Волей небес (гет)

Маринетт читала истории о девушках, которых приносили в жертву, дабы ублажить богов. Вот только она никогда не думала, что однажды сама вызовется стать этой жертвой и что в результате ей придётся стать женой бога, чьё имя ей было не узнать во веки веков.

Имена обладали силой. Скажи он ей своё — и она смогла бы управлять им. Ни один бог по доброй воле не даровал бы простому смертному такую власть.

— Уверена, что этого хочешь? — спросил он. Его неземная красота и острые, опасные когти делали его одновременно похожим и на ангела, и на демона. — Ты никогда не сможешь вернуться обратно. Никогда больше не увидишь своих родных и друзей.

— Моё королевство будет спасено, если я соглашусь?

— Да.

— Тогда я согласна.

И он унёс её прочь из мира людей — туда, где в каждом вдохе чувствовался запах магии и смерти. На их свадьбе не присутствовало никого за исключением бога, проводившего церемонию, — наводящего ужас создания с холодными, как лёд, глазами. Даже просто находясь рядом с ним, она ощущала, словно нить её жизни в любой момент может быть перерезана острыми ножницами. Он не улыбнулся ни разу.

Вся церемония была формальностью. Никаких украшений или особых нарядов. Её наречённый был облачён в ту же тёмную мантию, сотканную из самóй тени, что была на нём, когда Маринетт увидела его впервые, а кольцо, которое он надел ей на палец, было чернее ночи и холодило кожу. Она подумала, что оно более чем отвечает представлениям об обручальном кольце от бога хаоса и разрушения.

— Можете скрепить свои клятвы поцелуем.

Он сделал шаг вперёд и теперь нависал над ней. Она ожидала, что, оказавшись рядом с ним, почувствует такой же холод, который исходил от второго бога, но от него шло тепло, как от обычного человека.

Их взгляды встретились. Её сердце ускорило свой бег, сбиваясь с ритма. У него были такие зелёные-презелёные глаза. Они были ярче нефрита и цветом напоминали ей летнюю траву. Это стало облегчением. Жить с ним было бы куда сложнее, если бы ей пришлось всё время смотреть в бездушные камни.

— С твоего позволения?

При других обстоятельствах она бы, может быть, даже рассмеялась. Бог просит разрешения? Неслыханно. Но сейчас беспокойства и сомнения ни с того ни с сего заскреблись у неё в груди. Она ведь сама согласилась на этот брак. Идти на попятный было поздно. Ей это было прекрасно известно. Точно так же, как ей было известно и то, что она не могла бросить в беде своё королевство и своих подданных. Дело было в том, что… какая-то частичка её до сих пор держалась за фантазии о мужчине мечты: милом, нежном и добром. Определённо без хвоста, кошачьих ушей и когтей. У них было бы трое детей, хотя, разумеется, сначала они бы влюбились друг в друга без памяти…

Эта мечта разбивалась перед самыми её глазами, оказывалась погребена и растоптана.

— Отвечай, смертная, — поторопил её проводивший церемонию бог. Или, скорее, приказал со всей ненавязчивостью удара плетью.

Подскочив на месте, она вновь заглянула в глаза цвета летней травы.

— Да, — прошептала она. — Я позволяю.

Он грациозно склонил голову и прижался к её губам своими. Дыхание перехватило. Поцелуй длился всего секунду, и всё же ей показалось, что он коснулся её души, затронув нечто полузабытое, что было спрятано глубоко внутри и разбросано по кусочкам.

Он отстранился и, морща лоб, посмотрел ей в глаза.

Неужели он тоже это почувствовал?

— Дело сделано, — объявил бог-церемониймейстер.

Тёплая рука обхватила её ладонь.

— Пойдём, — произнёс её муж (потому что, да, как это ни было странно, теперь он был именно им). — Я отведу тебя домой.

* * *

Замок был огромен и скрывался в окутанной туманом скале. Холод. Тьма. Тишина. В ушах отчётливо слышалось биение её собственного сердца. Каждый шаг отдавался эхом.

— Здесь ещё кто-нибудь есть? — спросила она.

— Только мы.

— О, — сглотнула она.

— Тебя это смущает?

— А это имеет значение?

Нечто изменилось в его взгляде, и он отвернулся.

— Сюда. Я провожу тебя в твою комнату.

* * *

Её живот не переставая скручивался в узлы. Прямо перед ней стояла кровать, такая огромная, что на ней могло поместиться шестеро человек, и укрытая бархатом. Сегодня была её брачная ночь. Она знала, что должно было случиться. Но её муж так и не подошёл к ней и даже ничего не сказал на этот счёт.

Он ждал первого шага от неё? Что она сбросит свои одежды, словно некий подарок, приготовленный специально для него?

Она так не может. Не станет.

Но он ведь был богом. Он был богом, а она обещала отдать себя ему, дабы спасти своё королевство от разрушения. Окончательное узаконивание брака было всего лишь частью этой договорённости.

Дрожащими руками она потянулась к завязкам на спине платья. Плотная ткань ниспала с её плеч, обнажив тоненькую нижнюю рубашку. Его глаза округлились, и он подошёл к ней, подхватив рукава платья, прежде чем они успели соскользнуть ниже и оголить её ещё сильнее.

— Что ты делаешь? — спросил он.

Она залилась краской.

— Я… Я думала, что ты…

— Жена. — Тёплыми руками он аккуратно вновь натянул на неё платье. — В этом нет необходимости. Поцелуя было достаточно.

— О.

Её колотящееся сердце усмирило свой ритм. Фух. Одной проблемой меньше.

Погодите-ка.

Слегка наклонив голову набок, она окинула его внимательным взглядом.

— Так вы… этого не делаете, значит? Хотя вы же бессмертные и я понятия не имею, как рождаются боги… — И тут ей в голову пришла новая мысль, и её глаза чуть не вывалились из орбит, как у ошарашенного ребёнка. — Постой, а ты вообще можешь?

Может, у его тела не было всех необходимых, кхм, частей.

На его щеках выступили розовые пятна.

— Эм, да, могу.

— О.

Так, значит, дело было в ней? Ему что, просто не хотелось быть со смертной, несмотря на то, что он всё-таки взял её в жёны? Это было до странного обидно.

Возможно, её мысли отразились у неё на лице, потому что он осторожно коснулся его своей ладонью и поднял её голову так, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Ты храбрая женщина, Маринетт Дюпэн-Чэн, и я уважаю тебя за жертву, которую ты принесла. Но мы с тобой не любим друг друга. Нет нужды пересиливать себя, чтобы отдать дань традиции, которая в этом мире не играет никакой роли.

Её губы округлились от удивления.

Ласково улыбнувшись, он легонько, ободряюще провёл большим пальцем по её щеке. Затем, пожелав ей спокойной ночи, он оставил её в комнате одну.