Его назвали Скаббэрс (джен)

— Мама! Смотри, что я на крыльце нашел! — раздался над головой веселый детский возглас, и с трудом открывший глаза Питер почувствовал, как земля резко уходит у него из-под ног… лап?

Все вокруг было непомерно большим: рука мальчишки, а судя по тембру голоса, это был именно мальчишка, показалась ему огромным розовым ковшом. И этот ковш бесцеремонно подхватил его под живот и вздернул куда-то вверх, отчего Питера замутило с новой силой.

— Что такое?.. Перси! Брось немедленно! Это же крыса! — отозвался женский и почему-то очень знакомый Питеру голос.

Питер с тоской подумал, что если мальчишка послушается, то после такого падения костей ему точно не собрать. Бесславная выйдет кончина.

— Мама, у неё лапа вся в крови! — в голосе мальчишки Питеру послышались жалостливые нотки, и впереди забрезжила слабая надежда, что полет отменяется. — Посмотри!

— Значит, это ещё и раненая крыса, — констатировал женский голос. — Перси, дорогой, мы вряд ли сумеем ей помочь. Оставь её, мы её помощью только больше измучаем. Лучше положи её обратно и вымой руки.

И куда же его занесло? Питер беспокойно дернул хвостом и тут же слабо пискнул от боли. Как будто его ещё и расщепило! Хотя…

После взрыва он сбежал в облике крысы в канализацию и прибился там к какой-то крысиной стае, которая потом чуть не прибила его. Да, кажется, так все и было. Кажется, он даже аппарировать куда-то ухитрился, да ещё и в крысином виде. Осталось понять, куда?

— Мамочка, пожалуйста! Помоги ей! — мальчишка, если Питер не ошибался, готовился уже зареветь.

Чадо, видно, избрало верный метод давления на мать, потому что в следующий момент Питера сгребли в горсть, легонько тряхнули, положили на что-то мягкое и перевернули на спину.

— О, да это ещё и самец, — хмыкнула женщина, зафиксировав Питера ладонью так, что тот и пошевелиться не мог, только беспомощно мотал хвостом. — Досталось же тебе, дружок! Учти, вздумаешь кусаться — раскручу за хвост, и полетишь не хуже гнома!

Лететь Питеру не хотелось, кусаться, впрочем — тоже.

Он жалобно пискнул и распластался безвольной тряпочкой под властной теплой рукой. Дернул лапкой, нечаянно скребнув коготками по обручальному кольцу.

Котами в этом доме не пахло, напротив, вкусно пахло едой, немного шерстью, и молоком — смутными воспоминаниями из прошлой жизни. Пожалуй, здесь хотелось найти приют, а крысой иногда быть совсем и неплохо.

* * *

— Мамочка, мне страшно! Не уходи! Пожалуйста!

Женщина тяжело вздохнула. Питер уже знал, что мальчишка у нее не единственный детеныш. От нее всегда пахло травами и молоком, она была добра, хоть и строга. Крысе она нравилась, Питеру же казалась крайне знакомой, но он все ещё не мог её вспомнить.

— Я оставлю тебе ночник, Перси! — пообещала она, и Питер расслышал в ее голосе едва ли не мольбу.

Она очень уставала. Семеро детей и супруг — на каждого хватало её любви, но не сил. Иногда Питер острым крысиным слухом слышал, как по ночам она тихо плачет в подушку. Правда, это случалось лишь в те моменты, когда её мужа не было дома, а стрелки странных часов на кухне находились где-то в районе шести вечера, хоть на дворе давно было за полночь.

Сегодня дома не было не только её мужа, но и двоих старших детей. Внизу остался только младший — Перси, от которого попахивало сладковатым, но противным запахом болезни. Еще наверху спали совсем мелкие детеныши, но к ним пока Питера не пускали. Издали они казались смешными червячками, но Питер справедливо подозревал, что скоро они станут такими же неугомонными, как парочка двойняшек, которых, в свою очередь, не подпускали к Питеру. По крайней мере, пытались — но Питер уже понял, что если хочет сохранить хвост в неприкосновенности, то лучше взбираться повыше.

— Смотри, и Скаббэрс уже спать хочет, — женщина махнула в его сторону своей розовой лапищей. Впрочем, хорошей. Она всегда была ласковой и почесывала ему за ушами, в отличие от того гадкого длинноволосого мальчишки — старшего брата — которого Питер с большим удовлетворением недавно цапнул, когда тому вздумалось хватать его за хвост.

На пальце осталось всего две крохотных дырочки, но кровь хлынула впечатляюще. Больше этот противный Билли к нему не совался.

Имечко было еще то, но что поделать, если почесываться и блаженно скрежетать зубами так, что пугался обитавший на чердаке упырь, было его любимым времяпрепровождением, за исключением тех моментов, когда ему срочно нужно было проинспектировать во-о-он ту интересную полочку, с которой в итоге падало все, кроме самого Скаббэрса. Удивительно, но эта странная семья только смеялась и позволяла практически все, находя его повадки весьма забавными. Они были хорошими людьми. Ну, почти все... если не считать оставшихся шестерых детенышей. Скаббэрс без опаски подходил только к Перси, у него же в итоге и нашел ночлег, показав себя чистоплотной и респектабельной крысой. Ну, или что вернее, мать семейства была ознакомлена с местом ночлега Скаббэрса, когда это стало непреложным и привычным фактом.

Скаббэрс вытянул лапы и зевнул: спать хотелось очень, но хныканье мальчишки отвлекало, да и запах болезни был совсем уж тоскливым. Перси лежал тихонько и только изредка шмыгал носом, но рот кривил в явном намерении разреветься, едва женщина лишь попробует сделать хоть шаг к двери.

Если женщина не поспит, то завтра она будет совсем измученная и наверняка не станет готовить тот замечательный омлет со шкварками, половина которых по справедливости достается ему, Скаббэрсу. Он чувствовал, как разливается в воздухе мерзковатый аромат, кружит вокруг женщины, будто ищет к ней лазейку, и от этого приходил в необъяснимое волнение.

Скаббэрс вскочил на лапы, поскреб на пробу коготками, с легким цокотом пробежался по полке туда-сюда. Мальчишка перестал хмуриться и с интересом взглянул на него. Скаббэрс помахал хвостом и примерился к прыжку. Он задумал недоброе: то, за что женщина точно выставит его из комнаты, но зато покинет мальчишку. Да и Скаббэрсу надоело спать на простой жестковатой подстилке, пусть даже и в милом сердцу ворохе бумажек и тряпочек.

Мальчишка, казалось, разгадал его маневр, потому что скосил глаза на мать и предупреждающе мотнул головой. Скаббэрс заинтригованно дернул хвостом и примерился к краю кровати.

Если женщина и удивилась, почему сын перестал кукситься и чуть ли не сам принялся ее спроваживать, то сил осознать это у нее уже не было. Она послушно поднялась на ноги, поцеловала мальчишку в рыжую макушку, поправила ему одеяло и, оставив зажженным лишь ночник, побрела из комнаты. Дверь негромко хлопнула, шаги по скрипящим половицам начали затихать в отдалении, и тогда Скаббэрс прыгнул…

В принципе, крысы славятся своей грациозностью. По крайней мере, сами про себя они уверены, что напоминают парящих в высоте небес альбатросов или лебедей (если, конечно, допустить, что крысы умеют мыслить столь возвышенными образами), однако хорошо откормленные крысы изяществом напоминают скорее жирную утку, грузно заваливающуюся на один бок.

Скаббэрс не то чтобы мнил себя альбатросом, но почему-то был уверен, что прыжок через всю комнату дастся ему с такой легкостью, будто бы это и не расстояние. Разочарование настигло где-то на середине полета, подкрепленное силой земного тяготения. Скаббэрс запищал и неотвратимо устремился навстречу холодному твердому полу. Он уже предчувствовал удар, от которого будет ныть все тело, а мальчишка разревется пуще прежнего и побежит к матери, как вдруг что-то невидимое мягко подхватило его под живот и легко понесло к кровати.

Скаббэрс удивленно повел мордочкой и навострил уши, по инерции продолжая загребать лапками воздух. Мальчишка замер на коленях с вытянутыми руками и так же удивленно уставился на него.

Детская магия, неизвестно откуда понял Питер, и Скаббэрс резко перестал бояться. Он чутко повел носом и с радостью почувствовал, как противный аромат начинает уходить — развеиваться в воздухе. Нечто невидимое потянуло его ближе к краю кровати и аккуратно опустило на покрывало.

— Ух, ты! — сказал мальчишка и протянул руку.

Скаббэрс тщательно обнюхал ее и требовательно постучал лапкой по ладони. Мальчишка должен был уже выучить команду — в гостиной он, по крайней мере, послушно исполнял. Правда, там ему подсказывала мать.

Мальчишка оказался сообразительным, оглянулся на дверь, осторожно сполз с кровати, на цыпочках подбежал к тумбочке и вернулся с маленьким кулечком жареных тыквенных семечек. Выложил несколько прямо на покрывало перед Скаббэрсом и сам зачерпнул горсть.

Они, заговорщицки переглядываясь, хрустели в ночной тишине, и только Питер слышал, как где-то далеко наверху проснулся и тихонько похныкивал кто-то из малявок.

— Скаббэрс, давай дружить? — тихонько прошептал мальчишка. — Тут одному так скучно лежать! С тобой намного веселее! Согласен? Ты — настоящий друг, я знаю!

Скаббэрс не мог объяснить, почему ему вдруг стало так холодно и тоскливо, словно загривка коснулось чье-то холодное мертвое дыхание, так что даже семечка показалась невкусной и чуть ли не горькой. Он еле слышно пискнул в ответ, бросил недоеденное зернышко и кинулся поближе к теплу. Проскользнул под рукой и юркнул в широкий рукав пижамы, повозился там, устраиваясь на сгибе локтя, стараясь не поцарапать коготками кожу. Мальчишка хихикал от щекотки и поглаживал его по спине через ткань.

— Вот Билли обзавидуется, представляешь? Ой, а вдруг он тебя отобрать захочет?.. — размышлял он и пытался пальцем легонько придавить хвост, высовывающийся из края рукава.

Питер возмущенно стукнул его по локтю лапой.

— Вот и я думаю, что он вредина, но я, если что, маме пожалуюсь! Я тебя в обиду не дам, слышишь, Скаббэрс?

Скаббэрс слышал, и Питер, уже засыпая, решил, что, пожалуй, этому мальчишке он и впрямь будет другом. По крайней мере, до тех пор, пока тот сам от него не откажется.

И если ему повезет, то Питеру придется спать еще долго, а Скаббэрс справится и сам. Он — умная крыса.

Жаль только, что человек дрянной.