Колесо Рёна. Гнездо Гарпии (джен)

Сгущались сумерки. В порту царило привычное столпотворение из самых разных людей, в ярких и скромных нарядах, с разными, зачастую словно нереальными лицами. Но здесь это не было редкостью и не привлекало ни капли внимания остальных. Никто не смотрел ошарашенно и не переходил на другую сторону улицы. В конце концов, в порту собрались серьёзные, деловые люди. Не в их интересах тратить драгоценное время на разглядывание окружающих, точно так же спешащих по своим делам, покупающих или продающих. Даже если это хрупкий мальчишка с печальными светлыми глазами — на деле гораздо старше своего лица — которого за шкирку тащил смуглый моряк откровенно бандитской наружности. Мало ли, что он натворил и зачем кому понадобился. Да и напуганным никто не выглядел.

— Душа моя, не хочу вас обидеть, но я сам могу идти. Если, конечно, покажете куда.

Моряк, если бы мог прожигать взглядом, давно бы спалил весь город. Но таких сил у него не было. Зато этого взгляда все боялись и не мешали его передвижениям. Слова мальчишки он через силу проигнорировал, покрепче сжимая ворот зелёной куртки.

— Х-хинери, — злобно выдавил он, и в этом слове было больше тихой ненависти, чем в обычных ругательствах.

Сын народа хинери состроил привычную невинно-печальную гримасу, не показывая сопротивления или недовольства. «Если он порвёт хоть что-то, заплатит» — совершенно спокойно заключил он, но сдержался и не сказал это вслух. Мало ли, когда переполнится чаша терпения. От этого моряка так и веяло раздражением и желанием смерти как минимум всему живому. А факт того, что хинери до сих пор жив и ни разу не оскорблён указывал на то, что он кому-то нужен живым и в добром расположении. Значит, его ожидает сделка.

Он хорошо знал, как сильно многие из людей «любят» его народ. Он и сам, если быть честным, понимал их. Но манера общения, привитая матерью, отцом и другими многочисленными родственниками, брала верх, заставляя делать всё новые попытки достучаться до сознания пирата и убедить последнего, что он всё понял и дойдёт сам. Монотонный непрекращающийся трёп выводил из себя кого угодно.

Такими темпами он не заметил, как оказался у двери в одну из комнат весьма дорогой гостиницы. Вконец взбешенный моряк громко постучал и, услышав ответ, быстро пропихнул хинери вперёд, захлопывая за ним дверь. Раздался предательский щелчок замка. Юный хинери хотел было возмутиться такому грубому обращению, но замолчал, разглядев в тени расслабленный силуэт. Стянув с головы толстый серый платок, он почтительно поклонился, рискуя дотронуться длинными волосами до пола.

— Почтение, господин Адмирал. Это такая честь для нас…

Адмирал поднял руку, приказывая замолчать, а затем медленно указал в сторону. Хинери проследил за направлением и довольно присвистнул. Туго набитый кошель предвещал интересное, но сложное дело, заманивая согласиться.

— Это только предоплата, — пророкотал Адмирал. Хинери подошёл к столу и заметил два портрета. — Столько же за одного, нужного, а за обоих — в два раза больше. Живыми. На мой корабль. Сможешь?

— Естественно, я был бы не против, господин, — взяв свечу с камина, он стал рассматривать портреты. — Только в чём сложность?

Наступила мягкая тишина. Хинери кожей чувствовал вялое и одновременно напряжённое состояние заказчика, словно его запустили в клетку с хищником. Он боялся этого человека и заранее выбирал пути отступления.

— Коронация будет через месяц, — пауза, чтобы собеседник обдумал. — Ты в деле?

Дверь захлопнулась и оказалась заперта, окон не было, камин зажжён. Пути к отступлению больше не наблюдалось.

— Я всё понял, господин Адмирал, — и начал, словно зачитывая: — Именем Дома и Моста, я преклоняюсь перед вами и исполню ваш приказ. Помните о мести.

— Да-да, — Адмирал махнул рукой, приказывая убираться вон. Замок щёлкнул повторно

Хинери не был против. Через миг он словно испарился вместе с портретами и деньгами. Адмирал даже бровью на это не повёл, устало запрокидывая голову.

* * *

Жазон недоумевающе смотрел в глаза своего господина, виновато улыбающегося из кресла. В голове мысли быстро сменяли друг друга, но становиться одним целым они не желали. Предчувствие, волнение, паника, злость, раздражение, восторг — эмоции захлестнули его, но ни одна не смогла отразиться на его лице. Казалось, что он просто обдумывал сказанное, сложив руки за спиной, но он таким образом прятал их, чтобы ненароком не задушить своего господина, ещё юного принца за столь поздно принесённую и совершенно неожиданную весть. Но вместо того, чтобы покрыть его всеми услышанными за жизнь бранными словами, Жазон мягко и учтиво улыбнулся, на автомате выдавая:

— Когда прикажете начинать подготовку к поездке, Ваше Высочество?

Принц вздохнул с облегчением, не заметив внутренних терзаний Жазона. Он вальяжно поднялся и отошёл от камина, пряча волнение за пологом темноты, и притворился, что просто расхаживает в раздумьях. Длинная белоснежная рубашка в пол была украшена металлическими подвесками на воротнике, и они едва слышно позвякивали при ходьбе. Дойдя до места, где в небольшом окне можно было увидеть небесный мост, он остановился, подставив бледное лицо его лучам.

Жазон чуть не засмеялся в приступе истерики, но подавил это желание в корне, выдав только саркастичную улыбку с долей сочувствия. Он ещё раз посмотрел на принца, которому скоро придётся стать королём. Жазон попытался представить его старше, в тяжёлом отцовском плаще, железной рукой держащего Союз Королевств. Принца любил народ за его доброту и чистосердечность, многие молились богине Игвес за его жизнь и счастье. Люди постарше смело заявляли, что он вылитый Король в ранней юности, и обычно сожалели, что принц Эдмунд Дракур был всего лишь третьим и самым младшим сыном в королевской семье. «Досожалелись», — заключил Жазон.

С лёгкой руки Короля Жазон с раннего детства служил в замке. Ни прошлого, ни рода, ни воспоминаний о родителях у него не было, только презрительные взгляды других слуг и придворных да тяжкий груз на шее в виде принца-куда-бы-деть-чтобы-не-мешал. Глуповатый, плаксивый, наивный и болезненный; с принцем возились и потакали, пока старшие занимались более серьёзными вещами, вроде зубрёжки законов и фехтования. Даже Магия — гордость и символ всех королевских семей Четырёх Союзов — была у него на среднем уровне, без направления или таланта. Сейчас, когда они оба повзрослели, мало что изменилось. Принца не собирались делать королём и не готовили к этому — предоставили земельный надел неподалеку от столицы и относительную свободу. Земледельцы любили его за кроткий нрав и низкие налоги, постоянно приезжали, а то и оставались на службе художники и музыканты, а «торговцы редкостями» и прочие шарлатаны спокойно дурили его и народ ежегодно. Жазону же оставалось только вздыхать и, благодаря Игвес и Его Величеству за дарованное ему, наравне с принцем, образование, улаживать все дела, «тонко» намекать принцу на ошибки и прочее. Поэтому Жазон знал, насколько плохим королём будет его господин, и только противная холодная цепочка на шее, держащая лучевое кольцо, не давала ему плюнуть на всё и сбежать куда подальше.

Наконец, принц перестал размышлять и развернулся к мгновенно состроившему внимающее выражение лица Жазону.

— Коронация будет через месяц в Святой Земле. Матушка всегда мечтала, чтоб… — он замялся и поджал губы. — Чтоб Рубина короновали на берегу моря, а его портрет написали на веранде Белой Пики. Там, где растут одноцветы, знаешь?

Жазон понимающе кивнул. Он не застал королеву при жизни, но хорошо помнил первенца четы Дракур. Весёлый, честный, озорной. Слабый маг, но превосходный моряк и тактик. Любящий сын, брат и хороший господин. Только гораздо больше он был привязан к морю, где и сгинул более десяти лет назад, когда спешил на собственную коронацию. Спустя несколько лет королём мог стать второй принц, но из-за участившихся нападений пиратов на побережье это постоянно откладывали.

— Извините за бестактность, но почему коронуют вас, а не господина Бенгала?

Неожиданно принц чуть поморщился, из-за чего, право, стало выглядеть надменно.

— Бенгал исчез неделю назад. Сбежал. Впрочем, от того, кому подвластна Чёрная магия, этого и следовало ожидать.

Жазон пожал плечами. Он не разбирался в магии, как не разбирался в ней всякий простолюдин. Формально, все маги звались «призванными из другого мира Богиней Создательницей» и были примерно равны; это не мешало простому слуге заметить, что Главы Союзов, по большому счету, повелевали силами природы, тогда как Чёрные и Белые, какая бы ни была между ними разница, постоянно ругались между собой. Исключением теперь можно будет назвать только самого принца Эдмунда — Белого посредственного мага.

Наконец, принц собрался и спрятал презрение в дальний угол своей хрупкой души.

— Готовиться начнём через три дня и отправимся в Святые земли через Пустоши, — он неловко скривился. — Можно было не спешить, но отец хотел бы видеть меня не только в праздник. Организуешь музыкантов, поэта, художника, гардероб и досуг с затратами на… Следующие два месяца! А сейчас я хочу отдохнуть.

Приняв приказы, Жазон отвесил принцу глубокий поклон, положив одну руку на сердце, а вторую вытягивая в сторону, и поспешил готовить спальню. Уже будучи там, он прошёл мимо зеркала и, не сдержавшись, посмотрел в него: неожиданно породистое и слишком южное лицо для этих краёв. С таким точно не выгонят с приёма за неприятную внешность.

— Лишь бы волосы не остригли, — усмехнулся он себе, и, откровенно любуясь, поправил тяжёлые вихры. Глаза в зеркале оставались холодными.