Никиями (джен)

Гремит гром, и ослепительная электрическая паутина на мгновенье озаряет светом ночное небо.

Мелкие капли дождя падают на чёрную гладь озера, и Эйко с младенцем на руках останавливается, чтобы лучше укрыть своё дитя. Тонкие бледные губы поджаты в линию, чёрные глаза внимательно изучают умиротворенное личико, из-за ветра потерявшее румянец. Потом взор Эйко поднимается на идущую спереди старушку.

— Мам, а куда мы идём? — тихим голосом спрашивает Киюки, старшая дочь Эйко. Она стоит рядом с матерью, прижавшись к её боку, глядит на младенца удивленным взглядом.

Они идут в храм Нингьё, являющийся богиней морей и океанов, что есть и будут на земле. Вода олицетворяет жизнь для Никиями, и поэтому Нингьё избрана главой пантеона богов Гендзи, которые на протяжении многих веков жили на острове Сикоку. Никиями — их потомки, которые чтут и бережно хранят традиции своих предков.

По легенде, когда на земле царила суша и многие погибали от жажды, появилась Нингьё, а вместе с ней океан, который спас всё живое. Говорят, куда бы ни ступила нога Богини воды, вырастали цветы, а дела жителей шли как нельзя лучше.

В храме восседают старейшины клана Никиями. Их долг — следить, чтобы все традиции и обычаи клана Гендзи соблюдались, а клан Никиями был защищён от опасностей, которые несут другие кланы.

— Старейшины хотят увидеть твою сестричку, — хрипло отвечает Эйко, и дочь кивает, поднявшись на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть сестру. Потом Киюки завороженно спрашивает:

— Она особенная?

— Она Гетсу, — довольно громко отвечает старушка, стоящая немного дальше. Её чистые голубые глаза блестят под лунным светом. — Поторопимся. Нужно успеть до рассвета совершить ритуал омывания. Если тебе, Эйко, трудно нести ребенка, можешь дать её мне.

Эйко на секунду поджимает губы, а потом легкой, слегка натянутой улыбкой отвечает:

— Нет, благодарю, — а потом, повернувшись к дочери, добавляет: — Да, Киюки, твоя сестра особенная.

Гетсу. Это слово повторяется в голове Эйко с той минуты, когда старушка, идущая спереди и являющийся одной из старейшин клана, с дрожащими руками мягко взяла только что родившийся дитя и с неверием и обожанием произнесла его. Тогда на какое-то время помутневшее сознание Эйко не поняла смысла сказанного слова, вторые роды были тяжелее первых. Но теперь она думает об этом, вспоминает обычаи клана Никиями, о которых ей поведали перед браком.

Гетсу называют ребёнка, рожденного в клане Никиями раз в четыре поколения во второе воскресенье девятого месяца. Распознать такое дитя могут только старейшины, по специальным обрядам и знакам они понимают, где и когда именно родится Гетсу, которая является мессией для клана Никиями. Судьба её полностью зависит от двенадцати богов пантеона, чью волю Гетсу должна исполнять: остановить войну в случае наступления, развивать и защищать свой клан.

Эйко устало вздыхает, но не сбавляет темп и продолжает шагать по узкой тропинке. Вскоре, вместе со спутниками, она добирается до полуострова, на котором уже много веков возвышается храм воды, построенный из белого камня. По обе стороны тропинки, которая ведет к входу, стоят статуи двенадцати богов. Они будто светятся изнутри, притягивая к себе восхищённые взгляды людей.

Эйко бросает на каменные лица и тела мимолетные взгляды. Вспомнить кто есть кто и богом или богиней чего он или она является она сможет только поразмыслив перед каждым несколько минут, всё-таки то, что Эйко изначально принадлежала не клану Никиями, дает о себе знать. Благо, Никиями, несмотря на свою слепую веру в богов пантеона, не выражают агрессию и злобу в сторону сторонников других вер.

Добравшись до входа в белоснежный храм, от которого веет холодом и приторно-сладким запахом засушенных растений, Эйко видит перед собой большую статую богини Нингьё. Взгляд её, как и рука, устремлен в сторону гладких вод озера Монами. А у ног расположены каменные обличья детей главного божества. Их Эйко запомнила лучше всех, поскольку во всех основных ритуалах и молитвах именно эта тройка фигурировала чаще всего.

Аи — богиня любви и материнства, а храм её находится на другом берегу священного озера, в котором после рождения купают детей. Ей молятся о бескорыстной любви и благословении потомков.

Татакаи — богиня войны, чей дух всегда присутствует в сражениях, в которых участвуют Никиями и всегда побеждают, благодаря ей.

И бог смерти Сикьё, на голове которого ядовитый цветок цикуты, способный мгновенно убить человека.

После прохождения нескольких тёмных и пустых коридоров Эйко становится дурно. Воздух в храме мягкий и чистый, что легкие наполняются им, как воздушный шар под угрозой лопнуть. По коридорам гуляет влажный ветерок, а каждый шаг громко отдается эхом. Старушка ведет своих спутников в главный зал, где их уже давно ждут.

В главном зале на коленях с закрытыми глазами сидят двое мужчин и одна женщина. Они почти одного возраста с той, что сопровождала всё это время молодую мать и её детей, и одеты одинаково: длинные цельные одеяния янтарного цвета с отверстием для головы и с широкими рукавами. Стоит огромной железной двери захлопнуться, как все в комнате открывают глаза, внимательно изучая новоприбывших.

— Мэземи, мы получили твоё послание о рождении Гетсу, — говорит мужчина с седыми волосами и морщинистым лицом, а затем обращается к Эйко. — Вы преодолели долгий путь. Это не просто, особенно для молодой матери.

Та в ответ лишь кивает, легко улыбаясь. Мэземи забирает у нее ребёнка, из-за чего улыбка сразу исчезает с лица, а сердце глухо стучит в горле, заставляя радужку глаз принять алый оттенок, который исчезает через секунду. Чёрные глаза быстро блуждают по залу, освещенную равнодушно-желтым огнем. Мысли судорожно меняют друг друга.

О каком ритуале говорила Мэземи? Что такое омывание? Что будет дальше, когда дочь Эйко объявили Гетсу? Имеют ли право старейшины забрать у нее только родившийся дочь лишь из-за старых сказаний?

Вопросы, которые врываются в её голову неожиданно и непрошено, порождают внутри страх. Эйко сглаживает неровные волосы старшей дочери, та прижимается к матери больше. Страх перед неизвестным не отступает. Мэземи передает младенца другой старейшине.

Та, осматривая ребёнка, слегка хмурит брови, а после поднимает взор серых глаз к Эйко.

— Вы из клана Учиха, не правда ли? — старейшина кивает, не дожидаясь ответа. Потом медленно произносит: — Интересно.

Эйко догадывается, почему последнее слово звучит натянуто, а остальные старейшины мимолетно хмурятся. Если Никиями готовы закрыть глаза на то, что кто-то не верит в их Богов, то с причастием к клану Учиха всё не так просто. В первое время это не давало покоя Эйко. Нет, никто не относился к ней пренебрежительно или недоброжелательно, даже наоборот. Но вот иногда она чувствовала на себя странные взгляды окружающих, будто те боялись, что она ненароком кого-то убьет или покалечит. Члены клана Никиями считали Учих проклятым Райданом, богом гнева, что означает, что каждый участник клана может оказаться неуравновешенным. Это немного нервирует Эйко.

— Мы воспитаем её, Гетсу, так же, как и наши предшественники воспитывали Наоми Никиями, — продолжает говорить старейшина радостным голосом.

— Мы воспитаем её лучше, — заявляет ей мужчина, кажется, самый молодой из старейшин. Его волосы ещё не тронуты сединой, и голос у него более твёрд, чем у остальных. — Мы учтём все ошибки прошлого, а таковых было предостаточно.

— Не нам решать, что было правильно, а что нет, Фумайо, — старик, сидящий рядом с ним, хмурится. — Мы сделаем так, как велели нам Гендзи, и будем надеяться, что боги отнесутся к девочке благосклонно, — после голос становится мягче, и он задает вопрос: — А как вы назвали ребёнка?

— Этсуко, — тихо отвечает Эйко.

— Этсуко Никиями, — согласно кивает мужчина, закрыв глаза.

Гром гремит снова, освещая стены белого храма.