущие в голову мысли про куклуксклановцев.

— Мы не секта, — обиделся вдруг глава, словно сомнения Петровича были написаны у него на лице. — Скажи-ка мне лучше следующее, и скажи честно: у тебя ведь кто-то есть?

— Не понимаю, о чем речь, — отрезал Петрович, чувствуя, как пальцы начинают мелко дрожать. Как только он узнал?

— Понимаешь, — мягко не согласился глава. — У нас у всех кто-то есть. Кто у тебя?

Петрович вздохнул и отвел глаза. Тайна давно жгла ему душу.

— Северус, — признался он. — Наследный Лорд Принц.

Глава почтительно кивнул:

— Хороший выбор. А ты знаешь, что беты — это не единственное, что тебе угрожает?

— Что?! — невольно воскликнул Петрович, окончательно себя выдавая. — Что еще?!

Глава вздохнул и аккуратно сел на второй, чуть менее поломанный стул:

— Что ты слышал о господине Р.?

Петрович нахмурился, вспоминая оперативные сводки. Женат, примерный семьянин, трое детей. На первый взгляд, ничего криминального, хотя первому взгляду Петрович никогда не доверял. Кроме того, пусть бета и молчала, как белорусский партизан, но все же какая-то ниточка ее с господином Р. связывала, и Петрович обязательно выловит эту ниточку…

— Оргии, — продолжил между тем глава. — Сексуальная инициация в беты, слышал о таком?

Петрович поморщился:

— Он женат. И у него трое детей, фотки сынишки сам видел. Какие, к хренам, оргии?

Глава укоризненно покачал головой:

— Господин Р. — никто иной, как предводитель бет. Он набирает их через постель, ночами заставляя цитировать себе Розенталя. Личности бедняжек меняются до неузнаваемости. Но это еще не самое страшное...

Петрович, чувствуя как по спине поползли противные мурашки, шепотом предположил:

— Хумус? (Про хумус ему под большим секретом рассказал на прошлой неделе Леша.)

Глава рассмеялся:

— Хумус!.. Нет, даже не хумус. ФвФ, слышал о таком?

Петрович досадно поморщился. Второй раз за разговор он показывает свою неосведомленность.

— Представь, что твоего Северуса, — тихо продолжил глава, — уведут без спроса на чужой сайт. Проникнут темной ночью в твой кабинет, найдут твои записи, Петрович, и уведут его прямо из-под твоего теплого крылышка.

— Нет! — Петровичу вдруг показалось, что это вскрикнул кто-то еще, но тут же он понял, что это был его собственный голос. — Вот как? — хрипло продолжил он.

— Да, — глава выпрямился на стуле. — Я знал, что тебя это заинтересует, и рад, что не ошибся в тебе. Согласен ли ты стать нашим агентом? Может быть, потом, в процессе работы, тебе придется внедриться в окружение господина Р., и ты станешь не просто двойным, а тройным агентом? Крысокунство — это великая честь, Петрович, сможешь ли ты принять ее?

В помещении, казалось, похолодало на несколько градусов. Все замерли, ожидая решения Петровича. Тот меж тем мучительно размышлял: первый раз его суровая работа столкнулась и вошла в противоречия с глубинными, тайными порывами души. Должен ли он? Сможет ли?

"Не бойся, Петрович, — вдруг тихо произнес кто-то в голове голосом его кумира. — Соглашайся и на двойную, и на тройную агентуру. Потом разберешься, что к чему, — я всегда так делал, и кем я в итоге стал?"

— Да, — тихо выдохнул Петрович. "Спасибо, Северус, наследный Лорд Принц", — продолжил он про себя.

— Отлично! — воскликнул глава. И, заметив смятенное состояние Петровича, приказал кому-то в глубине помещения:

— Два чая нашему новому анону!

* * *

Все еще пребывая в небольшом смятении, Петрович вышел со склада. Вечерело. Ветер тоскливо гонял по пустынной улице мусор, играл с полами черного плаща новоиспеченного двойного (а в будущем и тройного) агента. Петрович аккуратно почесал огромный орлиный нос, доставшийся в наследство от мамы-грузинки, тряхнул отрастающими черными волосами (работа отнимала все силы и время, и он здорово затянул с посещением парикмахерской, а потом вдруг и вовсе решил туда не торопиться), и твердым, размашистым шагом направился вниз по улице.

Под его ногами тихо хрустели осколки разбитых фонарей.