Директор Кренник: амбиции под контролем (джен)

Дверь каюты отъезжает в сторону. Штурмовики шагают вперёд, берут на прицел сутулую фигуру на койке. Кренник пренебрежительно морщится и жестом отпускает их.

Тихий свист встающей на место перегородки и тишина.

Гален не двигается. Он разглядывает свои руки — худые, сильные, перевитые крупными венами. С ботинок натекла грязная лужа, тело бьёт мелкая дрожь — в мокрой одежде холодно.

Кренник молча вытряхивает из шкафа запасной комплект одежды — имперскую форму без знаков отличия. Кидает на кровать.

— Гален. Переоденься.

Тот не шевелится. Хаттов упрямец.

— Гален! — приходится повысить голос. Эрсо неохотно поднимает голову и смотрит — ничего не выражающим, остановившимся взглядом. Мокрые пряди волос прилипли к щекам, лезут в глаза. Он даже не убирает их.

Кренник ругается сквозь зубы. Хочется схватить его и хорошенько встряхнуть, только это не поможет.

С ним можно только разговаривать. Взывать к логике, прежде всего. К чести, к… совести?

— Гален, — Кренник усилием воли заставляет свой голос звучать спокойно. — Я должен доставить тебя на разрушитель. Полёт займет несколько часов. Если ты хочешь провести их в мокрой и грязной одежде — твоё право. Но зачем? Склонности к мазохизму я раньше за тобой не замечал.

В карих глазах что-то меняется.

— Ты… многого не замечал, Орсон, — хрипло говорит Гален.

В груди становится холодно.

Началось.

Кренник стискивает челюсти. Прочь воспоминания. Всё идёт отлично — начало положено, Эрсо вышел из оцепенения. Теперь главное — не дать ему снова замкнуться.

— Возможно, — сожаление в голосе директора неподдельно. Ведь не замечал же? Такой просчёт допустил! Он сожалеет только и только о своей ошибке. — Теперь поздно об этом говорить. Всё зашло слишком далеко и, уверяю, мне это абсолютно не нравится.

Сухой смешок в ответ.

— У тебя крупные неприятности, Орсон, так и говори. Впрочем, ты отомстил мне, уже давно… — голос срывается. Гален откашливается и продолжает сипло:

— Ты ведь давно это планировал?

— Что?

— Ликвидировать моих инженеров.

Да, дураком Гален никогда не был. Но не тягаться ему с тем, кто всю сознательную жизнь провёл в имперских интригах.

Кренник сокрушённо качает головой:

— А ты давно делаешь вид, что твоя группа необходима проекту? Когда закончены основные вычисления — год и четыре месяца назад?

Гален бледнеет, резко выпрямляется.

Кренник сочувствующе цокает языком и берёт стул, разворачивает под углом к койке. Усаживается, подавляя желание закинуть ногу на ногу. Нельзя, это будет слишком агрессивно.

— Право, Гален, ты же не думал, что я не в курсе твоей незначительной аферы? — спрашивает мягко.

Тот смотрит неверяще, пальцы стискивают колени.

«Ах, Гален, ты ничуть не изменился за эти годы. Так же ты смотрел на меня в тот памятный день на Корусканте, когда узнал истинное назначение своих исследований, — Кренник незаметно передёргивает плечами. — Почему же мне так паршиво под твоим взглядом, хатт тебя задери?»

Нужно продолжить. Нужно подвести его к необходимым выводам, всё остальное не имеет значения. Но Гален опережает его.

— Почему ты… — слова даются ему с трудом. — Почему ты не прекратил всё гораздо раньше?

Он всё-таки задал этот вопрос. Кренник стаскивает мокрую фуражку и швыряет на койку. Несколько секунд сверлит её взглядом, потом отвечает глухо:

— Потому что ещё помню, сколько ситховых лет мы зовём друг друга по имени. Гален.

Эрсо вздрагивает.

Какая глупость. Кренник отворачивается и следит, как расплывается влажное пятно на безупречно белом одеяле. Сказать следовало совершенно другое. И он скажет. Вот прямо сейчас. Только ещё пару мгновений помолчит.

— Орсон…

«Заткнись, Гален. Просто молчи. Ты уже всё сделал».

Ничего не исправить, ничего. Можно только… слегка облегчить положение. И ему это удастся, не будь он директор Кренник! Даже если придётся изменить маршрут — чтобы увеличить время перелёта и убедить проклятого упрямца в том, что он хочет предложить.

— Ты уже всё сказал и сделал, — холодно замечает Кренник. — Как и я, впрочем. Два весьма упрямых идеалиста — мы друга друга стоим, не так ли, Гален?

Эрсо поджимает губы — сухие, обветренные, и согласно опускает веки.

Да, именно так.

Они всегда хорошо понимали друг друга — чувствовали твёрдость убеждений. Никакой лжи. Оба искренне верили в то, что говорили и делали.

Кренник откидывается на спинку стула и смыкает кончики пальцев. Ощущение жёсткой кожи перчаток действует умиротворяюще.

— Предлагаю решить, как выбраться из патовой ситуации с минимальными потерями.

Гален замирает. Кренник физически чувствует сгустившееся напряжение. Не верит? Правильно. Но придётся.

— Ты хотел спасти невинных людей от разрушительного оружия станции, Гален? Позволь мне кое-что пояснить, — Кренник подавляет вздох. — Император не собирается использовать её для уничтожения планет. Это, как ты понимаешь, безумие. Резонанс такой силы… изменения в ближайших звёздных системах. Антипропаганда. Много чего. В сухом остатке — одни минусы.

Гален щурится с недоверием.

— Основное назначение планетоида — устрашение. Плюс локальные войны любых масштабов. А теперь скажи мне, сколько человек персонала он вмещает?

— Около семи миллионов, — быстро отвечает Гален.

— А каково население среднеразвитого города?

Он сглатывает. Понял, о чём речь.

— Миллиона два-три… Орсон. Но ведь их тысячи, городов! И там женщины, дети.

— У экипажа станции тоже есть жёны и дети, — жёстко говорит Кренник. Голубые глаза леденеют. — Их отцы погибнут наверняка. А твои гипотетические тысячи и миллионы — с ничтожной вероятностью.

Гален сжимает край койки, сминает одеяло. Кренник наклоняется ближе, в голосе звенит металл:

— А о тех, кто должен совершить диверсию, ты подумал? Люди, которые возьмут на свою совесть миллионы смертей!

— Нет… Нет. Один человек, — Гален облизывает пересохшие губы. — Достаточно удачного выстрела…

Глаза Кренника вспыхивают, как лёд на солнце. Разрозненные схемы и факты складываются в ясную картину. Он бросается вперёд и хватает Эрсо за воротник:

— Реактор, да? Торпеда… Но как? Где?

— Орсон, я не могу, — хрипит Гален. Высокий лоб пересекает глубокая складка, вокруг рта собираются морщины.

Кренник долгую секунду вглядывается в искажённое мукой лицо, затем разжимает пальцы. Руку сводит судорогой. Он медленно отстраняется, растирая ладонь. Плотная кожа перчатки тонко скрипит.

Ловушка для пацифиста.

Ловушка для него самого.

Столкновение убеждений?

Тупик.

Но… он разберётся. Сведения скупы до крайности, но их вполне достаточно. Ясно, где искать. Осталось взять чертежи и поручить конструкторам отыскать уязвимое место. Вот только… Они летят на разрушитель.

К Таркину.

Кренник кривит губы, просчитывая варианты. Он не обязан отчитываться перед гранд-моффом о каждом шаге. Доложит, что последствия утечки информации будут предотвращены, и хватит с него.

Если не привлекать к пленнику нежелательного внимания, он останется цел. А позже, может быть, удастся... Стоп. Об этом думать рано.

Какое-то слово царапает своей неправильностью.

Пленник.

Кренник быстро поднимает глаза — и застывает, выдыхая сквозь стиснутые зубы.

Гален сидит, сгорбив плечи, сильные руки опущены между колен. Карие глаза потемнели, в них плещется боль.

Проклятье. Жёсткий форменный воротничок врезается в шею, и Кренник бессильно теребит его, борясь с удушьем.

«Ты никогда таким не был. Никогда, даже после того, как я приказал застрелить Лиру. Я... я сделал тебя таким».

Мысль, которую он многие годы отметал, раздирал в клочья — эта мысль затапливает сейчас разум, терзает почти физической болью.

Воздуха отчаянно не хватает. Кренник отворачивается, не в силах видеть друга — ситхи! — бывшего друга, почти сломленным.

Почти. Внутри он по-прежнему твёрд и верен своим принципам. Ничего нельзя изменить.

Слишком много жизней разрушено.

Но осколки остались.

Кренник глубоко вздыхает, вытирает со лба выступившую испарину. Привычная сухая логика помогает взять себя в руки. Он чувствует на себе пристальный взгляд Галена — и молчит, собираясь с мыслями.

Осколки. То, что не имеет значения для самого директора — но дороже всего мира для Эрсо.

Дочь.

— Я могу найти Джин, — тихо начинает Кренник, глядя в сторону. — След утерян после того, как Со Геррера выгнал её. Но я найду, ты меня знаешь. Дам работу, поселю подальше от Империи и от Альянса — там, где никакие войны не коснутся её.

Он вздрагивает. Длинные пальцы смыкаются на его запястье — плотная кожа перчаток сминается, Кренник чувствует сквозь неё жар широкой ладони.

— Прекрати, Орсон, — низко, с угрозой говорит Гален. — Прекрати меня мучить. Геррера клялся воспитать мою дочь — она должна быть с ним.

— Ей было шестнадцать, когда он выставил её на улицу. Мои люди вели Джин, она собиралась сменить документы. А потом случился конфликт… не важно. Мы проводили операцию, я отзывал всех. Больше мы её не нашли.

— Лжёшь, — в голосе Галена клокочет ярость. Запястье, сдавленное сильными пальцами, немеет. Пусть.

— Нет, — цедит Кренник. Внутри тёмной волной вздымается гнев. Теперь Эрсо будет считать его вдвойне виновным в утрате дочери. Вот она, расплата на минуты малодушной слабости.

Какого ситха?

Он вырывает руку и вскакивает, пинком отшвыривает стул. Гален поднимается одним мощным движением, — и они застывают, тяжело дыша, глядя в глаза друг друга.

Сзади слышится стук, щёлкают взведённые курки.

— Сэр! Вы в порядке?

Гален даже бровью не ведёт. Он стоит под прицелом винтовок, широко расставив ноги, взгляд его пылает.

Момент истины.

На секунду Кренника охватывает страстное желание дать отмашку штурмовикам — и раз и навсегда решить их разногласия. Но оно тут же сменяется диким страхом потерять этого невозможного человека. Даже не просто потерять, а увидеть его смерть.

К горлу подкатывает ком.

Мучительное чувство пустоты, невосполнимой утраты… это то, что испытал Гален, там, на Ла’му?

Нет…

Кренник содрогается и осознаёт, что сегодня, на платформе Иду, по-настоящему испугался. Когда увидел, как рвутся снаряды на месте, где только что стоял Гален.

Вот только чего именно? Такого бездарного крушения дела всей своей жизни, или смерти этого ситхова упрямца?

В тот момент он был уверен, что первое.

— Отставить. Все вон, — хладнокровно командует директор.

Прицелы гаснут.

— Есть, сэр, — дверь возвращается на место.

Наступает тишина, прерываемая только тяжёлым дыханием Эрсо.

— Я не собираюсь тебя ни в чём убеждать, Гален, — устало говорит Кренник. — Я доложу, что добыл необходимые сведения и уязвимость будет устранена. Ты останешься под моей защитой. А об остальном подумай… на досуге.

Он разворачивается на каблуках, плащ задевает неподвижно стоящего Эрсо.

— Орсон.

Рука Кренника останавливается на полпути к кнопке выхода.

— Что ты потребуешь взамен?

«Указать слабое место станции на чертежах. И разработать защиту».

Бесполезно. Гален этого никогда не сделает — даже ради Джин. Тем более, он надеется, что дочь жива, на свободе, и, возможно, счастлива.

Хотя, если привезти её сюда и отдать Таркину… Эрсо сломается. Гарантированно.

Директор тяжело опирается рукой о дверной косяк и молчит.

Почему первая мысль была про гранд-моффа? У него и самого есть весьма искусные следователи. Кренник прикрывает глаза, не замечая, что комкает край плаща.

Память. Снова.

Он не желает стать причиной страданий Галена — в очередной раз. Хватит. Он найдёт Джин и отправит её так далеко, как может. Таркин не получит дочь Эрсо.

Кренник выпрямляется, жмёт на кнопку. Дверь с шипением открывается, штурмовики быстро оглядывают каюту и вытягиваются по стойке смирно.

— Только то, что ты захочешь мне дать сам, Гален, — не поворачивая головы, бросает он.

Волна изумлённого недоверия ощутима физически, по спине пробегают мурашки.

— О! — Кренник возводит глаза к потолку. — И переоденься, будь любезен.

Перегородка возвращается обратно прежде, чем Гален успевает придумать ответ.

Директор устремляется в свою каюту, падает в кресло и берёт датапад. Надо отдать соответствующие указания сразу по выходе из гипера.

В первую очередь — составить список конструкторов, которые будут изучать чертежи реактора.

Снять копию с архивного экземпляра на Скарифе — послать вооружённую группу. И личного телохранителя для инженера, который будет работать с данными. Кого бы назначить?

Кого-то безусловно преданного ему лично.

Губы директора раздвигаются в нехорошей усмешке. Матиз.

Превосходно.

Пальцы порхают над датападом, делая заметки, отправляя сообщения — они найдут адресатов сразу после выхода в нормальный космос.

Наконец остаётся последнее дело.

Джин Эрсо.

Кренник в задумчивости барабанит пальцами по столу. Конечно, стоило заняться девчонкой раньше. Впрочем, для имперских шпионов нет понятия «невыполнимо». Есть только «долго и дорого». Последнее могло бы стать проблемой — не преуспей он за эти годы в виртуозном составлении отчётов о финансировании.

Все его операции всегда были безупречно обоснованы.

Предмет тайной гордости могущественного директора — выходца из бедной семьи.

Его подчинённые не подозревали, что их командир полжизни изощрялся в интригах, чтобы выбить из вышестоящих деньги на поддержку перспективных учёных. На помощь их семьям, а, иногда, и друзьям. На сомнительные рейды по зачистке свидетелей неудавшихся экспериментов и на ликвидацию их последствий.

И много ещё на что…

Кренник усмехается, составляя сообщения двум своим лучшим шпионам. Пусть поработают автономно..

Всё.

Он поднимает голову от датапада и невидящим взглядом взирает на белую стену напротив. Сомнения надвигаются со всех сторон, царапают, словно когтями.

Что, если Гален солгал? И дело не в реакторе.

Или конструкторы не смогут найти тщательно спрятанную уязвимость. А, может, на данном этапе строительства ликвидировать её уже нельзя? Или сделать это под силу только самому создателю?

Кренник вжимает ладони в гладкую поверхность стола. Выход останется только один. Тот самый, которого сегодня удалось избежать благодаря вырванному признанию. И это не следователи. Гален ничего не скажет под пытками, а проводить допрос высоких степеней никто не станет, мозг конструктора — самый ценный ресурс на данный момент.

И не Таркин. А гораздо хуже.

Белая стена искажается, подёргивается словно туманом. Перед глазами плывёт лицо Галена — с закатившимися глазами, искажённое страданием… Нет.

«Больше никакой боли, Гален. Но я заставлю тебя довести станцию до совершенства».

Видение сменяется.

Упрямо сжатый рот, твёрдый подбородок, непримиримый огонь в карих глазах. Как его заставить? Не прибегая к обычным средствам.

Кренник стискивает кулаки, встряхивается. Наваждение исчезает, предметы обретают чёткость.

Он откидывается на спинку кресла и в рассеянности обводит пальцем края датапада. Ему помогут логика… и Джин. Джин, которая окажется в безопасности.

Он сделает станцию неуязвимой, любой ценой — кроме одной. Семьи Эрсо.

С него достаточно.

Впрочем, всему своё время. Сейчас главное — уберечь Галена от излишней любознательности гранд-моффа.