Агония любви (гет)

Когда-то, казалось, тысячи лет назад, ещё на её свадебном пиру и после, когда Рейегар застал её одну перед отъездом в Речные Земли, Эшара пообещала себе, что она в последний раз поддалась его умоляющим глазам, настойчивым рукам и бархатному голосу, так уверенно выводящему слова о любви. Она не сдержала своего обещания и осознала, что не сдержит, еще в тот мучительно-сладкий миг, как пришло запечатанное кровавым драконом письмо.

Королю исполнялось тридцать пять, затевался большой турнир. И её приглашали на празднество. Рейегар был привычно учтив, как и во всех письмах к ней, но в каждой фразе она видела лишь одно — просьбу, чтобы она приехала. Она не сумела ему отказать; даже если бы желала бы, не сумела бы. И виною тому стал бы не пожар в груди, который вызывала одна только возможность краткой встречи с ним, а то, что Эдмар обязательно бы настоял на посещении турнира. Они не могли не явиться на столь значимое событие, это выглядело бы странно.

Но Эшара и не хотела спорить, только — поскорее прожить эти полгода и оказаться в трепетных объятиях человека, по которому так томилось её сердце последние три года разлуки. Изменился ли он, прибавилось ли потускневших прядей в волосах, прочертились ли четче морщины в углах вечно грустного рта — столько вопросов, до того тлевших в её груди, подобно углям под золой, вырывались наружу и одолели её, превратившись в дикое, необузданное пламя. И она поняла — в этот раз не устоит вновь.

Его руки остались такими же сильными, но нежными. Как и сотни раз до этого, когда она была ещё совсем юной фрейлиной его супруги, они подхватили ее и понесли, сжимая, словно самый ценную ношу. Время было милосердно к нему, лишь, обернув лицо в плен ладоней, Эшара могла увидеть изменения в его чертах. Его дочери теперь было столько же, сколько было и ей, когда он впервые поцеловал её, а он оставался прежним, словно это случилось только вчера.

— Каждый миг без тебя казался пыткой, — прошептал он, и даже, если это было ложью, пусть бы было — Эшаре так хотелось это услышать. — Я не мог дышать. Одна только надежда на встречу с тобой освещала мой путь.

Она едва не засмеялась от эмоций, переполнявших её. После этих слов она могла бы забыть и о молодом муже, и об Элии, и о клятве, данной самой себе и ему. Только она забыла об этом сразу же, как только увидела его издали, в раздуваемом ветром чёрном плаще. За его спиной маячил её брат, но она и не заметила бы этого, если бы Эртур, её сын, не понёсся к нему, зовя по имени. Она видела только Рейегара, и боль в груди подтверждала то, что она не излечилась от него, даже замужеством и расстоянием.

— Ты так прекрасна, — повторял он, словно в забытьи, Эшара ловила поцелуями эти слова, слетающие с его губ, и улыбалась. Волосы падали ей на лицо, и он убирал их раз за разом, кожа её горела под его пальцами, словно бы они были солнечными лучами и прожигали её насквозь. С тем же упоением, ей чудилось, пламя ласкало то, что обречено обратиться пеплом. Элия говорила, что мотыльки, так отчаянно стремящиеся к огню, недолго будут над ним порхать, и Эшара вздрагивала от этих слов под её проницательным взором. Но это её не останавливало, она смеялась, что готова сгореть. Но, как оказалось, не была. Однако, отступить и улететь от света в ночи она тоже не могла.

Если бы пьяный воздух весны, пропитанной любовной отравой, не вскружил им головы в тот ложный год, всё было бы иначе. И она жалела о том, но не когда познавала все блаженство мира, изгибаясь на смятых простынях. Не влюбись в неё по дурости юный Эдмар Талли, ни за что б ей не выбраться из этого плена в другой, но уже не любовный, а тот, что она боялась с детства, — в плен брака.

— Не уходи, прошу, — Рейегар знал, что она уедет, потому что иного выхода не было, но все равно просил остаться. Возможно, для самого себя — чтобы тёмными ночами убеждать, что он исполнил всё, что мог. — Снова станешь фрейлиной при моей жене и будешь со мной? Мы вновь будем вместе, Эшара, — он умел произносить её имя так, что желание противиться отпадало сразу, сменяясь жаждой покориться его воле. Она хохотала ему в плечо и старалась не смотреть в глаза. Назад возврата не было.

Вдали гремела музыка, люди праздновали день рождения короля без короля; тот праздновал, но по-своему. За дверьми стоял Эртур, и Эшаре, когда она лежала в безмолвии на груди Рейегара, казалось, что она слышала его осуждающее дыхание. Она улыбалась так печально, словно бы Рейегар через поцелуй передал ей свою тоску. А он перебирал её волосы. И в в повисшей тишине хотелось раствориться.

— Я бы желал, чтобы ты осталась, — сказал он после, помогая зашнуровать платье. Эшара улыбнулась ему через плечо.

— Это просьба или приказ, мой король?

— Просьба. Но ведь даже приказа ты не послушаешь, а я не смогу тебя заставить, — в его голосе слышалась обречённость, и он прильнул губами к её шее, пока руки обвили талию. Раньше утра не отпустит — подумала Эшара и поцеловала его в висок. Ей и самой не хотелось уходить, но она рисковала большим, а потому и боялась сильнее.

— Я люблю тебя, — прошептала она, прислонясь спиной к его груди. И ей показалось, что Рейегар улыбнулся, очень печально и мимолётно. — Только этого всегда будет мало для счастья.