Эликсир памяти (гет)

Лондон, ноябрь 1999 г

Драко Малфой вошел в кабинет министерства под конвоем. Холодный взгляд знакомых с детства глаз скользнул по ее лицу. Если Малфой и удивился, увидев ее, то никак это не показал.

Сколько раз она доказала ему и всем остальным, что кровь не имеет значения. Но он... он действительно был сильным волшебником. Это ощущалось даже сейчас, когда в его руках не было палочки. Это ощущалось всегда. Его магическая сила. Даже сейчас, когда он стоял, скованный Инкарцеро и бессильный помешать исполнению приговора, вокруг него витала аура магии и силы. Знает ли он о своем могуществе? Он никогда не узнает об этом от нее.

Малфой смотрел на нее с таким выражением на бледном лице, словно происходящее его никак не касалось. Но Гермиона, бросая на него быстрые взгляды, могла заметить, что он похудел. Он всегда был очень худым, но сейчас рубашка, казалось, стала ему велика. Лицо его осунулось, а взгляд стал пронзительнее и жестче. Поймав его раз, Гермиона отвернулась.

Ей не нравилось то, что министерство вынуждало ее сделать. И он все еще вызывал в ней чувства. Чувства, которые она не имела права испытывать никогда. Ведь они не были взаимны. Ведь он был чистокровным и ненавидел таких, как она. Он был Пожирателем Смерти во время войны. Он смотрел, как ее пытают, и ничего не сделал, чтобы ей помочь. Отправляя его в изгнание, она отправляла с ним свой страх, свою ненависть, свою детскую злую влюбленность.

— Ты будешь жить в мире маглов, — заговорила она, нервно вертя палочку в пальцах, — тебе сотрут память о магическом мире…

Малфой прищурился и посмотрел ей в лицо.

— Грейнджер, я не глухой и слышал приговор.

Она подняла палочку, но затем опустила ее. Она все равно оттягивала то, что должна была сделать.

— Ты будешь сослан в Буэнос-Айрес, Аргентина.

“Туда, куда сбегали нацистские преступники”, — подумалось вдруг.

— Грейнджер, я готов, — сказал Малфой сухо.

Гермиона подняла палочку снова.

Министерство не могло лишить Драко Малфоя магии — сконцентрированной веками сильнейшей магии, но оно могло лишить его памяти. Что в конечном итоге давало тот же результат. Он больше не будет волшебником. Он станет никем.

В глубине души Гермиона понимала, что Малфой не был темным волшебником и не заслужил подобное, но в Министерстве уже приняли решение и остановить их она не могла.

Она встретилась с глазами Драко — серыми, в них плескалось штормовое море. Его спокойствие было только снаружи, внутри бушевала буря. Ведь он все терял.

— Обливиэйт!

Его глаза успокоились, когда она стерла все, что была должна стереть. Тысячи людей уезжают и забывают родителей и жизнь, которой жили до этого. Она сама жила примерно так же. Пусть и Драко думает, что он просто оставил семью и Англию ради взрослой жизни.

Когда его увели, она выглянула в окно и увидела, что на улице стоят Малфои. Министерство отнимало не только их деньги. Оно забирало самое дорогое, что было у них, — сына.

Люциус, судя по его виду, так и не оправился после войны. Он щурил опухшие глаза на ноябрьском ветру. Его длинные неухоженные волосы хлопали по спине. Нарцисса выглядела получше; она была похожа на фарфоровую статуэтку, бледную, изящную и очень хрупкую. Казалось, если порыв ветра станет сильнее, она упадет и разобьется. Она держалась за руку мужа. Он за ее.

Гермиона отвернулась. Ей нужно собрать вещи; вечером она переместится в Австралию. Контрзаклинание для ее родителей готово. Завтра-послезавтра она вернёт им память, и у нее снова будет семья.

* * *

Буэнос-Айрес, декабрь 1999г

Драко Малфой сидел на полу маленькой съемной квартиры в Сан Тельмо, окна которой выходили на улицу и старые дома напротив. Давно, во время желтой лихорадки, эти дома были покинуты, а потом захвачены и разделены на квартиры. Между домами шла стройка — на месте снесенного особняка строилась новая многоэтажка. Было Рождество и в этот день, как в любой другой праздник, не проезжал мусоровоз. А это значило, что завтра в нагретом воздухе начнет подниматься вонь от вываленных на улицу мешков с мусором, которые открывают бездомные.

Было Рождество. Но Драко в этот раз праздновал один. Он разругался с отцом и уехал в Аргентину.

Его прошлое было незатейливым: школа, ссоры с отцом. Но все это осталось в Лондоне, куда, он знал, что не может вернуться.

Денег, которые он привез с собой, хватило только, чтобы снять квартиру в старом районе и протянуть месяц на самой простой еде.

Драко разогрел томатный сок и слил воду с серых склизких спагетти. Переложил пасту в дешевую тарелку из супермаркета и полил горячим соком. Таков был его праздничный ужин.

Он поставил тарелку на стол — единственный предмет мебели в квартире, помимо старого кухонного гарнитура и ветхой плиты. Бывшие жильцы предпочли оставить этот стол вместе с парой стульев, а не везти в новое жилище. Драко пододвинул стул и осторожно сел за стол. Стол был резным, из дорогой породы дерева и, вероятно, когда-то хорошо отполированным. Драко провел ладонью по краю столешницы. Резьба почти стерлась. Это завораживало и удручало.

Драко аккуратно, чтобы стол не качался, положил руки на стол и взял вилку. На развалинах чьего-то процветания и богатства он ел в одиночестве дешевую пасту. Он ровно держал спину и тщательно пережевывал пищу, как будто она была действительно вкусной.

Надо было искать работу, и Драко тянуло в один из тех маленьких магазинчиков неподалеку от дома, в витрины которых он часто заглядывал, чтобы посмотреть на старинные вещи.

Было Рождество, и с улицы не доносились ругань пьяных, беседы туристов и шум со стройки. Тихо перекликались птицы, а вместо запахов травки и мусора Драко чувствовал аромат жасмина, который растет у соседей в горшке. Рождество — время теплеющего воздуха, время семейных встреч и время чудес.

Разве на Рождество не случаются чудеса?