Финория. Взгляд дракона (гет)

К ночи переполох во дворце унялся. Дракона не поймали, но срочно отправили гонцов во все края с сообщением о вернувшейся напасти. Вокруг дворца утроили охрану, а принцессу теперь повсюду сопровождала служанка. Ужин пришлось отложить на два часа.

Теперь же, по прошествии времени, в королевской трапезной собралась вся монаршая семья: старый король, отошедший от дел, занимал своё место во главе стола, посреди широкой его стороны, а рядом сидела королева-мать, носящая монашеское одеяние после трагедии на турнире, где погиб их старший внук.

Родители Финоры, правящий король Фино и его супруга Финора-средняя, тоже не снимающая траур, сидели у правого узкого края. Левый край, как символ будущего, предназначался Финоре, единственной дочери и наследнице, а оставшаяся широкая сторона была сервирована для Ушедших. Пока по земле ходил хоть кто-то, кто видел человека живым, для этого Ушедшего ставили столовый прибор и кресло. В этом году на стороне Ушедших стояло девять золотых приборов.

Войдя, Финора приветствовала родных, с опаской покосилась на сторону Ушедших и села на своё место. О, как боялась она в детстве проходить мимо трапезной! Неясные тени и полупрозрачные силуэты покойных родственников чудились ей возле стола, наводя чёрный ужас. Как пугали юную принцессу пустые тарелки и бокалы без вина — ведь мёртвым не нужно ни есть, ни пить! В детстве она боялась спускаться в трапезную, и ни один обед, ни один ужин или завтрак не обходился без горьких слёз — и заслуженного наказания. Финору оставляли без сладкого, без игрушек, лишали общения с родителями, и это последнее наказание было горше всего, но маленькая упрямица твёрдо стояла на своём и ни в какую не желала отказываться от глупых страхов.

Вот и сегодня, мельком окинув пустующую часть обеденного стола, принцесса передёрнула плечами, на миг изменившись в лице: детские страхи крепко засели в её душе. Дедушка, как самый старший, прочитал благодарственную молитву Десяти, а все остальные сидели, сложив ладони и возведя очи к небесам. Служанки смиренно стояли у стены в ожидании.

Молитва закончилась, и зазвенело столовое серебро. Полилось вино из бутылок в бокалы, весело булькая, и Финора-средняя обратилась к дочери:

— Почему ты пьёшь одну воду, дорогая? Выпей вина, оно согревает кровь.

— Спасибо, мама, мне не хочется.

— Нужно приучаться к вину, ведь ты уже взрослая, — заметил отец. — Когда выйдешь замуж, тебе придётся пить почти каждый день, так что привыкай!

— Я не хочу выходить замуж, — с любезной улыбкой ответила Финора. — Для меня было бы счастьем помогать вам, матушка и батюшка, и принять обет одиночества.

— Что за глупости, — нахмурился отец. — Ты принцесса, и твой брак предрешён.

— Не сердись, Фино, — улыбнулась мать, — все молодые девушки так говорят. Но потом берутся за ум. И наша Финора образумится, когда ей придёт время сочетаться браком с королём Хинории.

Гулко стукнул упавший кубок. Финора-младшая осознала, что слова графа были правдой, и теперь не на шутку испугалась уготованной для неё родителями судьбы. Не веря своим ушам, она уставилась на мать, а та, как ни в чём не бывало, предложила ей блюдце мороженых ягод. Принцесса жестом отказалась и, едва сдерживая гнев, тихо спросила:

— А моего мнения вы не спросили?

— Если мнение простых девушек в этом вопросе и учитывается, то принцесс никогда не спрашивают, хотят ли они выходить замуж, — отрезал отец. — Твоё грядущее замужество — залог благосостояния всей страны.

— Но почему именно Хино? Неужели для меня не нашлось жениха помоложе?

— Хино не так уж и стар, — ответила мать. — И к тому времени, как ты станешь совершеннолетней, у него как раз закончится семилетний траур по королеве Хиноре Третьей. Ты примешь новое имя, и вы будете прекрасной парой.

— Если вы считаете меня достаточно взрослой для брака, почему тогда не выпускаете на улицу? Если я настолько взрослая, что могу пить вино, то почему не могу выйти в парк и погулять по его дорожкам? Почему я всю жизнь провожу взаперти?

Эти слова, казалось, смутили даже прислугу. Принцессе молча поднесли новый кубок, и она демонстративно наполнила его водой. Старые король и королева только головами покачали, осуждая своенравную молодёжь, но отец Финоры, к всеобщему удивлению, не разгневался.

— Это древний обычай, — сказал он, — и никто не смеет нарушать его. Уже тысячу лет никто не выходит из дома, не достигнув двадцатипятилетия.

— Это самый глупый обычай на свете, — глухо проговорила принцесса.

— Этот обычай спасает жизни, — вмешалась королева-мать. — С тех пор как изгнали драконов, солнце прогневалось на род людской и посылает на землю вредоносные лучи, губительные для детей. Лишь после совершеннолетия люди могут не боясь выходить из домов на улицу.

— Мама, что вы говорите, — возразила Финора-средняя и пригубила вина. — Всё гораздо проще: детей берегут от драконов, которые могут вернуться в любую минуту. Как вам сегодняшний случай?

— И то, и другое бабьи сказки, — заявил старый король. — Этот обычай — связь с Ушедшими. До совершеннолетия человек уязвим, и ему необходима защита предков, но за пределами жилища она ослабевает. Вот и не выпускают детей на улицу, чтобы не случилось с ними чего.

Принцесса не слушала. Закончив трапезу раньше всех, она встала, поблагодарила Десятерых и пожелала родным спокойной ночи. На душе у неё было тяжело. Едва вернувшись в свою спальню, она прямо в платье бросилась на постель и около часа лежала без движения.

Многое она передумала за этот час! И о родителях, которые казались ей сейчас злыми и бездушными, и о свирепом короле Хино, ненавистном с самого раннего детства, когда её пугали им, словно Бабкой-Отравой, которой не существует нигде, кроме страшных сказок, и о драконах, которые, как выяснилось, всё-таки существуют…

Но почему-то более всего мысли Финоры занимал граф Орион, и это было очень странно: ведь она видела-то его всего несколько минут. Разве можно так упорно думать о незнакомом человеке, да ещё и смутьяне? Драконы запрещены, а он с ними водится, значит, он плохой человек. Пора его забыть!

Но вновь и вновь мыслями Финоры овладевал образ молодого графа, и она против воли рисовала себе в воображении его стройную фигуру, светло-русые волосы и печальный, но жёсткий взгляд. Принцесса понимала, что родители желают ей добра, а этот незнакомый граф хочет сломать ей жизнь и потому опасен, но как же хотелось ей снова услышать его голос! «Что, если бы я согласилась улететь с ним на драконе? — спрашивала она себя. — Куда бы он меня увёз? В какую страну? Нет, я положительно безумна, если позволяю себе размышлять о таких вещах». Поскольку за столом мнения, почему на улицу нельзя выходить до двадцати пяти лет, сильно разошлись, ей пришло в голову, так ли на самом деле важно не покидать дом, как ей внушали с детства.

О драконе она тоже думала. Двуглавый зверь и вправду выглядел страшным, хотя рассмотреть его она толком и не успела. Наверно, граф Орион очень смелый, если сумел приручить такую чудовищную тварь. Но как, должно быть, хорошо лететь на спине дракона! Весь мир внизу, вокруг только облака и ветер. А рядом граф Орион…

Служанка, понятия не имеющая, что творится в голове у её госпожи, смиренно стояла у дверей, потупив взгляд, и простояла бы так до утра, если бы Финора её не окликнула.

— Поди прочь, ты на сегодня свободна.

— Но его величество приказали не покидать вас ни на минуту! Времена нынче неспокойные.

— Ступай, я при тебе не смогу заснуть, — и Финора вложила в руку служанки немного денег. Та просияла, пожелала принцессе приятных снов и убежала, шурша юбками.

Финора с облегчением вздохнула: наконец-то она была одна. Навязчивая мысль о том, что её тайные грёзы видны служанке, не давала расслабиться весь вечер, и только теперь принцесса могла быть сама собой. Она переоделась в ночной халат, расплела причёску и накрутила волосы на мягкую заколку с проволокой внутри, чтобы завтра они снова были красивыми и волнистыми, потом подошла к трюмо и до глубокой ночи наносила на лицо разные снадобья, купленные у заграничных караванщиков, то затемняя, то высветляя веки, то подкрашивая брови тёмно-бурой пыльцой болотной лилии, и разглядывала себя в боковых створках зеркала.

Наконец это занятие наскучило ей. Умывшись, она погасила все свечи, кроме одной, и легла в кровать. Узкая жёлтая свеча в напольном канделябре горела ровно, не потрескивала и не роняла ни единой капли воска. Это была дорогая свеча с ароматом еловой смолы. Принцесса долго смотрела на неё, борясь с навязчивыми фантазиями, но вскоре сон победил.

То, что ей приснилось в ту ночь, Финора запомнила на всю жизнь. Ни до, ни после она не видела такого чудесного сна, и ни одно воспоминание из её реальной жизни не могло сравниться с ним по яркости и силе чувств. Ни до, ни после. Этот сон стал крещендо её жизни, и всё последующее время, что отвела ей судьба, принцесса вспоминала его как самое лучшее, что когда-либо с ней происходило.

Ей снилось, будто она встала с постели и неровными шагами, покачиваясь, будто пьяная, прошла через всю комнату и остановилась у окна. Оно мешало ей, было преградой, и принцесса раскрыла обе створки. Ночной парк манил её, свежий воздух кружил голову, и она взобралась на подоконник, а потом, ничуть не боясь высоты, плавно соскользнула вниз. Почти так же, как сегодня сделал это граф Орион.

Вот только не было у неё верного дракона, который подхватил бы её и унёс в чужие края, и Финора упала на каменные плиты под окном. Но не так, как падает тяжёлое человеческое тело, а медленно, словно осенний лист. Падение ничуть не повредило ей, и едва коснувшись плит, она поднялась и сделала то, о чём тайно мечтала всю жизнь — со всех ног побежала по лужайке. Подол халата путался в ногах, и она подобрала его.

Добежав до середины, остановилась и посмотрела вверх. Каким красивым и разноцветным было звёздное небо! Совсем не таким, как из окна. Финора впервые увидела розовые, сиреневые и зелёные звёздные скопления; туманности, тёмными и светлыми облаками наплывающие друг на друга; неизмеримо далёкие галактики, вдруг ставшие близкими — ярко-синие, красные, жёлтые, похожие на глаза огромного животного, может быть, дракона; белые и зелёные кометы, бороздящие космические просторы, и с детства знакомые звёзды, неестественно огромные и ослепительно сияющие на фоне всего этого великолепия.

Ночное небо звало её, заманивало беззвучной песней красок и таинственными глубинами, и принцесса удивилась, что раньше не замечала этой красоты. Из окна небо ночью было чёрным с мелкой сетью звёздочек, и всё. Ни галактик, ни туманностей, ни комет. Неужели виноваты оконные стёкла? Много раз она видела картинки в звёздном атласе, но там они были серыми и скучными, а если где попадалась цветная, то не шла ни в какое сравнение с настоящим небесным пейзажем.

Принцесса подумала: а что, если не только небо, но и весь мир такой же красочный, волшебный и бесконечный, просто ей об этом не рассказали? Что, если её нарочно ограничивали с самого детства, забивая голову скучными книжными знаниями и скрывая настоящую правду о мире? Что, если детей не берегут, держа треть жизненного срока взаперти, а просто боятся, что они увидят мир таким, какой он есть? Может быть, после двадцати пяти какие-то знания навсегда закрываются от человека — те знания, что можно обрести лишь в раннем возрасте и под открытым небом? И закон написали так, чтобы никому не было доступа к этим знаниям?

Она перевела взгляд ниже — на деревья, кусты, траву и дорожки. Под сиянием звёзд всё поблёскивало и переливалось, и за каждым деревом, казалось, скрывается тайна. Глаза оленей, гуляющих по парку, светились из-за кустов, и Финора, прислушавшись, поняла, что тишина обманчива. На самом деле ночной парк источал множество звуков! То были приглушённые крики животных, не впавших пока в зимнюю спячку, треск веток под ногами оленей и шорох сухой листвы, и поверх обычных земных звуков доносились обрывки надмирного пения.

Мелодия захватила Финору. Минуту, а может, час — ибо время остановило свой ход — принцесса подпевала, медленно кружась на поляне, и этот одинокий танец был чудеснее всех дворцовых балов, а спальный халат — прекраснее любого платья. Финора выдернула заколку и бросила, и светлые волосы волной упали на плечи и спину.

А потом на миг стало темнее — над парком пронёсся крылатый зверь, и сердце принцессы заколотилось. Она замерла и прислушалась. Где-то треснула ветка, потом другая, и из зарослей вышел на свет человек. Его походка, очертания, одежда — всё было знакомым, и Финора внимательно вглядывалась в него, боясь ошибиться. Но чем ближе он подходил, тем меньше оставалось у неё сомнений: это был граф Орион!

Она стояла не двигаясь, и только глаза выдавали её чувства. А граф торопливо подошёл к ней, улыбнулся и взял за руки. Наяву она ни за что не простила бы ему такой неслыханной вольности, но во сне было можно всё, и она улыбнулась в ответ. Сейчас граф казался ей самым красивым существом на свете.

— Я рад, что ты поверила мне, — сказал он, и его голос прозвучал так чарующе, что у Финоры едва не подкосились колени. — Дракон не зря посмотрел на тебя — ты сумела правильно распорядиться его взглядом. И вот мы наконец-то вместе! Готова ли ты оставить в прошлом дворцовую жизнь? Лишь одно слово, и я унесу тебя в далёкие края.

— Да, — прошептала Финора.

Он без труда поднял её и понёс в темноту, и тут волшебное видение начало рассеиваться. Граф стал каким-то ненастоящим, звёздное небо превратилось в потолок, а деревья — в стены, и всё вокруг потеряло недавнюю глубину. Но объятия графа Ориона ещё не истёрлись из памяти, и принцесса, сидя на жёсткой постели, долго щурилась на свечу, вспоминая его тепло и сильные руки. Это было новое чувство — раньше принцессу никто никогда не обнимал. Ни наяву, ни во сне.